Верхняя община.
Отец Шахе стал главой верхней общины с времен ее формирования, у него было трое детей, двое своих родных и приемная Шахе. Ее он любил больше всех, на это в сердцах хранила обиду его жена. Астмик была мудрой женщиной и никогда не показывала не Шахе, не своему супругу обиды, что их родные дети обделены любовью отца. Сводные братья Шахе, любили ее, как родную. В целом эта семья жила в любви и понимание.
Одним летнем вечерком, между супругами, родителями Шахе завязался разговор:
– Дорогой, Шахе уже в возрасте, когда нужно искать ей жениха. – обратилась она к мужу.
– Я думал об этом дорогая, думал! – вздохнул он.
Тем временем старший брат Шахе подслушивал разговор прижавшись к углу дома.
– Что? Они хотят выдать ее за муж? – услышав он их разговор.
– Нужно говорить с ней об этом? –подошла жена к своему мужу и положила на его плечо свою руку.
– Нужно. – опустил он голову.
– Ты думал о том, кто ей подходит? – спрашивала она.
– Отец Сетока подходил ко мне, просил руку Шахе. – отвечал он не подымая глаз.
– А что ты? -
– Я сказал, что поговорю с Шахе. – отвечал он.
– Тогда тебе надо поговорить с ней. – завершили они диалог.
Отец остался сидеть на лавке за столом летней кухни, мать мыла посуду, а старший брат побежал к своей сестре. Он знал, что даже в столь позднее время ее всегда можно найти в сарае с лошадьми. Он бежал со всех ног.
– Шахе. Шахе! – шепотом пытался кричать он.
Она лежала на стоге на самой макушке, услышав его она высунулась сверху и обратилась к брату:
– Ну и чего ты там шипишь как змей? Полезай сюда. Я смотрю на небо, на звезды. Иди сюда! – говорила ему она.
– Шахе, я подслушал разговор родителей. Тебя хотят выдать за муж! Ты…ты если выйдешь за муж, то покинешь наш дом? Я не буду видеть тебя? – снял он шапку с головы и вытирал вспотевший лоб.
– Чего? Это не обо мне речь шла! Ты что-то путаешь! – посмотрела она на него и брякнулась на спину закинув ногу на ногу.
– Шахе, я ничего не путаю. Говорили о тебе! – продолжал брат.
– Полезай ко мне. Завтра я сама спрошу все у отца. Давай. Полезай! – махала она ему рукой.
Он залез к ней на большой стог сена, лег рядом с ней.
– Смотри. Видишь это большая медведица, а вот рядом с ней маленькая. Смотри как они красиво светят? – показывала она пальцем в небо.
– Шахе, тебя ничего не беспокоит? – спрашивал он прижавшись к ней.
– Нет брат. Ничего не беспокоит! – обняла она его.
– А мне страшно от мысли если я не смогу с тобой видеться каждый день. – произнес братик.
– Эй ты чего!? Все будет хорошо. Вот увидишь! – отвечала она и поглаживала его по голове.
Шло время, и оно показывало нам то, что Шахе выросла окруженная любовью и заботой своих близких. Оба брата знали, что она не родная им по крови, но очень сильно любили ее. Она была подобно богине любви, что спустилась на Землю прожить человеческую жизнь. Все чего касалась она или среди кого находилось, озарялось все светом своего чистого сердца. Гуляя босоногая в дождь, пропуская грязь и жижу между пальцев ног, уже будучи в возрасте невесты она продолжала раз за разом танцевать под дождем, кружась, ловя капли ртом, взмахивала своими мокрыми, длинными, черными волосами, притопывая и показательно пачкая ноги, она заражала своим задором и смехом, своей легкостью. Кто видел подобное, не мог удержать себя на ногах, чтобы рядом не пуститься в пляс вместе с ней. Она не разделяла себя не на секунду с природой. Шахе скорее будет бегать за лошадьми или другими животными овцами, собаками в густой траве распахнув в обе стороны руке, еже ли строить козни и желать кому-то зла. Она и природа были не разделимы в ней.
Казалось бы, ничто не может противостоять ее силе озарять других людей любовью, светить так, что даже самый смурной и грустный человек рядом оживал, но одним вечером, в одном доме верней общины, один старец, сутулый с длинным носом разговаривал на повышенных тонах со своими потомками именно он будет причиной большого испытания Шахе и Ризада в их жизнях и жизнях двух общин.
– Вы меня не слышали! Я не раз подходил к отцу Шахе и разговаривал о свадьбе моего внука. Ты как его отец должен сам поговорить с Андроником. Я трижды подходил. Трижды. И он мне не отказал! – тыкал своим худым пальцем в стол старец, злобно корча моську глядя на своего сына и внука.
Старец шаркал по поло делая шаг своими тапками, ходил из угла в угол, злобно смотрел на своего сына и внука, навязывал им свою волю.
– Ну чего ты молчишь? – наклонился он над своим сыном? – А ты что притих? – обратился он к внуку.
– Дед, ну я то что? – привстал со скамейки паренек, как дед на него резко рявкнул:
– Ты молчи! Это твой отец должен совершить действие, а не ты. Вот сиди и смотри на своего отца. – продолжал дед.
– Я поговорю с Андроником. – произнес сын старца.
– Не уж то! Я дождался диалога! Конечно поговори с ним. Понимаешь, она его дочь, он глава деревни. Твой сын будет следующим главой. Я бы много смог поменял в общине. Здесь сейчас все не так. Все не правильноооооо! – протянул он свою речь протяжным голосом.
– Дед, ну я не хочу жениться на Шахе, она на два года старше меня, и она моя подруга. Мы с детства с ней вместе играли. Я не могу относиться к ней как к жене, невесте! – всхлипнул внук противного дедка.
– Вот, посмотри кого ты вырастил! Посмотри! Он сопли роняет?! Он не разу не подумал о будущем, о семье, о людях в общине, вот из – за таких как ты нас в 1915 году так истребляли – заплакал дед схватив себя руками за лицо.
– Отец…– вскочил Сеток, сын старца.
– Нет. Я не хочу жалости. Нет. Оставьте меня. Идите в свои комнаты. Идите. – вытянул он руку показывая, что к нему подходить сейчас не надо.
– Пойдем сынок, дедушка хочет остаться один. Отец может тебе воды? – спросил стоя на выходе Сеток.
– Нет. – рявкнул дед.
Так подлость одного, как зараза начнет менять и заражать образ мышления других в деревне.