В свои восемнадцать Ольга Суок выглядела красавицей. Яркие, живые глаза под широкими черными бровями, лицо греческой богини, черты мягкие, гармоничные, как с портрета Леонардо да Винчи. Плавная, женственная походка и величественная стать.
Симочка по-прежнему оставалась невзрачным лягушонком с по-детски щуплой фигуркой. Все настолько привыкли видеть в ней неказистую дурочку, что ни у кого не возникало и мысли о наличии у юной девушки хоть какого-то потенциала. Разве что Сима хорошо рисовала, но куда применить это умение, особенно без художественного образования?
Лидия вышла замуж за уважаемого человека, военного врача. Правда, ее семейное счастье продлилось недолго. Муж Лидии Густавовны погиб на фронте Первой мировой войны. Молодая вдова вернулась в родительский дом, где по старой памяти вновь взяла на себя роль наперсницы сестер.
Страну трясло от волнений. Война – всем надоевшая и бессмысленная – вносила дополнительную сумятицу и истощала едва трепыхавшуюся экономику. Голод и нищета все увереннее обосновывались в Одессе. В столь нелегкое время уроки музыки стали никому не нужны, и Густав Суок, чтобы прокормить семью, брался за любую посильную работу. Играть на скрипке около памятника Ришелье, положив перед собой шляпу, австрийцу не позволяла гордость. Он предпочитал таскать грузы в порту, после чего подолгу отлеживался с больной спиной. Девочки как могли помогали родителям. Как ни странно, несмотря на несправедливое распределение семейных благ, сестры дружили. Особенно Оля с Симой, в то время как Лидия держала марку строгой старшей сестры, но и то лишь для вида – она чувствовала свою ответственность за младших.
Одесса стремительно нищала. Из доступных развлечений были лишь бесплатные творческие вечера неизвестных молодых дарований и море. Черное море – единственное, что оставалось неизменным вне зависимости от обстановки в мире. Оно то шумело, поднимая высокие волны, то чуть слышно шептало, серебрясь на солнце или мерцая в лунном свете.
Сестры Суок любили проводить время на Ланжероне. Казалось, здесь, среди теплого песка и шелеста прибоя, время приобретало свойство застывать, и можно было выбирать любое на свой вкус. Эту способность времени Серафима впервые обнаружила в свои неполные десять лет и тут же поделилась открытием с сестрами.
– Волна бьется о мои ноги точно так же, как когда мне было четыре года! Помните, мы тогда всей семьей отдыхали в Отраде? Нам еще купили леденцы! – Сима даже почувствовала смородиновый вкус петушка на палочке и зажмурилась от удовольствия.
– Волны всегда бьются одинаково, на то они и волны, – авторитетно заметила Лида.
– Когда я вот так стою у кромки воды, я ощущаю себя так же, как и в тот день! Как будто бы мне четыре года и рядом папа и мама. – Сима любила тот свой период жизни из раннего детства, когда дела их семьи шли хорошо и они считались почти богатыми.
Лида с Олей переглянулись. Глупышка – чего от нее ожидать.
С тех пор, всякий раз бывая у моря в теплую погоду, Сима разувалась и заходила по щиколотки в воду. Она стояла, закрыв глаза, и вспоминала то свое лучшее время, где не было голода, тревог и неопределенности. Как будто бы она снова маленькая девочка – веселая и беспечная, с леденцом за щечкой.
Серафима устроилась на валуне, чтобы очистить прилипший к ступням песок, перемешанный с мелкими камешками. Девушка с сожалением отметила, что туфли совсем прохудились и на подошве вот-вот появится дыра. Других в этом году ей не видать, остается ждать ноября, когда похолодает и можно будет носить валенки. У Оли обувь на два размера больше, а то бы можно было уговорить сестру носить ее туфли по очереди.
Ветер нагонял тучи со стороны города, значит, с утра будет пасмурно. Сима задумчиво водила пальцами по песку, рисуя непонятные фигуры, ее сестры сидели поодаль, щурясь в лучах закатного солнца.
Вдруг палец наткнулся на что-то скользкое и блестящее, и Сима его одернула: не стекло ли? Она живо вообразила сочащуюся из раны кровь, отчего ее передернуло. Нечто маленькое, сиреневого цвета, лежало, присыпанное песком. Преисполненная любопытства, осторожно, будто бы боясь спугнуть, девушка стала откапывать находку.
Один, второй, третий… друг за другом стали появляться фиолетовые камешки. Это были бусы из… конечно же, из драгоценных камней!
В глазах Симы полыхнул огонек радости и надежды на лучшую жизнь. Вот оно – богатство, которое все изменит! Перепачканное в песке сокровище у нее на ладошке.
Девушка вообразила, как накупит себе новой одежды, а то надоело ходить в обносках! Ольге уже с шестнадцати лет покупают новую одежду не только потому, что их с Лидией фигуры отличаются. Ольга расцвела и заневестилась. И, как считали родители, Оле надо выглядеть прилично, чтобы показать «товар лицом». А она, Сима, донашивала гимназическое платье с чужого плеча. И еды! «Много-много еды!» – мечтала всегда голодная Сима.
Девушка бережно положила находку в карман и принялась рыть песок в том месте, где лежали бусы, – там определенно должно быть что-то еще. Сундук с сокровищами! Или кувшин с золотыми монетами. Как в сказке про трех братьев.
Найденной поблизости палкой Серафима перерыла песок вокруг счастливого места и, если бы валун не был таким тяжелым, заглянула бы и под него. От этого увлекательного занятия ее отвлекла Лида.
– Симочка, нам пора! Довольно в куличики играть! – голос старшей сестры звучал насмешливо, как обычно, когда она заставала Симу за каким-нибудь «глупым» занятием.
Солнце уже скрылось за большой плоской тучей. Начинались холодные сумерки. Серафима окинула взглядом перерытый участок, чтобы лучше его запомнить и продолжить поиски клада на следующий день.
– Смотри, что у меня есть! – не выдержала Сима перед сном.
Она показала свою находку Оле. Очищенные от песка, тщательно вымытые и вытертые камни играли фиолетовыми гранями в свете настольной лампы.
– Какая красота! – ахнула сестра. Ее рука тут же потянулась к бусам, чтобы их потрогать. – Откуда они у тебя?
– На пляже нашла! – гордо сообщила Сима.
– Надо отнести назад. Может, их кто-то потерял и теперь ищет.
– Вот еще! – не пожелала расставаться со своим сокровищем Серафима. – Я их в песке откопала. Небось сто лет прошло с тех пор.
– И что ты собираешься с ними делать? – продолжала допрос Ольга.
– Носить! – Сима нацепила на свою тонкую шейку бусы.
Сиреневый цвет отлично смотрелся с ее светлыми, как море, глазами, неизвестные камни приятно касались загорелой кожи, будоражили воображение и обещали нечто восхитительное. У девушки никогда не было никаких украшений, а тут сразу целые драгоценные бусы! Серафима даже усомнилась, стоит ли продавать такую прелестную вещицу.
– Вы еще не спите?! – в комнату заглянула Лида.
Прежде чем заметить бусы на младшей сестре, она увидела ее сияющий взгляд.
– Откуда взяла? – строго спросила Лидия.
– Клад нашла! – засмеялась Симочка.
– Какой еще клад? – нахмурилась старшая сестра.
«Никак кавалер завелся. Опять с этой глупышкой морока. Что за наказание!»
– Сима их на Ланжероне в песке откопала, – объяснила Ольга. – Как ты думаешь, Лид, что это за камни?
Узнав, что никто никаких видов на ее несовершеннолетнюю сестру не имеет, Лида смягчилась. Она с интересом принялась разглядывать бусы.
– Самоцветы какие-то. Похожи на аметисты, – выдала свое заключения Лидия, важно поправив очки.
– Как?! – сердце Симы упало.
Она рассчитывала минимум на александриты, то и дело рассматривала свою находку при разном освещении. Ей даже казалось, что бусы меняли цвет.
– Давай завтра сходим к Арону, спросим, – предложила Оля.
Ей стало жаль мгновенно сникшую сестренку.
Арон Фишман закрыл свой ювелирный магазин еще в прошлом году, когда Одессу охватила волна погромов. В тот раз он едва уцелел, укрывшись в доме сердобольных соседей. Его магазин на Софийской разграбили, разбили витрину и сломали все, что подвернулось под руку. Но кое-что у Арона осталось, и теперь он вел свой гешефт осторожно, совершал сделки по предварительному договору и лишь по протекции. В смутное время люди чаще обычного продавали и покупали драгоценности, не доверяя никакой валюте. Так что дела у Фишмана шли хорошо. Сестер Суок он знал давно, поскольку их отец Густав Генрихович обучал музыке его сына Мойшу.
– За эту вещь могу предложить два рубля, и то из уважения к вашему папе, – сходу назначил цену владелец ломбарда.
– Всего два? – дрогнули обветренные губы Симы.
– Они же красивые! – вступила в спор Ольга.
Она понимала, что бусам цена не слишком высока, но не настолько же низкая!
– Милые барышни, это аметисты. Самые обыкновенные. Они и раньше стоили сущие копейки, а теперь и подавно ничего не стоят. Людей интересуют драгоценности, чтобы сохранить свои капиталы, а безделушки вроде этих бус сейчас никому не нужны.
По залитой солнцем мощеной улице напропалую гуляло бабье лето. Обдуваемые морским бризом платаны величественно покачивали своими широкими кронами.
Ссутулившись и уткнувшись взглядом в землю, Сима понуро ковыляла вслед за сестрой. Если бы не гимназическая форма, то со спины ее можно было бы смело принять за старушку.
В это утро мир Серафимы Суок рухнул. Теперь никакого богатства, ни вкусной еды, ни нарядов. Ничего ей не видать как своих ушей!
Сиреневая нитка аметистов больше не радовала, а скорее вызывала досаду, как вызывают досаду поманившие в сказку и растворившиеся в дымке алые паруса.