– Играй, Яшенька, играй!
Этим летом я решил приколоться. Сострить, так сказать, в реальной жизни.
У меня с юмором вообще-то не очень. На бумаге иногда сгоряча, может быть, получается, а вот в жизни – туговато. Всё выходит как-то тяжеловесно и угрюмо. Наносно как-то. Как в ноябре где-нибудь в Перми.
И тем не менее.
Сижу на даче. Идут дожди, скучные и однообразные, хуже рекламы. Небо – мокрый пепел потухшего костра моей безвозвратно ушедшей молодости.
Лужи то ли равнодушно по-стариковски чавкают под каплями, то ли устало целуются в фальшиво-мелкий засос. По крыше словно бы бегут табуны каких-то карликовых мустангов.
В детстве я расшифровал «мустангов», которых знал из книг про «индейцев и ковбойцев», как «мостанки». И никак не мог себе представить эти «московские танки». Пока не пришли девяностые. Но не буду о грустном.
Тоскливо. Читать – лень, писать – еще больше лень. Есть и пить, как Жене Лукашину, тоже не хочется. Одна отрада – кот сидит у меня на коленях и полуурчит-полухрюкает-полукашляет, как бесконечно закипающий старый электрический чайник.
К тому же отпускные заканчиваются. Деньги, конечно, бяка, но без них как-то не очень.
И вот вдруг – дождь кончился. Просвет. Солнышко из-за перламутрово-чешуйчатого края тучки задорным окулистом заглянуло в зрачок моего окна.
Кот финально хрюкнул, спрыгнул с моих колен и пошел в огород походкой бывалого омоновца ловить бесповоротно оппозиционных ему мышей, лягушек, ящериц, землероек и прочих нехороших кротов.
Я тоже частично воскрес, и захотелось мне вдруг какого-нибудь, так сказать, метафизического озорства.
Вот тут-то я и «сострил», старый сатир…
Я взял три бумажки и пошел, извините, в туалет. Но не с той целью, о которой вы подумали.
Удобства у меня в деревне «во дворе». То есть туалет – обычный, деревенский. Гордый деревянный дзот (или дот – я в этом не очень разбираюсь) в самом дальнем конце участка.
Он, этот мой дзот-дот, уже очень пожилой, но крепкий. Построенный еще при Горбачеве. Окрашенный боевой зеленой краской при Ельцине.
И сейчас он все еще бодр и полон сил. Я называю про себя моего далекого зеленого друга почему-то «Кузьмич».
Итак, я взял те самые три бумажки, ручку, клей, томик стихов А. С. Пушкина (не удивляйтесь) и решительно направился в дальний конец участка, в джунгли вечно юной российской сирени, неустанно ласкающей моего мудрого Кузьмича.
На первой бумажке я написал: «1 мин. 500 р.» и наклеил бумажку на дверь Кузьмича. Смешно!
Заговорщически вошел в Кузьмича. Рядом с рулоном туалетной бумаги наклеил бумажку, на которой написал: «Одна порция – 200 р.». Подумал. Зачеркнул «одна порция» и исправил на «одно использ.». Еще смешнее!
Затем поставил томик Пушкина в угол Кузьмича и над ним приклеил: «15 коп.». Вообще оборжешься!
До вечера я был в эйфории от того, насколько я гениально отразил в моем Кузьмиче суть общества потребления. Я всем организмом щемяще предчувствовал, как все гости, которые приедут этим летом ко мне в деревню, будут неудержимо хохотать над моей глубочайшей философской метафорой.
Гости приезжали, понимающе улыбались. Неудержимого хохота я так и не услышал. Я был бесконечно обескуражен.
И вот через пару недель к нам на два дня приехал погостить некто мальчик Яша.
Мальчик Яша – сын сотрудниц моей жены. Фамилия его Кронгельгауз. Ему пятнадцать лет. Он учится в еврейской школе, кажется, Гилель. Могу ошибиться. Играет, как это ни странно, на скрипке. Занимается борьбой крав мага. Кто не знает – это такое средство самообороны с выниманием коленных чашек противника, схлопываением его глазных яблок и прочих невинных приемов в борьбе с террористами.
Кроме того, Яша занимается финансами, программированием, ивритом.
Его глаза – как два черных шара в лузу мировому джихаду, а улыбка – как Большой Шалом всем рассветам и закатам, которые были и будут в мировой истории.
После посещения Кузьмича мальчик Яша сказал мне:
– Дорогой дядя Володя… можно я буду вас так называть?
– Конечно, Яша, называй меня так.
– Так вот, дядя Володя… Во-первых, самая первая минута посещения любого заведения, даже такого талмудически экзотического, как ваш… Сиреневый Приют…
– Это было изящно, Яша…
– Спасибо, дядя Вова. Так вот: самая же-таки первая минута посещения любого заведения должна быть бесплатной.
– Вот как…
– Да, именно так, дядя Володя. Во-вторых, если вы, дорогой дядя Володя, все же таки пишете цены, то где же, спрошу я вас, ящички для оплаты?
– Гм, не подумал… И действительно, где же?..
– В-третьих, на мой взгляд, необходимо в корне пересмотреть заявленную вами сетку тарифов.
– Какую сетку?
– Сетку тарифов. Разрешите, дядя Володя, я немножечко возьму этот проект на себя…
– Проект?..
– Конечно. Это, мой дорогой дядя Володя, настоящий, хороший, перспективный проект. Вы же не против?
– Чего?..
Яша устало вздохнул:
– Чтобы я чуть-чуть разработал новый бизнес-план. И еще, дядя Володя, один очень важный момент: пятьдесят процентов все-таки мои. Вы, надеюсь, не против?
– Нет, я никогда не против, – ответил я в растерянности, глядя на кота, который решительно шел на меня с придушенным кротом в зубах, как Яша со своим новым бизнес-планом.
– Утром все будет готово.
Мы поужинали и разошлись спать.
Утром я посетил Сиреневый Приют Кузьмича.
На двери висело: «Акция! 1-я мин. – бесплатно! 2-я мин. – 5 р., 3-я мин. И далее – клиенту в подарок! Сладостных минут!»
Под надписью был аккуратно приклеен конвертик.
Внутри Кузьмича около рулона с туалетной бумагой значилось: «Акция! Хоть шар земной ты обойдешь, бумаги мягче не найдешь! Только для вас! Всё – бесплатно! Желающие могут пожертвовать 5 р. На защиту уникальных лесов Сибири!»
И – конвертик.
Около Пушкина: «Пушкин – наше всё! Не правда ли? Кто согласен…» – и стрелочка в сторону третьего конвертика значительно большего объема, чем первые два.
Я был несколько обескуражен. Зачем столько суеты? Какие-то конвертики, бумажки… Слоганы… Сплошное масонство.
Яша уехал, перед самой посадкой в такси шепотом напомнив о пятидесяти процентах.
До конца лета ко мне приехало множество гостей, самых разных. Гости после рандеву с Сиреневым Кузьмичом почему-то почти все хохотали. До сих пор не понимаю, над чем. Всего из трех конвертиков под тремя Яшиными бумажками я в конце августа извлек ровно 450 рублей, бумажками, монетками. Кто-то даже пожаловался на отсутствие оплаты по кредитке. Яше я перевел 225 рублей, как договаривались.
«Спасибо, дядя Володя», – вежливо ответил мне Яша по почте.
Интересно, сколько я соберу в следующем году.
В этой связи я очень хочу, чтобы мальчик Яша, когда он вырастет, не уехал бы куда-нибудь в Израиль или Америку, а остался бы в России и снабдил бы всех российских Кузьмичей соответствующими бумажками и конвертиками.