Где-то после пяти в первых сумерках они припарковались у каменистого языка, «лизнувшего» реку на крутом повороте. За ним начинались заросли осинника, хорошо натоптанная тропка поднималась между зеленоватых стволов к нужной им избе.
– Тут вообще недалеко идти, вон там она, в кустах. – Неожиданно Тоня резко обернулась. – Ты это видишь? – чуть ли не шепотом спросила она.
– Вижу, – так же тихо ответил Иван. – Мы избой не ошиблись?
На камнях валялись две консервные банки, в кустах запутался порванный пакет. Проводник подняла консерву, рассматривая.
– Чего увидела? – заинтересовался Поддубный.
– Да пока непонятно. – Она осторожно опустила банку в лодку. – Интересно, кто это здесь так свинячит? Наши так бы не сделали. Пошли посмотрим?
– Пошли, – без особого энтузиазма согласился геолог.
Не ночевать же на улице или, хуже того, в нижнюю избу возвращаться?
Иван подтянул нос лодки на берег, и они гуськом углубились в осинник. Женщина двигалась впереди, сторожко оглядываясь. Сообразив, что не слышит её шагов, Иван тоже постарался топать потише. Через пару минут он криво усмехнулся: у него так бесшумно не получалось. Перед прогалинкой геолог заметил, что Тоня проверила предохранитель ружья.
Длинная прокопчённая труба слабо дымилась. Вокруг избушки валялись пустые жестяные банки из-под тушёнки и стеклянные суповые. А перед низкой прокопченной дверью был кинут матрас с пожжённым углом. Похоже, горел он недавно, стойкий запах палёной ваты ощущался явственно.
Они переглянулись. Тоня скинула ружьё с плеча. Иван придержал её:
– Я первый. Ты страхуй. – Он говорил шёпотом, но голос звучал уверенно.
Тоня удивлённо глянула на Ивана. В этот момент она поняла, что за мужчину, стоящего рядом, в случае необходимости можно спрятаться. Для неё эта возможность вообще была главным признаком настоящего мужика. Но делиться подобными мыслями с Поддубным Тоня ни за что бы не стала. Еще чего! Пусть старается, а уже там посмотрим. Она послушно кивнула, отступая чуть в сторону, чтобы вход оставался в прямой видимости.
Иван сноровисто подскочил к избушке. Ссутулившись, постоял, прислушиваясь, и дёрнул за ручку. Спину скрыла захлопнувшаяся дверь.
Избушка была пуста. На полу наплёвано, доски усыпаны какими-то бумагами, похоже, разорвали на листки тетрадь отзывов. Стол замусорен, крошки, бычки, перевёрнутая на бок пустая консервная банка. В буржуйке дотлевали угольки. Если пошурудить и подкинуть щепок, вполне можно разжечь. Значит, ушли недавно, час, не больше. А то и меньше.
Он осторожно открыл скрипнувшую дверь: ещё стрельнёт ненароком. Тоня вопросительно оторвалась от мушки. Он мотнул головой: «Подходи». Она медленно с опаской двинулась вперед, не опуская ружья.
– Мда… – Тоня возмущённо качнула головой. – Какой же гад тут порезвился? Сколько живу, не помню такого. Хотя… – Она обернулась к Ивану, тоже застывшему у порога. – Как-то отец рассказывал, сбежавший зэк давно-давно мамаем прошёл по избушкам. Всё сожрал, что нашёл, вот так же примерно.
– Так у вас тут что, и зэки бегают? – Поддубный отступил на улицу, за ним вышла и Тоня.
– Был случай. Нормальный человек такого бы не натворил. А здесь, в тайге, все нормальные. Ну, кроме вот таких сволочей. – Она с тревогой глянула на закатное небо, темнеющее прямо на глазах. – Что-то мне тут ночевать не хочется.
– И мне. Что делать будем?
– А что делать? Надо возвращаться.
– В ту загадочную избушку?
– Ну да. Выбора-то нет. Эти могут появиться в любой момент.
– А их двое, что ли?
– Похоже. Консервные банки разные люди открывали. По краям видно.
– Тогда давай поторопимся.
– Давай.
Обратно под горку они добрались быстрее, чем двигались к домику. Пока спускались по тропке, Иван, шагавший последним, несколько раз беспокойно оглядывался. Он не мог отделаться от ощущения, что за ними наблюдают. Раз даже показалось, что качнулась ветка осинки, отпущенная осторожной рукой. В этот момент он еле сдержался, чтобы не рвануть к лодке бегом. Сжав кулаки, он невольно втянул голову в плечи. Так хотелось поторопить, казалось, неспешно двигающуюся впереди женщину. Но не рискнул.
Наконец Тоня, тоже тревожно поглядывая на берег, забралась в лодку. Столкнув посудину, Иван запрыгнул следом.
Отплыли на середину речки, на этот раз мотор завёлся от кнопки, и лодка, задрав нос, устремилась вниз по течению. Берег, неожиданно ставший чужим и опасным, отдалялся. Оба проводили его напряженными взглядами.
Если бы Тоня не велела ему повернуть к берегу, сам Иван никогда бы не нашёл эту избушку. Она и стояла необычно, на противоположном берегу от разорённой хибарки. К реке тут спуск каменистый, это склон той коронованной скалы, сползающей к самой воде, и дорожку не заметить, как ни старайся. Только уже встав на неё, можно догадаться, что когда-то здесь проходили. Но, судя по всему, очень давно. Не ближе, чем в начале лета. Во всяком случае, Тоня была в этом уверена. Уже радовало, что эти варвары сюда не добрались. Хотя они же без лодки, значит, только по противоположному берегу двигались. А мостов тут, к счастью, нет.
Тоня, пояснив, что около избушки воды нет, посоветовала набрать пятилитровую баклажку из Таимбы. Захватив рюкзаки, затянули судно повыше. Лодка тягуче скрипела по камням, с трудом подняли от воды метра на полтора. По команде Тони наломали веток малины и карликовых берёзок, кое-где спускающихся по дальнему краю насыпи. Накидав сверху, отошли подальше, проверяя.
– Если не приглядываться, не видно, – вполголоса резюмировала Тоня. – Двинули, а то скоро совсем стемнеет.
Топать по мрачной, еле угадываемой тропинке в стремительно сгущающейся темноте – это как со зрением минус три пытаться прочитать мелкий шрифт на договоре. Сапоги то и дело цепляли выпирающие булыжники, мыски пинали невидимые бугорки. То и дело проваливался в незамеченные ямки. Даже Тоня, двигающаяся в двух метрах впереди, пару раз споткнулась. Разок по лицу до искр в глазах стеганула ветка редкого здесь куста. Но Ивану хватило. Вытерев слёзы, он постарался удвоить бдительность, теперь периодически вытягивая руку перед собой. Оба молчали, на ходу пытаясь прислушиваться. Тайга, раскинувшаяся в некотором отдалении, шумела. На разные голоса поскрипывали булыжники под ногами, ветер шуршал далёкой листвой, в тёмном небе плыли тяжёлые тучи.
Избушка вынырнула из темноты неожиданно. Она стояла прямо на осыпи, неизвестно каким образом цепляясь за каменистую площадку. Крыша, затянутая рубероидом, как и у других избушек, низенькая, под стреху разве что ползком подлезешь.
Внутри темно, за сумрачным окошком поднимается громада коронованной скалы. У стены грубо сбитый столик на четырёх ножках. Керосинка. Тоня сняла стеклянный колпак. Чиркнула спичка, и слабый огонёк неуверенно закачался, улавливая самые слабые движения воздуха. Неуверенный свет выявил два настила: один пошире, другой узкий – на нём лучше не вертеться, можно свалиться сонным. На стенке у входа, как обычно, полка с консервами, тут же металлическая коробка с крупой, ага, греча. Сбоку примостились спички и пару листиков бересты для растопки. На стене традиционная тетрадка отзывов. Буржуйка чистая, без золы. Последний, кто заходил, оставил образцовый порядок. Избушка как избушка, пока никакой мистики.
– Дрова должны быть у стенки с солнечной стороны, глянь. А я пока котелок приготовлю.
Иван молчком шагнул за порог.
Едва первые огоньки ухватили нижние поленья, Тоня отрезала от шмата сала небольшой кусочек.
Переглянувшись с Иваном, склонилась над печкой.
– И я тоже хочу. – Иван отрезал кусочек побольше.
Почему-то ему показалось, что Тоня неоправданно экономит. Что-то приговаривая, она кинула на дрова сало, и оно зашипело, плавясь. Иван, мысленно попросив у духа домика поддержки и прощения за то, что потревожили, засунул в нутро буржуйки и свой кусочек. Теперь рядом плавились оба.
– Ну всё, с церемониями покончено. Ждём воду.
Иван почувствовал, как устала натруженная за день спина. Он и на самых интенсивных тренировках по самбо в молодости так не уставал, как здесь, на реке. Сдерживая кряхтенье, улёгся, не поднимая ног, на полати.
Уютно потрескивала печурка, за чёрным окошком завывал нестрашный теперь ветер, и на душе спокойно. Как же мало человеку надо для умиротворения! Тоня суетилась у буржуйки, проверяя готовность пшёнки с тушёнкой. Пока продуктов хватает, запасы избушек они ещё не трогали. Может, обратно пойдут, и пригодятся.
Наконец Тоня разложила густую кашу по личным тарелкам. Молча поели. Каждый сам вымыл за собой посуду. На чай Поддубного уже не хватило. Не раздеваясь, завалился на узкий топчан. Ещё пару минут он слышал, как проводник переливает горячий напиток в кружку, что-то достаёт из рюкзака, а на исходе этого времени он уже крепко спал.
Ночью ему снился незнакомый голос, что-то нашептывающий в уши. Голос был спокойным и доброжелательным. А проснулся Иван с неясными словами, застрявшими в сонном мозгу: «Ищи под ликом».
За окном разливался яркий восход, весело тренькала незнакомая пичужка, второй топчан пустовал. «Ну что ж, надо будет поискать этот неведомый лик. Интересно, что за лик, на скале или где?» Почему-то он не сомневался в его существовании. Потянувшись, Иван тоже поспешил на улицу.
Костерок развели уже по обычаю, на улице, перед этим наведя порядок в домике. Иван вычистил буржуйку, а Тоня прибрала на столе и на топчанах. Выпив по кружке горячего чая с уже изрядно подсохшим хлебом, но не утратившим замечательного вкуса, пошагали к лодке. Отплыли от гостеприимной избушки, когда солнце краешком выплыло над порозовевшими верхушками деревьев.