Так у нас называли ракетчиков. Это тоже традиция – потому что их, типа, много. На самом деле механиков было больше настолько, что в механической боевой части был свой собственный замполит. Но кто же в здравом уме будет называть механиков на атомной подводной лодке «китайцами»? Механиков называли «маслопупами», «королями говна и пара», «мазутами» и прочими более уважительными названиями.
По традиции, каждому молодому офицеру на корабле выдавали наставников из числа старших: одного по специальности и другого из механиков, по устройству корабля. Наставники учили молодого офицера хитросплетениям корабельных взаимоотношений, традициям экипажа… Ну и специальности, заодно. Если вы думаете, что взаимоотношения на подводных лодках просты и основываются на известной армейской аксиоме «я начальник, ты дурак», то вы совсем ничего не знаете о взаимоотношениях на подводных лодках. Специфика службы накладывает на них столько особенностей, что постороннему неопытному взгляду совсем не понять, почему одного капитана третьего ранга можно называть «гидромайор», а другого – нет, и почему одному командиру, когда он говорит, смотрят в рот и при этом нервно дышат, а второму просто подчиняются, потому что так положено по уставу.
Как-то пристегнули ко мне двух молодых «китайцев» – Сергея и Олега. Оба были весёлыми и умными парнями с задором в глазах и романтикой в душах. В общем, довольно годный материал для ковки из них настоящих подводников. Они быстро сдали зачёты по специальности, потому как были умны и хорошо подготовлены, и оставалось им только домучить меня, чтоб стать полноценными членами экипажа.
К Новому году они планировали всё это устаканить уже.
Сижу я ночью, положив ноги на пульт (не на ракетный) и укутавшись в тёплый ватник. Дежурю по кораблю. Вдруг слышу дружный топот и задорный смех на трапе в девятнадцатом отсеке. Высовываю туда своё любопытное по долгу службы жало и вижу стадо из трёх ракетных мичманов и двоих моих подопечных, которые радостно бегут наверх с красными от предвкушения рожами, бросательным концом и спасательным жилетом.
– Стоять, бизоны! В центральный пост шагом марш! – даю им команду.
Вваливаются. Стоят нетерпеливой кучкой и нервно сучат задними и передними конечностями.
– Так, – говорю я, поглаживая «товарища Макарова», – куда мы так радостно бежим в час ночи и почему не делимся радостью со старшим, в данный момент, на борту товарищем?
– Эта! – улыбается Сергей. – Олег сказал, что ему вполне себе неслабо поплавать с кормовой надстройки в море!
– А мы ему не верим! – радостно добавляет мичман Иван.
Я смотрю на календарь. И точно, предчувствия меня не обманывают – ноябрь.
– Скока выпили?
– Да так, для аппетита по стаканчику, Анатолич! Ни в одном глазу, почти!
– А бросательный зачем у вас в руках, Сергей?
(Это такая верёвка с кистенем на конце, с помощью которой подают швартовые).
– Ну, к ноге ему привяжем, а то мало ли – холодовой шок или ещё чего!
– Ну, то есть, вы понимаете, что мало ли что может случиться?
Кивают.
– А чего тогда конец этот на шею ему сразу не привяжете?
Молчат и пожимают плечами. Понимаю, что аргументированный спор мне с ними вести лень.
– Значит, мы сейчас поступим так. Снимаете свои ватнички и тапочки и складываете их вот здесь в уголочке. Сюда же складываете спасательный жилет и бросательный, а сами быстренько разбегаетесь по своим ракетным берлогам, и, чтоб, когда я буду осматривать отсеки через двадцать пять минут, я вас там не видел и не слышал. Иначе завтра всю вашу дружную компанию выдаю старпому на растерзание и похуй, что вы обо мне там подумаете.
– А как же мы без тапочек пойдём?
– В носках, очевидно же.
Пороптали всего пять минут, но сложили своё барахло и понурые убрели.
К двум на отдых прибыл командир (стоял дежурным по дивизии). Увидел эту подозрительную кучу в углу центрального.
– Эдик, а что это за… такое?
Ну вот что ему ответить, а?!
– Да отрабатывали учение «Человек за бортом», тащ командир! Вот. Убрать не успели.
– Эдуард, ну ты дурак, что ли? Ноябрь месяц же, какой человек? За каким бортом?
Командир всегда, когда злился, называл меня «Эдуардом». До сих пор не очень люблю, когда меня так называют.
– За нашим, – говорю, – бортом. Человек условный, конечно же.
– Вот вам что, делать тут нехуй совсем? Приборку бы лучше сделали!
– Так сделали и приборку!
– Ещё бы одну сделали! Приборок много не бывает! А если бы кто за борт сорвался? Вот ты же опытный офицер, ну как такая хуйня в голову твою попала?
И тут, конечно, во мне вскипела гордость и обида. Захотелось прямо сдать этих упырей с их же потрохами и рассказать командиру, какой я на самом деле молодец, умница бдительный и всёвотэтовот.
Но. Сам погибай, а товарища выручай – тоже традиция на флоте, поэтому стою и краснею, потупив взор. Ну, думаю, педики, сдадите вы у меня зачёты по устройству корабля теперь! Заебётесь теперь, думаю, меня кормить, поить и всячески обхаживать! «Китайцы», сукасраныекозлы.
Сдали, правда, в декабре. Я ж хоть и горяч, да отходчив.