Я вернулась к столу и продолжила лепить пирожки с картошкой и луком. Ловко раскатывая лепешку, добавляла начинку и быстренько защипывала края. А дальше укладывала в стройный рядок на тяжелый противень.
Бабушка с близнецами вернулись через полчаса. Наш крохотный двухэтажный домик, состоящий из большой кухни-гостиной на первом этаже и двух комнат на втором, согреваемых лишь за счет большой печи с широким дымоходом, огласили радостные крики и смех.
– Шерри, представляешь… – выдохнул вбежавший первым в комнату Саймон.
– Дай я расскажу! – крикнул Бенедикт, возникая за спиной брата и отталкивая его в сторону.
– Нет, я!
Саймон не остался в долгу и тоже толкнул близнеца. Да так, что тот едва не упал.
– Ты чего?
– А ты чего?
Они выглядели абсолютно одинаково: непокорные каштановые кудри, которые вечно торчали в разные стороны, светло-карие глаза и курносые носики, украшенные крохотные веснушки, которые сейчас на весеннем солнышке смотрелись особенно ярко.
– Стоп! – прикрикнула я, пока их потасовка не закончилась самой настоящей дракой. – Успокоились. Мыть руки и есть. Я суп разогрела, и пирожки вот-вот подойдут.
– Но мы хотели рассказать… – забормотал Бенедикт и, не удержавшись, ткнул брата в бок.
Тот зашипел и нанес руку для ответного удара.
– Я кому сказала! Прекратить. Иначе останетесь без пирожков!
– Опять с картошкой, – вздохнул Саймон.
– Зато вкусно и сытно.
На большее у нас попросту не хватало денег.
Я бы очень хотела испечь с ягодами. Сейчас как раз начался сезон земляники. Ах, какой дивный аромат леса и солнца витал над нашим небольшим рынком вчера утром, когда я проходила мимо пузатой плетеной корзины, доверху наполненной крохотными красными ягодками. Но даже одна горсточка стоила столько, что мы бы потом неделю голодали.
– Ну-ка слушать сестру, хулиганье! Марш мыть руки. И умыться не забудьте!
На кухню степенно вошла леди Амелия. Пусть она и была одета в поношенное платье серо-голубого цвета, но стать, гордый поворот головы и профиль – все буквально кричало о том, что перед нами не обычная горожанка, а самая настоящая леди.
– И что случилось на этот раз? – спросила я, когда близнецы бросились на улицу к кадушке мыть руки. – Чем они так хотели поделиться?
– Ничего особенного. Мальчики нашли работу, – устало произнесла бабушка, присаживаясь на скрипучий стул и опираясь на тяжелую черную трость.
Когда-то эта выполненная из черного дерева трость с серебряным набалдашником в форме оскалившей пасть головы тигра с инкрустированными крупными изумрудами глазами, выглядела произведением искусства. А сейчас эта была просто палка. Старая, черная, с глубокими царапинами и истертым наконечником.
– Ба, я же просила, – пробормотала я, покосившись на дверь, за которой скрылись близнецы.
Не стоило им это слышать. Хорошо хоть Грегори уже ушел. Брат в последнее время становился все более резким, неуправляемым и вспыльчивым. Как бы ни связался с плохой компанией, стремясь отомстить короне.
– Я знаю, что ты просила. Все пытаешься отгородить мальчиков от настоящего. Но так больше нельзя. Мы и без того с трудом держимся, Шеридан. Денег не хватает.
– Я справлюсь…
– Как? Возьмешь дополнительные уроки? Да кому они нужны здесь, в этом захолустье! О, моя бедная дочь. Если бы твой отец…
– Ба, не начинай, – перебила я, предупреждающе покачав головой. – Так что за работа?
– Разносчики газет. Вставать, конечно, придется рано и бегать много, но это даже к лучшему. Может, шалить перестанут.
– Верится с трудом, – скупо улыбнулась я, снимая грязный фартук и бросая на спинку стула. – Мне пора. Сегодня уроки у госпожи Жилье. Надеюсь, мне удастся вытерпеть ее издевательство над бедным пианино.
Я подошла к бабушке и поцеловала ее в морщинистую щеку.
Какой бы строгий вид она на себя ни напускала, я знала, что наша бабушка самая лучшая. Она единственная из множества родственников не испугалась и последовала в изгнание сопровождать герцогиню де Вальт и ее четырех детей.
– Ужин на плите. Меня не ждите, буду поздно.
– Удачи, милая, – прошептала она, похлопав меня по руке. – Чтобы мы без тебя делали.
– Нет, это без вас бы я пропала, – улыбнулась, направляясь в комнату.
Сначала следовало переодеться. Впрочем, особого выбора нарядов у меня не имелось. В скрипучем покосившемся шкафу на крючке висело одно-единственное парадно-выходное платье из темно-коричневой колючей ткани с высоким горлом, украшенным кружевом, которое пожелтело от времени, и такими длинными рукавами, что мне все время приходилось их подворачивать. Юбка в форме колокола уродовала фигуру, делая ноги короче, а бедра шире. Из-за того, что талия оказалась не на месте, я выглядела намного толще, чем была на самом деле.
Но именно этого я и добивалась – уродства. Чем меньше привлеку к себе внимания, тем лучше.
Достав из ящика крохотное зеркальце, я гладко зачесала волосы и сделала прямой пробор. Это делало мое лицо круглее и шире. Скрутив пряди в узел, скрепила его шпильками и всмотрелась в свое отражение.
«Отлично. Лицо круглое, уши торчат и кажутся большими и некрасивыми. Хотя этого мало, чтобы смотреться уродиной. Пора начинать».
Я призвала магию и невольно вздрогнула, ожидая ощутить знакомую боль, которая за все эти годы забвения и изгнания стала неизменным спутником. И она не заставила себя ждать, огнем разгораясь на запястье.
Заклинание было совсем простеньким – легкий флер, чтобы немного подправить внешность. Добавить землистого оттенка коже, затемнить круги под глазами, сделать губы тоньше, нос больше, а глаза, наоборот, уменьшить. И цвет тоже требовалось немного приглушить. Слишком призывно горели они янтарным пламенем. А еще в волосах убрать блики, сделав серыми и невыразительными. Сил для этого требовалось немного, но…
Опустив взгляд, я закусила губу от боли. Обычно черного цвета, блокирующее клеймо на запястье сейчас раскалилось докрасна, оставляя ожоги на коже.
Снова ожоги. Их уже ничем нельзя будет свести. Они уродливыми белыми шрамами повторяли каждую черточку, линию и закорючку клейма. Если когда-нибудь король смилостивится над нами и позволит снять это клеймо, оно все равно останется при мне, навеки отпечатавшись на теле.
Я судорожно дышала, закрыв глаза и смаргивая подступившие слезы. К этой боли нельзя было привыкнуть. Как и к собственной беспомощности.
Чудо, что клеймо вообще позволило мне хоть немного колдовать, ведь все знали, что обмануть его практически невозможно. Хотя у меня получалось… вот только какой ценой.
Это когда-то давно… в той, другой жизни, я была сильной молоденькой ведьмой, способной творить настоящие чудеса. Теперь все в прошлом. Я уже смирилась с тем, что у меня нет дома, семьи, положения и дара. Остались только жизнь и братья с бабушкой. А еще понимание, что без меня они пропадут. За него я и держалась, вставая каждое утро на рассвете, давая уроки этикета и терпя унижения и издевательства.
Это мама сдалась, оставив нас одних в этом мире. Я же себе подобной слабости позволить не могла. Мама… трудно даже сказать, на кого я злилась больше. На отца, который лишил нас всего, или на мать, которая не смогла свыкнуться с реальностью и предпочла умереть.
Сморгнув слезы, я потянулась к крохотной баночке с заживлявшей мазью. И пусть она была совсем слабенькой, но на большее денег не хватало.
Пальцы дрожали, когда я наносила тонкий слой на покрасневшую кожу, на которой начали появляться волдыри от ожогов. Зато клеймо вновь стало черным. Полукруг, а внутри черточки, палочки и символы, призванные блокировать мой дар.
Вздохнув, я спрятала клеймо под длинным рукавом, совершенно не заботясь о том, что мазь впитается в ткань. Ее все равно уже ничем не испортить.
Встав, поправила юбку и поспешила прочь из комнаты.
На кухне немного задержалась, быстро посмотрев на близнецов, которые заедали суп ароматными пирожками – как же быстро они растут! – и поспешила из дома.
На урок нельзя было опаздывать. Госпожа Жилье обожала пунктуальность. Кроме того, несмотря на полное отсутствие вкуса, слуха и хоть каких-то манер, женщина платила в срок и не скупилась на надбавки.
Наш домик располагался на самой окраине столицы в небольшом районе, который называли Старой Песней. Почему старой понятно – именно здесь столетия назад зародилась столица. Это потом, лет шестьсот назад, при правлении короля Сирча Третьего, ее перенесли на холм, чтобы с возвышения наблюдать за подданными. Остался даже бывший дворец королей, сейчас его занимал местный бургомистр с семьей. А откуда пришло название Песня, я до сих пор не знала. Оно просто было, и все тут.
Так вот, наш район был сплошь застроен крохотными домиками из бежево-желтого камня, а на узких мощеных улочках с трудом могли разминуться двое. Также здесь имелось множество арок и проходов, кривых лестниц с шаткими перилами, черепичных крыш, которые протекали во время дождя, скрипучих деревянных дверей с металлическими петлями и крохотных окошек со ставнями. А еще на удивление много зелени. И не только надоедливый плющ, который разрастался по стенам, полностью скрывая их. Хозяйки выставляли весной у дверей тяжелые глиняные горшки, в которых пестрели красками разноцветные шапки герани. Всем хотелось красоты и уюта. Здесь каждый камешек имел свою уникальную историю, которая витала в воздухе. Это был мой дом. И я полюбила его.
– Доброго дня, господин Ульрих, – пробормотала я, стараясь как можно быстрее миновать тучного хозяина мясной лавки, который с важным видом выглянул на улицу.
Но не получилось.
– А-а-а, – многозначительно протянул он, преграждая мне путь, – а вот и госпожа Шеридан. Ну и? Когда долг отдадим?
– Совсем скоро, господин Ульрих, – натянуто улыбнулась я.
Мужчина медленно вытирал о засаленный фартук бурую кровь с толстых пальцев, не сводя с меня цепкого взгляда крохотных черных глаз-бусинок.
– Почитай все сроки прошли, а оплаты все нету.
– Я благодарна вам за ожидание. Сегодня-завтра непременно верну долг.
– Ишь, слова какие… благодарна, ожидание, – фыркнул он. – Ты лучше деньги давай. Целый серебряный задолжала твоя семейка.
– Все будет, господин Ульрих, обязательно будет.
Я бочком стала протискиваться дальше.
– Чтоб к завтрему деньги принесла, а то пожалуюсь на тебя законникам. Так и знай! Семейка у вас еще та. Один шастает неизвестно где да глазами зыркает, два других вечно под ногами мешаются.
– Еще раз спасибо, господин Ульрих! – крикнула я, спеша дальше по узким петляющим улочкам.
«Главное не опоздать».