Мне надо в город. Срочно! Мало ли почему дети плачут? Наверняка, это какая-то ерунда. Сломалась любимая игрушка или сестра обозвала. Тоже мне трагедия.
То ли дело у меня – тело портится! Мне дорога каждая секунда. Надо действовать, пока я не превратилась в компост.
Так я себя убеждала идти дальше по коридору. Но Стефан… тихий, милый мальчик с большими, как у олененка Бемби, глазами. Единственный среди семейства Уиллисов, кто не доставил мне пока ни единой неприятности. Почему он плачет?
А, черт! Я была уже у самой двери, когда развернулась на сто восемьдесят градусов. Не могу я просто взять и уйти, если ребенок плачет. Может и зря, но как есть.
Широким шагом я направилась в комнату Стефана, но на пороге замешкалась. Пожалуй, не стоит вот так врываться. У меня нет опыта общения с детьми, но и мне понятно, что с ранимым ребенком уместно проявить деликатность.
Я постучала в дверь и тихонько позвала:
– Стефан, можно войти? Я хочу помочь, если это в моих силах.
С той стороны послышался всхлип и невнятный ответ. Сочту это за «да». Если это отказ, скажу, что не расслышала. Тем более, это чистая правда.
Дверь была не заперта, и я, открыв ее, пересекла порог спальни. Стефан жил один в небольшой и слишком чистой для мальчишки комнате. Все вещи лежали строго на местах, односпальная кровать застелена и даже игрушки не разбросаны. Просто идеальный ребенок!
Но где же сам Стефан? Я двинулась на всхлипы и нашла мальчика за кроватью. Он сидел на полу, привалившись спиной к ножке кровати и свесив голову. На его коленях что-то лежало.
Я присмотрелась и вздрогнула. Это же дохлая крыса! Тощая, с вываленным языком и сальной шерстью, торчащей клоками. Крыса явно умерла от чего-то инфекционного. Это над ней Стефан так горько рыдает?
– Выбрось это немедленно! А не то еще подхватишь заразу, – испугалась я.
Мальчик вздрогнул и поднял заплаканное лицо.
– Это Сигизмунд – мой хомяк, – всхлипывая, пояснил Стефан.
Столько боли, как в широко распахнутых глазах Стефана, я еще не видела. Даже мое циничное сердце патологоанатома дрогнуло. У ребенка только что рухнул мир. Мне отчаянно хотелось его хоть немного успокоить. Про неотложные дела в городе было забыто.
– Сколько лет твоему хомяку? – спросила я, присев на край кровати.
– Сигизмунду пять, – тихо ответил Стефан, снова свесив голову. – Он на год младше меня.
Ого, пять лет. Сигги нормально пожил по хомяковским меркам. Я бы сказала, он был долгожителем, так как в среднем хомяки живут два-три года. Стефан очень хорошо о нем заботился, но всему приходит конец, в том числе хомякам.
Говорят, миссия хомяков – показать детям смерть. Сигизмунд со своей справился и может покоиться с миром. Вот только Стефан не готов смириться с его уходом…
Я произвела нехитрый расчет – самому Стефану шесть лет, хомяку было пять, то есть они большую часть жизни вместе. Неудивительно, что мальчику так сложно расстаться с животным.
Сзади донесся шорох, и я обернулась. Входя, я не заперла дверь, другие дети услышали плач брата и теперь толпились на пороге. Аз и тот явился.
Я кивнула им – входите. Может, они успокоят Стефана. Один за другим братья и сестры садились рядом с ним на пол – Медина с Эдмундом на руках и близнецы бок о бок.
– Мне жаль, – сказала я мальчику, – но Сигизмунд умер от старости. Это естественный процесс, с этим ничего нельзя поделать.
– Он был моим единственным другом, – сквозь слезы прошептал Стефан.
– Что ж, друзья тоже порой нас покидают, – вздохнула я. – Не переживай, мы купим тебе другого хомяка.
– Мне не нужен другой! – вспылил мальчик. – Мне нужен Сигизмунд.
У нас наметилась серьезная проблема. Хранить труп хомяка в детской спальне – не лучшее решение. Я должна как-то забрать у Стефана тельце.
Возможно, если устроить Сигизмунду достойные похороны, как следует попрощаться, то мальчику будет проще смириться с его гибелью и отпустить ситуацию. Я слышала, это помогает.
– Мне кажется, – сказала я, – Сигизмунду неудобно лежать у тебя на коленях, давай переложим его в коробку. Постелем туда что-нибудь, чтобы ему было мягко.
Стефан вскинул голову и осмотрелся. Мое предложение позаботиться о друге ему понравилось. А я уже обдумывала, как буду убеждать его, что хомяку надо переехать жить под землю.
– У меня есть коробка. Сейчас достану. Подержи, – с этими словами Стефан переложил дохлого хомяка прямо мне в руки.
Не знаю, как я его не отшвырнула. Сдержалась в последний момент, и то лишь из страха еще сильнее расстроить Стефана. У ребенка и так стресс.
Пока мальчик бегал по комнате, собирая все необходимое для удобства Сигизмунда, тот лежал в моих сложенных лодочкой ладонях. Я смотрела на него, изо всех сил стараясь не кривиться.
– Какой он мерзкий, – озвучил мои собственные мысли один из близнецов.
Не желая глядеть в мертвые глаза хомяка, я переложила его на одну ладонь и прикрыла второй сверху. Как только Стефан заберет у меня трупик, я минимум полчаса потрачу на мытье рук.
Но в тот момент, когда хомяк оказался зажат между моих ладоней, что-то произошло. Мои руки едва различимо засветились белым светом. Не уверена, что мне не померещилось.
А срезу после этого я ощутила движение. Хомяк зашевелился!
Я все-таки сделала это – с криком отшвырнула хомяка. Тот пролетел до стены, ударился о нее с чавкающим звуком и упал на пол без движения. Одно из двух – либо мне померещилось шевеление, либо я убила Сигизмунда второй раз.
Дети в ужасе застыли и только переводили взгляды с меня на Стефана и обратно. Один лишь Аз, наклонив голову, с интересом наблюдал за происходящим, словно он на спектакле в первом ряду.