Через пятнадцать минут старший инспектор Ричард Робертс и я одновременно оказались на углу моего дома. Он затормозил и опустил водительское стекло.
– Добрый вечер, профессор. Я так рад, что вы решили присоединиться ко мне.
Вообще-то дело обстояло совсем наоборот, и я уже собиралась сообщить ему об этом, когда инспектор Робертс продолжил:
– Еще один человек отправлен, и нам требуется ваше экспертное мнение при осмотре места преступления.
Ощутив, что земля внезапно уходит из-под ног, я не сразу нашлась с ответом.
– У вас есть официальное предписание?
– Да, – ответил он после еле заметного колебания.
– Поэтому я не могу отказаться?
Еще одна пауза, полная неуверенности.
– Нет.
Я сделала медленный глубокий вдох и тяжело выдохнула, наблюдая, как перед мысленным взором пролетает и исчезает в небытии вся запланированная мной на завтра работа.
– Что ж, если у вас есть официальное предписание…
По крайней мере, Сьюзен будет довольна.
К моему ужасу, инспектор Робертс водил все тот же обшарпанный автомобиль, что и год назад, и моя брезгливость усилилась в разы, когда я распахнула пассажирскую дверь и на меня хлынул все тот же дух мокрой псины, который изводил меня в прошлом. Инспектор Робертс поспешно сгреб в кучу мусор с пассажирского сиденья и перекинул назад, и я, фыркнув, уселась в машину.
– Рад снова видеть вас, – сказал инспектор Робертс, заводя мотор. – А вы ни капельки не изменились.
Я бросила на него взгляд искоса – он тоже не изменился: поношенная синяя рубашка по-прежнему туго обтягивала объемистый живот, а темные круги под глазами стали еще заметнее. И тем не менее, к своему собственному удивлению, мне пришлось признать, что я тоже рада его видеть.
– Смотрю, вы все еще носите костюм вашего отца.
Я не стала комментировать этот сияющий очевидностью факт, но инспектор Робертс продолжал кидать на меня взгляды, словно ожидая ответа.
– Это был вопрос?
– Нет, но я переформулирую фразу – почему вы все еще носите костюм отца?
Я задумалась.
– Потому что это очень дорогая вещь.
– Ну да, его же пошили на Сэвил-Роу.
– Нет, я имела в виду, что он дорог мне, потому что достался от отца.
– А-а-а, – понимающе выдохнул инспектор Робертс.
Я сосредоточила взгляд на расстилающейся впереди дороге, но боковое зрение сообщало, что он по-прежнему смотрит на меня, поэтому я сменила тему разговора:
– Так что там с отравлением?
Инспектор Робертс согнулся на сторону, нащупал в кармане телефон, вынул, коснулся экрана и протянул мне.
– Но тут говорится о «вероятном отравлении» в Сохо, – заметила я, прочитав сообщение.
– Верно.
– Значит, возможно, это и не отравление?
– Не узнаем, пока не доберемся туда.
Я громко прищелкнула языком – возможно, я напрасно согласилась на эту авантюру.
– Давайте сосредоточимся на слове «отравление», – продолжал инспектор Робертс. – Вам же интересно, признайте.
Я снова прищелкнула языком и заметила:
– Уже первый час ночи.
– Однако же вы сидите в моей машине, сна ни в одном глазу, а я ведь помню, что в прошлом году вы сообщили, что по натуре жаворонок.
Я правда так сказала – инспектор Робертс тогда допрашивал меня по поводу убийства, и распорядок дня стал моим алиби. Но сейчас я предпочла захлопнуть рот на замок, потому что, строго говоря, жаворонком не была.
Въезд на Бервик-стрит был перегорожен аварийно-спасательным транспортом, так что инспектор Робертс припарковался за полицейским фургоном на Уордор-стрит, и мы срезали путь через переулок. До места преступления дошли как раз в тот момент, когда носилки с пострадавшим вкатили в машину «скорой помощи», однако она так и осталась стоять посреди дороги, что означало, что пациент находится в очень тяжелом состоянии.
Еще дальше, за «скорой», полицейский обводил сигнальной лентой периметр, включая книжный магазин с разбитой витриной. Около нее какая-то женщина вела напряженный разговор с мужчиной, который сердито тыкал руками в направлении магазина.
Инспектор Робертс показал значок полицейскому, который останавливал каждого, кто пытался пройти по улице, и мы направились в сторону «скорой».
– Не видите детектива Ханну? – спросил инспектор Робертс. – Он молодец, сразу оцепил место преступления и даже каким-то образом выманил сюда судмедэкспертов, хотя обычно они не торопятся приезжать.
Я взглянула на женщину, все еще погруженную в горячий спор. Я не слышала, что она говорит, но ее собеседник постепенно успокаивался. С каждой следующей фразой гнев утихал, пока наконец поднятые плечи не расслабились. Тогда женщина взяла его под локоть, довела до полицейской машины, помогла усесться, а сама обратилась к стоявшему рядом сотруднику. Выглядела она как человек, обладающий авторитетом, и дело было не в строгом брючном костюме и устойчивых ботинках высотой по щиколотку, а в полных уверенности осанке и развороте плеч.
– Не думаю, что тут распоряжается детектив Ханна, – заметила я.
– Да он должен быть где-то поблизости. Сейчас вызвоню его. – Инспектор Робертс ткнул пальцем в экран телефона и поднес его к уху. – Странно, не берет. Я был уверен, что он на работе.
Я повернулась к женщине – она все еще разговаривала с полицейским.
– А кто это там?
Инспектор Робертс тоже повернулся.
– Понятия не имею. Может, журналистка? Пронырливая, видать, особа, раз оказалась здесь посреди ночи в поисках сенсации.
Словно услышав его, женщина повернулась и направилась к нам походкой человека, который распоряжается в сложившейся ситуации.
– Старший инспектор Робертс? – окликнула она, подойдя ближе.
– Он самый, – отозвался он. – А вы?
– Детектив Чемберс.
– Кто?
– Детектив сержант Чемберс.
Инспектор Робертс снова обшарил глазами улицу.
– Вы из вестминстерского отдела? Где ваш старший? Должен отдать ему должное – отличную провел работу по быстрому оцеплению места преступления.
При этих словах детектив Чемберс замерла на месте.
– Он? – Она сложила руки на груди. – А-а-а, вы из этого поколения.
Инспектор Робертс озадаченно нахмурился:
– Простите, не понял.
– Из этого поколения, – повторила она, – поколения старых копов-женоненавистников. Что ж, для вас станет открытием и, несомненно, предметом разочарования тот факт, что женщины-полицейские тоже способны быстро оцепить место преступления.
Инспектор Робертс открыл рот и снова его закрыл. Я окинула детектива Чемберс быстрым взглядом и тут же зацепилась за рисунок на ее блузке. Что там были за цветы? Oxalis acetosella f. rosea? Anemone nemorosa? На таком расстоянии не получалось разобрать.
– Простите, что? – снова повторил инспектор Робертс.
– Вот именно. Вам есть за что просить прощения, как и всему вашему поколению.
Воцарилась тишина – настолько неловкая, что даже я это поняла. Взглянув на инспектора Робертса, увидела сдвинутые к переносице брови и скривившиеся губы – явные признаки замешательства.
– Так это вы оцепили место преступления? – наконец спросил он.
– Да, я. И сделала срочный запрос на судмедэкспертизу. В подобных случаях счет идет на минуты. А поскольку вас пришлось так долго ждать, я решила, что стоит начинать процедуру.
– А вы меня ждали?
– Так точно, сэр.
– Почему?
– Потому что я ваш новый сержант. Меня вчера перевели из Кардиффа.
– Но у меня уже есть сержант в подчинении.
– Детектив Ханна подал прошение о переводе, и теперь, наверное, я понимаю почему. Он уехал в Манчестер, а меня прислали ему на замену. А вам никто не сообщил?
Глядя на совершенно растерявшегося инспектора Робертса, я почти начала ему сочувствовать. В наступившей тишине они пристально изучали друг друга: инспектор Робертс – объятый изумлением, детектив Чемберс – преисполненная уверенности. А я стояла рядом, переводя взгляд с одного на другого, и пыталась понять, как долго продлится это противостояние. Наконец я театрально громко откашлялась, инспектор Робертс отмер и взглянул на меня так, словно я только что вытащила его из горящего здания.
– Это профессор Роуз. Она специалист по токсикологии растений, – сообщил он.
– Я знаю, кто такая профессор Роуз. – Детектив Чемберс приподняла бровь. – Значит, это правда – вы в самом деле одеваетесь как старый дед.
Я опять взглянула было на нее – и меня вновь отвлек узор на ее фиолетовой блузке. Определенно, это была Oxalis acetosella f. rosea, кислица. Переведя все-таки взгляд на лицо детектива Чемберс, я поняла, что никогда бы не подумала, что подобная женщина наденет блузку с цветочным принтом, – слишком уж серьезный был у нее вид.
Она взглянула на свою грудь, потом на меня и произнесла:
– Не буду предлагать обменяться рукопожатием, профессор. Знаю, вам не нравится, когда к вашей руке проявляют неуместный интерес.
Детектив Чемберс была права – шрамы до сих пор покрывали изуродованную в прошлом году руку. Мне давно стоило привыкнуть к этому, привыкнуть к реакции окружающих, но в моем случае время оказалось неважным лекарством, оно не излечит покалеченную кисть, которой суждено навеки оставаться напоминанием о моей безрассудной глупости.
Так что я спрятала руку в карман.
– В вашем сообщении говорилось, что жертва отравлена. А есть еще какая-то информация?
– Пока нет, – ответила детектив Чемберс, глядя на «скорую». – Мы знаем только, что его нашли лежащим без сознания, со шприцем, воткнутым в шею, на пороге магазина. Я предположила, что в шприце находится яд.
– Предположили? – уточнила я.
Она повернулась ко мне.
– Предположила, сделала вывод, пришла к заключению – как вам больше понравится. В чем я уверена, так это в том, что это не физиологический раствор, судя по тому, в каких конвульсиях бился пострадавший.
– А когда произошло нападение?
– Мы не знаем. Владельцу магазина позвонили из охранного агентства примерно сорок минут назад, поскольку кто-то разбил витрину. По прибытии он обнаружил пострадавшего и позвонил «999».
– Это его вы посадили в полицейскую машину?
Мы все синхронно обернулись в ту сторону.
– Он слегка расстроен, – пояснила детектив Чемберс. – Хочет подмести осколки и заколотить окно, чтобы никто не обнес магазин. Мне пришлось втолковать ему, что это невозможно, пока судмедэксперты не закончат тут, и я подумала, что ему будет спокойнее, если он подождет в машине.
На мой взгляд, хозяин магазина спокойным не выглядел. Он был явно потрясен – что неудивительно, вряд ли ему раньше приходилось спотыкаться о человека с торчащим из шеи шприцем.
– Что ж, – произнес инспектор Робертс, – я ценю то, что вы сделали, но дальше беру дело в свои руки. Уже поздно, вы можете ехать домой.
– Я остаюсь.
– Езжайте домой.
– Я остаюсь… сэр.
Поняв, что назревает еще один поединок характеров, я направилась к машине «скорой помощи». Никого не увидев рядом, пришла к выводу, что весь персонал находится внутри, а значит, ситуация критическая. Поколебавшись, я постучала. Конечно же, мне никто не ответил, поэтому я открыла дверь и заглянула внутрь – а там творился полнейший хаос. Я видела только спины парамедиков, почти навалившихся на носилки. Один прижимал кислородную маску к лицу бьющегося в диких судорогах пострадавшего, другой рукой пытаясь удержать торчащий из его шеи шприц. Второй парамедик прижимал пострадавшего к носилкам собственным весом, одновременно пытаясь уклониться от бьющих по воздуху рук и ног. И все это сопровождалось утробным ревом существа, которое отчаянно, из последних сил пыталось вырваться из глубин ада.
– У него делирий, – сказала я. Меня не услышали. – Он испытывает жестокий приступ несомненно чудовищных галлюцинаций, – заявила я громче. – И их, вероятно, вызывает содержимое шприца.
Один из парамедиков обернулся, взглянул на меня и отвернулся обратно.
– Ему требуются нейролептик и успокоительное! – крикнула я. – У вас есть галоперидол или рисперидон?
Парамедик снова обернулся в мою сторону.
– А вы врач?
– Я профессор токсикологии.
– Вы уверены, что у него галлюцинации, а не судорожный припадок?
Я быстро прикинула в уме.
– Уверена на восемьдесят два процента. Стопроцентную уверенность даст только анализ содержимого этого шприца.
Парамедик кинул взгляд на меня, а потом снова на бьющегося в припадке пациента.
– Восьмидесяти двух процентов достаточно. Лекарство в том шкафчике, но вам придется ввести его самой, потому что если я отпущу пациента, шприц выпадет из его яремной вены и случится обильное кровотечение.
Я залезла в машину.
– Ну, это в наши планы не входит, так?
Пара секунд – и парамедик закатал рукав пациента и опустил его руку так, чтобы я могла ввести лекарство. Второй парамедик по-прежнему прижимал пострадавшего своим весом, придерживая кислородную маску на его лице и шприц в шее, так что его лица я не видела и понятия не имела, кому оказываю помощь. Я видела только бьющееся в конвульсиях тело и слышала яростный рев существа, испытывающего острую муку. Потребовалось время, чтобы его мускулы наконец расслабились, а рев превратился в стон, и лишь еще несколько минут спустя парамедики сочли безопасным отпустить пострадавшего. Когда они наконец поднялись на ноги, я разглядела того, кто лежал на носилках: это был мужчина немного старше тридцати, мускулистый, с шапкой светлых волос, светлыми бровями и щетиной, но сильно загорелый. Неброская одежда была явно хорошего качества – светлая льняная рубашка, распахнутая до середины груди, подкатанные у щиколоток штаны, мягкие кожаные лоферы, кожаный пояс и очень дорогие часы. На лондонца он совершенно не походил: слишком ухоженный, слишком загорелый, слишком идеальный. Такому было место где-то на яхте на юге Франции, а не в загуле по ночному Сохо.
– И что же мы тут имеем?
Я обернулась и у дверей «скорой» обнаружила детективов Робертса и Чемберс.
– Не знаю, сэр, – ответила детектив Чемберс, – документов у него при себе не оказалось.
– Его обчистили?
– Если так, то почему не взяли часы?
Инспектор Робертс издал долгий смешок, который, как я выяснила на опыте, означал, что его не устроил ответ.
– В самом деле, почему? – переспросил он, залез в машину и склонился над пострадавшим. – Симпатичный парень. И при деньгах, судя по часам.
Детектив Чемберс тоже втиснулась в машину, пристроившись рядом с инспектором Робертсом.
– Что-то во всем этом есть знакомое, не так ли, сэр?
– То есть? – взглянул он на нее озадаченно.
– Я ознакомилась с вашими предыдущими делами, чтобы понять, хочу ли работать под вашим началом, и сегодняшнее происшествие кое-что мне напомнило.
– Вы ознакомились с моими предыдущими делами?
– Так точно. – Густые брови инспектора Робертса сошлись на переносице. – Статистика расследований у вас неважная, да… сэр?
– Как бы то ни было, – заметил он, проигнорировав последнее замечание, – примечательно, что моего согласия никто не спросил.
– А согласие суперинтенданта не считается?
Эти игры в царя горы мне надоели, и со словами «Давайте-ка выйдем из машины и позволим этим джентльменам выполнять свои обязанности, хорошо?» я подтолкнула их обоих к выходу.
Оказавшись снаружи, инспектор Робертс повернулся к детективу Чемберс:
– Отправляйтесь с ними в больницу и позвоните, если будут какие-то изменения. – А когда «скорая» отъехала, добавил: – Ну вот, теперь ничто не будет отвлекать нас от расследования.
Не большой мастер читать по чужим лицам, даже я поняла, что он злится и старается это чувство скрыть.
– Какова вероятность, что этот молодой человек упал в тот же момент, когда вещество попало ему в кровь? – спросил он.
– Зависит от яда. В данном случае я на восемьдесят два процента уверена, что ему вкололи какой-то галлюциноген. В «скорой» он продемонстрировал все признаки психотического делирия, так что яд какое-то время уже циркулировал в организме.
– Тогда он, возможно, откуда-то пришел, прежде чем рухнул у дверей магазина, – рассудил инспектор Робертс. – Но откуда – мы узнаем только после того, как просмотрим записи с камер. – Он взглянул на Уокерс-корт в конце Бервик-стрит. – Там на стене есть одна, вот с нее и начнем.
Он повернулся в поисках кого-то из полицейских, но в пределах видимости нашелся только один – тот перекрывал конец улицы, пока судмедэксперты занимались своей работой.
– Похоже, придется справляться в одиночку.
– У вас же есть сержант.
– Правда? Я вот в этом не уверен.
Мне уже не терпелось отправиться домой – мне предстоял ранний подъем, – но инспектор Робертс, похоже, не горел желанием уходить. Он помедлил на углу Питер-стрит, засунув руки в карманы, и по привычке что-то гудел под нос.
– Чего мы ждем? – поинтересовалась я.
– Может, выпьем по чашечке чая?
Я демонстративно взглянула на наручные часы.
– Вы в курсе, который сейчас час?
В кафе стоял запах жарящегося бекона, как бы заявляющий «нахваливай или проваливай». Я этот запах находила отвратительным, особенно в два часа пополуночи. К моему удивлению, все места были заняты молодыми людьми, облаченными в причудливую одежду и причудливо накрашенными; они поглощали овсянку и хлопья. Единственные два свободных места обнаружились в конце длинного общего стола, я посмотрела на них с сомнением, но инспектор Робертс решительно направился к ним. Усевшись, он кивком пригласил меня войти, наконец, внутрь и присоединиться к нему. Я все еще колебалась: в кафе было слишком много людей и слишком шумно, но все-таки, сделав глубокий вдох, заставила себя пересечь переполненное заведение.
– Почему они завтракают в середине ночи? – спросила я, опускаясь на стул.
– Они только что проснулись.
– Они работают в ночную смену?
На это инспектор Робертс непонятно почему рассмеялся.
– Нет, они завсегдатаи клубов и собираются на клубные тусовки.
– Понятно, – ответила я, ничего не поняв.
Инспектор Робертс заказал два чая и, к моему замешательству, классический британский бургер с беконом.
– Знаете, вам стоит быть посдержаннее, – заметил он, когда официант ушел.
– Посдержаннее?
– Да, с детективом Чемберс. Вы слишком уж откровенны. Сомневаюсь, конечно, что она сильно против – она явно благоговеет перед вами, – но стоило бы делать намеки поизящнее.
Я совершенно не понимала, что он имеет в виду.
– Я совершенно не понимаю, что вы имеете в виду.
– Вы пялились на ее грудь.
Потрясенная, я издала протестующий вопль.
– Неправда! Я пыталась опознать цветы на ее блузке!
– Конечно-конечно, – издал смешок инспектор Робертс. – Но как я уже сказал, сомневаюсь, что она была против. Вы ей явно больше по душе, чем я. Эта ее шпилька про женоненавистничество… Прозвучало обидно, особенно от младшего по званию сотрудника. Я вообще-то не женоненавистник.
Официант принес заказ, и я сердито пригубила свой чай.
– Я сказал, я не женоненавистник.
Я мазнула бумажной салфеткой по губам.
– Ладно, – продолжил он, – мы все имеем право иногда вляпаться в какой-то -изм, но когда такое происходит случайно, окружающим стоит проявить великодушие и закрыть на нашу оплошность глаза.
Я энергично отряхнула лацкан пиджака.
– Ну, в любом случае я знаю, что не женоненавистник. Если бы я выдал что-то даже отдаленно сексистское, дочери в наносекунду призвали бы меня к ответу.
Он взял бургер обеими руками и откусил огромный кусок.
– Я не пялилась на ее грудь.
– Как скажете, – отозвался инспектор Робертс, пережевывая откусанное. – Знаете, в последнее время я замечаю, что молодые офицеры все чаще высказывают обо мне подобные предположения. Ладно бы они просто считали меня копом-старпером, отставшим от жизни, – с того прошлогоднего дела они в принципе стали относиться ко мне по-другому. И пусть никто не осмеливается сказать мне это в лицо, я понимаю, что моя репутация изрядно подпорчена.
– Может, вам стоит есть помедленнее?
Инспектор Робертс вскинул кустистые брови, глядя на меня.
– Это вы сейчас серьезно?
– Да. Вам стоит пережевывать пищу, а не глотать куски. Лучше всего тридцать два раза, но сгодится и двадцать пять. Чем больше вы жуете, тем медленнее едите и быстрее насыщаетесь.
Он похлопал объемистый живот.
– Намекаете, что я прибавил пяток фунтов, профессор?
Я отпила чаю.
– Не удивлюсь, если она вычитывала мои старые дела, чтобы на чем-то меня подловить, – продолжил он. – Доказать, что она лучше меня, умнее. Что мозги у нее свежее и острее. И когти тоже.
Я поразмыслила над его словами и пришла к выводу, что в самом деле детектив Чемберс – та еще колючка, но эти колючки не заметны с первого взгляда, пока не заглянешь поглубже. Как у Berberis thunbergii f. atropurpurea – красивого растения с пурпурными листьями, за которыми прячутся шипы, чей укол безвреден, но очень болезнен.
– Барбарис, – произнесла я вслух разговорное название этого растения.
– А?
– Она барбарис.
– Барбара? Разве ее так зовут?
– Понятия не имею.
– Но вы только что сказали «Барбара».
– Нет. Барбарис. Прозвище. Отец предложил мне давать людям прозвища, когда…
– В общем, неважно, как ее зовут, – инспектор Робертс закинул в рот остатки сэндвича и вытер подбородок, – она, видимо, считает меня замшелым копом, отставшим от времени, которому пора в отставку. Наверное, она из тех борцов за прогресс, которые не хотят видеть в полиции никого старше пятидесяти. Я уверен… эта юная леди хочет занять мое место и будет добиваться его всеми правдами и неправдами. – Он махнул рукой официанту. – Кто бы мог знать, что сэндвич с беконом в два часа ночи – это такое объедение? Я бы и от второго сейчас не отказался.
Давать людям ботанические прозвища мне еще в детстве предложил отец, когда стало понятно, что я с трудом запоминаю лица и имена. Впервые встретившись с инспектором Робертсом, я дала ему прозвище Тополь, по латыни Pópulus, поскольку его пух, собирая пыльцу других растений, становится источником аллергии и сопутствующих ей неприятных симптомов – слезящихся опухших глаз и першения в горле.