Белый камень. Золото.
Синяя река.
Серп кровавый с молотом.
Твёрдая рука.
Где же ты, империя?
Где железный щит?
Сталин где? Где Берия?
Брежнев крепко спит.
Гонки за лафетами
Нам не одолеть.
Ласками, приветами
Так уютна смерть.
Знайте, дети, – здорово
Жить, как жили вы.
Золото на олово
Разменяли мы.
Приближается час испытания.
Мирной жизни закончился срок.
С Божьей волей всё ближе свидание
И истории новый урок.
Вихри штормов и бурь бушевали
Над простором родной стороны.
Воедино собрать не пора ли
Все осколки великой страны?
Багров горизонт.
Уходим на фронт.
Ведёт нас труба,
Любовь и вера, и судьба!
Цветёт моя страна.
Настанет Победы весна.
И мы вернёмся, навстречу солнцу,
Воспрянем от чужого сна!
Встань и вспомни, кем ты был всегда!
Править нами обманом и подлостью
Не позволят ни предки, ни царь.
Русской правдою, честью и совестью
Мы сильны, наши братья, как встарь.
Дважды немца солдат наш отваживал.
Биты турок, поляк и француз.
Скандинав триста лет не захаживал.
Страшен бриттам российский союз.
Мы пойдём за колонной колонна.
Пусть над нами рокочет гроза.
Воля наша теперь непреклонна,
Смерти смело посмотрим в глаза.
Зря нацелена в сердце измена.
Наша верность, ты с нами всегда.
Перед Родиной склоним колена.
Пред врагами её – никогда!
Мне жаловалась мать,
Что жить одной нелепо,
Там, где была семья,
Остался только ад.
А у меня есть сад,
Клочок земли в Алеппо,
Вот за него-то я
И буду умирать.
Когда приносит нам
Горячий южный ветер
Дыхание пустынь,
И на зубах – песок,
Нам нестерпима синь,
Нам снится белый север,
Пульсирует висок
И не горчит полынь.
Всевышний навсегда
Велел лелеять землю.
И тихие слова
Он говорил не зря.
Как горизонт заря,
Они меня объемлют.
Они – как жернова
Сизифова труда.
Убрав мой виноград,
Я выслушаю предков.
И сделаю всё так,
Как повелел отец.
Нас побивает град.
Сжирает без объедков,
Мы знаем свой конец
И не хотим наград.
О, молоты войны…
Кующих сталь победы
Не разглядеть в дыму,
Не вынуть из могил.
Они давно мертвы —
Как боги Старшей Эдды.
Мы выбрали чуму.
Что выберете вы?
Мы – вертоград богов.
Обильной будет жатва.
И кровь, как виноград,
Созрела для вина.
Не наша в том вина,
Что эта божья жажда
Открыла двери в ад.
Я к этому готов.
Луну подали, как яблоко
На площади серебряном блюде.
Улицы светом обужены.
И ничего неизвестно о людях,
В домах собравшихся к ужину.
Миллионы ёлочных блёсток —
На стеклянной воде каналов,
В цветных аквариумах киосков —
Рыбы газет и журналов.
Автобус слизнул с ладони остановки
Последние бусины пассажиров.
В аптечной витрине тёмные полки
Мерцают огнём элексиров.
Утренним хлебом не пахнет пекарня.
И город игрушечный – только дунь,
Качается, как китайский фонарик,
Опущенный ночью в июнь.
Алмазных звуков в воздухе каменья
Уложены уже в такую рань.
Мороз звенит и правит филигрань
Шагов, свистков, ударов, криков, пенья.
Прозрачного стекла дрожанье и движенье
Невидимых мембран. И в гранях их
Пространство осязает отраженье
Звучаний, гул которых стих.
Но нервно вздрогнет рельс – и вдаль бежит мгновенье
Щелчком – в такую рань, в такую глушь.
И панцирь льда застыл в оцепененьи,
И голая земля – как пролитая тушь.
Здесь пыль перебивает запах голосов.
И в глубине мерцает дверца шкафа.
Безмолвны книги. Шеею жирафа
С камина вытянуто тиканье часов.
О, дух людей… К вопросам нет ответов.
Перед тобой растёт, зловещ и тих,
Бесформенный, ужасный дух предметов —
Жизнь мёртвого в пост-смертии живых.