Перри
Первая выездная игра в этом сезоне прошла отлично, парни переиграли противников на две шайбы. Это был неплохой результат, учитывая, что вчера большая часть команды провела ночь в одном из баров Роли.
Пытаясь погасить тревогу в груди, я стояла у двери мужской раздевалки, где переодевались парни. Рядом со мной были девять мужчин-корреспондентов и одна женщина. На вид ей было около сорока лет. Это немного успокоило меня, ведь я не буду единственным корреспондентом женского пола в мужской раздевалке.
Дверь открылась, и появился представитель клуба – специалист по связям с общественностью.
– У вас тридцать минут, не надоедайте тем, кто не желает с вами разговаривать, – грубо сказал он.
Журналисты ринулись в раздевалку. Нерешительно передвигая ногами, я вошла последней.
Эклеры. Эклеры. Эклеры.
Не смотри на эклеры с масляным кремом. Ты их ненавидишь.
О нет. Я заметила первую голую задницу у крайнего левого шкафчика. Это был Виктор Назаров – молодой хоккеист из России. Он обернулся, и тогда мой взгляд невольно упал ниже, на его…
Не. Смотри. На. Эклеры.
Покачав головой, я оторвалась от разглядывания его члена и решила подойти к тому, кто хотя бы был в полотенце.
Сойер Басс находился недалеко от Виктора, он уже натянул боксеры, когда я поравнялась с ним, однако брать у него интервью мне совсем не хотелось. Вчера я поняла, что с ним мы точно не сработаемся, да и для хорошего материала мало ответов защитника, мне нужен был форвард.
Я прошла дальше, но через мгновение остолбенела, натыкаясь взглядом на идеальный треугольник поперечных мышц живота. С его точеного пресса стекали капельки воды, маленькие темные волоски, идущие от пупка, были все еще влажными и прилипшими к коже. А ниже…
О господи боже мой, Иисус, Мария и Иосиф. Этой штуковиной, болтающейся у него между ног, можно с легкостью прибить кого-нибудь.
Капитан – сразу видно.
– Ненавижу эклеры, – задумчиво выдала я.
В целом я могла бы их полюбить, даже с масляным кремом.
Подняв взгляд, я заметила, что меня поймали.
Сердце пропустило удар и подпрыгнуло к подбородку.
Зверь понял, что уже несколько секунд я смотрю на его член, и вопросительно вскинул бровь. Мои щеки моментально вспыхнули, глаза растерянно забегали по раздевалке, и мне уже хотелось бежать, как вдруг я вспомнила, зачем вообще пришла.
Интервью. Да.
– З-зверь, я хочу задать пару вопросов.
– Ты что-то говорила об эклерах, – серьезно ответил он, однако я смогла уловить в его голосе нотку озорства. Мои щеки горели и наверняка стали алыми, словно спелая вишня. Мой взгляд так и норовил убежать вниз, поэтому я, не прерывая зрительного контакта, широко раскрыв глаза, смотрела на лицо обнаженного мужчины передо мной. Выглядело это странно, словно я была пьяна или под кайфом.
Черт!
Зверь вдруг отвернулся и, вальяжно взяв черные боксеры, натянул их на потрясающие крепкие ягодицы, к которым мне вдруг захотелось протянуть руки. Ничего такого, просто удостовериться, что они настоящие.
Как низко я пала, разглядываю гладкие, светлые и такие упругие ягодицы Пауэлла. Томительное желание, пробежав по всему моему телу, опустилось в самый низ, сводя меня с ума.
Он обернулся и, сложив руки на груди, выжидающе взглянул на меня.
– Так что там насчет эклеров? – спросил мерзавец, и в его глазах я смогла заметить насмешку.
Я быстро заморгала.
– Однажды я объелась эклеров, все мое лицо было перепачкано белым масляным кремом… – затараторила я, с ужасом осознавая, какую чушь только что ляпнула.
Уголки губ Макса поползли вверх, но он вдруг сжал губы и отвел взгляд, словно боролся с навязчивой улыбкой.
Его веселила эта ситуация. Однако не могу не отметить, что он потрудился натянуть боксеры, чтобы скрыть наготу, хотя мог, как типичный придурок-хоккеист, провоцировать меня и выводить на эмоции. Это как нельзя лучше характеризовало Пауэлла и так разнилось с тем портретом, что я составила о нем ранее.
Я тряхнула головой, прогоняя наваждение, которое посылал мне сам дьявол, и, гордо вскинув подбородок, сказала:
– Пара вопросов.
Макс тяжело выдохнул. Его хорошее настроение пропало.
– Я не отвечаю на вопросы сегодня.
Ты не отвечал и вчера, болван!
– Я быстро.
– Нет.
Наша битва взглядов продолжалась несколько секунд. Он был упертым. Большой несгибаемый Зверь, но и я не готова была отступать.
– Не будь засранцем.
– Как ты меня назвала? – сердито спросил он.
Мышцы на его груди и руках напряглись. Моя настойчивость могла принести большие проблемы. Макс имел право сообщить дирекции об одной неугомонной журналистке, которая не понимает слова «нет». Большие боссы хоккейного клуба не любили, когда представители прессы досаждали их золотым игрокам. Поэтому я ходила по очень острому лезвию.
– Макс… – тихо позвала я, на что он, склонив голову, приготовился внимательно слушать.
Слушать меня.
Боже мой, что может быть сексуальнее?
Я шагнула ближе, оказываясь окутанной сладким ароматом его геля для душа и запахом чистой горячей кожи.
– Пожалуйста, Макс. Только я, посмотри, все остальные заняты другими игроками…
Он раздумывал несколько секунд, затем устало выдохнул и с хмурым выражением лица, которое не предвещало ничего хорошего, коротко кивнул.
Когда в следующий раз мы окажемся наедине, он вдавит меня в стенку и скажет, что так и было. Я раздражала его, это видно сразу, но отчего-то он решил пойти на уступки.
– Быстро.
Я вытащила телефон и включила диктофон. Заметив, что я собираюсь интервьюировать Зверя, другие журналисты стали подтягиваться и обступать нас. Макс был внешне суров, но спокоен, словно знал, что так получится, но все равно согласился.
– Вопрос первый, – нерешительно начала я.
Договорить мне не дали. Высокий и полный мужчина вклинился и перебил меня. Тем временем к нам подошло еще два журналиста. Маленькие компактные микрофоны и телефон протянулись в сторону Зверя, готовые записывать каждый его ответ.
– Макс, как ты считаешь, победа в первых трех…
– Ты перебил ее, – грубо бросил Зверь, острым взглядом пронизывая наглого журналиста.
От такой явной и неожиданной поддержки я растерялась.
Мужчина, которого оборвал Пауэлл, был недоволен и с презрительным выражением лица смотрел на меня, ожидая действий.
– Макс, вы превосходно начали игру, полагаю в этом был какой-то особый план, разгромить соперников и показать остальным командам в Лиге, что в этом году вы намерены победить? – протараторила я, сомневаясь, что он разберет все слова.
Подняв глаза, заметила, что Пауэлл, сдвинув брови к переносице и склонив голову, слушал меня. Его ледяные глаза были полностью сосредоточены на моем лице, будто в этой большой и шумной раздевалке мы были только вдвоем. Это смущало меня и породило странное, но приятное покалывание в животе.
– Каждый внес свой вклад, мы лишь вышли отдохнувшие, готовые к настоящей честной игре. И показали хороший результат, – как на автомате выдал он.
– Что вы думаете насчет тактики… – заговорил мужчина слева от меня, протягивая телефон с работающим диктофоном Зверю, но я, вспыхнув от беспардонной попытки перебить меня, не дала ему сказать.
– Вы забили две шайбы, один удар получился феноменальным, шайба вышла из-под ноги, но достигла своей цели, был ли это особый замысел или простая случайность? – спросила я, не обращая внимания на протестующие взгляды со всех сторон.
– Случайность, я увидел возможность и ударил.
– Чем в этом сезоне может удивить нас команда?
– Скорость и точность.
Я кивнула.
– Тактика укрытия шайбы от соперников, я имею в виду то, как вы держите шайбу перед собой и показываете вашим противникам спину, насколько оправдана она, если игрок в основном действует вслепую?
Мужчина рядом со мной удивленно вскинул брови.
Как я и говорила, многие из них считают меня симпатичной говорящей головой, но я гораздо больше, чем моя внешность.
– Я не могу сказать, что игрок действует вслепую, мы видим, что нужно, кроме того, многие моменты происходят автоматически, к тому же помогают другие чувства.
Я решила немного повысить градус нашего диалога. К тому же мне нужна была хорошая статья, а стандартные вопросы не привлекут внимание читателей.
– Ваш фирменный стиль, вы вбиваете противников в стекло, нарочно убирая их из игры, скажите, это какая-то особая тактика или таким образом вы находите выход своей агрессии и куража?
Мышца на скуле Макса дернулась, он сузил глаза, наверняка представляя, как именно будет убивать меня. А я чувствовала, как во мне горит решительность. Он не мог нагрубить сейчас, не тогда, когда куча микрофонов и записывающих устройств нацелены на него. Пауэлл был мудаком, но он не глуп.
– Скажу лишь, что если перед матчем появляются агрессия и кураж, то игра может получиться как самой зрелищной, так и полным провалом.
Уходит от ответа.
– Но вы действительно пользуетесь этим? Агрессия помогает вам на льду?
Его подбородок выдвинулся вперед.
– Не могу назвать себя агрессивным человеком.
Я чуть не зашлась в диком хохоте. Но в раздевалке стояла такая тишина, что я не посмела бы нарушить это. Каждый слушал Зверя, каждый удивлялся моей смелости или глупости. Он не дает личных интервью, но из этого я выжму все.
– Ваше поведение говорит о другом. И хоккеисты, получавшие от ваших действий травмы, с вами не согласятся. Это вы называете честной игрой?
– Хоккеисты и прочие нытики должны понимать, что они выходят на лед с большими и нацеленными на победу мужчинами. Не умеешь печь рогалики, не берись.
По спине пробежал холодок.
– Хочешь, я сверну тебя в сексуальный рогалик, малыш?
Он повысил голос, звучал угрожающе и устало. Я ходила по грани, играла с его терпением. Последняя его фраза была адресована только мне.
– Значит, леопард не меняет своих пятен? – спросила я, прикусывая нижнюю губу. Он ведь не изменился, Пауэлл – все тот же придурок, что посмел поцеловать меня в баре.
– Он определенно остается при своей шкуре. Советую не играть с дикими кошками, мисс Митчелл, это может здорово ранить вас.
Я нервно сглотнула, услышав откровенную угрозу, а после пришло возмущение. Он вздумал угрожать мне?
Пауэлл окинул взглядом раздевалку.
– Интервью окончено, – резко выдал он, отворачиваясь к шкафчику. – Всех посторонних прошу удалиться.
Я видела перед собой черту, красную линию, которую не следовало переступать, и торжествующе, под громкие овации в голове я ее переступила.
– Возможно, что ваша агрессия – это следствие трагического и травмирующего события в прошлом? Кто же так сильно обидел тебя, Макс?
Он замер, через секунду обернулся и пригвоздил меня взглядом к полу.
– Я сказал, пошли вон отсюда, – стальным, на удивление спокойным голосом выдал он.
Журналисты стали расходиться. И только я хотела последовать за ними, Макс подошел ближе ко мне.
– Осторожнее на поворотах, Митчелл.
– Ты угрожаешь мне? Может, еще ударишь? – смело или, скорее, безрассудно выдала я, внутри сжимаясь от тревоги.
– Я не бью девушек, но знаю много других способов заставить тебя пожалеть о сегодняшней выходке. А теперь проваливай из раздевалки.
Больше мне нечего было здесь делать.
Я понуро шла к выходу под удивленные взгляды игроков. Внутри корила себя за несдержанность, однако это в каком-то смысле наполнило меня новой жизненной силой. Я же Перри Митчелл, я всегда была яркой и взрывной. Когда все стало таким блеклым?
Я встретила Майка, окончила колледж и забыла о том, что была бунтаркой, а сегодняшнее интервью напомнило мне, каково чувствовать огонь внутри.
Так пишутся настоящие статьи и снимаются настоящие репортажи. Только отрицательные эмоции вытаскивают правду из людей, положительные склоняют ко лжи.
Однако моя маленькая радость улетучилась, когда я заметила взгляд Майка. Он был расстроен, разочарован и зол.
А с Максом… Кажется, оливковую ветвь он уже отверг, вернее, я забрала ее назад.
Дверь раздевалки закрылась за мной с громким хлопком. Я оказалась в окружении журналистов. Все эти мужчины и одна женщина вовсе не были расстроены, ведь в их руках был настоящий Святой Грааль, такого интервью с Максом еще не было. Он всегда держал эмоции под контролем.
Мы встретились взглядами с Гарри Диксоном, одним знакомым из моего прошлого. Тогда я только пришла работать в качестве корреспондента на телеканал Live Sports. Невысокий, лысеющий и полноватый мистер Диксон работал на канал наших конкурентов – SPT Daily.
– Это было непрофессионально, затыкать рты каждому, кто пытался задать вопрос, – сразу заявил он, хищно улыбаясь мне. – Но ничего другого, Митчелл, я и не ожидал от тебя. Никогда не видел у тебя журналисткой этики.
Диксону было всего сорок, но ментальность его застряла где-то в пятидесятых, он был ярким представителем тех журналистов, которые делили своих коллег по гендерному принципу.
– Так же непрофессионально, как считать, что я хуже вас, потому что я женщина, а это мужской вид спорта, мистер Диксон, – расправив плечи, ответила я. – И пытаться задать свои вопросы, когда я еще не задала свой.
Да, Диксон был одним из тех, кто вклинивался в беседу с Пауэллом и хотел перебить меня.
– Я помню, как вы вставляли мне палки в колеса еще тогда, когда я только пришла в журналистский мир. Так и работаете на SPT Daily?
– Нет, – коротко ответил он. – Один журнал о спорте предложил мне оклад побольше. Что за представление ты устроила в раздевалке, знакома со Зверем лично?
– Не больше вашего.
Он сально усмехнулся, являя неровный ряд верхних зубов.
– Сомневаюсь. В противном случае ты не стала бы пренебрегать всеми правилами и выворачивать его душу.
Я рассмеялась, но мой смех прозвучал слишком наигранно.
– Поверьте, души у него нет, выворачивать нечего.
Он смотрел в мои глаза несколько долгих мучительных секунд, и я с достоинством выстояла эту дуэль.
– Поверю, что гнусные инсинуации, развернувшиеся прямо на моих глазах несколько минут назад, – твоя попытка заполучить статью, а не свести личные счеты.
– Мне плевать, во что вы поверите. И насчет работы: я не буду мешать вам делать вашу, если вы не будете мешать мне делать мою. Надеюсь, мы друг друга поняли.
Диксон спрятал руки в карманы брюк, кивнул мне и ушел.
Я осталась у раздевалки дожидаться своего парня. Он появился только через пятнадцать минут.
– Майк, – я улыбнулась и подбежала к нему, чтобы поцеловать. Дверь раздевалки шумно захлопнулась за его спиной. Мой парень, даже не взглянув на меня, прошел мимо.
Что за черт?
– Погоди! – Я нагнала его и аккуратно взяла за руку. – Что с тобой?
– Ты еще спрашиваешь?
Его взгляд был враждебным. Мои любимые светло-карие глаза потемнели, брови сурово сошлись на его переносице, а скулы напряглись и заострились, словно высеченные из камня.
– Объясни, – попросила я, поглаживая его ладонь кончиками пальцев, как делала это всегда, когда он злился.
Майк раздраженно выдохнул и отдернул руку.
– Насмотрелась на голых мужиков, Перри? – В его голосе разливалась желчь. С каждым словом я теряла свой приобретенный боевой настрой все быстрее.
– Прекрати, Майк, – тихо попросила я, пока никто не заметил, что мы ссоримся.
– Ты прекрасно знаешь, как ведут себя парни в раздевалке, никто не будет прятать яйца и прикрываться полотенцем, только потому, что к ним зашла девушка. Некоторым лишь польстит это, – жестко выдал он.
Меня это так разозлило, что я моментально забыла, где мы находимся, и вспыхнула как спичка.
– Почему в этом ты винишь меня? Подойди к своим товарищам по команде и объясни, как нужно вести себя в обществе журналиста.
– Это невыносимо! – заорал он. – Ты ведешь себя так, будто нет ничего постыдного разгуливать среди голых мужчин. Я думал, мы избежим этого, ведь любая, у кого есть хоть немного мозгов, не стала бы заходить в мужскую раздевалку.
Я отшатнулась от него.
– Хоть немного мозгов? Ты понимаешь, что только что сказал мне? – не веря, спросила я.
Майк горделиво выпятил вперед грудь.
– Да! И не отказываюсь от своих слов, потому что если бы ты действительно думала головой, то не зашла бы в раздевалку.
– Это моя работа! Все время после окончания колледжа я пытаюсь доказать, что у меня есть право быть вхожей в мужской спортивный мир, и это право у меня никто не отнимет. Так что пошел ты, Майк!
Он схватил меня за руки и притянул к себе.
– Ты не будешь со мной так разговаривать, тебе ясно? – Даррелл сжал мою руку до хруста. Мне казалось, что он сломает ее.
– Отпусти!
– Я не мальчик, который продает тебе лимонад и вдруг раздает советы, я твой парень, поэтому думай и обо мне тоже, а мне неприятно, когда ты, словно шлюха с карточкой журналистки, ходишь мимо моих сокомандников!
– Мне больно! – уже громче сказала я.
Я смогла оттолкнуть Майка, или он наконец отпустил меня.
Кожа от его прикосновений горела, стала красной и теплой.
Он взглянул на меня, и в его глазах я заметила раскаяние, словно он только что осознал, что натворил. Майк никогда не делал мне больно.
– Перри, – тихо позвал он.
Я была слишком зла и расстроена, даже смотреть на него не хотела.
– Не подходи ко мне! Просто… оставь меня в покое. – Сдерживая слезы, я ушла.