После этого они уже по-хозяйски убрали во дворе.
А тут и Петрович прискакал на взмыленном коне, как пошутил начитанный Вовчик. Хотя на самом деле Сивка, утомлённая долгим походом, шла, понуро свесив голову, и сразу принялась наедать силу, хватая сено с поспешностью оголодавшего Пельменя. Чтобы побольше уместилось в её животе питательного сена, Петрович расстегнул подпругу и снял седло.
– Ну что, парни, – спросил он, – отдохнули?
– Отдохнули, – вразнобой ответили ребята.
– Небось, на сене отдыхали?
Витька с Вовчиком промолчали, а Пельмень буркнул:
– Ага!
– Я мальцом тоже любил на сеновале спать, – признался Петрович и, наверное, вспомнив свои детские годы, стеснительно улыбнулся. – От разнотравья запах стоит такой… необыкновенный. Бывало, аж голова от него закружится. Красота-а! Для меня и сейчас дороже этого запаха ничего на свете нет. Духмяный запах… Лечебный.
Друзья стали дружно с шумом вдыхать лечебный запах, чтобы надышаться сразу на целый год, раз уж появилась возможность оздоровиться без всяких лекарств.
Вот, оказывается, почему все лошади любят душистое сено. От этого здоровья в них скапливается столько, что даже мощность в современной технике учёные измеряют в лошадиных силах.
Витька незаметно для всех сунул в рот пучок травы и пожевал. Но сено на вкус оказалось жёстким и горьким, и он, весь, скривившись, выплюнул, рассудив, что с него хватит и той силёнки, которая скопится от запаха: всё-таки он не лошадь, чтобы питаться сеном.
Надышавшись лечебным запахом разнотравья, ребята заметно оздоровились: принялись пихаться, многозначительно перемигиваться, и время от времени поглядывая вверх, прыскать в кулак. Конечно, такая активность без последствий не осталась: Петрович вслед за ними задрал голову, долго смотрел, а потом строго спросил:
– Что это?
– Флюгер, – ответили ребята, несколько озадаченные таким неуместным вопросом.
– Я вижу, что флюгер, – сказал Петрович и ехидно сощурил свои глаза. – А на чём это, скажите пожалуйста, он прикреплён?
– На жерди, – пояснил Витька.
– Та-ак… – внушительно сказал Петрович, взглядывая по очереди на ребят. – И кто же это из вас такой сообразительный?
– Все… сообразительные! – гордо ответил Витька, и его лицо расплылось в довольной улыбке.
Петрович задумчиво пожевал губами и со вздохом сказал:
– За заботу, конечно, спасибо. Только я эти самые… жерди… на оглобли приготовил. Почти три месяца их до ума доводил… сушил… Через пару деньков собирался менять…
– Во-он в чём дело! – догадался Витька. – То-то, я смотрю, они такие ровненькие да лёгкие…
Вовчик поправил очки и внёс ясность:
– Ошибочка вышла.
От расстройства Петрович, не глядя, с размаху сел на тележную оглоблю, и несправная оглобля, конечно, окончательно доломалась.
– Ёжкин кот! – ругнулся лесник.
Витька давно приметил эту особенность: в самый ответственный момент нужная вещь всегда оказывается неисправной или совсем отсутствует под рукой. Хотя до этого работала как часы и своим присутствием успела достаточно намозолить глаза. Например, однажды Витька долго хранил одну штучку, а потом за ненадобностью взял её и выбросил, чтобы зря не занимала место. А на следующий день выяснилось, что она безотлагательно потребовалась в конструкции гоночного автомобиля и без неё обойтись ну никак невозможно. Напрасно Витька бегал на свалку её разыскивать: такую нужную вещь уже успел кто-то подобрать, наверное, какой-нибудь расторопный пацан и теперь пользуется ею, как своей, смеясь над лопоухим хозяином.
С минуту Витька соображал, как быть с жердями, – не склеишь же их обратно. Потом окинул взглядом росшие у края леса молодые сосенки и объявил:
– Мы вам новые жерди заготовим. Сколько угодно!
– Нет уж, – отказался Петрович, – я как-нибудь сам. Завтра вот с утречка поеду в дальний квартал… Балуется там кто-то у меня, лесок потихоньку подворовывает. Там и пригляжу… жерди… на оглобли. Кстати, как вы тут одни, управитесь… если я в дальнем заночую? Кое-кому засаду устрою.
– Управимся, – солидно сказал Пельмень. – Чего тут не управиться.
Петрович хмыкнул и покивал:
– Это я не сомневаюсь. Это вы запросто… со своими способностями-то, – он внимательно оглядел смущённых ребят и, неожиданно звучно хлопнув себя по коленям, весело крикнул: – Чего пригорюнились, головы свесили? Сейчас ужинать будем! Да не чем попадя, а ухой!
Оказалось, что за делами время пролетело незаметно. Вечерняя заря ещё красила верхушки сосен розовым светом, а внизу уже лёгким туманом мазались летние сумерки.
Петрович распорядился:
– Николай, заготавливай из оставшихся чурок дровишки, Владимир, разводи костёр, а мы с Виктором на реку сходим сетку проверим.
– Далеко идти? – осведомился Витька.
– До ночи должны вернуться, – прикинул Петрович и, увидев, как у Витьки вытянулось лицо, дальше подшучивать не стал, побоявшись, что он упадёт в обморок, и сказал: – Метров триста.
Витька облегчённо протянул:
– А-а!
– Вот тебе и а!
Петрович взял ведро, и они с Витькой отправились за рыбой.
Пельмень, деловито поплевав на свои пухлые ладони, принялся крушить топором ровные чурки, которые от богатырского удара разлеталась во все стороны. Вовчик с готовностью подбирал их по всему двору и складывал шалашиком, чтобы побыстрее разгорелся костёр.
Петляя среди деревьев, тропинка вела под уклон. Ещё не видя реки, Витька догадался о её присутствии по знобкому холодку, которым потянуло навстречу. Высокие сосны сменил низкорослый кустарник, затем неширокая полоска луга, и вот уже видны ракиты, свисавшие над тихой водой. Придерживаясь за ветки, а кое-где и за траву, по крутому спуску подобрались к самой воде. Тишина. Только иногда всплеснёт жирующая рыба да квакнет спросонок лягушка.
Петрович отвязал от коряги прочную леску и неторопливыми движениями начал вытягивать сетку из воды.
Глядя, как бьётся запутавшаяся в ней рыба, негромко сказал:
– Посмотрим, что нам Бог сегодня послал.
Оказалось, что сегодня Бог не пожадничал и послал рыбакам щедрый улов, наверное, для того, чтобы было чем попировать ребятам: пяток окуньков, с десяток плотвичек, три зубастые щучки, пару линьков, язька, налима, такого жирного, что с хвоста аж жир капал, и даже два здоровенных чёрных рака, похожих на допотопных чудовищ.
Раков Витька отпустил на волю, предварительно как следует рассмотрев, а остальную рыбу поместил в ведро с водой.
Пока Петрович, сидя на корточках, курил, задумчиво поглядывая на водную гладь, Витька в половинку бинокля стал изучать далёкий противоположный берег. Ничего интересного там не наблюдалось, и он перевёл бинокль на Студенец, который широко и величественно нёс свои синие с прозеленью воды. Неожиданно посреди реки Витька разглядел размытое сумерками тёмно-зелёное пятно.
– Дядя Иван, – спросил он, – что это такое?
Петрович не спеша выпустил табачное облако и спокойно ответил:
– Остров.
Витька чуть не выронил бинокль и ещё сильнее вгляделся в размытые очертания, дрожащим голосом повторяя, как заклинания:
– Остров, остров, остров…
Выглядел он при этом как городской дурачок Серёня, даже Петрович обеспокоился и спросил:
– С тобой всё в порядке, парень?
– Ещё как! – в восторге заверил Витька и вдруг заволновался: – Дядя Иван, а вот остров… он необитаемый?
Петрович выплюнул сигарету и встал:
– Раз никто не проживает на нём… Стало быть необитаемый.
Захлёбываясь от радости, Витька горячо заговорил:
– Вот здорово! Правда, дядя Иван? Что ж, и названия у него никакого нет?
– Название имеется… Митяев остров.
– И кордон Митяев, и остров Митяев? – поразился Витька. – Это кому же такая слава досталась?
Петрович строго взглянул на него и дрогнувшим голосом сказал:
– Придём домой, паря, и я вам расскажу давнюю историю, связанную с этим островом.
Он подхватил ведро и стал подниматься на высокий берег. Витька последовал за ним. Петрович быстро шагал по тропинке, торопясь вернуться до полной темноты. Витька шёл позади и всё о чём-то думал, а иногда и беседовал сам с собой.