За год, который Серафима провела в качестве ученицы чародея, она так поднаторела в многотрудном и славном парфюмерном деле, что дело дошло до экзаменов. Так сказать, промежуточной аттестации.
Верстовский требовал, чтобы она разложила состав аромата за очень короткое время. Духи специально подбирал сложные, чтобы помучить самоуверенную ученицу и утереть ей нос. Иногда так и случалось. Она легко слышала верхнюю и сердечную ноты, а вот до шлейфа дело доходило не всегда. Слишком много наслоений было в аромате.
Верстовский обзывал ее коротконосой тупицей и снова отправлял учиться. Серафима не сопротивлялась. Ей уже нравилось. Кроме того, как подозревал Константин Геннадьевич, сидя в лаборатории, она не сколько училась, сколько косила от работы в саду и теплице.
«Только бы эта нахалка не обленилась окончательно», – сокрушался Верстовский, боясь, что скоро ему самому придется полоть и поливать.
Однако делать было нечего. Он ведь и сам получал от своих педагогических опытов удовольствие. Все большее, надо признаться.
– Смотри, Серафима. В этой мензурке аромат, созданный Оливером Креспом для Дольче-Габбана. Он имеет четырнадцать наград. Кроме того, представлен в Музее искусств и дизайна в Нью-Йорке как один из самых значимых ароматов столетия.
– Название не скажете?
– Разумеется, нет! Никаких подсказок! Это будет твоей наградой, если сработаешь на пятерку.
– Уф!
– Что? Боишься?
– Еще чего!
– Ну так дерзай!
– Держу! То есть дерзаю!
Он думал, что девчонка будет маяться с полчаса, но она вернулась ровно через три минуты.
– Имей в виду: ошибешься – останешься без сладкого.
– Еще чего! – снова услышал он.
Нипочем не угадает!
– Верхние ноты – цитрусы: мандарин, бергамот, грейпфрут, еще – можжевельник. Ноты сердца – розмарин, перец, палисандр.
На базовых спалится!
– Шлейф – мускус, мох и… ладан.
Чертова кукла!
– Не грейпфрут, а кожура, и мох дубовый.
– Все равно мох!
– Нет, именно дубовый. И перец не обычный, а сычуань.
Серафима глянула исподлобья.
– Не сдала?
Вот было бы хорошо, если бы не сдала! Посмотрел бы он на ее надутую морду!
– Это «Light Blue». Мужской аромат.
– А есть и женский?
Она вдруг радостно вытаращилась.
– Так я сдала?
– Будем считать, что так, если распишешь парный женский.
– Ну это проще простого!
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь! Уверен, что срежешься!
– Еще чего!
Она поднесла пробник к своему ужасному носу и в ту же секунду сказала:
– Вверху – яблоки.
– Какие именно?
– Зеленые. Еще бамбук и колокольчик.
– Точно не василек?
Серафима скорчила «козью морду».
– Сердечные?
– Жасмин, белая роза.
– Ну а шлейф?
Она закрыла глаза и замерла на несколько мгновений.
– Кедр, мускус и… подождите… янтарь, кажется.
– Точно не яшма?
– Тьфу на вас! Говорю – янтарь!
Ай да девка! С виду колхоз колхозом и нос кошмарный, а чутье, как у… кого? Собаки? Нет, уже не как у собаки. Как у молодого Константина. Ну… почти.
Верстовский и сам не знал: радоваться этому или огорчаться.
– Одна дама однажды сказала, что ей в духах не нужны ни роза, ни ландыш. Хотела сложный аромат, и она его получила. Создала сама. Вернее, разработал Эрнест Бо. Он, кстати, родом из России был. Его формула, а вот название придумала она.
– Дайте угадаю! Коко Шанель?
– Имя угадать нетрудно.
– Да и духи тоже. «Шанель номер пять»? Так?
– Экая ты быстрая! Ты не название угадай, а расскажи состав.
– Понюхать можно?
– Сейчас кто-то отправится сорняки полоть.
– Да щучу я! Что сразу сорняки!
Она сунулась к тестеру и с ходу заявила:
– Группы – цветочная и альдегидная.
Верстовский хмыкнул:
– Это и дурак скажет!
– Дурак скажет, что воняют противно, потому что аромат резкий и тяжелый!
– Серафима!
– Да ладно! Верхние ноты я слышу сразу. Альдегиды для начала. Нероли, иланг-иланг, бергамот, лимон. Сердечные – ирис ваш любимый, фиалка, жасмин, ландыш. Она же говорила, что не любит их? Роза еще.
– Не цветы фиалки, а корень. Дальше.
– Дайте подумать.
– Не знал, что ты это умеешь.
– Не собьете! Не старайтесь даже! – фыркнула Серафима и повела носом над флаконом.