Олег не дошел пары шагов, видимо, заметил страх в моих глазах. Протянул шило и с лукавой полуулыбкой предложил:
– Ненавидишь этот праздник, так сожги его в камине, уничтожь все приметы, поквитайся.
Я несколько раз хлопнула ресницами, потом перевела взгляд на воздушные шарики, и в моей душе разлилось ликование. Да! Я это сделаю. Я поквитаюсь за ту боль, что выжгла мне сердце, за мокрую подушку, за морщинки вокруг глаз, за пустоту и холод последних восьми лет.
Выхватив из рук мужчины шило, я подбежала к ближайшему красному сердцу, потянула его за нитку, крепко ухватилась и всадила прямо в центр острие. Раздался оглушительный «бум» и в моих руках остались лишь красные ошметки резины. А меня будто наполнили гелием. Я буквально летала по просторному помещению и не успокоилась, пока не лопнула все дурацкие шары.
Когда ни одного целого не осталось, я еще раз осмотрелась. Без этих красных пятен дом Олега выглядел удивительно уютно. Архитектор и дизайнер знали свое дело: штукатурка на стенах теплого оттенка топленого молока, мощная грубая паркетная доска под орех на полу, мебель в тон добротная и невычурная. Это был дом моей мечты, но мечтать не вредно, говорят…
Олег наблюдал за моим вандализмом и не вмешивался. Только когда я замерла между диваном и обеденным столом, сервированным на две персоны, он подошел к лестнице и оторвал от перил плакат.
– Хочешь его сжечь? – спросил он осторожно, как будто с душевнобольной разговаривал.
Я усмехнулась про себя, представив, как выгляжу со стороны, с остервенением уничтожая следы четырнадцатого февраля. Но плакат я все же забрала из его рук и, разрывая на ходу плотную бумагу, устремилась к камину. Смотреть, как корчатся в огне скомканные мной обрывки постера, было еще приятнее, чем слышать взрывы лопающихся шариков.
Я сидела прямо на мягком бежевом ковре в метре от камина и с наслаждением вдыхала аромат горящего дерева, слушала треск огня. Олег присел рядом, но не вторгся в мое личное пространство, оставив между нами достаточную дистанцию, чтобы я не чувствовала себя в ловушке.
«Он чуткий», – сделала вывод, а мужчина протянул мне открытку в виде сердечка.
– Можешь тоже сжечь, – сказал он. Я обрадовалась, несмотря на усталость после войны с воздушными шариками, во мне все еще оставались искры ярости и злости. Я уже готова была порвать валентинку и бросить ее в огонь, но заметила во взгляде Олега тоску, может, конечно, показалось, но я опустила руку с открыткой на колени.
– Ты не против, если я сначала прочту? – спросила я, неожиданно переходя на «ты». В конце концов, этот мужчина стал свидетелем, как я прикончила более сотни шаров, кажется, он заслуживает доверия.
На мой вопрос Олег удивленно приподнял бровь и кивнул.
Я раскрыла бумажное сердечко и прочла надпись, сделанную аккуратным ровным почерком: «Маша, я очень долго тебя искал. Будь моей. Олег»
Это было искренне и трогательно. Без пафосных слов о вечной любви и верности. Меня, конечно, тут же захлестнули сомнения, ведь он меня не знает, с чего взял, что искал именно меня. Но слова все равно тронули, даже глаза защипало. Чтобы скрыть нахлынувшие чувства, я швырнула открытку в камин и резко встала.
– Пить хочется, – сообщила я мужчине голосом охрипшей вороны. Он посмотрел на меня снизу вверх, и я точно увидела в его взгляде обиду. Но когда он одним плавным движением поднялся, на его лице уже была маска полнейшего равнодушия. Он поманил меня на кухню и предложил, взяв в руки пузатую бутылку:
– Давай выпьем!
– Сейчас только девять утра! – возмутилась я.
– Представим, что мы аристократы! И я разрешу тебе разбить бокалы после первого тоста… – хитро прищурившись, улыбнулся мне Олег.
Это было очень заманчивое предложение, и я приняла протянутый мне бокал.