Свобода заканчивается в понедельник. Мать выписывают, я забираю ее из больницы. Домой идем пешком, потому что ей рекомендовали прогулки на свежем воздухе, хотя называть свежим воздух в нашем городе – лицемерие.
Веду мать под руку. Прохожие видят улыбающуюся маму и улыбаются в ответ. Все как положено: идеальная мама, сопровождаемая идеальным сыном. Ей нравится примерять на себя роли, которые можно скинуть в любое время без обязательств.
– Ты набрался сил? – Киваю. – Хорошо. Потому что мне они понадобятся.
Она уже не скрывает, что питается моими нервами. Во всех книжках про вампиров пишут, как круто, когда вампир ухлестывает за человеком. Романтика, любовь до гроба лежат на поверхности, под ними же скрывается несчастный человек, вынужденный коротать день за днем под бдительным контролем упыря. Ни в одной подобной сказке не говорится, что пара вампиров может жить счастливо. Им нужен кто-то обычный, чтобы скрывать собственные комплексы за его счет. Знай поклонники подобных историй, как на самом деле живется рядом с энергетическим вампиром, они бы сожгли все эти однотипные томики.
– Тебе нужно встретиться с моим врачом, – говорит мать. – Он хотел проконсультировать тебя, но вы разминулись.
– Зачем мне консультация?
– Я так сказала, разве не ясно? – Она притворно хохочет, будто я пошутил.
Змея. Надеюсь, врач даст противоядие.
– Как дела в школе, Жора? Ты исправил двойку?
– Неделя только началась.
Мать хмурится, взгляд становится злым. Еще одно возражение, и она меня размажет. Уничтожит, как букашку.
– Чтобы на днях исправил. У меня нет времени следить, как ты делаешь уроки, или проверять дневник. Если твоя учительница еще раз позвонит мне и скажет про новую двойку, я заставлю свою секретаршу следить за тобой. Тебе это не понравится, молодой человек.
Так и тянет сказать ей, что у нее полно времени на слежку за мной и пьяные выходки. Вместо этого киваю и с улыбкой продолжаю изображать счастливого сына.
На следующий день отхватываю кусочек свободы. Тренировок нет, мать задерживается на работе, а я могу заниматься своими делами. На уборку и приготовление ужина много времени не нужно. За годы рабства я приноровился прятать грязь.
Выхожу на балкон, сажусь в кресло-качалку и читаю классику. Задания по литературе невыносимо скучные, от математики хотя бы скулы не сводит. Просыпаюсь от запаха табака, щекочущего ноздри. Потираю глаза, убираю книгу.
– С добрым утром, – говорит Вася, махнув в знак приветствия. – Вижу, Достоевского читаешь.
Я и забыл про него. Наш сосед с огромной плазмой и пустой квартирой. Стоит по пояс голый, в пушистых тапках на босу ногу и в темно-зеленых штанах в коричнево-желтую клетку. Какая безвкусица. Какое ему дело до того, что я читаю?
– Экзамены скоро, – говорю. – Освежаю в памяти.
– Кому ты брешешь? Я видел, как ты заснул. Спорим, ты ее даже не прочитал?
– Твоя проницательность бесит. – Озвучиваю то, что думаю.
Может, мне удастся избавиться от навязанного общения? Он помог мне выбраться с закрытого балкона, но это не делает нас лучшими друзьями.
– И че? – смеется Вася. – Стыдно стало, что ль?
– Нет. Просто эта концепция устарела. – Мне становится легко.
В школе и с матерью я не высказываю своих мыслей. Проще адаптироваться и подмазываться так, чтобы никто не знал, какой ты на самом деле. С Алей… с ней все сложно. Ей я еще не врал, но не знаю, что будет, когда у нас завяжутся отношения. А с этим чуваком с голым торсом, торчащим на балконе, когда на улице плюс пять, все как-то просто. Будто так и должно быть.
– Какая?
– Раскольников убил людей и раскаялся. В современном мире постоянно кто-то кого-то мочит. Вон, почитай новости: то на бытовой почве, то из-за выпивки, то еще из-за чего. В убийстве уже давно нет ничего удивительного. Во времена Достоевского такое читали, трясясь под одеялом, в наше время можно нагуглить фотки с мест преступлений с самых разных ракурсов и не почувствовать ничего. Почему я вообще должен тратить время на эту книгу?
Замолкаю. От длительного монолога собственный голос звенит в ушах. Никогда так много не говорил.
Вася тушит сигарету и ухмыляется.
– Если твоя училка по литре узнает твое мнение, она засунет его тебе в жопу и поставит два.
– Поэтому я ей ничего не скажу. Напишу сочинение из общеизвестных фактов и псевдоанализа. Ноль творчества или вольнодумства. Другого от нас в школе и не ждут, – хмыкаю я.
– Интересно базаришь. – Вася чешет подбородок с пробивающейся щетиной. – Ты прям бунтарь. Смотрел фильм «Свободные»?[1]
– Нет.
– Там в городке запрещена рок-музыка. Типа от лукавого, все дела. И туда приезжает новенький, который танцует под эту музыку. Парниша пошел против системы. Ты мне его напоминаешь.
– Даже не знаю, комплимент это или унижение.
– Посмотри. Может, че нового для себя отметишь. – Слышу звонок стационарного телефона. Вася оборачивается. – Ладно, мне тут уже десятый раз звонят. Че-то срочное, наверн. Бывай.
Он скрывается в квартире. Поглядываю на часы. Ничто не помешает смотреть фильм, пока буду готовить.
Достаю телефон и звоню Кристине. Наши матери знают друг друга, поэтому у моей не возникнет подозрений или вопросов, почему мы общаемся. Крис – отличница, умница и так далее, я же лоботряс, списывающий у одноклассников домашку, подкупающий учителей. Наши богатые родители думают, что у нас могут быть общие интересы. От нас ждут, что мы станем владельцами крупных корпораций или займем посты директоров; может, откроем одну или несколько разных франшиз. Раньше Крис верила, что нас продали друг другу с момента, как УЗИ определило наш пол.
– Да, Жора?
– Пришло время вернуть должок. Где ты сейчас?
– Я пока живу у Розы, это моя одноклассница. А что, придешь, если скажу?
– Да, мне срочно нужна твоя помощь.
Свободного времени мало, лучше всего сделать это сейчас. Сутки без душа как-нибудь переживу. Я мог бы попросить Крис помочь мне перед школой, но риск, что она проспит, слишком велик.
– Ну, хорошо. Это, конечно, чужая квартира, но ты ведь ненадолго? Мне потом перед хозяевами отчитываться, если они тебя увидят.
– Не бойся. Я активирую ниндзя-режим и уйду через окно.
– Тут одиннадцатый этаж, – смеется Крис.
Она скидывает мне адрес. Дверь открывается, едва жму на звонок. Кристина стоит в джинсовых шортах и топе на голую грудь, поверх накинут прозрачный халат.
– Ты пришла из девяностых?
– Эй, я же буду визажистом, – дуется она, пропуская меня в квартиру. – Я должна не только видеть моду, но и помнить и уметь воссоздавать образы.
– Ладно, визажист, мне как раз нужна твоя профессиональная помощь. – Разуваюсь, вешаю куртку на крючок и прохожу за ней в комнату. – Что ты забыла в квартире Розы?
– Да так, уговорила предков отпустить меня пожить среди обычных людей. Типа посмотрю на квартиру среднего класса и пойму, как надо ценить то, что у меня есть. – Крис усмехается. – Я что, зря столько лет на папе тренировалась глазки строить? Да он через пару дней растает и все мне простит.
Хмыкаю и осматриваюсь. Кровать, в сложенном виде, застелена светло-сиреневым покрывалом. В углу скромно стоит раскладушка. Компьютерного стола нет, вместо него огромный туалетный столик.
– Она разрешила мне попользоваться им, представляешь? – говорит Крис, заметив мой взгляд. – Так что тебе нужно, Жорик?
– Нарисуй на мне синяки.
– Что? В смысле, для чего? – Ее глаза округляются, как у разбуженной совы.
– Просто нужно, и все. Ты ведь моя должница, так что выполни просьбу.
– Ну… Ладно. Давай попробуем. Только где их нарисовать?
Стягиваю свитер, бросаю на кровать. Расстегиваю пуговицы на рубашке одну за другой, распахиваю ее. Крис краснеет и не может оторвать глаз от моего торса.
– Здесь. – Показываю пальцем на живот.
– Эм… Ты предлагаешь мне изрисовать твой торс синяками?
– Только понатуральнее. Представь, что меня избили.
– А как же лицо? Руки? Ноги?
– Лицо и ноги обойдутся. – Снимаю рубашку и вешаю на спинку стула. – Давай, покажи мастер-класс. Руки, спина, живот и грудь – вот твой холст.
Сажусь на стул и выпрямляюсь. Смущение покидает Крис. Она разглядывает мое тело уже по-деловому, потом осторожно щупает.
– У тебя ведь нет аллергии на косметику?
– Понятия не имею.
– Если что-то выскочит, я тут ни при чем, понял?
– Понял.
Крис набирает кисточки, тени, румяна и прочую ерунду.
– Еще одна просьба. Нанеси водостойкую косметику. Желательно так, чтобы ничего не размазалось, если я засну.
– Ты слишком многого хочешь. Не обещаю, что будет выглядеть идеально, – говорит Крис. – А теперь помолчи и дай мне сосредоточиться!
Она смешивает что-то, как художник краски, наносит сначала себе на руку, потом подносит ее к моей коже и сравнивает. Наконец, находит нужный оттенок и улыбается. Работа кипит. Кончик кисточки щекочет кожу.
Время летит, посмеиваясь над моей нервозностью. Совсем скоро мать вернется домой, и я отхвачу от нее очередную взбучку, если не прибуду вовремя и не приготовлю ужин.
– Готово! Кажется. – Крис отстраняется и придирчиво меня осматривает. – Ну-ка повернись.
Послушно кружусь, переступая с ноги на ногу.
– Ну, если сильно не приглядываться, – она вдруг приближается к синяку на моей груди и втягивает воздух, – и не принюхиваться, это можно принять за синяки.
– Спасибо. – Надеваю рубашку и застегиваю пуговицы. Крис раскладывает косметику по местам. – Ты мне очень помогла.