Глаза открыли почти одновременно. В лесу ни к чему будильники, только лучи солнца начинают разгонять тьму, а ночи в августе непроглядные, вся живность просыпается. Большинство лесного народца выбираются на божий свет тишкком, опасаясь лап и зубов хищников, только пернатые жители тайги голосят бесстрашно, словно устраивая концерт, приуроченный к появлению первого просвета над деревьями. А чего им бояться? Попробуй найди такого голосистого в густой листве прибрежных кустов или под хвойной лапой. Вот и заполняется предрассветная тайга самыми разными птичьими звуками. Поскрипывают или плачут гулкие кедровки, попискивают скрытные вьюрки, прыгая с ветки на ветку, звонко раскукуется кукушка, отсчитывая года неведомому слушателю, или разойдётся почти по-соловьиному овсянка. И почти все трещат с самого ранья.
– Доброе утро! – Обхватив себя руками, Иван растирал быстрыми движениями плечи.
– Утро доброе! Замёрз? Который час? – Голос у Тони сонный, но смотрит уверенно.
– Ну так, относительно. Ночью жарко было, а к утру похолодало. – Он глянул на наручные часы. – Половина пятого. Чай будешь?
– Не откажусь.
– Пойду костёр разведу.
– Отлично. Я сейчас встану. – Тоня неспешно выбралась из спальника. – Давай сразу все соберём, чтоб в избу не возвращаться. И надо посмотреть, есть ли тут тетрадь для записей посещений.
– Как это?
– А вон она, на стене висит позади тебя.
Сняв с гвоздя серую порядком замусоленную тетрадь, Иван бегло пролистал.
– Предельно ясно. Тут указывают дату, когда кто заходил, и пожелания хозяину избы, не понятно зачем.
– Так заведено. Как бы оставляешь след, что ты тут был, на всякий случай. Поблагодарить тоже можно, не было б избы, в палатке ночевать пришлось бы. Как твоя фамилия, кстати? Хотя ладно, моей достаточно.
Иван еле сдержался, чтобы не возмутиться: «Ну, какая нахалка! Достаточно ей. Вообще-то это мой поход, я организовал, я уговорил. Не соберись за алмазами, весь отпуск прорыбачила бы на берегу Тунгуски. И не было бы её в этой избушке».
Тоня, бесцеремонно выхватив у растерявшегося парня тетрадь, поискала на стене ручку. Нашлась и ручка, привязанная верёвочкой к гвоздику. Со стороны хозяев предусмотрительно, вряд ли рыбак или охотник будет с собой пишущий инструмент таскать. Нацарапав пару строчек, Тоня повесила тетрадь на место.
– Ну что стоишь, собираться давай! – Она ухватила свой рюкзак, растягивая завязку.
Иван, осуждающе качнув головой: «Опять раскомандовалась», – разложил спальник, так удобнее сворачивать.
Собрались быстро, вчера почти ничего и не распаковывали. Окинув взглядом каждый свою сторону от стола, проверяя, не оставили ли чего, пригибаясь в низком проёме, выбрались на улицу. Ночной морозец покрыл рассыпавшуюся ковром хвою, редкую здесь, траву под деревьями плотной изморозью. Иван, поёживаясь, утопал собирать сушняк. Вызвался чаёвничать, надо соответствовать. Мужик он или не мужик! Ну и что, что она проводник, и вроде в её обязанностях готовка. От друзей-походников слышал: в тайге начальства нет, все равны. Может он что-то полезное сделать, значит, надо делать, а не ждать, когда кто-то другой надумает. Похоже, Тоня понимала ситуацию так же, во всяком случае, место у костра уступила охотно.
Собранные ветки покромсал помельче. Знал, на щепе котелок закипает быстрее, чем на крупных дровах, этому Ивана отец ещё в детстве научил, когда вместе выбирались на рыбалку. Да и затушить такой костерок легче, залил водой – и точно не разгорится. Тоня, достав сверток с бутербродами, завернутыми в фольгу, деловито одной рукой подняла валявшийся со вчерашнего дня чурбак.
– Давай бутерброды на угольки положим, чтоб подогреть, тёплые вкуснее.
– Давай, – пожал плечом Иван.
Небо, проглядывавшее среди сосновых верхушек в противоположной от реки стороне, понемногу выкрашивалось в красные тона. Было зябко, от прогоревшего костра тянуло теплом, и оба нависли над углями, согреваясь. Насыпав заварки в закипевший чайник, Иван утвердил его на чурбаке. Кивнул Тоне.
Они уселись за огромный уличный стол. Чай, исходящий паром в кружках, пах почему-то хвоей и утренней сыростью. Почти одновременно впились зубами в нежную мякоть хлеба и колбасы. Горячие бутерброды показались Ивану на редкость вкусными. Пережёвывая крупный кусок, Тоня вытянула из внутреннего кармана «энцефалитки»[5] целлофановый пакет. Аккуратно развернула, и на стол лёг вырванный тетрадный листок.
– Это наша с тобой карта, – пояснила она. – У папки утром срисовала. Хотела его карту взять, но она уже совсем рассыпается от старости. Давай начнём с того, до какого места ты хочешь подняться вверх по реке и какие именно работы собираешься проводить. Исходя из этого накидаем план маршрута.
Не выпуская кружку и бутерброд из рук, Иван пересел поближе. Пару минут изучал карту:
– Ну, вообще-то мне хочется добраться для начала до заводика. Его, смотрю, на карте нет.
– Точно, нет его здесь. Отец предполагает, что он в самых верховьях. Туда он не ходил, да и наши ошаровцы не забираются так далеко, как правило.
– Это я уже понял. Тогда пойдём как можно выше, насколько сил хватит, ну и река позволит. Первым делом надо найти заводик. От него и будем плясать. Наверняка выработки какие-то сохранились. Надо посмотреть. В любом случае там шурфы буду бить. Через определенные расстояния. Если получится, похожу и по сторонам от речки. В общем, как пойдёт. Думаю, там же, где буду копаться, и складирую образцы грунта из переходных горизонтов. Пусть полежат, а на обратном пути всё и подберём. Что с собой землю таскать? А это что тут на карте за восьмёрка? – Иван ткнул пальцем в листок.
– А, это наша первая преграда на пути. Точнее, вторая, если вчерашний залом вспоминать. Начинается прямо от места, где мы лодку оставили. В полноводье тут всё затапливает и можно проплыть напрямую, это примерно пятьсот метров. Но сейчас воды мало, сам видел, поэтому нас ждёт трёхкилометровый знак бесконечности по берегу. Здесь, в петле, на лодке не пройти, мелко. Камней полно, можно дно порвать. Что я предлагаю. Смотри. Мы спускаемся к моторке, грузимся и волоком протаскиваем её по прямой. Пока изморозь, надо успеть, по ней быстрее и легче. Знаю, так многие раньше делали, поэтому место накатано и завалов быть не должно. Дальше пойдём на моторе.
Иван задумчиво покивал:
– Тебе видней. А как необычно изогнулась! Прямо аномалия. Понимаю, если б такой зигзаг в верховьях встречался, но тут, практически перед впадением в Тунгуску! Чудеса!
– Ничего чудесного. – Тоня свернула листок. – В верховьях перепады больше, таких зигзагов, как ты сказал, у речки не получается. А здесь низина, вот и наворачивает.
Рядом на дереве неожиданно застучал дятел, и Иван вздрогнул. И тут же устыдился реакции. «Что это я? Нервы вроде в порядке, неужто, напряжение предстоящих поисков накатило? Всё-таки дело затеял опасное, не дай бог, кто пронюхает. Хоть и тайга вокруг, но не безлюдная же. – Он незаметно оглянулся. – Вроде тихо, а почему-то беспокойно. В такой глуши и до криминала недалеко. От них, посторонних людей, конечно. – Себя в такой роли Иван решительно не представлял. – В крайнем случае скажу, что на экскурсию приехал – и сразу домой! И вообще, предельно ясно, что осторожность будет здесь не лишней. На алмазы завсегда желающие найдутся, даже если эти желающие раньше ни в каких преступлениях не марались. Это как золотая лихорадка, никогда не знаешь, как человек отреагирует».
Подозрительно покосившись на беспечного проводника, спешно дожевал бутерброд. Тоня вроде не заметила, и он выдохнул облегчённо.
Где-то далеко затянула кукушка, затеяв пересчёт годков. Да много намерила! Снизу от реки, на полянку выползало облако тумана.
Иван решил сменить тему. Придав голосу беззаботности, поинтересовался:
– А где эта зловещая изба, про которую говорил Николай Алексеевич?
Закинув в рот последний кусочек, Тоня поднялась:
– Давай по дороге расскажу, а находится во…от тут. – Она снова развернула карту, находя пальцем крохотный треугольничек. – У горы. Об этом месте много нехороших слухов ходит, поглядим, может, мимо проскочим. Ну её, нечистую, к ляду. Тут недалече ещё одна избушка есть. – Тоня ткнула ненакрашенным ногтём в треугольник выше по течению. – Ладно, надо поторапливаться, если не хотим в грязи лодку толкать.
Свернув листок, засунула в пакет, и тот исчез в нагрудном кармане.
Набирающий прозрачности туман ещё висел над речкой. Сырость обсыпалась с веток тальника, сапоги, утопающие во влажной изморози, сразу же промокли. Торопясь, покидали вещи на дно. Пару минут – и лодка готова к путешествию. Недоверчиво поглядывая на Тоню, геолог уцепился за правый борт. Неужто у них получится? Груз-то не лёгенький. Тут мужиков человека четыре надо, а они вдвоём. Но сомнения решил оставить при себе. Очень уж уверенно вела себя Тоня.
Перекинув через голову ремень ружья, женщина ухватилась с другой стороны. Напряглись, и разом, по её команде, толкнули. На удивление, моторка с трудом, но сдвинулась. Прошлёпав по мелководью, вытянули лодку на землю. Зашуршала трава под днищем. Тяжело, но и тут пошла, родимая. А как попала на изморозь, заскользила легче. В этот момент Иван перестал сомневаться: дотащат.
Метров через двести снова выбрались к реке. По каменистому дну перебравшись через тихое течение, вытянули лодку на берег. Выпрямились, поправляя куртки. Иван вытер пот со лба, подышал глубоко, успокаивая сердце. С непривычки тяжеловато. А Тоне хоть бы хны, только щёки раскраснелись.
– Первый виток преодолели, чуть-чуть осталось. – Тоня молча кивнула, приглашая напарника занять своё место. – Раз, два, пошёл! – лодка снова заскользила по постепенно «усыхающей» изморози. – Второй перешеек будет подлиннее, но там травы гуще, легче пойдёт. Да, ты спрашивал про избу, что у горы, – вспомнила она. – Изба эта необычная. Тут странность в том, что никто не знает, кто её хозяин. У нас тут каждая изба кому-то да принадлежит, а эта… – Она замолчала, разглядывая лежачий топляк, вероятно принесённый весенними водами. – Видать, не всё расчистили наши. Или недавно прибило.
Иван тоже замер, выглядывая сбоку от лодки:
– Лесной лежачий полицейский, вернее речной. Попробую развернуть его, а ты рассказывай дальше.
Тоня уселась на нос лодки отдуваясь. Иван мысленно ухмыльнулся: «И ты устаёшь! – И тут же справедливости ради про себя добавил: – Но я больше».
– Ну вот, как я уже говорила, она никому не принадлежит, а в ней порядок, будто кто-то живёт. Дровишки напилены, керосин для лампы всегда есть. Кто там бывал, говорят, будто на подходе даже дымок из трубы виднеется. Зайдёшь, а буржуйка холодная. Чудеса, да и только. И якобы одинокие путники в ней пропадают без вести. Вроде случаи такие были. Их искали, но кроме записи в тетрадке ничего и никого не находили.
– Ну а тетрадь кто завёл? – Иван потянул за край пропитавшегося влагой бревна, топляк неохотно заворочался. Парень поддал, поднимая короткое бревно на «попа», и «лежачий полицейский» сдался.
– Бог его знает кто, пойди – найди сейчас. Есть местное поверье: чтобы в избе тебя не обидели и переночевать позволили, надо для лесного духа сжечь в буржуйке кусочек масла или сала, ну и не забыть попросить приютить. Вот папа и напомнил, чтоб не забыли, если, не дай бог, остановиться придётся. А вообще есть у меня друг один, Андрюха Востриков, так вот он рассказывал, что, когда они тут рыбачили с братом Петрухой, им пришлось в этой избушке ночевать. Потому что другие были заняты. Так ему всю ночь будто кто-то шептал на ухо. Что именно, он не разобрал, но было жутко. – Тоня спрыгнула с лодки. – Ну что, взялись?
Дождавшись, когда Иван ухватится на своей стороне, проводник скомандовала «двинули», и они потолкали дальше.
Наконец впереди, сквозь раздавшиеся кусты проглянул нужный берег. Несмотря на то что по густой траве лодка тянулась легко, запыхались оба. Иван так вообще дышал как паровоз, иногда сплёвывая тягучую слюну. Но старался вида не подавать. Тоня тоже терпела.
Утро уже разгорелось, изморось на траве стала прозрачной, как тонкое чистое стекло, а кое-где растаяла вовсе. Прохладный ветерок обдавал разгорячённые лица. Иван ещё на полпути расстегнул бушлат, но сейчас пару верхних пуговиц запихал в петельки. Не хватало ещё простыть в тайге. Лечиться придётся самостоятельно, лекарства какие-то есть, он видел, когда укладывали, но самое главное – время потеряет. И так его с каждым днём всё меньше и меньше, а когда до заводика доберутся, пока непонятно.
Здесь река раздавалась вширь, и течение заметно притихло. Иван уже привычным движением навесил мотор. Не мешкая запрыгнули в лодку. Тоня попыталась завести от кнопки, но моторчик, неожиданно пофыркав, замолк окончательно. Она растерянно обернулась:
– Не помнишь, куда мы положили моток бечёвки? Придется дёргать вручную. – Не дождавшись от напарника ответа, полезла искать в носовой части. – А, вот она…
Отмерив нужную длину, завязала на конце крепкий узел. Иван перехватил ножом в указанном месте.
– Шкемарь готов! Иди заводи, у тебя сил побольше будет.
Иван послушно перелез на корму.
Выслушав советы проводника, намотал верёвку на стартер. Мысленно попросив у господа помощи, резко дёрнул, и мотор, поквохчав, словно недовольная курица, ритмично зажурчал.
– Ну, слава богу. – Тоня повысила голос, чтобы перекричать мотор. – Отталкивайся.
Иван ухватил шест, и травянистый берег медленно отполз от кормы. Оглянувшись на молчаливого проводника, он занял место за мотором. Река потянулась тёмная, метров десять в поперечнике, и дна не видно, из чего геолог заключил, что глубины достаточно для «сапога». Да и Тоня не выказывала беспокойства. Расположившись на лавке, или банке, как называют её моряки, она беспечно поглядывала по сторонам, Он прибавил газу, и лодка почти тут же вышла на редан[6].