Атур Райтин – коммандер Имперского флота, старший библиотекарь (человек)
Силот Ратуа Дил – заключенный, осужденный за контрабанду (зелосианец)
Конан Антонио Мотти – адмирал Имперского флота (человек)
Даала – адмирал Имперского флота (человек)
Дарт Вейдер – повелитель ситхов (человек)
Корнелл Дивини (Ули) – капитан Имперской военно-медицинской службы (человек)
Мима Рутис – управляющая баром (тви’лека)
Нова Стил – сержант Имперской морской пехоты (человек)
Родо – вышибала (человек)
Тила Карз – заключенная, архитектор (мириаланка)
Тинн Гренит – главный старшина Имперских артиллерийских войск (человек)
Виллиан Дэнс – капитан-лейтенант Имперского флота (человек)
Уилхафф Таркин – имперский гранд-мофф (человек)
Завыла сирена. Остаться безучастным к этому пронзительному вою не смогло бы ни одно живое существо, имеющее уши. Сигнал мог означать лишь одно: тревога!
Капитан-лейтенант Виллиан Дэнс, или просто Вил, очнулся от глубокого сна, сел на койке, затем спрыгнул на металлический пол дежурного помещения. Он уже был облачен в летный скафандр, но без шлема: один из первых уроков, которые усваивают пилоты СИДов, – на дежурстве спать в полном боевом снаряжении. Он побежал к двери, на полшага опередив еще одного только что проснувшегося пилота. Схватив шлем, Вил выскочил в коридор и бросился направо, к ангарам.
Должно быть, учения. В последнее время их проводилось немало, чтобы пилоты не теряли форму. Может, хоть на этот раз тревога боевая? Мечты, мечты…
Вил примчался на место сбора. На летной палубе обычно поддерживалась гравитация чуть меньше одного g, поэтому пилоты (все они были людьми или гуманоидами) могли двигаться немного быстрее обычного и прибывали на боевые посты чуть раньше. В холодном воздухе стоял резкий запах машинного масла, а мигающие огни разукрасили помещение яркими вспышками. Пилоты бежали к машинам, техники суетились, завершая подготовку СИД-истребителей к взлету. Вил заметил, что по тревоге подняли только его эскадрилью. Должно быть, происшествие не слишком серьезное.
Командование утверждало, что выбор машины значения не имеет – все СИД-истребители одинаковы до последнего винтика. Несмотря на это, у каждого пилота имелся любимый корабль. Конечно, никто и не пытался придавать им индивидуальность, просто были кое-какие приметы: тут царапина, там облупившаяся краска… и через некоторое время истребители начинали различаться. К тому же, вне зависимости от распоряжений командования, каждая машина была чем-то лучше другой: летала немного быстрее, на волосок резче проходила повороты, лазерные пушки чуть скорее реагировали на касание гашетки. Вил обнаружил, что в этот раз ему достался Черный-11, один из его любимых. Может, это всего лишь предрассудок, но когда он понял, что полетит на нем, дышать стало чуточку легче.
Старший палубный офицер, капитан Рекс Эксетер, жестом отозвал Вила в сторону.
– Что происходит, сэр? Очередные учения?
– Нет, каплей. Группе заключенных каким-то образом удалось угнать один из новых челноков типа «Лямбда». Сейчас они пытаются уйти на безопасное расстояние, чтобы прыгнуть в гиперпространство. В мое дежурство этого не случится. Коды идентификации и траекторию загрузят в твой бортовой компьютер. Не дай им уйти, сынок!
– Так точно, сэр. А что с командой? – Вил знал, что для управления новым челноком нужны как минимум пилот и его помощник.
– Предположительно они мертвы. Это сделали предатели и убийцы, Дэнс. За одно это их можно поджарить… И мы же не допустим, чтобы они сбежали и рассказали всем, чем здесь занимается Империя?
– Нет, сэр!
– Тогда вперед!
Вил не озаботился отдать честь, а просто кивнул и бросился к истребителю, на бегу надевая шлем. Включились системы скафандра, в лицо с шипением дунул прохладный воздух с металлическим привкусом. Это хорошо успокаивало. Ведь ткань герметичного комбинезона из дюрастали и пластоида, способная выдерживать экстремальные температуры, и поляризующий шлем – единственное, что защищало его от глубокого вакуума. Из-за небольшого повреждения скафандра даже крепкий и здоровый человек мог за десять секунд потерять сознание и погибнуть. Он видел, как это бывает.
В целях экономии веса на СИД-истребители не ставили ни генераторов щита, ни гиперпривода, ни аварийной системы жизнеобеспечения. Поэтому они были хрупкими, но быстрыми – и, с точки зрения Вила, это было здорово. Он предпочитал уклоняться от вражеского огня, а не надеяться на прочность щитов. Чтобы управлять вялым куском дюрастали, летного мастерства не требуется – проще только сидеть на корме, закинув ноги на панель турболазера. Что в этом интересного?
Когда Вил появился на мостках, техник уже открыл люк Черного-11. Забраться внутрь и устроиться в уютной кабине было делом одной секунды.
Люк опустился, запор щелкнул. Вил коснулся кнопки зажигания, и внутри СИДа (получившего название в честь своего сдвоенного ионного двигателя) вспыхнул свет. Опытным взглядом он окинул приборы. Все системы готовы.
Техник вопросительно поднял руку. Вил махнул в ответ:
– Давай!
– Вас понял, ST-один-один. Приготовиться к запуску.
Вил скривился от досады. Империя решила стереть у своих пилотов все признаки индивидуальности в угоду нелепой теории, что безымянные и безликие исполнители более эффективны. Из-за этого и появились личные номера, глухие шлемы и комбинезоны, под которыми ничего не разглядеть, и случайное распределение кораблей. Стандартизация, может, и оправдывала себя во времена Войн клонов, но теперь появилось одно существенное отличие: ни сам Вил, ни любой другой из пилотов СИДов клонами не являлись. Ни один из бойцов эскадрильи «Альфа» не хотел быть низведенным до состояния автомата. Если Империя действительно хочет этого, пусть посадит в истребители дроидов-пилотов и посмотрит, что из этого выйдет.
Размышления прервало слабое сотрясение пусковой решетки, повернувшейся под мостками. Он увидел, что и техник надел шлем.
Насосы ангара уже вовсю работали, откачивая воздух: к моменту, когда откроются люки, воздуха не останется вовсе. Вил глубоко вздохнул и приготовился: скоро тяжелая рука ускорения вдавит его в кресло, а двигатели устремят истребитель вперед.
В наушниках затрещал голос диспетчера:
– Командир эскадрильи «Альфа», приготовиться к запуску.
– Вас понял, – ответил Вил.
Люк ангара открывался мучительно медленно, с ощутимым скрежетом гидравлики, хорошо слышным благодаря вибрации, передававшейся через пол и корпус истребителя.
– Старт через пять, четыре, три, два… старт!
Ионные двигатели вынесли СИД из скопления кусочков замерзшего воздуха в бесконечную тьму, и капитан-лейтенанта Дэнса окружил космос. Как обычно, он улыбнулся. Вил ничего не мог с собой поделать.
«Возвращаюсь туда, где мне и место…»
Его окружила сплошная чернота космоса. Вил знал, что «Стальной коготь» за спиной становится все меньше по мере того, как он удаляется от корабля. Внизу и слева выгибалась поверхность планеты-тюрьмы. Несмотря на то что разрушитель находился на полярной орбите, из-за наклона оси была видна в основном только ночная сторона Безнадеги. Темная полусфера была преимущественно черной, с несколькими разбросанными тут и там одинокими огоньками.
Вил щелкнул рычажком коммуникатора. При взлете связь начинала работать автоматически, но хорошие пилоты всегда сами включали коммуникатор – просто для верности.
– Эскадрилья «Альфа», сразу после взлета построиться пирамидой позади меня, – распорядился он. – Перейти на тактическую частоту пять, повторяю, так-пять.
Сам Вил тоже переключил коммуникатор на пятую частоту. В этом диапазоне дальность связи невелика – то, что нужно, если хочешь избежать прослушивания со стороны врага. А еще в некоторых случаях не стоит посвящать в разговоры офицера связи, прослушивающего вас с базы. Потому что иногда переговоры немного менее формальны, чем положено.
Он услышал дружный ответ: «Вас понял, Альфа-лидер!» от одиннадцати пилотов своей эскадрильи, один за другим переключавшихся на новый канал связи.
Всего через несколько секунд к каналу подключился последний, и еще мгновение им понадобилось, чтобы выстроиться за Вилом.
– Что за задание, Вил?
Это был Бенджо, или ST-1-2, его первый помощник, летевший у правого крыла.
– Заключенные захватили челнок «Лямбда» и бегут в гипер. Либо они повернут назад, либо мы превратим их в пыль.
– «Лямбда»? Это же один из новых! Там есть пушки?
Вил вздохнул. Вопрос задал Раар Эниилл, кореллианин, как и он сам – хотя вряд ли Раара можно назвать блестящим представителем человеческой расы.
– Ты совсем сводки не читаешь, Эниилл?
– Я как раз собирался, сэр, но тут началась тревога. Я прям на них смотрел. Сэр.
Все засмеялись, даже Вил усмехнулся. Эниилл был раздолбаем везде где только можно, кроме кабины истребителя, но он хороший пилот, и Вил решил не устраивать ему взбучку.
Экран датчиков загудел, и высветилось изображение преследуемого. Командир изменил курс и повел эскадрилью на перехват.
– Если кто-то еще не сделал домашнее задание, слушайте внимательно, – объявил он. – Челнок типа «Лямбда» имеет двадцать метров в длину, максимальное ускорение тысяча четыреста g, гипердвигатель класса один, перевозит двадцать солдат в полном боевом снаряжении – значит, зэков в гражданском на пару побольше. На челноке три сдвоенные бластерные и две сдвоенные лазерные пушки. Не слишком быстро разгоняется и поворачивает медленнее, чем комета, но если подвернетесь под выстрел, сумеет разнести вас вдребезги. Неудобно будет сообщать родным, что вас подстрелил челнок, поэтому будьте начеку.
И опять дружное подтверждение:
– Вас понял, сэр!
– Да, сэр!
– Без проблем.
– Эниилл, что-то тебя не слышно.
– Извините, сэр, я задремал. А что вы спрашивали?
Не успел командир ответить, как впереди замаячил челнок. Он старался лететь тише, не зажигая огней, но курс лежал прочь от ночной стороны Безнадеги. Челнок пересек линию терминатора, и в корпус ударили солнечные лучи.
– Цель впереди, расстояние – четыре километра. Быстро сближаемся. Как только нас увидят, расходимся, выполняем петлю, держим минимальную дистанцию в два клика[1] и делаем вилку один-четыре-четыре-два. Свои позиции все знают. Я подойду ближе и переговорю с пилотом.
Послышался голос Бенджо:
– Ой, каплей, а можно и нам пострелять?
– Нет. Если бы вы лучше освоили машины, я бы позволил, а пока вы можете перестрелять друг друга, поэтому ограничимся пристрелочной вилкой.
Опять поступили подтверждения, но без особого энтузиазма. Он не мог винить подчиненных – с тех пор, как их приписали к этому проекту, они не видели ничего, кроме учений, – но второй из стоявших перед ним задач было вернуть пилотов на базу живыми. Первой, естественно, – выполнить задание. Для этого не нужна эскадрилья. Любому летчику-истребителю разделаться с плетущимся челноком – раз плюнуть, даже с этим новеньким, еще в заводской смазке. Треугольные стабилизаторы «Лямбды» были не слишком эффективны, но он упорно рвался прочь от звезды и из зоны притяжения планеты, чтобы включить наконец гиперпривод и скользнуть в гипертуннель. Тогда его уже никто не нагонит.
Но этого не случится.
Выстроившись пирамидой, истребители выпорхнули из-за кормы удирающего челнока и пролетели так близко, что Вил разглядел человека, сидящего в кресле пилота. Конечно, тот не удивился – на экране датчиков он уже видел, что противник приближается. Но он не мог сбежать, не мог их перехитрить и не имел ни единого шанса уничтожить целую эскадрилью СИДов, даже будучи лучшим из когда-либо живших стрелков – только не на этом суденышке. В любом случае Вил не собирался давать ему шанс даже попытаться.
Согласно приказу эскадрилья выполнила маневр рассеивания, истребители сделали петлю и вышли на установленные позиции, для лучшей маневренности развернув прессорные лучи. Командир на высокой скорости совершил резкий разворот и лег на параллельный курс в нескольких сотнях метров от челнока и немного выше. Он ясно видел орудийные башенки на стабилизаторах. Как только они развернулись, отслеживая его, Вил нырнул влево, вправо, сбросил скорость, а потом снова набрал. Они пытались захватить его в прицел, но не успевали.
Вил переключился на широкий диапазон. Он знал, что его услышат и на разрушителе.
– Внимание, челнок RLH-один. Немедленно развернитесь и следуйте в район действия луча захвата звездного разрушителя «Стальной коготь».
Вместо ответа он услышал приглушенное шипение.
– Челнок «Лямбда», вы меня слышите?
Опять тишина. Потом:
– Ага, слышим тебя, хрен реактивный. И не думаем подчиняться.
Вил бросил взгляд на дисплей. Они находились в двух минутах лета от сферы минимального безопасного расстояния, где можно прыгать на скорость света. Прыгнешь слишком близко к зоне притяжения планеты – и гравитация разорвет корабль на части. Раз его собеседник умеет управлять челноком, он это знает. Когда он увидит, что достиг МБР, все будет кончено. И капитан-лейтенант Дэнс провалит задание.
«Этого никогда не случится», – подумал он.
– Разворачивайтесь, или мы откроем огонь.
– И ты вот так возьмешь и взорвешь нас? Убьешь семнадцать человек, среди которых две женщины? Одна из них годится тебе в бабушки. Сможешь потом с этим жить?
«Тянет время», – понял Вил. Существа в челноке по заслугам попали на галактическую тюремную планету номер один, тем более что имперские суды не отправляли сюда мелких воришек или нарушителей правил уличного движения. Его бабушка не грабила банки и никого не убивала. По крайней мере, он ни о чем таком не знал.
– Пилот челнока, повторяю…
Вил заметил, как повернулась левая турель «Лямбды». Он бросился наперерез и вынырнул за кормой. Выстрелила пушка правого борта. Дэнс подал на двигатели полную мощность, сделал полупетлю, вышел выше челнока и отвернул в сторону от выстрелов.
Даже хороший стрелок не задел бы его под таким углом, а эти в челноке и близко не стояли рядом с хорошими стрелками. Тем не менее раскаленные пульсирующие лучи стали проходить ближе.
– Каплей!..
Это Бенджо.
– Эскадрилья «Альфа», всем оставаться на месте. Опасности нет. – Голос звучал холодно и спокойно, будто командир обсуждал вечернее меню.
Он мгновенно вывел Черного-11 за пределы радиуса стрельбы. Время уходило. Меньше минуты до сферы МБР.
– У вас есть последняя возможность. Разворачивайтесь. Немедленно.
В ответ пилот дернул челнок вверх, чтобы предоставить канонирам более широкий угол обстрела, и они снова начали стрелять.
Палили они беспорядочно, но всегда оставался шанс попасть под случайный выстрел. Погибнуть от руки каторжника, сидящего в украденном челноке, – блестящий конец для безупречной карьеры!
Довольно. Вил сбросил мощность двигателя до нуля, затем вдавил педаль в пол, увеличивая ее до максимума, сделал отворот влево-вверх, «бочку» и «петлю», и зашел с другой стороны, целясь в середину челнока.
Он надавил на гашетку.
Черный-11 выстрелил из обеих лазерных пушек.
Вил Дэнс был стрелком лучше среднего. Выстрелы впились в челнок, прогрызли его насквозь, и, не успел он перелететь и пристроиться справа, «Лямбда» взорвалась, разлетевшись по меньшей мере на полдесятка больших кусков и сотни более мелких. Все это плавало среди облаков мгновенно затвердевшего газа, воды и обломков.
И кувыркающихся в пустоте тел.
Вил переключился на пятую частоту.
– Эниилл, Люд, проверьте, нет ли выживших. – Голос звучал спокойно и бесстрастно, как бы говоря: «Ничего особенного не случилось». Сердце у командира бешено колотилось, но подчиненным об этом знать ни к чему. Пусть думают, что у него вместо крови жидкий кислород.
– У них не было скафандров, сэр, – секунду спустя сообщил Люд. – Выживших нет. Жаль, кораблик был совсем новый.
– Прекрасный выстрел, Вил, – встрял Бенджо. – Поздравляю.
Вил почувствовал спокойное удовлетворение. Он сделал прекрасный выстрел. А они стреляли в него, так что он не просто расстрелял йорков в банке. Это был справедливый ответ.
Он переключился на основной канал.
– Контроль, это ST-один-один, капитан-лейтенант Вил Дэнс, эскадрилья «Альфа». Задание выполнено. Пошлете уборщиков подобрать обломки?
– Вас понял, ST-один-один, – откликнулся капитан Эксетер. – Благодарю за службу.
– Спасибо, сэр. Эскадрилья «Альфа», возвращаемся на базу.
Вил ждал, пока его подразделение построится, и улыбался. Летчик-истребитель – лучшая профессия в Галактике. Лучшей он просто не мог представить. Он был молод – ему не исполнилось и двадцати пяти – и уже успел стать легендой среди сослуживцев – ну, и среди девчонок тоже. Жизнь была прекрасна.
По пути к ИЗР Вил разглядывал в отдалении остов гигантской боевой станции, строившейся на орбите планеты. Пилоты находились в сотне километров от нее, и сейчас станция все еще представляла собой скелет – основные конструкции лишь начинали возводиться, – но при всем при этом она казалась невообразимо огромной. А когда ее достроят, она станет размером с небольшую луну, и даже самый большой звездный разрушитель рядом с ней будет казаться крошкой.
Даже подумать невероятно. А если он продолжит записывать на свой счет успешные задания вроде сегодняшнего, у него появится хорошая возможность попасть на новую станцию в должности командира подразделения.
Эскадрилья шла за Вилом обратно к экваториальному ангару разрушителя. Взглянув на внушающую трепет станцию, он ощутил всплеск гордости за Империю и чувство благодарности за то, что стал частью великой миссии – Доктрины Таркина. У станции не было официального названия или обозначения, она была просто «боевой станцией» – именно такое назначение предусматривал для нее гранд-мофф. Но существовало еще название, которым пользовались офицеры и прочие военные.
Они называли ее «Звездой Смерти».
Уилхафф Таркин – ныне гранд-мофф Таркин, сумевший вознестись на такую высоту благодаря вот этому самому проекту, – стоял на смотровой палубе перед огромным, от пола до потолка, транспаристальным иллюминатором, смотрел на свое творение и находил его великолепным.
Он строил мир.
Надо признать, то, что обретало форму в трехстах километрах от его флагмана, никогда не станет таким впечатляющим, как Центр Империи или, скажем, Алдераан. Но когда строительство завершится, станция будет больше обоих спутников его родной планеты Эриаду и станет домом для миллиона с лишним существ.
Более того, она будет держать в подчинении – в подчинении ему – бесчисленные миры.
Прошло уже около тридцати лет с тех пор, как Рейт Синар впервые поделился с Таркином своими размышлениями, поведав об идее «боевого планетоида», и почти десять лет ушло на то, чтобы протолкнуть эту идею по всем бюрократическим инстанциям и привлечь к делу джеонозианцев, чтобы усовершенствовать первоначальные разработки и начать реализацию проекта. Проект был известен под разнообразными кодовыми именами, например «Великое оружие», а первоначальные планы во многом доработал глава джеонозианцев Поггль-младший. Но идее понадобились годы, чтобы пройти извилистыми путями правительственной бюрократии, пока, наконец, не был отдан приказ о начале строительства. В изначальном плане все равно оставались изъяны, но многие из них устранили во время строительства в комплексе «Утроба» прототипа, служившего для подтверждения жизнеспособности идеи[2]. Величайшие умы Галактики наняли или призвали на службу, чтобы они поддержали своими знаниями и навыками строительство абсолютного оружия. Великолепный ученый доктор Оран Келдор и сумасшедший оружейник Умак Лет, юная, но обладавшая острым умом Кви Ксукс из расы омвати и тви’лек-администратор Тол Сиврон – их и еще многих-многих других отыскал и утвердил на должности лично Таркин. Лучшие из тех, кого могла выделить Империя, шли в проект добровольно или приписывались к нему против своего желания.
Вдобавок он набрал целую армию из рабов-вуки и десятков тысяч заключенных, живших во влажных джунглях планеты-тюрьмы Безнадега, и имел в изобилии строительных дроидов – до сих пор ни на одном проекте не собиралось такое количество автоматов. Теперь все они, живые и искусственные, круглые сутки работали ради одной-единственной цели: воплощения его мечты.
Проекта под кодовым названием «Звезда Смерти».
Таркин слегка поджал губы. От названия попахивало мелодрамой, но он не обращал на это внимания. Одного имени наряду с существованием самой боевой станции должно быть достаточно, чтобы выполнить ее предназначение: послужить устрашению народов Галактики.
Систему Хоруз очистили от космического мусора; астероиды и кометы с внутреннего и внешнего поясов собрали и расщепили на составляющие: кислород, водород, железо, никель и прочие элементы; огромные тягачи, рудничные баржи, танкеры и грузовики выпотрошили и переделали в орбитальные лаборатории, заводы и жилые блоки и забили рабочими, производившими волоконную оптику, электронику и тысячи специальных инструментов и строительных материалов. После почти двух десятилетий неудач, ошибочных попыток, споров, административных процедур и политических маневров строительство оружия возмездия наконец-то начало набирать обороты.
Конечно, существовали и проблемы. Таркина удивляло и одновременно раздражало, что первоначальные разработки Синара – те самые, которые он лично вручил Палпатину и которые тот отклонил более десяти лет назад, – как оказалось, и составляли основу планов, которые Палпатин в итоге приказал ему осуществить. Да, возможно, это и не было столь удивительным, если учитывать капризы судьбы на войне и в политике. Ничто из попадавшего в имперские хранилища не пропадало окончательно, хотя иногда и терялось. Отвергнутые поначалу чужие идеи часто кажутся лучше, если обдумаешь их сам. Судя по всему, даже Императору не чуждо обычное тщеславие.
После того как прототип был построен и усовершенствован в сердце скопления черных дыр, носившего название «Утроба», главы проекта Таркин и Бевел Лемелиск несколько раз меняли местоположение строительства, чтобы пресечь саботаж со стороны повстанцев, и, наконец, разместили его в системе Хоруз, чтобы придать еще большую секретность. Конечно, такой масштабный проект вряд ли возможно вечно хранить в тайне – но знание того, что он существует, и даже осведомленность о том, где он находится, вовсе не означает, что кто-то способен причинить ему вред. Адмирал Даала, под командованием которой находились четыре звездных разрушителя типа «Император» и множество более мелких ударных кораблей, вела беспрестанное наблюдение за зоной проекта со своей базы в сердце «Утробы», и если в эту зону попадал корабль, не предъявлявший соответствующего разрешения, он уже никогда ее не покидал.
Таркин внимательно рассматривал плывущий в пустоте незаконченный сфероид, подсвеченный зловещим сиянием солнечных лучей, отраженных от поверхности Безнадеги. Пока что не был собран даже каркас. Но со временем станция будет иметь 160 километров в диаметре. Она будет поделена на двадцать четыре зоны, по двенадцать в каждом полушарии. Каждая зона, именуемая областью, будет иметь свои собственные продуктовые репликаторы, ангары, гидропонику, тюремные блоки, медцентры, арсеналы, командные центры и все прочие учреждения, необходимые для нормального функционирования. Вспомогательные командные центры, расположенные в каждой области, в самой глубине обоих полушарий, в случае аварии будут осуществлять полный контроль над огневой мощью и маневрами станции. Полностью оснащенная боевая станция надолго станет самой внушительной силой в Галактике.
И управлять ею будет Таркин.
Став командующим такой станцией, он поневоле превратится в самого могущественного человека в Галактике. Конечно, к нему приходила мысль, что даже Император не сможет встать у него на пути, решись он бросить вызов режиму Палпатина. С другой стороны, он хорошо знал Императора. На его месте Таркин никому бы не позволил завладеть подобным могуществом, не предприняв соответствующих мер безопасности. Вполне возможно, в какой-то из участков станции уже встроена бомба, а в покоях Палпатина установлена красная кнопка. Или существует некий эквивалент Приказа 66, известный лишь определенным офицерам и солдатам. Или что-то еще более подлое. Таркин был уверен, что у Императора есть страховка на случай любого возможного неповиновения. Гранд-мофф не планировал идти таким путем: он не являлся дураком или самоубийцей.
Кроме самого по себе грозного, способного уничтожить планету «суперлазера» (созданного на основе проекта «Хаммертонг»[3] и использующего источник энергии, тайно добытый 501-м легионом штурмовиков на планете Майгито еще во время Войн клонов[4]), станция будет нести на борту множество транспортов, космических и наземных, достаточное для оснащения околопланетной базы: четыре основных корабля, сотни СИД-перехватчиков, дополнительные штурмовые челноки, канонерки, корабли поддержки и посадочные боты – все это вместе будет исчисляться десятками тысяч. Экипаж будет превышать четверть миллиона, включая около шестидесяти тысяч одних только канониров. Станция сможет без труда перевезти более полумиллиона солдат в полном снаряжении, а число вспомогательного персонала – пилотов, техников и других рабочих – будет достигать половины этого количества. Объем необходимого для всего этого материально-технического обеспечения просто потрясал воображение. Да, это действительно должно быть ужасающее чудовище! Чудовище, укрощенное и находящееся под контролем Таркина, чудовище, покрытое чешуей из кваданиевой стали, неприступное и неуязвимое.
Ну, почти неуязвимое. В этом вопросе Лемелиск обманул его надежды. «Самая большая трудность при создании боевой станции, – заявил он, – не постройка лучевого орудия, способного уничтожить планету, и не сооружение конструкции размером с луну, которую сможет перемещать гипердвигатель класса три. Труднее всего обеспечить все это энергией. Здесь надо искать компромисс. Для монтажа основного орудия надо снизить внешнюю защиту до незначительного уровня. Запасы энергии, – заявил Бевел, – не безграничны даже на станции такого размера, имеющей самый большой из когда-либо строившихся реакторов, работающих на гиперматерии. Однако при имеющихся средствах защиты от оружия класса «поверхность-космос», множестве истребителей, турболазерных батарей, электромагнитных орудий, протонных торпедных установок, ионных пушек и массе прочих средств обороны ни один космический корабль любого размера даже отдаленно не сможет представлять для нее угрозу. Целый флот звездных разрушителей типа «Император», даже флот звездных суперразрушителей (если таковой будет построен) не сможет представить реальной опасности для станции, когда она станет функционировать в полную силу. Учитывая это, отказ от системы щитов – не такая уж высокая цена за возможность распылить целую планету».
Когда станция войдет в строй, официально признанная в Империи Доктрина Таркина возымеет власть над всеми известными мирами. Эта доктрина проста и эффективна: страх будет держать Галактику в узде. Однажды Таркин продемонстрирует мощь этой «Звезды Смерти», и одного ее существования будет достаточно, чтобы установить мир в Галактике. Альянс повстанцев не рискнет бросить ей вызов. Бунтовщик, который с радостью принял бы собственную смерть, будет трястись от страха за родной мир, который в мгновение ока может превратиться в облако раскаленной плазмы.
Таркин отвернулся от иллюминатора. Диверсии и неудачи уже случались, и их будет еще больше – это неизбежно для такого огромного проекта. Рабы пытались бежать, дроиды выходили из строя, а умные, казалось бы, люди мечтали лишь о влиянии, приобретенном путем политических интриг. Вдобавок ко всему Дарт Вейдер, ручной зверь Императора, приобрел привычку время от времени налагать свою тяжелую длань на процесс строительства. Вейдер, к сожалению, не отчитывался перед Таркином, хотя тот, будучи первым из новых гранд-моффов, являлся человеком, чьи прихоти имели силу закона на территории всего Внешнего кольца. Манера поведения самого Вейдера, по существу, основывалась на той же философии, что и Доктрина Таркина (разве что в меньших масштабах), но уж больно пугающей выглядела его способность заставить стоящего в противоположном углу генерала или адмирала рухнуть на пол как подкошенного. Вейдер называл это Силой – таинственной энергией, которой, по общему мнению, пользовались исключительно джедаи и ситхи. Таркин видел, как он отбивал на лету бластерные импульсы мечом – а иногда даже просто руками, затянутыми в черные перчатки, – совсем без усилий, будто отмахиваясь от мошкары. Вейдер являлся загадкой: говорили, что джедаи вымерли – как и ситхи, – но человек в черном обладал оружием, характерным для тех и других, и умел им пользоваться. Странно. Таркин слышал, что под доспехами Вейдер скорее машина, чем человек. Он также знал, что генерал-киборг Гривус мог управляться с четырьмя клинками одновременно: вероятно, нет ничего удивительного в том, как Вейдер владеет одним. Но в чем все были абсолютно уверены: об истинной личности Вейдера, скрытой под черным шлемом, не знал никто, кроме разве что самого Императора.
Тем не менее у Таркина имелась собственная теория насчет прошлого темного повелителя, основанная на информации, по крупицам собранной из конфиденциальных файлов и разговоров, а также из открытых источников. Он знал, что герой войны джедай Энакин Скайуокер предположительно погиб на Мустафаре, и знал, что тело его так и не нашли. Конечно, оно могло просто исчезнуть в раскаленном лавовом потоке. Но неужели то, что Дарт Вейдер, заключенный в доспехи, поддерживающие в нем жизнь, и демонстрирующий совершенное владение Силой, которого, по общему мнению, мог достичь лишь могущественный джедай, стал новым фаворитом Императора сразу же после того, как Скайуокер сошел со сцены, в самом деле простое совпадение?
Таркин вздрогнул. Неважно, откуда взялся этот Вейдер, – он обладал властью и расположением Императора. Однако все это ерунда. Для Таркина имело значение лишь то, что строительство станции шло быстрыми темпами. Если Вейдер или кто-то другой попытается этому помешать, с ними придется разобраться раз и навсегда. Его самая большая мечта должна воплотиться. Все остальное по сравнению с этим неважно.
Неважно.
Тила Карз сидела, уставившись на пустую стену слева от себя. В пассажирском трюме челнока отсутствовали иллюминаторы, поэтому и смотреть было не на что – разве что на других заключенных. Их было сотни три – представители десятка различных гуманоидных рас, плотными рядами набитые в транспортник. В воздухе стоял сильный кислый запах – смесь испарений разнообразных тел. Кроме нее, других мириалан видно не было. Она знала, что вместе с ней на проклятую планету Безнадега попало еще несколько обитателей ее родного мира, и они должны находиться здесь, если еще живы. На тюремной планете опасность подстерегала повсюду: дикие животные, ядовитые растения, ужасающие бури и резкие перепады температуры, причиной которых являлась непостоянная орбита. Ни один из представителей ее расы, да и любой другой, не поехал бы сюда добровольно – разве что имея суицидальные наклонности.
У Тилы таких наклонностей не имелось, но ее желания здесь никого не интересовали. У нее отобрали право на желания вместе со всеми остальными правами. Она больше не являлась гражданином Галактики. Один стандартный год назад она стала преступницей и заключенной.
«Преступление» Тилы состояло в том, что она поддержала не того кандидата на планетарных выборах. Император решил, что он предатель и его самые влиятельные сторонники – тоже. Поэтому имперские власти собрали два десятка состоятельных мириалан, устроили над ними короткий «судебный процесс» и признали виновными в государственной измене. Из опасения народного гнева в отношении этой пародии на правосудие было решено, что казнить их здесь и сейчас политически нецелесообразно. Поэтому Тилу и ее соотечественников отправили умирать за много световых лет, на далекую планету – мир настолько опасный и недружелюбный, что казалось, он был создан с единственной целью: служить тюрьмой.
Ее потрясло, что она оказалась среди уголовников. За один оборот планеты она из влиятельного и состоятельного специалиста превратилась в преступницу и пребывала в этом состоянии весь последний стандартный год. На ее счастье – и к ее глубочайшему удивлению, – Тиле удалось прожить этот год. Она была архитектором, специалистом по герметизированной аркологии[5] – вовсе не та профессия, которая могла бы подготовить к выживанию в мире, где любое животное считает тебя добычей, а крохотная царапина, оставленная побегом или колючкой, заставит корчиться от боли, пока яд в конце концов не оборвет мучения.
До того как на нее обрушилась беда, Тила была на хорошем счету, ее услуги были нарасхват, по ее проектам построили инкапсуляцию Ралтхок на Кореллии и кольцо «Черная звезда» в системе Сагар. Ей воздавали почести, ее принимали монархи и сенаторы, министры и адмиралы. Ей ничего не стоило слетать на воздушном скиммере на другую сторону Мириала, чтобы пообедать с друзьями.
Нынче же просто пообедать было роскошью.
Тиле повезло, но выжила она не только благодаря везению. Ее отец увлекался спортивным туризмом, и в детстве она частенько ходила с ним в походы. Отец научил ее жить в лесу, и хотя растения и животные на тюремной планете Безнадега, мягко говоря, отличались от мириалских, основные принципы отношения к ним остались те же. Если у них есть зубы и когти, их лучше избегать. Если есть колючки и острые края, не стоит подходить слишком близко. Нужно четко осознавать, где находишься, и не позволять себе роскоши грезить наяву или мечтать, пока надежно не укроешься за стенами из списанных бронелистов или на кое-как огороженных полях. И даже там не следует терять бдительности, поскольку внутри лагерных стен тоже имелись хищники – не на четырех или шести ногах, а на двух, но от этого не менее смертоносные.
Один год. И до сегодняшнего утра у нее не было причин надеяться, что она когда-нибудь покинет Безнадегу, вне зависимости от того, сколько ей еще оставалось жить. Но когда за стенами, окружавшими городок, который сами заключенные называли Склепом (он представлял собой просто кучку хижин), высадились имперские войска, слухи распространились быстро. На орбите планеты что-то строится, и нужны рабочие руки.
– Я слыш’л, на эт’й шт’ке раб’тают двадц’ть тыс’ч раб’в-вуки, – сказал один из попутчиков. Он обращался к своему соседу с другой стороны, но Тиле надо было бы оглохнуть, чтобы не слышать их разговор. Ее собственным соседом оказался грубый бакурианин, осужденный, как он похвастался своим спутникам, за многочисленные преступления: грабеж, насилие, контрабанду оружия и убийства. От него пахло болотом.
– Правда? – Его собеседником был бригиец, высокий гуманоид с пурпурной кожей, которого Тила несколько раз встречала в Склепе. По слухам, он был единственным бригийцем в городке. Когда он отвечал бакурианину, его голос был тих, но она также слыхала, что он был убийцей – и убивал голыми руками, редко прибегая к оружию. Еще рассказывали, что однажды он убил вирвола – разновидность крысы размером с волка и с острыми, как сабли, зубами, водившуюся только на Безнадеге, – обыкновенной палкой. А потом зажарил и съел.
Грабители и убийцы. Отличная компания для женщины, которая до ареста даже правила воздушного движения никогда не нарушала. Но рассказывать об этом она не стремилась. В Склепе чем более опасным преступником тебя считают, тем больше шанс, что тебя оставят в покое. Когда Тилу спрашивали, за что ее посадили, она лишь загадочно улыбалась. После такого интересующийся дважды подумает, прежде чем что-то замыслить.
– Ага, – кивнул бакурианин. – Полмиллиона дроид’в плюс множ’ство стр’ительных роб’тов – экструдеры, резчики, пресс’вальщики и все т’кое. Б’льшую шт’ку стр’ят, чт’ бы за д’рьмо это ни было.
Пурпурный гуманоид пожал плечами:
– Помереть в космосе или на планете – без разницы.
Транспортник сбавил скорость и остановился. Через секунду раздался скрежет, и весь корабль содрогнулся.
– Похоже, спустили трап, – сказал бригиец. – Значит, прилетели.
Бакурианин повернулся к Тиле, смерил ее с головы до ног долгим плотоядным взглядом и осклабился:
– Есл’ бут тесно, бум спать в одной койке.
– Последний парень, с которым я спала в одной койке, случайно умер во сне, – сказала Тила и улыбнулась.
Бакурианин моргнул:
– Да?
Она не стала ничего добавлять. Просто продолжала улыбаться. Ухмылка сбежала с лица бакурианина.
Появился охранник.
– Всем встать и выстроиться в затылок, – приказал он.
Ближе всех к проходу находился бригиец, за ним бакурианин, за ним Тила. Бакурианин все еще оглядывался, бросая на нее нервные взгляды, пока они шли друг за дружкой по кораблю и по извилистой переходной кишке герметичного трапа.
Попав в огромное холодное помещение, где собирали узников, Тила увидела, как тысячи других заключенных входят в него по трапам, поданным с десятков транспортников. В затхлом регенерированном воздухе с резким металлическим привкусом она ощутила запахи пота и страха. Каждая цепочка заключенных текла сквозь рамку, у которой стояли охранники. Когда заключенный проходил под сканером, тот издавал мелодичный звук.
«Считывают импланты», – догадалась Тила. В основном звучание было однотонным, но изредка раздавались звуки другой высоты, ниже на целую октаву, тогда заключенного отделяли от остальных и направляли к лестнице, ведущей на нижний уровень. Она заметила, что так происходило примерно с одним узником из пятидесяти.
Кто же они? Отбраковка? Отбросы? Живые существа, обреченные на прогулку в один конец через ближайший воздушный шлюз?
Когда Тила прошла под рамкой сканера, та издала низкий звук. Сердце забилось сильнее, а дыхание остановилось, когда охранник отрывисто приказал ей выйти из строя.
Очевидно, она скоро узнает, что означал этот звук.
– Шеи сворачивать? – уточнил Родо.
– Нет. Просто вышвырни их вон, – ответила Мима Рутис.
– Ты уверена? А то я могу.
– Я восхищаюсь людьми, которые обожают свою работу, но настоятельно прошу тебя: поумерь пыл.
– Как скажешь.
Хозяйка кантины «Горячее сердце» стояла за барной стойкой, где время от времени готовила очередной коктейль и смотрела, как Родо, здешний вышибала, шагает в направлении разгулявшихся клиентов. Эти двое имперских штурмовиков, пьяные и готовые вцепиться друг другу в глотки, ее не беспокоили. Родо – если у него и имелось другое имя, никто, насколько она знала, о нем не слышал – был одним из самых сильных людей, которых она когда-либо видела. Он родился и вырос на Регите III и являлся потомком людей-колонистов, в течение поколений генетически адаптированных к гравитации, составлявшей 1,5 стандартной. Никто бы не захотел, чтобы Родо, вымахавший выше двух метров и весивший 110 килограммов, на него обиделся. Однажды кто-то поставил рядом с кантиной лендспидер на месте, где обычно парковался Родо. Тот посчитал это оскорблением и решил разобраться.
Вид спидера, без посторонней помощи перевернутого вверх дном, произвел сильное впечатление – с тех пор занимать это место больше никто не решался. Еще он был необычайно быстр и очень, очень хорошо владел каким-то фантастическим видом боевых искусств, позволявшим завязать пьяного и буйного посетителя в узел раньше, чем кто-то успевал вызвать имперский патруль.
Одно лишь присутствие Родо способствовало тому, что в кантине было очень спокойно – даже сегодня, в день получки. Если кто-то проявлял излишнюю агрессию или начинал шуметь, Родо было достаточно приблизиться к столику, и, как правило, все решалось само собой.
Как правило, но не всегда…
Мима отвернулась, чтобы закончить приготовление напитка. Краем глаза она заметила, как мужчина человеческой расы – космический бродяга, судя по одежде, – мечтательно смотрит на нее, склонившись над стаканом и подперев ладонью подбородок. Она не подала виду. Мима, рутианская тви’лека с Рилота, с зеленовато-синей кожей, которая казалась сияющей в свете цветных ламп, привыкла к таким взглядам. Цвет и фактура кожи являлись одной из ее отличительных черт, и Мима охотно ее демонстрировала, надевая короткие платья без рукавов.
Тви’лека знала, что по меркам большинства гуманоидных рас она потрясающе красива, даже ее лекку – два больших мясистых отростка, свисавшие на плечи вместо человеческих волос, – казались людям эротичными. Она поддерживала хорошую форму благодаря ежедневным заплывам и тренировкам при нулевой гравитации, хотя ей всегда казалось, что можно сбросить еще пару килограммов с бедер.
К тому моменту как Галактика сошла с ума, она управляла кантиной уже два года, а владела ею вдвое дольше. Конечно, война благоприятна для кантинного бизнеса. Солдаты, готовые отправиться воевать на захолустную планету, один хатт знает, в какой преисподней, понимали, что в перерывах между стрельбой по повстанцам им уже не оттянуться по полной. В итоге их траты превышали все разумные пределы, что Миму только радовало.
Сегодня в «Сердце» было полно посетителей, и Родо понадобилась минута, чтобы добраться до потенциальных дебоширов, сидевших за двухместным столиком у восточной стены. Когда громадный вышибала подошел, один уже вскочил на ноги, а другой только поднимался. Родо был на голову выше клиентов и шире в плечах обоих, вместе взятых. Он заслонил свет, и оба подняли глаза – выяснить, что же отбрасывает такую гигантскую тень.
Мима опять усмехнулась. Она не могла слышать слов Родо, потому что в зале было слишком шумно от смеха, разговоров, звона стаканов и скрипа ножек стульев по грубому полу. В баре работали еще двое помощников, оба деловито готовили напитки и выписывали счета. Вокруг вовсе не стояла тишина. Но Мима совершенно точно знала, о чем здоровяк говорит солдатам. Они потревожили покой «Сердца», и им придется немедленно покинуть его.
Если солдаты достаточно умны, они улыбнутся, кивнут и начнут пробираться к дверям. Если они глупы, они примутся спорить с Родо. Если они чрезвычайно глупы, один или оба могут решить, что их поведение миротворца не касается, и они будут счастливы продемонстрировать ему имперскую боевую выучку, предварительно обложив матом.
От этого зависел ответ Родо. Приняв правила игры, они могли вернуться на следующий день и начать по новой – без обид. Но сейчас все шло по-другому. Эти двое, должно быть, решили, что громила не так силен, как кажется, и заслуживает как минимум нескольких забористых слов, возможно, касавшихся ближайших родственников и его аморальных отношений с ними.
Прежде чем хоть один из солдат успел сделать или сказать что-то еще, Родо схватил обоих за грудки, двигаясь невероятно быстро для такого крупного человека, и, весьма впечатляюще продемонстрировав грубую силу, поднял их над полом и столкнул лбами. Если после этого они не потеряли сознание, то в любом случае были ошеломлены и перестали рыпаться. Так и держа их, Родо спокойно прошествовал к двери, будто транспортировка двух здоровых мужиков требовала от него не больше усилий, чем доставка к столику клиента двух больших кружек эля.
Дверей он достиг быстро – все, кто находился между ним и выходом, с величайшей готовностью расступились, создав широкий проход. В зале стояла почти полная тишина, когда дверь с шипением открылась и Родо выбросил парочку на улицу.
Когда дверь закрылась, шум опять поднялся до обычного уровня, а Мима вернулась к заказу. Никто не пострадал, поэтому и надобности обращаться к властям не возникло. А если у солдат хватит глупости вернуться с товарищами и они решат воспользоваться своим положением «защитников Империи»… ну что же, на нижних уровнях всегда можно найти поддержку против подобной навязчивости.
Мима вздохнула. Когда она только начинала работать официанткой в забегаловке «У Виллиная», на нижних уровнях Корусанта, в Кривогороде, большинство имперских солдат еще были клонами, и все они без исключения были уравновешенны и вежливы. Хватив лишнего, они, само собой, становились пошумнее, но сами никогда не создавали проблем и всегда без колебаний помогали выпроводить того, кто их создавал. По слухам, их каким-то образом программировали, чтобы они выказывали враждебность только по отношению к неприятелю. Так или иначе, работать с клонами было приятно.
Но то раньше, а не сейчас. Может, она и смотрела на прошлое сквозь розовые светофильтры, но, на ее взгляд, сейчас изменилось многое. Теперь редкий вечер обходился без нового конфликта, и Родо работал не покладая рук, вышвыривая расходившихся пьяниц.
Мима как раз встряхивала почти готовый «банта-бластер», когда заметила еще одну пару клиентов. Они не шумели – наоборот, казались слишком тихими. Мужчина и женщина человеческой расы – как и большинство посетителей в это время суток, – одетые в неприметные черные спецовки, сидели лицом к лицу за двухместным столиком в углу, не спеша потягивая из кружек мемброзию. Похоже, оттуда они могли наблюдать за залом, не бросаясь в глаза.
Мима не заметила, чтобы они смотрели прямо на нее, но у тви’леки возникло четкое ощущение, что она их интересует особо.
Родо опять пристроился рядом – будто у стойки припарковался тяжелый краулер. Он осмотрел зал, выискивая очаги новых конфликтов. Пока ничего подобного не наблюдалось.
Мима закончила «бластер» и поставила коктейль на стойку.
– Эль-девять, заказ!
К бару подкатился новый дроид-официант, похожий на мусорное ведро на колесах (его модель она никак не могла запомнить).
– Понял, босс, – чирикнул он. Схватив раздвижными манипуляторами поднос, дроид поставил его на магнитный держатель в голове и отправился разносить напитки.
Хозяйка подошла к другому концу барной стойки.
– Родо, видишь двоих в черном, вон там, в углу?
Родо ответил, не глядя ни в ту сторону, ни на нее:
– Ага.
– Знаешь, кто они?
– Кто – не знаю. Никогда раньше их не видал. Хотя догадываюсь, откуда они явились…
И умолк. В конце концов Мима потеряла терпение:
– Может, просветишь?
Он слегка улыбнулся. Тви’лека знала, что нравится ему, но он никогда не делал попыток сблизиться. И никогда не сделает.
– Это опера́ из имперской разведки.
Она удивленно нахмурилась. Интересно, что парочка «глаз Императора» делает в ее кантине? Ее бар предназначен для работяг, и навряд ли здесь могла развернуться сложная афера или шпионская интрига. В конце концов, большинство обитателей Южного Подземелья не смогут даже выговорить слово «шпионаж», не то что им заниматься.
– Ты уверен?
– Более чем. Они за кем-то следят. Хочешь, я потолкаюсь вокруг и проверю?
Она покачала головой:
– Нет. Неприятности нам ни к чему. Просто не спускай с них глаз.
Родо занялся своим делом.
– За это ты мне и платишь, леди-босс.
Главный старшина Тинн Гренит спустил ноги с койки и встал на холодный металлический пол. Это довольно быстро его разбудило. Надо бы коврик постелить. Тинн собирался это сделать с тех пор, как восемь недель назад его назначили на этот корабль, но был постоянно занят более важными делами, а ни С’рейна Друта, ни Вилвели – других старшин, деливших с ним каюту, – холод, похоже, не беспокоил. Ну конечно, ступни Друта скорее походили на подушки, а Вилвели привык к гораздо более низким температурам, поэтому, насколько знал Тинн, проклятый пол его ногам казался теплым. На этой неделе они дежурили в ночную смену, поэтому возвращались в каюту, как раз когда он заступал на пост.
Тинн мысленно пожал плечами. Когда-нибудь у него дойдут до этого руки. Может, подкатить к той алдераанке, которая в свободное время занималась вязанием, чтобы сделала на пол коврик из синтешерсти – не такой уж нужен и большой. Он всегда мог уговорить любую женщину на что угодно.
Тинн прошлепал по коридору к санузлу, быстро принял акустический душ, побрызгал щетину депилятором, вытерся насухо и, завернувшись в полотенце, пошел надевать форму.
Тинну Грениту было далеко за пятьдесят, но для своего возраста он находился в прекрасной форме. У него имелось несколько несглаженных шрамов, оставшихся от боев, когда его батарея попадала под вражеский огонь или когда что-то выходило из строя и взрывалось, и парочка отметин от кантинных потасовок, когда он не успевал убраться с пути разбитой бутылки или виброножа. Он все еще оставался поджарым и мускулистым и водил дружбу с техниками вдвое моложе себя, хоть и не так запросто, как привык. Времена, когда он мог пить всю ночь, а потом отпахать полную смену, миновали, это верно, но даже новички знали, что на полосе препятствий перед ним лучше не становиться, если не хочешь быть раздавленным. Он мог гордиться, что и сейчас, когда он прослужил уже более тридцати лет, никто из артиллерийского расчета под началом Тинна Гренита не мог ни перепить, ни побороть его, ни превзойти по числу любовных интрижек.
Он натянул самую старую форменку, некогда светло-серую, а теперь выцветшую до грязно-белого цвета. Все равно он сегодня весь вымажется и провоняет, так что нет смысла портить новую. Сверху просочились слухи, что в середине смены будет еще одна внеочередная учебная тревога. Командир тяжелой бластерной батареи левого борта капитан Нэст Хоберд и помощник адмирала подполковник Луэ были собутыльниками, в результате расчет ТББ-Л всегда знал, если намечалась учебная тревога или инспекция. Капитан хотел, чтобы вверенное ему подразделение находилось на хорошем счету, и, поскольку они всякий раз заранее знали, к чему готовиться, они всегда находились на хорошем счету. Они начисто вылизывали орудийные башни всех шести турболазеров и двух тяжелых ионных пушек так, что на них не оставалось и пятнышка грязи. В дни инспекций с пола поста управления огнем смело можно было есть. Когда объявляли боевую тревогу, батарея левого борта первой докладывала о готовности к бою. Всегда.
Считалось, что у Хоберда большие перспективы, и «цирковые» представления, которые он и все его подразделение безукоризненно разыгрывали во время проверок и учений, поддерживали это мнение. Конечно же, в расчете не было неумех. Нельзя стрелять из большого орудия, если перед этим хорошенько не потренируешься на маленьких, и любого, кто не справлялся с работой, Тинн вышвыривал мгновенно. Он дорожил репутацией. Главстаршина Тинн Гренит являлся лучшим во флоте командиром артиллерийского расчета. Если дать ему цель, которую можно поразить, команда ее поразит. Это так же верно, как то, что на Кристане-5 живут маленькие зеленые человечки.
Одевшись, Тинн взглянул на себя в зеркало. На него смотрело лицо, которое могло принадлежать лишь старому седому флотскому старшине. Гренит хмыкнул. Он пошел служить во флот, когда тот еще не стал имперским, и надеялся, что закончит жизнь на посту. Он считал, что это прекрасно. «Провести всю жизнь на военной службе совсем неплохо», – думал он. Тинн вышел из каюты и направился в коридор.
«Стальной коготь» был девятым по счету кораблем, на котором он служил; на четырех последних он исполнял обязанности командира артиллерийского расчета. «Коготь» – звездный разрушитель типа «Император», которые составляли основу имперского флота. Тинн надеялся, что когда-нибудь получит назначение на один из четырех строящихся в настоящее время суперразрушителей. Это и в самом деле были монстры, в восемь или десять раз больше «Императоров», которые сами достигали полутора километров в длину. Сам СЗР больше всего напоминал клиновидный кусок астероида, усаженный орудиями. Возможно, если Гренит в нужное время напомнит о себе соответствующим людям, то сможет добиться назначения на следующий, как только тот сойдет со стапелей «Верфей Куата». Ему оставалось служить еще несколько лет, но кто бы смог управиться с батареей на одном из этих чудовищных кораблей лучше него? Он уже послал запрос, и, быть может, если Хоберд получит повышение, он замолвит словечко за Гренита перед уходом. Пока Хоберд командует батареей, это вряд ли случится. Капитан говорил, что не хочет терять лучшего старшину сектора.
«Да, – думал Тинн, – хорошо, когда тебя ценят». Но в глубине души он знал, что не успокоится, пока не сможет заявить, что командует самым большим и самым лучшим орудием.
Начиналась новая смена, коридоры заполнили офицеры и экипаж, спешившие занять свои посты. Хотя предстояли лишь учения, Тинн предвкушал, как услышит вой генераторов, заряжающих конденсаторы, затем ощутит сильную вибрацию и запах гари, когда заговорят ионные и лазерные орудия, выплевывая в пустое пространство энергию, чтобы уничтожить учебную мишень. Преодолеть расстояние в сто или более километров и распылить на атомы корабль – вот настоящая сила. И никто не управлялся с нею лучше, чем он.
Как всегда, Тинн прибыл на место за пять минут до начала смены. В блоке, имевшем пятьдесят метров в диаметре, было спокойно. Он заметил Друта и кивнул:
– Что нового, старшина?
– Все в норме, босс. – Высокий чагрианин, один из немногих экзотов, доросших до звания в имперском флоте, огляделся. – Знаешь, что в двадцать тридцать внеплановые учения?
– Ага.
– Мы отдраили палубу, вставили капсюли и подготовились к стрельбе.
Тинн ухмыльнулся:
– Спасибо, Друт. Я твой должник.
– Неа, я должен тебе вдвое. Ты же перед последней инспекцией довел станцию до зеркального блеска. В тот раз я удостоился улыбки самого адмирала.
Тинн кивнул. Все на корабле знали, кто кому обязан, и никто не стал бы выставлять сослуживца мишенью для критики, если мог помочь. Даже если инспекция проходит не в твою смену, рабочее место все равно остается твоим, а один лишь неодобрительный взгляд может привести к тому, что все они предстанут в невыгодном свете. И наоборот, конечно.
– Принимай пост, – сказал Друт, – а я пойду поем. Слышал, в столовой сегодня бербезийский краб.
– Скорее всего, подделка из сои, – ответил Тинн.
Друт пожал плечами:
– Ну, так мы же во флоте, а не в «Звезде Юуз-4».
И он вышел, пригнувшись, чтобы не задеть рогами притолоку.
Дневная смена уже находилась на месте – старшина Тинн Гренит требовал, чтобы все были на постах за пятнадцать минут до начала, и если кого-то не было, тому впоследствии приходилось об этом пожалеть. После первого раза создавалось впечатление, что задницу погрыз голодный риик. После второго можно было искать новую работу.
– Доброе утро, народ, – поздоровался Тинн.
– Доброе утро, шеф, – эхом отозвался расчет.
– Начищаем пуговицы, ребята, – объявил командир. – Не хочу, чтобы сегодня что-нибудь заело как раз в тот момент, когда мы начнем стрелять.
Подчиненные улыбнулись. Все они знали про учения. Все они подготовились. И никто из них не собирался подводить главного старшину Тинна Гренита. Нет, сэр…
– Капитан медицинской службы Корнелл Дивини?
Ули кивнул:
– Да.
– Медработник второго класса Варли, сэр, – представился мужчина. Он был человеком, как и сам Ули, или, по крайней мере, принадлежал к близкой расе. Ули не стал бы утверждать обратного, а уж он-то кое-что понимал в человеческой анатомии.
– Сюда, сэр.
Медтех повел его по пустым серым коридорам в глубь корабля, в административный комплекс. Ули полубессознательно отмечал маршрут, зная, что сможет быстро найти дорогу, если понадобится. Он обладал прекрасным чувством направления, хотя это и не было его заслугой – просто Ули с ним родился.
Конечно, его привели в административный отдел медцентра. На всех кораблях медотсеки одинаковы: те же бледные, почти белые стены, широкие коридоры, разноцветные люминесцентные полосы на полу, причем каждый цвет ведет в свое отделение. Здесь работало человек десять, в основном секретари и биологи, и еще несколько дроидов. Он знал, что сам медицинский персонал располагается где-то дальше.
– Коммандер Хотайс, доктор Корнелл Дивини.
Хотайс оказался низеньким полным человечком лет семидесяти, с седыми волосами и подстриженной бородкой, одетым в медицинскую форму, явно сшитую на заказ. Он сверился со списком на мониторе, поднял глаза и кивнул технику:
– Благодарю вас, Варли.
Техник наклонил голову, ответил: «Да, сэр» и удалился.
– Добро пожаловать на «Медстар-4», доктор, – сказал Хотайс. – Рад, что вы будете работать у нас.
Ули кивнул.
– Благодарю вас, сэр, – ответил он. Надо было открыто показать отсутствие энтузиазма. Старик встопорщил бровь, более густую, чем волоски на спине гусеницы.
– Недоволен назначением, сынок?
Ули наградил нового командира скептическим взглядом.
– Недоволен? Мое первое назначение было в РЕМСО[6] на болотистой планете, где легкие за пять минут заполняются спорами, если не надеть маску. Я заштопал, наверно, тысячу клонов и предполагал, что в конце концов выйду в отставку и вернусь домой[7]. С тех пор я отслужил… сколько – пять? шесть? сроков. Я сбился со счета.
Хотайс кивнул.
– ДО СВИданья, счастливая жизнь, – сказал он.
– Точно.
ДОСВИ означало «Директива о сокращении военных издержек». Слишком много квалифицированных кадров, призванных во времена Войн клонов, устали от военной службы и по окончании ее срока рвались домой. Поскольку разгорелись боевые действия против повстанцев, Империя не могла позволить им выйти в отставку и тратить средства на обучение замены. Особенно не хватало врачей – и тут вступала в действие ДОСВИ. Приказ, имевший обратную силу, означал, что, вне зависимости от давности мобилизации, ты был обречен подчиняться командованию, пока в тебе присутствовала нужда – или пока тебя не убьют. В любом случае ты мог распрощаться с планами на другую жизнь.
Директива о сокращении военных издержек. Существовала и другая расшифровка, почти наверняка нацарапанная где-нибудь на стене остроумным граффитистом, которая распространилась за последние несколько лет: Добейте Обреченного! Совесть Вообще Имеется? Воспоминания вызвали на губах Ули невеселую улыбку.
– Извини, сынок, – сказал ему командир. – Не я это придумал.
– Но вы – кадровый флотский офицер.
Тот кивнул.
– Все мы сами выбираем себе путь.
– По-моему, не совсем так. Если бы я сам выбирал путь, скорее всего, мы с вами никогда бы не встретились.
Хотайс пожал плечами:
– Что я могу ответить? Не в моих силах вернуть цивилизованные порядки – я просто делаю то, что приказывают. Нам не хватает хирургов. Я подал запрос на пополнение личного состава, и прислали тебя. В любом случае ты служил бы если не здесь, то где-то еще – там, где Империя сочла бы нужным. Конечно, у нас не ЦКБ Центра Империи и не «Большой зоопарк»[8], но здесь, по крайней мере, все спокойно. Все-таки не палатка РЕМСО в диких зарослях. В нас никто не стреляет. Единственное, с чем приходится иметь дело, – несчастные случаи на производстве или обычное переутомление. Все могло быть и лучше, капитан, но могло быть и гораздо хуже. Война ужасна, но такова жизнь.
– Да, сэр.
– Второе слово можешь опустить. Мы здесь обходимся без чинов. Дроид покажет тебе каюту, потом можешь прогуляться и осмотреться.
Хотайс взглянул на его документы.
– Здесь сказано, что ты родом с Татуина, Дивини.
– Ули.
Хотайс искоса взглянул на него:
– Что ты сказал, сынок?
– Обычно меня называют Ули. Это тускенское слово, означающее…
Его прервал вой сирены. Ули сразу понял: жди беды!
В помещение вкатился дроид-секретарь. Единственное колесо удерживало его в вертикальном положении, а гироскоп повизгивал почти на грани слышимости. Дроид остановился перед Хотайсом.
– Сэр, санитарный корабль номер девять прибывает в ангар Б. При взрыве емкости с кислородом на стройплощадке пострадало двенадцать рабочих.
Ули заметил, что по неизвестной причине из вокабулятора дроида слышалось нечто похожее на мелодию, которую он находил приятной. Как будто дроид был героем оперетты, готовым в любой момент запеть.
– Ориентировочное время прибытия через шесть с половиной минут, – продолжил дроид. – Медработники на объекте классифицируют основные повреждения как компрессионные травмы, осколочные ранения и вакуумные разрывы. Четверо в тяжелом состоянии, двое из них в шоке, трое средней тяжести, пятеро легких. По расам: шестеро вуки, трое людей, один цереанин, один угнот, один гунган.
Ули нахмурился. Интересный набор – шестеро вуки? И они работают на Империю? В этом было что-то неправильное.
– Многовато для тихого местечка, – сказал он. – Где здесь приемный покой?
– Необязательно бросаться туда прямо сейчас, – сказал Хотайс.
Ули пожал плечами:
– Может быть. Но я так привык.
Хотайс склонил голову.
– Формио тебя отведет. – Он кивнул на дроида. – Вещи оставь здесь, их отнесут в каюту.
– Сюда, доктор Дивини, – произнес дроид приятным тенором. Поскрипывая колесом, он поехал по коридору, а Ули зашагал следом.
Будучи зелосианцем, Силот Ратуа Дил мог, если понадобится, жить на одной только воде и солнечном свете – по крайней мере, некоторое время. Он не знал, откуда вела происхождение его раса, но весь его народ имел зеленые глаза и зеленую кровь. Пока никто из представителей других рас не проявил достаточно любопытства, чтобы сделать полноценный генетический анализ, а в его родном мире считали, что зелосианцы – уникальный гибрид животных и растений, возникший на заре истории Зелоса. Солнечный свет, немного воды – и он мог без остановки идти целый месяц, а может, и два, не съев за это время ни крошки. Хотя это было бы неприятно. Куда приятнее – бифштекс из бомата и яйца фило, и, если уж на то пошло, куда приятнее находиться дома, на Зелосе, а не на планете-тюрьме, среди мерзких преступников.
К несчастью, дела обстояли не так.
Он осмотрел внутренности убогой хижины, в которой обитал, – ветхой конструкции из кусков местных деревьев и отслуживших свое имперских упаковочных ящиков, нагроможденных друг на друга и скрепленных при помощи лиан, проволоки и обрывков бечевки. Не хоромы, конечно, но все-таки это его дом. Ратуа растянулся на постели – по сути, просто коврике, прикрывавшем кучу ветвей вечнозеленых растений. Когда ветви свежие и уложены правильно, лежать на них очень удобно. А эти начали подсыхать – он не менял их уже пару стандартных недель. Надо поменять, и не только из-за того, что на сухих ветках неудобно лежать, но и потому, что их могут быстро наводнить личинки скорпионов, а всего лишь одно прикосновение скорпионьего хвоста заставит представителя практически любой гуманоидной расы несколько недель биться в агонии – это если повезет.
В тысячный раз Ратуа мысленно проклял невезение, приведшее его сюда. Да, он был вором, хотя никогда не воровал по-крупному. Да, он был контрабандистом, хотя никогда не имел от этого настоящих денег. Ратуа постоянно старался что-нибудь урвать, и это помогало ему здесь выжить. Еще он не упускал возможности обмануть незадачливого покупателя на срочной сделке. Но оказаться сцапанным в портовом кабаке на Тригалисе только потому, что там собрались пираты, а его тоже сочли за одного из бандитов? Это было неправильно. А он зашел всего лишь выпить кружку браги. То, что он немного повздорил с кем-то из пиратов из-за милвикийского шелка, который недавно «выпал» из торгового фургона, вовсе не означало, что он в их банде.
Судей, к сожалению, в этом убедить не удалось. Ратуа предложил проверить его на детекторе лжи, но за это пришлось бы платить, а поскольку он был на мели, судьи не захотели тратить деньги налогоплательщиков – зачем, когда он явно в чем-то виновен? Пусть и не в этом конкретном преступлении на этой конкретной планете. Так или иначе, его швырнули к группе отвратительных типов, всех их затолкали в грузовой трюм, где места не хватало даже для половины, и в конечном счете выбросили на этой планете.
Жить на одной планете с настоящими уголовниками, совершившими по-настоящему тяжкие преступления, – это вам не по парку гулять. Даже если бы здесь не было воров, убийц, вымогателей и подобного сброда, вряд ли кто-то пожелал бы построить на Безнадеге дачу. На планете имелся один большой океан и один континент, в основном покрытый джунглями. Буйная растительность благоденствовала – виной тому уровень гравитации (менее трех четвертей стандартной) и сезонные шторма, которые с ревом приносились с далекого океана, порожденные энергией приливов и отливов, в свою очередь, вызванных нестабильной орбитой планеты.
Чтобы выдерживать штормовые ветра, местные растения тесно сплетались между собой и зарывались корнями глубоко в землю. В некоторых местах переплетенный лианами дождевой лес оказывался абсолютно непроходим. Животные тоже адаптировались – становились гибкими, похожими на змей. Так удобнее добывать пищу среди увитых лианами стволов. В лесах обитало множество ядовитых членистоногих, а также несколько летающих видов, например, маленькие крылатые ящерицы и похожие на морских скатов существа, обладавшие очень странным жизненным циклом: рождаясь в океане, они заканчивали жизнь в джунглях.
И все – абсолютно все, – казалось, являлись самыми ужасными, чудовищными и омерзительными образчиками своих видов. Это была не столько взаимосвязанная экосистема, сколько тотальная биологическая война, в которой мириады обитателей Безнадеги, казалось, обречены бороться и уничтожать друг друга. Похоже, все, что двигалось, обладало ядовитыми клыками, а все, что росло, – ядовитыми колючками и шипами…
И в довершение всего здесь были заключенные.
Охрана, комфортно устроившаяся на парящих патрульных баржах, находилась здесь только для гарантии, что никто не сбежит. За исключением этого, заключенные могли делать друг с другом что хотят, и не проходило ночи, чтобы кого-нибудь не избили – иногда до смерти. Здесь царил закон джунглей, как и на воле. Всем заправляли большие хищники. Они брали, что хотели, а посмеешь возразить – раздавят. Ратуа старался не высовываться – если тебя не заметят, скорее всего, и убивать просто ради удовольствия не станут. Он повесил на рот замок, зарылся в песок и сосредоточился на том, чтобы выжить.
Ратуа умылся относительно чистой водой из бака от генератора стазисного поля и вышел из дома. Сержант Нова Стил, один из наиболее дружелюбных охранников, сегодня утром проводил занятия по самообороне. Занимались в основном охранники, но приходило и несколько заключенных, а Ратуа обожал наблюдать, как потеют другие. К тому же на таком собрании можно провернуть какое-нибудь дельце. Немного одного товара обменять на чуточку другого, остаться в выгоде… Ратуа делал отличный бизнес на обмене товарами и услугами, и это помогало откупиться от «хищников», которым он время от времени все же попадался на глаза. «Скажи, дружище, чего ты больше хочешь – растоптать меня в зеленую жижу или новую батарейку для плеера?»
Имея дело с преступниками (как, впрочем, и со всеми остальными), полагаться следовало прежде всего на жадность.
Вскоре Ратуа дошел до расчищенной площадки, где проходили занятия. Учеников было восемнадцать или двадцать, и намного больше зрителей – заключенных и охраны. Он потолкался среди них в надежде найти у кого-нибудь парочку лишних солнцеплодов, которые можно выменять (самому при этом оставшись в выигрыше) себе на завтрак.
Пока Ратуа прокладывал путь сквозь толпу, сержант Стил рассказывал, что делать, если на вас нападут с ножом.
– Кто-нибудь знает, что делать, если у противника нож? – спросил Стил.
– Удирать, как флитабиста, – выкрикнул кто-то.
Присутствующие захохотали. Стил спросил:
– Ты раньше бывал на занятиях по самообороне?
Опять смех.
– Монн совершенно прав, – продолжил сержант. – Надо бежать со всех ног. С пустыми руками не стоит выходить против ножа – обязательно лишишься какой-нибудь важной детали. И если вы, отбросы Галактики, не стали трудолюбивее с тех пор, как я последний раз вас видел, значит, медцентра в здешних краях по-прежнему нет. А если рана окажется серьезной, вы истечете кровью или занесете инфекцию, и смерть будет долгой и мучительной.
В толпе послышался одобрительный шепот. Все понимали, куда клонит сержант. Если потеряешь конечность, то потеряешь ее навсегда – если только от природы не обладаешь способностью к регенерации. Местная медицина находилась в зачаточном состоянии: в лагере имелось несколько врачей и прочих костоправов, но почти не было оборудования и лекарств. Ближайшая бакта-камера, впрочем, находилась отсюда километрах в трехстах, но, к сожалению, эти километры надо отсчитывать не по горизонтали, а по вертикали, и большинство заключенных не питало иллюзий насчет своих шансов в случае болезни оказаться в орбитальной клинике.
– Но если у вас нет оружия и вы не можете сбежать, вам нужен альтернативный план действий. И он должен быть не из тех, где нужно большое мастерство, потому что его у вас нет. А даже если бы было, могло бы и не помочь.
Стил огляделся.
– Эй, Ратуа, позволь отвлечь тебя на минутку.
Ратуа улыбнулся. Подобное они проделывали и раньше.
– Многие преподаватели самообороны твердят, что надо перехватить и удержать руку с ножом, – продолжил Стил, – но не стоит на этом зацикливаться, потому что это чистейшая глупость. Если вы не окажетесь быстрее обладателя ножа, он воткнет оружие вам под ребра вне зависимости от того, сколько у вас знаний.
Ратуа пробрался сквозь неровный круг, образованный зрителями. Стил вручил ему тренировочный «нож» длиной в полруки и сделанный из пластика – в плане прочности он походил на настоящий, но был достаточно гибок: если им ударить, нож согнется, не причинив вреда. «Лезвие» покрывала безвредная красная краска, которая оставляла следы на всем, чего касалась.
– Я двенадцать лет отдал занятиям терас-каси[9], – заявил Стил. – Два раза был чемпионом Первого флота по рукопашному бою в среднем весе и два раза занимал второе место. Думаю, что в рукопашном поединке я порву любого обитателя этой планеты приблизительно моей комплекции, вне зависимости от того, к какой расе он принадлежит. На ножах я бы дрался с ним вничью. С голыми руками против ножа? Меня однозначно зарежут. Покажи им, Ратуа.
Ратуа улыбнулся и не спеша шагнул вперед. Сделал ленивый выпад ножом. Стил извернулся и сделал движение, хватая его руку, но…
У Ратуа был особый прием.
Когда сержант дотянулся до его запястья, зелосианец дернул рукой. Для него это было несложно, но Ратуа знал, что зрители увидят, как рука расплывается.
Это не было присуще зелосианцам – только самому Ратуа. Он не знал, откуда это взялось, – но в один прекрасный миг он включал космическую скорость и становился быстрее, чем большинство живых существ. Намного быстрее. Медики, которые однажды осматривали его и пытались засечь время, требующееся его рефлексам, говорили что-то о мутации, об аномально быстрой настической[10] реакции в волокнах целлюлозы, составлявшей основу его мышц. Но что бы ни послужило причиной, это свойство организма не раз помогало Ратуа во время ссылки на Безнадеге.
Сержант двигался, но Ратуа его движения казались медленными. Он взмахнул «ножом», сделал три быстрых разреза и удар. Затем отступил назад.
Время опять потекло с нормальной скоростью. Несколько зрителей, никогда не видевших этого представления прежде, разинули рты или выругались.
На шее у сержанта Стила красовалось две тонких красных полосы, по одной с каждой стороны, и еще одна пересекала горло, а на груди виднелось маленькое красное пятнышко прямо под сердцем.
Когда удивленные возгласы стихли, Стил бросил:
– Видали? – и повернулся к Ратуа: – Сколько ты учился драться, Ратуа?
– Включая сегодня? – Он ухмыльнулся: – Ммм, вообще-то… нисколько.
Стил указал на красные отметины:
– Одного такого удара было бы достаточно, чтобы убить меня. Зеленоглазку драться не учили, а я знаток. Но, будь нож настоящим, я бы скоро превратился в перегной – если бы кто-нибудь потрудился меня закопать. Да, Ратуа быстр, необычайно быстр, но вот что запомните: никогда не знаешь, на кого или на что можно нарваться. Особенно здесь, на Безнадеге. Лучше уж остановиться и подумать. Спасибо, Ратуа.
Зелосианец кивнул и вышел из круга. Эти небольшие представления, случавшиеся время от времени, были еще одной причиной, помогавшей ему оставаться в живых. Хищники предпочитали беззащитных жертв, и хотя Ратуа не был бойцом – от вида крови, даже не зеленой, ему становилось дурно, – кругом было полно намного более медлительных существ, на которых можно охотиться. Зачем без надобности рисковать своей шеей?
Стил продолжал толковать о стойках, позициях и упреждающих ударах, но Ратуа все это уже слышал и раньше. Ему больше хотелось отыскать солнцеплоды, а после выпавшего «момента славы» это, вероятно, будет проще. Все любят звезд.
Сержант Нова Стил честно выполнял свой долг. Служить в охране тюремной планеты – не слишком приятная обязанность. Эта работа будет невыносимо вонять, даже если ее заморозить в карбоните. Он бы с гораздо большей охотой находился на переднем крае, бился с повстанцами на полях сражений, применяя свои заработанные потом и кровью навыки там, где они нужны больше всего. Но кому-то надо заниматься и этим, а поскольку Стил был философом, он примирился с тем, что нечто подобное выпало на его долю. Он давно научился извлекать все возможное из существующего положения. Ничего другого и не остается, если ты солдат имперской армии.
Он вспомнил изречение философа-мрллси Джевика: «Я знаю себя лишь таким, каким сам себе кажусь». Обманчиво сложная идея, выраженная простыми словами. Нова слегка улыбнулся при мысли, как бы отреагировали его сослуживцы, если бы узнали, какие голо он хранит у себя под койкой: не пикантные картинки с танцующими тви’леками, а целые диссертации различных школ метафизической мысли, разработанные виднейшими философами Галактики. Не то чтобы он что-то имел против танцующих тви’лек. Но то, чем он занимался в последние несколько лет, что служил здесь, помогало оставаться в здравом уме – в этом Нова был убежден.
Большинство заключенных действительно являлись отбросами Галактики – те, кто совершил тяжкие преступления и, несомненно, заслуживал смертной казни – например, в космосе от удушья, после сброса со звездного разрушителя в числе прочего мусора. Но некоторые из них попали сюда по ошибке или потому, что им не повезло, хотя Нова знал, что большинство из них отнюдь не столпы общества. Ярким примером являлся Ратуа. Сержант был ему весьма обязан – тот доставал для него голо и лишь слегка приподнимал бровь, слыша название. Но «человек-растение» составлял скорее исключение. Вероятно, если проверить данные, обнаружится, что большинству заключенных сошло с рук какое-нибудь злодеяние против планеты, с которой они прибыли, так что их пребывание здесь нельзя считать несправедливым. По-настоящему невиновных среди попавших на Безнадегу имелось не так уж и много. Нескольких он знал лично – в основном это были политические заключенные.
Поддержавшие не того кандидата, выступившие не вовремя, отступившие от генеральной линии партии… Нова относился к ним с сочувствием, хотя – учитывая, в каком состоянии находилась ныне Галактика, – возможно, с большим, чем они заслуживали. Если хватило глупости сделать непристойный жест в адрес солдата службы безопасности, не надо удивляться, что он тебя пристрелит. Солдаты тоже люди, у них есть чувства, и в тяжелый день налетать с оскорблениями – очень плохая идея.
С политикой то же самое. Любой, у кого органы чувств находятся не в зачаточном состоянии, может сказать, куда в Империи дует ветер, а сейчас шла война, хотя официально она так не называлась. Свободу слова иногда надо ограничивать ради общего блага, и то, что вызвало бы оживленные дискуссии раньше, во времена расцвета Республики, теперь зачастую считалось государственной изменой. Иногда это его беспокоило.
Нова вздохнул. Несмотря на то что его привлекали проблемы, поднятые виднейшими умами Галактики, он не считал себя особо глубоким мыслителем – он просто делал, что ему приказано. Его работа состояла в том, чтобы держать в узде заключенных и стараться избегать ситуаций, когда пришлось бы в них стрелять. Преподаванием самообороны он занимался в свободное время, это помогало некоторым более слабым лагерникам – быть может, давало им шанс против настоящих хищников, которые здесь обитали. Во всяком случае, это позволяло Нове немного больше уважать себя. Ему нравилось уравнивать шансы, и хотя его «занятия» не предполагали, что шансы уравняются полностью, время от времени они помогали кому-нибудь смягчить падение. Иногда он слышал, как кто-то из учеников при помощи полученных от него знаний избежал гибели или увечья, и это радовало. Он очень внимательно отбирал из заключенных претендентов на обучение. Да, все они были скользкие, как песчаные змеи, но он старался отсекать агрессивных – тех, кто станет использовать полученные знания не только для самозащиты. Среди его студентов были маленькие и слабые существа – те, кто отбывал наказание за преступления, связанные с деньгами, а не с насилием. Ему абсолютно не хотелось помогать закоренелому убийце совершенствовать свои смертоносные навыки. Их и так расплодилось в Галактике более чем достаточно.
На поясе зачирикал комлинк, подавая сигнал утреннего сбора. Пора заканчивать занятия, возвращаться на пост охраны, отмечаться и получать новое задание. Некоторые охранники считали дурацкой его привычку запросто общаться с заключенными – ведь когда отделяешься от каре, в которое выстраивается взвод солдат, нельзя иметь при себе ни бластер, ни даже шоковую дубинку – из опасения, что заключенные могут напасть и отнять оружие. Но Нову это не волновало. Даже самые отвратительные личности здесь знали, что не стоит сходиться с ним врукопашную; а если они вырубят его дубиной или брошенным камнем, у них появится прекрасный шанс умереть еще до рассвета. Солдаты, служившие в охране, заботились о себе, и нападение на одного означало нападение сразу на всех. Они защищали друг друга, но и здесь имелись пределы – во имя общего блага. Если захватишь сотрудника охраны в заложники и попытаешься использовать его в своих целях, и ты, и он, и все, кто находится на расстоянии менее сотни метров, превратятся в дымящийся кратер. Ни переговоров, ни соглашений – из лагеря охраны просто выстрелят по тебе мощной терморакетой. И тебе не спрятаться, потому что ракета наводится на имплант охранника, который нельзя ни отключить, ни уничтожить, пока не будешь знать точно, где он – а он находился в разных местах у каждого солдата на планете. Чтобы его найти, с солдата надо практически заживо содрать кожу. Это отнюдь не смутило бы большинство обитателей Безнадеги – скорее, некоторые получили бы от этого удовольствие, – вся штука заключалась в том, что, даже если убить охранника, имплант продолжал работать и сообщал, что его обладатель мертв. При этом ракета стартовала автоматически, и даже флитабиста с горящим хвостом уже не успела бы вовремя выбежать за пределы зоны поражения.
Планета, конечно, велика, но не настолько, чтобы тебя не смогли найти. Все это держало в узде самых жестоких преступников. И поэтому, даже если не учитывать его собственные, весьма впечатляющие боевые навыки, сержанта Нову Стила вовсе не волновало, что он разгуливает среди отребья. Разумные существа способны оценить друг друга, а глядя на него, никто не счел бы его легкой добычей.
И, кроме всего этого, у него имелись «вспышки».
Снова чирикнул комлинк.
– Стил? – раздался голос начальства.
– Да, сэр.
– Ты весь день будешь играть в ладушки с болотными жуками или все-таки вернешься на базу?
– Уже иду, лейтенант.
Дарт Вейдер стоял на мостике боевого корабля, глядя в носовой иллюминатор на калейдоскопический хаос гиперпространства. Даже когда находишься на борту летящего с относительно небольшой скоростью звездного разрушителя, кажется, что падаешь в бесконечный колодец среди бесформенных огней. Для совершающего гиперпрыжок корабля звездный свет и пятна туманностей превращались в импрессионистские цветовые кляксы. Он знал, что даже опытные космолетчики и флотские служаки обычно опасались на них заглядываться. Инструкции предписывали во время полета через многомерное пространство держать иллюминаторы непрозрачными. В гиперпространстве наличествовало нечто неправильное – наверняка оттого, что в нем присутствовало более трех пространственных и одного временного измерения, к которым привыкло большинство разумных существ. Если слишком долго вглядываться в гиперпространство, можно сойти с ума – об этом рассказывалось немало различных историй. Он не знал ни одного случая заболевания «гиперпространственным исступлением», как это называлось. Но легенды все же существовали.
Вейдеру нравилось смотреть на гиперпространство. Последние несколько минут он следил за звуком своего дыхания, ритмично пульсирующего в респираторе шлема. Прибор, помогавший ему выжить, был в высшей степени эффективен, и он часто забывал о нем. Однако время от времени, особенно в такие моменты погружения в тишину и созерцание, респиратор напоминал о себе, не давая Вейдеру забыть, что волею своего господина он превратился в того, кем является сейчас. Он имел так много и столько потерял.
С другой стороны, и приобрел немало…
Разработка и создание доспехов велись в спешке: искалеченный и обгоревший кусок плоти, бывший когда-то Энакином Скайуокером, умирал и долго не протянул бы даже в бакта-камере. Не хватало времени точно подогнать под его нужды все системы жизнеобеспечения. Многие функции доспехов работали на основании видоизмененных старых технологий – например, разработок, сделанных за два десятилетия до того для генерала-киборга Гривуса. Вейдер знал, что сейчас их можно и переделать, сделав намного лучше, удобнее и мощнее. Имелась только одна проблема: полностью снять доспехи, даже на некоторое время, равносильно самоубийству. Ничто – ни безопасность гипербарической камеры, ни даже власть над темной стороной Силы – не смогло бы надежно защитить его во время этой процедуры.
Нравилось ему или нет, он и доспехи были едины, отныне и навсегда.
– Повелитель Вейдер, – позвал его капитан «Опустошителя». В голосе прозвучал лишь крошечный намек на страх, но даже такая малость хорошо заметна тому, кто пропитан темной стороной Силы. Вейдер чувствовал страх как ледяную дрожь в капитанских нервах, заунывный аккорд, слышимый только ему, вспышку молнии посреди мрачной равнины. Он любил страх – в других.
– Да?
– С минуты на минуту выходим в обычное пространство.
Вейдер развернулся и пристально посмотрел на офицера:
– И?
Капитан Пишор сглотнул.
– Эт-то все, повелитель. Я просто хотел поставить вас в известность.
– Благодарю вас, капитан. Я уже знаю.
– Да, повелитель.
Капитан склонился и попятился назад.
Вейдер улыбнулся под шлемом, хотя это доставило ему боль. Но боль всегда сопровождала его – то, что она стала немного сильнее, ничего не значило. Чтобы ее унять, даже не надо призывать темную сторону. Достаточно усилия воли.
Улыбка погасла, когда он подумал о ближайшем будущем. Он чувствовал, что эта поездка вовсе не являлась необходимой. Губернатор Уилхафф Таркин – «гранд-мофф Таркин» (на эту должность его недавно назначили; нелепое название, с точки зрения Вейдера) – знал, в чем заключаются его обязанности. Император дал ему задание построить это страшилище, как предполагалось, чтобы вселить страх в сердца повстанцев, и он понимал, что произойдет, если обмануть доверие Императора. Идея Таркина разумна: страх действительно являлся полезным инструментом. И боевая станция, вне всякого сомнения, полезна, хотя мощь всего оружия и боевых кораблей, которыми она оснащена, жалка по сравнению с могуществом Силы. Но таково желание Императора – значит, так и будет.
Но потом начались затруднения – несчастные случаи, вредительство, задержки – и это беспокоило Палпатина. Он дал Вейдеру задание: передать, что Император недоволен постоянными проблемами любимого проекта Таркина, и посоветовать – настоятельно посоветовать – гранд-моффу изыскать пути, чтобы избежать подобного в будущем.
Таркин не дурак. Он поймет послание: «Если не справишься, пожалеешь».
«Опустошитель» вырвался из галлюциногенного хаоса в неизменное обычное пространство. Вейдер отвернулся от иллюминатора, плащ за спиной взметнулся. Теперь, когда они приближались к пункту назначения, появилась возможность провести несколько часов в гипербарической камере, освободившись хотя бы от шлема. Пришло время перебрать воспоминания, позволить нарасти гневу и ярости и освободить его от нескончаемой боли. Однако полное исцеление не придет никогда. Лечение невозможно проводить долго, даже в пределах гипербарической камеры. Как только гнев проходил, а концентрация терялась, он вновь становился тем, кем был – тем, во что превратил его Оби-Ван Кеноби, его бывший учитель-джедай.
Ныне почти все джедаи уничтожены. И все же некоторые, самые главные, уцелели. Некоторым удалось бежать, в том числе Йоде. Это беспокоило. Старая зеленая кочерыжка с ворчливым голосом все еще может представлять опасность.
Но еще важнее, что по-прежнему жив заклятый враг Дарта Вейдера. Если бы старик умер, Вейдер почувствовал бы это в Силе – он в этом уверен. Но и тем лучше. Где-нибудь, когда-нибудь Оби-Ван заплатит за то, что сделал с Энакином Скайуокером, заплатит именно Вейдеру. Темный повелитель сразит Кеноби, как сразил уже множество других джедаев – мастеров, рыцарей и падаванов. Джедаи должны кануть в небытие.
Эта мысль вызвала под черной маской еще одну улыбку, снова принесшую боль.
– Сэр, произошел несчастный случай.
Таркин, сидевший за письменным столом рядом с занимавшим большую часть стены иллюминатором, пристально посмотрел на капитана:
– Несчастный случай?
– Да, сэр. Взорвалась доставленная с планеты емкость с кислородом. Ее только что выгрузили в главный ангар северо-западной квадрисферы, когда произошел взрыв.
– Какой ущерб?
– Пока неизвестно, сэр. Вокруг все еще летает слишком много обломков. Доставивший кислород заправщик уничтожен. К счастью, команда большей частью состояла из дроидов. Несколько офицеров и живой персонал…
– Не надо размениваться на мелочи, капитан. Какой ущерб для станции?
– Пока точно известно, что основные разрушения пришлись на люк и сам ангар. Эксперты службы безопасности могут только предполагать…
– Тогда пусть предположат.
Капитан трусил. Принести дурные вести – не самый тяжкий из проступков, за которые можно загреметь на передовую, и он это знал. Вот почему адмирал, ответственный за безопасность, не прибыл с личным докладом.
– Сэр, люк и ремонтный отсек уничтожены. От ангара осталась куча перекрученных балок и разорванных листов обшивки. Проще отделить его от станции и построить новый, чем ремонтировать этот.
С языка рвалось проклятие, и Таркин наверняка озвучил бы его, будь он один. Но нельзя же позволить простому капитану слышать подобные тирады из уст гранд-моффа. Поэтому он просто сказал:
– Ясно.
– Аварийные команды оценивают ущерб, – продолжил капитан. – Полный отчет будет представлен, как только появится возможность.
Таркин кивнул. Внешне он был спокоен и собран. Голос был холоден, даже когда он произнес:
– Установите причину инцидента, капитан. Без промедления.
Однако под этой тонкой оболочкой бушевала ярость. Как кто-то мог осмелиться повредить хотя бы один винтик, или заклепку, или сварной шов его станции!
– Разумеется, сэр, – ответил офицер.
– Если это чья-то ошибка, я хочу об этом знать. Если это саботаж, мне нужно полное досье на того, кто это сделал, и имя старшего офицера, который спал на посту и позволил этому случиться.
– Так точно, сэр.
– Вы свободны, капитан.
– Есть, сэр!
Капитан отдал честь, развернулся и вышел – намного быстрее, чем входил.
Таркин встал и уставился в иллюминатор, в бесконечную тьму, усеянную точками света. Там, снаружи, такой холод и пустота! Но вскоре ее заполнят окоченевшие, исковерканные тела тех, кто несет ответственность за это преступление – кем бы они ни были. Это единственная гарантия, пусть и ненадежная, что остальные потенциальные вредители дважды подумают, прежде чем повторить подобную гнусность.
В такие моменты ему всегда хотелось, чтобы рядом оказалась Даала. Умная, красивая и абсолютно безжалостная, когда того требовала ситуация, она была способна отвлечь его – а это стало бы спасением для такого человека, как он, которого со всех сторон осаждают тяжкие проблемы. Но единственная женщина-адмирал имперского флота все еще находилась в скоплении Утроба с четырьмя разрушителями: охраняла тайную базу, где шла непрерывная разработка чертежей и вооружения для станции.
Внезапно Таркин принял решение. Он провел ладонью над вмонтированным в стол коммуникатором.
– Да, сэр? – немедленно откликнулся помощник.
– Мой корабль готов?
– Конечно, сэр. – В учтивом голосе помощника прозвучала нотка удивления, потому что этот вопрос являлся абсолютно излишним.
– Ждите меня на летной палубе.
– Так точно, сэр. – И осторожно добавил: – Можно узнать, куда мы направляемся?
– Взглянуть на повреждения, нанесенные взрывом. Хочу видеть их собственными глазами.
– Да, сэр.
Таркин стоял, ощущая вспышку жестокого удовлетворения. Он не всегда был штабным командиром. Он достаточно времени провел на полях сражений. Время от времени надо дать подчиненным понять: он все еще способен замарать руки – грязью или кровью, в зависимости от ситуации.
– Взгляните в носовой иллюминатор, – произнес пилот.
Таркин, сосредоточенно изучавший голографическую схему с отмеченными повреждениями, развернулся и взглянул на станцию.
В самом деле, катастрофа. Казалось, будто гигантская ладонь ударила по ангару, а потом самым наглым образом оторвала несколько секций и зашвырнула их в космос. Обломки всех форм и размеров кружились и сталкивались – они еще не успели выйти на орбиту.
Таркин в ярости стиснул зубы, но голос остался ровным.
– Разворачивайтесь, – приказал он. – Подлетим ближе. Мне надо подробнее осмотреть место происшествия.
– Есть, сэр. – Пауза. – Здесь много мусора и обломков, сэр.
– Вижу. Полагаю, вы в состоянии избежать столкновения с ними.
Пилот сглотнул.
– Так точно, сэр.
Он начал разворачивать маленький кораблик по широкой дуге. К Таркину тем временем подошел помощник.
– Да, полковник?
– Комиссия экспертов составила предварительный отчет, сэр.
– О, так быстро?
– Вы же отметили, что хотите видеть его как можно скорее.
– Действительно. – Таркин улыбнулся плотно сжатыми губами. – Оставайтесь на орбите, – скомандовал он пилоту. – Я выслушаю отчет здесь.
– Так точно, сэр.
Услышав такой приказ, пилот заметно расслабился.
Секунду спустя на пульте рядом с Таркином вспыхнул голопроектор, создав изображение в одну треть натуральной величины. Майор сил безопасности стоял по стойке смирно.
– Сэр, – обратился майор, отдав честь.
Таркин сделал нетерпеливый жест.
– Что у вас, майор?
Майор потянулся куда-то за пределы видимого Таркину пространства, дотронулся до кнопки, и рядом с ним возникло еще одно изображение – имперский корабль-заправщик. Пока Таркин смотрел, изображение выросло и стало прозрачнее, будто приблизившись. В хвостовой части корабля заморгал красный огонек, точка обзора сместилась ближе, так что стали видны внутренние детали.
– Мы создали компьютерную модель, учитывающую разлет обломков обшивки и внутренних частей корабля, из которой следует, что эпицентр взрыва находился здесь… – офицер указал на изображение; в этот момент корабль на голограмме взорвался, и Таркин видел лишь его руку и указательный палец, – …в кормовом трюме. Точное расположение – плюс-минус один метр от клапанов в стойке для баллонов правого борта.
– Дальше.
– Учитывая размер емкостей и давление – кислород, разумеется, был сжижен – и предполагаемую мощность и радиус взрыва, мы рассчитали, что вероятность возникновения подобных повреждений в результате утечки и случайного возгорания газа в закрытом отсеке крайне мала.
Таркин кивнул – в большей степени собственным мыслям.
– Тогда это саботаж, – сказал он. – Бомба.
– Мы так считаем, сэр. – Изображение уменьшилось, и на нем опять появился майор. – Остатки самого взрывного устройства пока не найдены, но мы их обязательно найдем.
Таркин стиснул зубы, ощущая, как напряглись мышцы лица. Он сделал над собой усилие и расслабился, улыбнувшись майору одной из своих знаменитых улыбок – с плотно сжатыми губами.
– Передайте своей группе поздравления – вы добились значительного успеха. Благодарю за оперативность.
– Спасибо, сэр. – Майор улыбнулся.
– Только не спешите расслабляться. Я хочу знать, что это была за бомба, кто ее сделал, кто подбросил – все.
Майор опять вытянулся в струнку.
– Так точно, сэр. Мы доложим, как только получим новую информацию.
– Это надо было сделать вчера, – сказал Таркин. – Вы свободны.
Голоизображение погасло, но гранд-мофф продолжал всматриваться в пустое пространство, как будто искал ответы на свои вопросы. Конечно, саботажа стоило ожидать. Такое происходило уже не в первый раз и почти наверняка не в последний. Невозможно держать в секрете проект такого масштаба, вне зависимости от того, насколько суровые предпринимаются меры безопасности. Проницательный наблюдатель может собрать воедино множество разрозненных фактов из самых разных источников – грузовые декларации, рапорты о переброске войск, перегруппировки кораблей и тому подобное, – и из этого просто нельзя не сделать несколько важных выводов, даже если ты гунган, получивший солнечный удар. Можно не знать место и назначение, но сам факт сверхмасштабного строительства будет очевиден. И, имея в распоряжении достаточно времени и ума, не так уж сложно отыскать след, ведущий к этой системе и к этой станции.
Имелись такие проницательные типы и среди повстанцев – Таркин в этом не сомневался. Более чем вероятно, повстанцы имелись и среди человеческих отбросов там, внизу, на тюремной планете. Возможно, имелись и предатели среди имперских военнослужащих.
Проект находился под жесточайшим надзором. Коммуникации и раньше, и теперь были перекрыты плотнее, чем в дюрастальном кулаке. Но кто-то же взорвал этот грузовик, и вполне понятно зачем.
Нельзя терпеть этих оборотней. И он не будет их терпеть.
Его имя было – Бенитс Стинекс, и любой, кто знал хоть что-нибудь об архитектуре, несомненно, вспомнил бы его. Стинекс? Да, конечно, проектировщик. Тот, о ком регулярно пишут в «Народном голожурнале»[11]. Тот, чьи услуги всегда стоят больше, чем можно вообразить, не говоря уже о том, чтобы их себе позволить. Бригада, занимавшаяся внутренней отделкой, между собой называла его Стариком. Он действительно был старым – Тила думала, что он втрое, а то и вчетверо старше нее, а ей было почти двадцать пять стандартных лет. У этого человека морщин было больше, чем складок в гиперпространстве. Стинекс возглавлял работы по внутренним конструкциям и отделке, и его ум все еще был остер, как виброклинок.
Он указал на голо, мерцавшее сине-белым светом над стоящим перед ними голопроектором, – схему законченного актового зала.
– Что ты об этом думаешь, Карз?
Тила, стоявшая рядом с ним в недавно загерметизированном, но все еще холодном флигеле административного помещения, поняла, что опять проходит испытание. Старик испытывал ее всякий раз, когда она оказывалась рядом. Она слышала, что ему требуется некоторое время, чтобы проверить чужака – но после этого он начинал полностью ему доверять. И все, кто с ним работал, старались заслужить его доверие.
Еще бы! За рекомендательное письмо от Стинекса, пусть даже одну или две строчки, можно было выдержать практически любые возможные пытки. Это был билет на гиперлинию, ведущую к богатству, славе, к самой желанной вещи на свете…
К свободе.
К свободе создавать то, что хочешь, выражать себя в творчестве, как хочешь, строить что-то такое, что действительно переживет века, что может…
Тила сообразила, что Старик терпеливо ждет ответа на вопрос. Она пожала плечами:
– Стандартная имперская разработка. Хоть как-то будет работать.
Старик посмотрел на нее спокойным, разочарованным взглядом.
– Но, – продолжила она, – если вы хотите, чтобы она работала действительно хорошо, приточные и вытяжные отверстия надо расположить по-другому.
Она сняла с пояса электронный разметочный инструмент, включила стиратель и направила его на чертеж.
– Здесь, здесь и здесь, – сказала она, – и, возможно, еще и тут.
Отверстия, на которые она указывала, исчезали, сменяясь скелетообразными линиями обшивки. Она быстро обозначила на чертеже несколько новых входов.
– Если расположить люки вот так, а проходы сделать наклонными, пропускная способность увеличится как минимум на двадцать пять процентов, как здесь сказано. Стоить это будет столько же.
Довольный Старик улыбнулся и кивнул.
– А что с вентиляцией?
– По спецификациям, у нас устаревшая система – четвертого класса. Нужна как минимум пятого. А еще лучше – шестого.
– Империя считает, что четвертого достаточно.
– Идиот, который составлял техническое задание, думал только об экономии средств. Если бы ему пришлось торчать в этом зале с еще четырьмя тысячами живых существ, каждое из которых выделяет от шестидесяти до ста сорока ватт тепла и значительное количество углекислого газа, не говоря уже о запахе, и два часа слушать скучную болтовню адмирала, он бы усовершенствовал систему воздухообмена, как только сумел бы добраться до бланка заявки.
Старик рассмеялся.
– Понятно, почему тебя посадили. «Правильное понимание политики» не входит в число твоих сильных сторон, не так ли?
Она пожала плечами:
– Форма должна соответствовать функции.
– Это идеализм. Уверяю тебя, Империя постигает основные архитектурные концепции очень медленно. – Он кивнул на трехмерное изображение. – Хорошо. Можешь переместить отверстия. Систему вентиляции заменим на пятую. Что еще?
Тила не смогла сдержать улыбку. Она политзаключенная, но, по крайней мере, ей позволено заниматься тем, что она хорошо знает. В таком громадном проекте приходилось задействовать всех, кого только можно, а она прекрасно делала свою работу. Старик это понимал, хотя на словах всегда был с ней жестким и насмешливым. Сам он охотно стал инструментом Империи и строил все – от туалетов до башен-космоскребов, стадионов и орбитальных дворцов. Он успел забыть больше, чем обычный архитектор узнавал за всю жизнь. Тила училась у знаменитостей и могла узнать руку мастера. Ей не нравилось, что ее спрашивают, будто арколога-третьекурсника на экзамене, но она испытывала некоторую гордость всякий раз, когда Старик улыбался и кивал в ответ на ее предложения. Приятно получать одобрение специалиста такого уровня.
Однако, указав на недостатки стандартной конструкции, она снова ощутила укол совести, на секунду почувствовала волнение и расстройство. Она работала на Империю, а ведь зарекалась никогда больше этого не делать, – помогала строить станцию, которая, по всей видимости, станет самым грозным оружием, которое когда-либо видела Галактика. Конечно, работать над улучшением условий в актовом зале совсем не то же самое, что разрабатывать суперлазер, способный расплавить луну, но все же…
Но все же это еще один фактор, влияющий на успех или провал.
«Работаешь на врага, – прошептал голосок, который она иногда слышала у себя в голове. Она часто представляла его обладателя как уменьшенную копию себя самой, укоризненно грозящую пальцем. – До чего же ты докатилась!»
«Как будто у меня был выбор! – мысленно ответила она. – Никто ведь не спрашивал, хочу ли я эту работу».
«Ты бы могла отказаться», – парировало воплощение ее совести.
«Чтобы меня отослали обратно, в змеиное гнездо, где я зачахну и погибну? Ради чего?»
Внутреннее «я» умолкло.
– Это нереально, – сказал Старик в ответ на предложение о естественном освещении комплекса. – Есть бюджетные ограничения.
Тила кивнула. Она думала, что ответ будет именно таким, но почему бы не спросить? Старик обладал достаточным влиянием, чтобы вносить изменения в проект. Несколько раз Тила замечала, что спецификации усовершенствуются и изменяются гораздо быстрее, чем она ожидала.
Этот проект имел высочайшую поддержку. Обычно адмиралы, управляющие финансами, старались урвать из них сколько можно, но в этом конкретном случае ограничивать бюджет строительства никто не пытался.
Плохо только, что первые проектировщики работали в других условиях.
Тила не видела генеральный план – вряд ли его видел хоть кто-то из подчиненных Старика, – но в чертежах отдельных модулей, которые она просматривала, имелось множество конструкторских просчетов. Ничего особенно важного – это не помешает станции нормально функционировать, и она не развалится на части, если кто-то врежется в стену, но небольшие детали и узлы то тут, то там демонстрировали, что разработчики уделили мелочам меньше внимания, чем следовало. Следующие один или два варианта проекта исправили большую часть этих недостатков, другие были выявлены и устранены по ходу дела, как это произошло сейчас: неудачное расположение приточных и вытяжных отверстий, недостаток вентиляции, неудачно размещенные теплоотводы… обычные мелочи, какие непременно обнаруживаются в крупных проектах. Просто их было больше – ну так и объект гигантский. В конце концов, «Звезда Смерти» огромна, как луна четвертого типа, и на ней разместится как минимум миллион членов экипажа. Ничего подобного еще никогда не строилось… Тила была в этом уверена.
Короче говоря, она будет делать то, что может. Работать на Империю не лучший выход, надо это признать, но еще хуже жить в собственноручно построенной хижине на планете, покрытой джунглями и болотами, чьи обитатели сперва тебя выпотрошат и только потом посмотрят, кого убили. В конце концов, что может сделать она? Архитектура – вовсе не такая волнующая идея, вокруг которой можно сплотить народы. По всей вероятности, ее просто убьют, вздумай она помогать повстанцам. А делая то, что она хорошо знает, Тила действительно может спасти несколько жизней или, по крайней мере, сделать так, чтобы им жилось немного легче. Да, эти жизни будут принадлежать слугам Империи, но все же не все они злодеи.
Идея была хороша. Внутреннее «я» Тилы почти на нее купилось.
Когда Ули вышел из операционной, в коридоре его встретил дроид-секретарь C-4ME-O, балансирующий на единственном гиростабилизированном колесе. Операция была обычной – пересадка печени рабу-вуки, раненному при недавнем взрыве на строительной площадке. Рабочая сила, к которой принадлежали представители многих порабощенных рас, обычно считалась восполняемым ресурсом, поскольку всегда имелась возможность пополнить резервы за счет обитателей близлежащей планеты, но вуки терять не позволялось – они слишком ценные, как сообщил ему полковник. Каждый вуки стоил трех обычных работников, и с момента приезда Ули уже как минимум десять раз слышал: если хочешь, чтобы все было сделано правильно, поручи работу вуки. Они хорошо переносят экстремальные температуры, они более стойкие, чем большинство других рас, а их рабочая этика безупречна – похоже, они неспособны выкладываться меньше чем на 100 процентов, даже если работают на проекте, куда их загнали силком. Единственный минус – для больших мохнатых вуки требуются специальные скафандры. Ули заинтересовало, почему вуки так часто ему попадаются. Вскоре он понял, что они, как и он сам, здесь не по своей воле.
– Доктор Дивини, – прошелестел дроид своим приятным голосом. – Как дела?
– Как и следовало ожидать, Формио. Тебе что-нибудь нужно?
– Благодарю, доктор, я вполне самодостаточен. Но коммандер Хотайс хотел бы встретиться с вами в удобное для вас время.
Ули мысленно застонал. Он был на ногах с момента приезда и теперь, когда смена закончилась, хотел лишь одного – рухнуть на койку и уснуть.
– Это срочно?
– Да, сэр. В точности он сказал следующее: «Передай Дивини, пусть живо тащит сюда свою задницу!» – Дроид великолепно сымитировал голос Хотайса.
Ули против воли улыбнулся. Может, Хотайс и карьерист, зато всегда прям и честен в словах и поступках. И он всего лишь винтик в гигантской имперской машине – поэтому нет смысла его в чем-то винить.
Ули не стал тратить время на переодевание. Хотя устав предписывал являться к старшему офицеру одетым по форме, если это происходит не во время и не в районе боевых действий, порядки в медицинских частях менее строги. Многие медики были призывниками, и им было наплевать, что думает о них флот – они мечтали лишь о том, как бы уволиться из армии и уехать домой. И любой врач, хоть чуть-чуть владевший лазерным скальпелем, знал, что является слишком ценным кадром, чтобы его посадили на гауптвахту всего лишь за то, что он одет не по форме. Империя была медлительной и косной, но она не была глупой.
Когда Ули вошел, Хотайс сидел за столом и быстро перебирал пальцами сразу по двум панелям ввода информации. Когда он вводил коды, над панелями вспыхивали и плясали голоизображения. Это производило сильное впечатление – сродни тому, как смотреть на человека, пишущего обеими руками на двух языках одновременно.
– Садись. Я закончу через несколько секунд.
Ули устроился на стуле, который зажужжал, для большего комфорта подгоняя форму под его позу. Доктор запоздало сообразил, что откидываться на спинку было ошибкой. Если он откинется, то сразу же уснет…
Через несколько секунд Хотайс и впрямь вырвал Ули из объятий дремоты.
– На объекте уже оборудовали два стационара. Они еще не полностью укомплектованы, но есть две операционных, стационар и отделение реанимации на двадцать мест. О бакта-камерах, местах для сестринского персонала, складах и офисах речи вообще не идет… ну, ты понимаешь. Не совсем медцентр, но и не РЕМСО.
– И?..
– И ты будешь руководить одним из них.
– Я же не администратор, – возразил Ули.
– Это ты своей бабушке скажи, сынок. Я знаю, что ты не администратор – как раз сейчас нам не хватает нескольких десятков администраторов. Строительство идет по плану – по крайней мере, что касается нашей области, – а резервы мы получаем с запозданием. Будешь ведущим хирургом. Я отправлю с тобой Формио, он поможет с канцелярской работой. Там нужны три хирурга и два терапевта с большим опытом и знанием физиологии различных рас, вдобавок санитары, ассистенты и несколько операторов базы данных. Ничуть не хуже, чем управлять амбулаторией. Будете работать с несчастными случаями на производстве, инфекционными болезнями и возрастными недугами – обычный набор на стройплощадке. Ничего такого, с чем ты не мог бы справиться. Если где-нибудь возникнет затык, зови на помощь.
Ули понял, что ему не отвертеться. Но он не мог не задать вопрос:
– Почему я?
– Откровенно говоря, сынок, больше никого я выделить не могу.
«А что это меняет?» – спросил себя Ули. Здесь, там или где-то еще – всюду одно и то же. Конечно, это не передовая, где он много раз оказывался прежде. Но все равно внутри заворочался червячок сомнения.
– Ладно, – ответил он.
– Хорошо, что ты согласен – хотя выбора особо и не было. Собирай манатки, полетишь на челноке с ночной сменой.
По пути в каюту Ули еще раз задумался о своей жизни. Прошло уже двадцать лет с тех пор, как он попал на Дронгар. Потом он побывал в еще нескольких РЕМСО, а когда закончились Войны клонов, намеревался заняться частной практикой. Но зажить нормальной жизнью так и не удалось. И сейчас, когда ему уже давно следовало забыть о военной службе, он готовится занять очередной пост – теперь уже на этой громадине под названием «Звезда Смерти».
Обычно он старался не вспоминать о Дронгаре – прошло уже немало времени, но многие воспоминания все еще были слишком болезненными. Но он не мог не вспомнить фразу, которую часто говаривал Ден Дхур, маленький нелепый репортер с Салласта: «У меня плохое предчувствие».
«Вот именно, – думал Ули, – плохое предчувствие».
Впервые Ратуа услышал об этом от фо-ф’ейанца Балатиза, который когда-то промышлял контрабандой спайса. За все эти годы Балатиз завел множество знакомств, и (что неудивительно) многие из его знакомцев тоже оказались здесь. В итоге он всегда имел надежные источники информации – по крайней мере, так казалось.
За информацию надо было платить: приходилось каждый раз выслушивать печальную историю о том, как его несправедливо наказала бессердечная Империя.
Сама по себе контрабанда спайса, конечно, еще не повод, чтобы заработать пожизненный срок на тюремной планете. Однако недалеко от Галла, луны газового гиганта Жар, за Балатизом погнался имперский патруль: именно тогда и произошел тот злополучный инцидент. Поняв, что канонерка скоро нагонит его кораблик, Балатиз сбросил нелегальный груз. Наркотики были надежно упакованы в кусок карбонита размером с туристический чемодан. Груз вошел в гравитационное поле Галла и пробил дыру в обшивке казармы, где квартировало подразделение механиков, обслуживавших СИД-истребители. Тридцать несчастных тут же выбросило в космос взрывной декомпрессией, еще больше успело задохнуться до того, как ремонтные дроиды загерметизировали отсек. И это не говоря о тех пяти десятках, которые сразу погибли от взрыва: карбонитовый блок, летевший со скоростью два километра в секунду, оставил на поверхности луны кратер тридцати метров в диаметре.
Это был чистой воды несчастный случай: шансы, что блок попадет в единственное строение на несколько тысяч кубических километров пустого пространства, были так ничтожны, что их расчет вызвал бы головную боль даже у гивина. Не стоит говорить, что Империя имела на этот счет другое мнение.
Ратуа слышал эту историю уже много раз и знал ее почти дословно: контрабандиста допросили, признали виновным и выслали на Безнадегу. Все это заняло менее стандартной недели. Ратуа слышал, что фо-ф’ейанцы – прекрасные рассказчики, умеющие держать своих слушателей в постоянном напряжении. История фо была интересной – первые пять или шесть раз, что Ратуа ее слышал. Однако он уже потерял счет, сколько раз Балатиз ее рассказывал. А фо нельзя было торопить: Ратуа приходилось сидеть, улыбаться и притворяться заинтересованным, в нужных местах выражать сочувствие, кивать, цокать языком и в изумлении качать головой, иначе контрабандист обидится и не станет рассказывать о том, что недавно узнал. Это скорее походило на представление четко отрепетированной пьесы: если Ратуа хорошо сыграет роль, его вознаградят, если не справится, ему будет плохо.
– Да, с тобой поступили дурно, – посочувствовал он. – Это несправедливо!
Балатиз кивнул:
– Ага. Ага, вот именно.
– Печально. Это никакое не правосудие, – подвел итог Ратуа. Разговор уже достиг той точки, когда он смог спросить:
– Есть новости?
– Раз что-то произошло, мой растительный друг, значит, есть. Проверенные ребята рассказали, что концерн «Инжсет» и «Инженерные системы Дайберсайна»[12] запустили в производство огромный фокусирующий магнит, самый большой из когда-либо созданных – он будет создавать магнитное поле такой же силы, как маленькая луна из железа, так они говорят.
– Ну, это, хм… интересно, – ответил Ратуа. – Возможно, это самая интересная новость для межзвездной конференции дураков или на съезде скучающих болтунов.
– Извиняюсь за некоторую грубость, мой юный росток, но ты ни хрена не понимаешь в том, над чем смеешься. – Балатиз бросил взгляд на потолок, будто собирался пронзить взором крышу и достичь космоса. – Вон та большая хреновина, куда отправили столько наших – а еще тысячи и тысячи рабов, дроидов и вольнонаемных рабочих, не говоря уже об армии, флоте и имперских инженерах, – туда и потащат наш мегамагнит.
– Ага. И что?
– Ах, позволь, я тебя просвещу. Пучки электронов, позитронов, а также фотонов часто фокусируют гигантскими магнитными кольцами. Допустим, в нашем случае можно сгенерировать луч, достаточно мощный, чтобы одним выстрелом разнести на куски большой астероид, и использовать его в военных целях.
– Разве такое возможно?
– Теоретически – да, хотя на это потребуется столько энергии, что использовать его будет невозможно даже на звездном разрушителе. Но, – продолжил Балатиз, подняв палец, чтобы подчеркнуть свои слова, – такой механизм можно без труда установить и эксплуатировать на борту чего-то размером с луну.
– Ты хочешь сказать, что боевая станция, которую они там строят, будет настолько огромной?
– О господи, конечно, да. Легко. Но дело не в этом. Магнитное кольцо, которое сделали в «Дайберсайне», намного, намного больше, чем необходимо для фокусировки луча, даже луча такой поразительной силы.
Ратуа нахмурился:
– Я не въехал.
Контрабандист улыбнулся:
– Скажем так, примем на веру, что эта боевая станция достаточно велика, чтобы нести, мм, шесть или восемь таких лазеров, и реактор, способный удовлетворить потребности в энергии небольшой планеты. И, быть может, существует возможность сфокусировать всю эту энергию в единый луч – при помощи самого большого и мощного в Галактике магнитного кольца.
– Вот дерьмо гребаное, – тихо выругался Ратуа.
– Вот именно. Вижу, до тебя, наконец, дошло. В конце концов, дело не такое уж скучное и дурацкое, а?
Ратуа потряс головой. Конечно. Если Империя смогла построить нечто подобное, силам повстанцев теперь негде прятаться – супероружие одним выстрелом сможет уничтожать целые континенты. Или даже целые планеты. Даже одного знания о том, что такая штука существует, будет достаточно для поддержания мира. Конечно, никому не захочется, чтобы она прилетела в твою систему, да еще и с дурными намерениями…
Ратуа не любил рассуждать о политике. Его никогда особо не интересовало, кто находится у власти, поскольку он как-никак обитал на дне общества, а сейчас, когда он обречен провести остаток жизни на этой ужасной планете, власть значила для него еще меньше. Даже если повстанцам каким-то образом удастся победить Империю – похоже, это находится за пределами возможного, особенно учитывая последние новости, – вряд ли ему дадут амнистию. Это не более вероятно, чем то, что его выпустит на свободу сама Империя. Конечно, кое-кого из политических заключенных освободят, но воры, контрабандисты и убийцы отсюда не выйдут, независимо от того, кто победит в этой войне. Даже тем, кого осудили несправедливо, например ему или Балатизу, не следует рассчитывать на смягчение наказания. Нет, похоже, он обречен гнить на Безнадеге до конца своих дней.
Но…
Если ему каким-то образом удастся найти местечко на этой станции, он может быть уверен в двух вещах: во-первых, она не станет долго болтаться рядом с системой Хоруз, когда будет готова к действию, и, во-вторых, она станет одним из самых безопасных мест в Галактике. И учитывая все вышеперечисленное, «там» должно быть намного лучше, чем «здесь».
К сожалению, Ратуа не имел никаких особых талантов, чтобы убедить имперских вербовщиков отобрать для работы на станции именно его. Скорее всего, на борту жулики не требуются. Но все же, если пораскинуть мозгами, на станции такого размера одно-единственное существо в теории способно избежать формального учета, раствориться в тени и, если хоть немного повезет, стать практически невидимым. А там уж точно найдется миллион мест, где можно спрятаться.
Проблема в другом: пока он здесь, гипотетическое «там» может находиться хоть на другом краю Галактики. Но все же проблема должна иметь решение…
– Давай я налью тебе чаю, – предложил Ратуа, – и продолжим беседу.
Дарт Вейдер, освеженный пребыванием в гипербарической камере, снова размышлял о своей необыкновенной судьбе. Он почти привык к тому, чем стал. По прошествии стольких лет трудно даже припомнить лицо Энакина Скайуокера, рыцаря-джедая. Все произошло так, как должно было произойти. Он погиб на берегу лавовой реки на Мустафаре, и из его обгоревших останков вырос повелитель ситхов Дарт Вейдер.
Вейдер снова вспомнил о своем механическом дыхании. Оно участилось, когда он пропустил через себя темную сторону, позволил овладеть собой гневу и ненависти. Мощь Силы струилась сквозь него, наполняла, питала его ярость. Таким был его выбор: он поглощал энергию тьмы и держал ее в себе, будто являлся уже не живым существом, а конденсатором, готовым в любой момент высвободить ее, направив на кого-то или на что-то. Или позволял ей течь сквозь себя, но являлся не сосудом, а проводником, и таким образом находил кратковременное успокоение от ярости, которая навеки заполнила немалую часть его души.
Вейдер предпочитал второе.
Он оставил меч висеть на поясе. Обычно он использовал его на тренировках с дроидами-дуэлянтами, специально разработанными и построенными для испытания мужества. Эти дроиды, обладающие знаниями и навыками десятков знатоков боевых искусств и вооруженные смертоносным режущим и импульсным оружием, являлись грозными противниками – и к тому же неотъемлемой частью тренировок ситхов с незапамятных времен. Но ведь на свете существуют не одни только световые мечи – есть в его арсенале и другое оружие, навыки владения которым необходимо оттачивать.
Вейдер вдохнул, задержав сухой и чуть горьковатый воздух так долго, насколько позволяли израненные легкие. Респиратор сделал выдох, и Вейдер резко выбросил руку по направлению к ближайшему зеркалу.
От удара темной стороны алюминированный денсекрис раскололся на тысячу осколков, будто по нему треснули железным кулаком.
Вейдер увидел, как несокрушимый материал разбивается и со звоном осыпается на пол, множество искорок вспыхивает на свету, двигаясь будто в замедленной съемке. В то же самое время Сила подсказала, что в дверях за его спиной кто-то стоит.
– Да? – не оборачиваясь, произнес он. Вейдер знал, кто это – он чувствовал скользкие мысли этого человека. Даже если бы он не был способен их ощутить, самого факта, что тот пришел и прервал его занятия, было достаточно, чтобы понять, кто это. Больше никто бы не осмелился.
– Повелитель, – доложил адмирал Мотти, – с вами хочет поговорить гранд-мофф Таркин.
Удивленный, Вейдер развернулся. Почему Таркин просит об аудиенции сейчас? Да, он знает, что Вейдер на пути к месту строительства, но нарушать молчание в эфире – дурной тон.
Каким бы ни был предлог, за ним явно скрываются тайные замыслы, предположил Вейдер. Лживость Таркина способна привести в замешательство целую команду адвокатов-неймодианцев. К счастью, Сила – самый эффективный инструмент против подобных интриг.
Ни слова не говоря и не обращая больше внимания на адмирала, Вейдер направился в свои личные покои. Мотти далеко не простак, но его эмоции, кипевшие под внешне невозмутимой оболочкой, было довольно легко прочесть: если бы он сейчас мог убить темного повелителя, то без промедления сделал бы это. В его душе бушевали гнев, ненависть и зависть, и направлены они были на Вейдера. «Печально, что Мотти не имеет связи с Силой, – подумал ситх. – Он мог бы оказаться очень полезным».
– Повелитель Вейдер, – произнес голообраз Таркина. Приветствие и легкий поклон были формальными и чопорными. Проектор создал полноразмерное изображение, и, за исключением небольшой прозрачности и смазанности, стоявший на голопластине в приемной Вейдера губернатор выглядел как живой.
Вейдер внимательно смотрел на голо. Какая бы причина ни заставила Таркина его вызвать, дело явно серьезное. Лицо губернатора казалось даже более суровым и мрачным, чем обычно.
– Гранд-мофф Таркин, – проронил Вейдер. Он не приложил ни малейшего усилия, чтобы скрыть свое презрение к этому титулу. Военным нравился установленный порядок подчинения.
Таркин не относился к тем, кто теряет время на любезности. Он сразу же перешел к делу:
– На станции произошел взрыв. Это саботаж. Ущерб значительный.
– И?..
– Мы нашли нескольких подозреваемых.
– И?..
– У наших медиков до сих пор нет ментальных зондов.
Вейдер кивнул:
– Понятно. Вы хотите, чтобы я проверил этих подозреваемых.
– Да. Если вам надо подготовиться, время играет существенную роль. Важнее всего установить, кто и как это сделал, и наказать его, чтобы другим было неповадно.
– Мне не нужно готовиться. Я прибуду через несколько часов и сразу же займусь подозреваемыми. Будьте готовы. Я выясню, кто несет ответственность.
Таркин еще раз резко, по-военному склонил голову.
– С нетерпением ждем вашего визита, повелитель Вейдер.
Не ответив, Вейдер взмахом руки оборвал связь. «Да, – подумал он. – Не сомневаюсь, что ждете с нетерпением».
Очень интересные новости. Если за этим стоит Альянс – а кто же еще? – происшествие очень ясно дает понять: имперская пропаганда, изображающая повстанцев как беспорядочную толпу, не представляющую реальной опасности, – лжет. Вейдер ощутил некоторое удовлетворение. Он знал, что мятежники обретают силу и становятся более организованными. Они устраивали партизанские рейды на космические станции и склады, добывали оборудование и боевую технику у сочувствующих промышленников и кораблестроителей, привлекали на свою сторону инородные расы, играя на недавних обидах из-за понижения их статуса согласно положениям Нового порядка. Они – не просто сборище идеалистов с безумными глазами; теперь их ряды пополнили бывшие имперские стратеги, программисты и другие спецы, а их шпионская сеть день ото дня становилась все разветвленнее. Конечно, это отбросы – но отбросы могут засорить любую систему, даже такую четкую и сложную, как Империя.
С ними надо разобраться, и с ними разберутся. Эта «Звезда Смерти», с которой так носится Таркин, может быть до некоторой степени полезной – но чтобы прихлопнуть огнемошку, не нужна протонная торпеда.
Вейдер развернулся и вышел из каюты. Темная сторона должна подсказать ему, кто эти преступники. Она подскажет – и она с ними разберется.
Мима хмурилась, слушая дроида-посыльного. Система климат-контроля барахлила, было жарко и слишком влажно, не говоря уже об аромате машинного масла и запахе гниющего мусора, доносившегося из переулка за кантиной. Она рано встала, весь день провела на ногах и уже чувствовала себя паршиво. Разумеется, Мима вовсе не нуждалась в очередной порции плохих новостей.
– Кажется, я неправильно поняла. Повтори, пожалуйста.
Дроид – обычный грузчик – повторил:
– Предназначенное вам спиртное задерживается. Отправитель приносит извинения за ошибку.
– А что же предлагается пить моим клиентам? Воду?
Умственных способностей дроида было достаточно, чтобы работать в доставке, но явно не хватало, чтобы понимать сарказм.
– Воду могут пить все разумные белковые формы жизни.
– Да, и даже здесь с нее не берут акциз.
Дроид ничего не ответил. Мима недовольно покачала головой – эту привычку она переняла у людей. Бесполезно спорить с дроидом. С таким же успехом можно спорить с автоматом, который разливает брагу.
– Ладно… Когда ждать товар?
– Завтра.
– Ладно, как-нибудь управлюсь.
Несомненно, это тоже было вне понимания дроида. Вздохнув, Мима жестом отослала его.
Родо, который все это время находился снаружи (чинил дверь, пострадавшую от столкновения с воинственным посетителем), подошел к барной стойке.
– Проблемы?
– Да. Сегодня не будет доставки.
– Хммм…
Мима развернулась и посмотрела прямо на вышибалу:
– Мне послышалось или я действительно уловила в этом бормотании какой-то смысл?
– Может, это ничего не значит, – ответил Родо, – но сегодня утром я видел, что фургон с продуктами проехал мимо лавки Кенлу, даже не остановившись. А ведь им доставляют товары в те же дни, что и нам.
Эта лавка располагалась через два дома от них, по другую сторону от бывшего зоомагазина, где раньше торговали экзотическими животными с других планет. Семь месяцев назад на животных напала непонятная экзобиотическая зараза, и половина товара погибла. Имперские власти закрыли заведение на карантин, оставшихся животных усыпили, на этом все и кончилось. С тех пор здание пустовало.
– Что ты хочешь сказать?
Великан пожал плечами:
– Просто кажется странным, что две разные фирмы, которые обслуживают две разных компании-доставщика, оказались в одинаковом положении почти одновременно в один и тот же день.
– Совпадение, – сказала она.
– Когда я служил на «боевых птицах», у нас говорили: «Совпадение может убить».
Родо зевнул и потянулся, демонстрируя мускулы. По сравнению с ним даже вифид мог показаться тощим.
– Может, я прочешу округу, – предложил он, – посмотрю, все ли в порядке с доставкой у Чунта и Лигабоу.
– А если не все в порядке?
Он пожал плечами:
– Значит, за этим что-то кроется.
Она не смогла сдержать проявившегося в голосе раздражения:
– Что, например?
Родо опять пожал плечами:
– Понятия не имею. Все что угодно. Может, у поставщиков полетели базы данных. Может, кто-то пытается сбить цену на недвижимость, чтобы выкупить этот квартал. Может, вообще ничего. Трудно сказать.
Мима медленно кивнула, не совсем уверенная, что поняла выкладки Родо.
– Придется вскрывать запасы, иначе не выдержим вечерний наплыв посетителей. И то непонятно, хватит ли.
Он кивнул.
– Я вернусь раньше, чем тут начнется давка.
Он направился в переулок, а она вернулась к кантинным делам.
Родо зря волнуется. Скорее всего, не стоит поднимать панику из-за пропущенной доставки, сказала себе Мима. В конце концов, идет война, и небольшие неурядицы вполне ожидаемы, хотя сама война практически не коснулась столичной планеты – за исключением нескольких случаев саботажа. Какой полоумный повстанец полезет сюда, в Южное Подземелье, что-то взрывать? Скорее всего, его здесь подстерегут и отберут всю наличность и снаряжение – включая бомбу! Если не знаешь дороги, рискованно соваться сюда без пары вооруженных телохранителей. К тому же здесь, внизу, нет объектов, разрушение которых попадет в заголовки голоновостей, – в конце концов, кому интересны подземные трущобы?
Она вспомнила о «глазах Императора», заглянувших в кантину прошлым вечером. Ну ладно, это было необычно, но по какой бы причине они ни зашли, непохоже, что здесь строятся какие-то тайные козни…
Непохоже?
Мима фыркнула. Возможно, где-то дал сбой компьютер, и потерялась пара файлов с маршрутами. Поскольку это произошло всего лишь раз, она справится. Раз дело касалось властей, выбора у нее все равно не оставалось.
Сержантская кантина была почти полна, вентиляторы старались вовсю, чтобы разогнать дым и запах пота, и им это почти удавалось. Старшина Тинн Гренит сидел за четырехместным столом напротив Олзела Эрна, начальника второй вахты батареи правого борта. Правые локти они поставили на стол, а ладони соединили, приготовившись к новому раунду армрестлинга. Сцепленные левые руки борцы положили на крышку стола.
Эрн был на двенадцать, а то и все пятнадцать килограммов тяжелее, на десять лет моложе, ходил в качалку и имел мускулы, как у циркового силача. Достаточно только взглянуть на них, и сомнения исчезали – преимущество находилось явно на стороне Эрна.
– Готов, старик?
– Одну секунду. – Тинн освободил левую руку, схватил кружку и сделал большой глоток браги. Потом поставил кружку, улыбнулся и взялся за руку Эрна.
– Готов.
Толпившийся вокруг стола десяток артиллеристов из обоих расчетов и парочка уборщиков глядели, как соперники устраиваются поудобнее, как начинают поигрывать мускулы у них на руках. Если бы не это подрагивание, сцепленные руки казались бы отлитыми из дюра-стали.
– Ставлю пятерку на Эрна, максимум тридцать секунд, – предложил один из канониров Эрна.
– Отвечаю, – выкрикнул кто-то из команды Тинна.
– Десять на старшину Гренита, – вставил контролер протонного пучка – тоже из расчета Тинна.
– А время? – спросила женщина.
– Сколько потребуется.
– Принимаю.
– Эй, Счетовод, сколько мы выиграем? – спросил Тинн.
Счетовод был гивином. Представители этой расы все до единого были одержимы математикой. В имперской армии служило всего несколько десятков гивинов, но их умение выживать, оказавшись (пусть даже на короткое время) без скафандра в открытом космосе, как и способность «жонглировать» числами, привели к тому, что с ними обращались лучше, чем с другими нечеловеческими расами Империи.
Счетовод обладал сверхъестественной способностью производить расчеты в уме со скоростью дроида. Сегодня он тоже это проделал. Не успел Тинн задать вопрос, как тощий инородец ответил:
– На нас придется восемьдесят пять кредитов. Двадцать пойдет тебе.
– Подсчитываешь денежки, Тинн? Может, сначала поборешь меня, а?
– Ну ладно.
Резко дернув запястьем, чуть наклонив грудь и изогнув плечи, Тинн припечатал руку Эрна к крышке стола. На это ему потребовалось меньше секунды.
Тинн отпустил руку соперника под редкие хлопки и приветственные выкрики. Эрн выглядел ошеломленным. Он потер бицепс.
– Гребаный тайрин сын! – сказал он. – Как тебе это удалось?
Тинн ухмыльнулся:
– Веду здоровый образ жизни.
На самом деле все было иначе. В неразберихе последних дней Войн клонов, когда он служил помощником канонира (это было его первое назначение), какой-то идиот, заряжавший орудие, подключил мощный конденсатор и забыл поставить предохранитель. Как только его открыли для разрядки, капсюль взорвался и засыпал всю команду шрапнелью. Один из осколков перерезал Тинну сухожилие, соединявшее грудь с правым предплечьем.
Заряжающему еще повезло, что он погиб на месте – иначе те, кто остался жив и не стал калекой, зациклились бы на мысли увидеть, как он будет медленно умирать.
Когда хирург оперировал Тинна, старое сухожилие спасти не удалось – его порвал в клочья кусок раскаленного металла. Поэтому он вставил органический штифт и присоединил связку немного ниже. Выглядело все это замечательно, а штифт со временем рассосался, оставив лишь небольшой костяной нарост. В результате сила жима правой рукой увеличилась на 25 или 30 процентов. После небольшой тренировки мышцы правой стороны груди стали практически в полтора раза сильнее, чем левой. Внешне это не проявлялось, однако результат оказался впечатляющий. Он уже в течение многих лет выигрывал пари, заключаемые в барах на исход поединков армрестлеров.
Счетовод сдвинул небольшую стопку кредитов под кружку старшины.
– Твоя доля, шеф.
– Моя почтенная матушка будет тебе весьма благодарна, сынок. – Тинн взглянул на Эрна. – Ну что, еще по элю? Я плачу.
– Давай, – ответил его соперник.
– Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть сильнейшему.
Тот ухмыльнулся:
– Дай мне пару дней восстановиться, и устроим матч-реванш.
– Всегда рад помочь товарищу избавиться от лишних денег.
Когда зрители удалились к своим столикам, Эрн поинтересовался:
– Ну так что там с этой новой боевой станцией?
– Со «Звездой Смерти»? – Тинн понизил голос до заговорщицкого шепота: – Я слышал, любой, кто в состоянии не промахнуться по стене соседнего дома, при желании получит там место. Но если ты действительно умеешь стрелять, сможешь командовать большим орудием – даже таким, по сравнению с которым наши самые крутые пушки – просто карманная ракетница.
– Не шутишь?
– Да нам это раз плюнуть, – продолжал Тинн. – Все, что надо, – только попроситься.
– А ты собираешься?
– Да это ты шутишь! Я же кадровый! Когда эта штука будет закончена, никто и нигде не сможет даже поцарапать ее отделку. А командовать орудием, которое разнесет звездный разрушитель, как мыльный пузырь, или даже столкнет луну с орбиты, – да какой артиллерист пройдет мимо?
Он улыбнулся:
– Самое большое – это и есть лучшее.
– Я слышал, секретность там самая строгая. Если тебя припишут к «Звезде Смерти», никаких отлучек, пока станция не будет закончена.
– А сейчас разве по-другому? И потом, ты посмотри на ее размер. Представь, что ты живешь на луне – или в луне. Там тысячи палуб. В эту малышку можно запихнуть все, что только может пожелать мужчина. Зачем просить увольнительную на планету, когда достаточно просто проехаться в турболифте?
Эрн допустил, что представления Тинна о наборе развлечений на «Звезде Смерти» не лишены здравого смысла. Они выпили еще эля.
– Я уже сообщил начальству, что готов туда лететь, – сказал Тинн. – Как только у них будут действующие пушки, достаточно воздуха и гравитация, чтобы понимать, где верх, а где низ, я уже буду там.
– Говоришь, все, что может пожелать мужчина… – Эрн кивнул на дверь.
Тинн обернулся. Ага. Там стояла парочка гражданских работниц из отдела снабжения – молоденькие, хорошенькие девушки. Вне всякого сомнения, они пришли взглянуть, где выпивают настоящие мужчины.
– Блондинка – моя, – сказал Эрн.
– Годится, – отозвался Тинн. – В темноте цвет волос все равно не видно.
Эрн встал.
– Добрый вечер, дамы. Можем мы с отцом предложить вам выпить?
Девушки заулыбались. В ответ Тинн подарил им одну из своих лучших ухмылок. Подобное состояние довольства могли принести только выпивка и выигранное пари. Хорошая работа, уважение тех, с кем трудишься бок о бок, красивая женщина, сидящая рядом, кантина, где полно превосходной ортоланской синей браги. Разве жизнь может быть лучше?
Вил Дэнс держал на выставленном вперед локте стопку монет достоинством в десять кредитов каждая. Сейчас их было уже двенадцать. Остальные пилоты делали ставки, получится у него или нет.
Пока получалось…
Он глотнул еще эля. Игра простая: выставляешь перед собой руку параллельно полу, как прицел бластера, и сгибаешь под углом в девяносто градусов. Потом резко разворачиваешь ладонью вверх и пытаешься поймать лежащие на локте монеты. Поймать одну может любой. Многие способны поймать три или четыре. Но когда их больше десяти, становится гораздо труднее. Личный рекорд Вила составлял восемнадцать монет, так что поймать двенадцать для него сложным не представлялось. Это же простое упражнение на зрительно-моторную координацию, и, если ты летчик, лучше иметь приличный результат. Фокус состоял в том, чтобы перевернуть руку ладонью вверх достаточно быстро, пока монеты еще лежат друг на друге. При нормальной гравитации после нескольких сантиметров падения стопка начинает рассыпаться, и если это допустить, ничего не выйдет. Движение должно быть быстрым, но одновременно плавным. Малейшего толчка под неправильным углом достаточно, чтобы разбить стопку. Тогда, если повезет, несколько штук удержишь, но остальные все равно потеряешь, это факт.
Не то чтобы исход игры мог прославить эскадрилью или что-то давал лично ему, но у Вила имелась репутация, и ее приходилось поддерживать. Его результат на тренировках реакции всегда оказывался в первой тройке, а сейчас, по существу, происходило то же самое. Тренировка реакции. Представители некоторых рас, например фаллиины, могли без особых усилий поймать двадцать монет и даже более. Но из людей лишь немногие способны удержать десять – за исключением акробатов, мастеров боевых искусств… и летчиков.
– Давай же, Дэнс. Чего канителишься, как ронто при восьми g, – крикнул Бенджо.
– Ага, давай, пока мы не успели состариться, – добавил Раал. – Ну, по крайней мере, некоторые…
Вил усмехнулся, дернул рукой и схватил все двенадцать десяток.
– Шальные деньги, – сказал он.
Мгновение эскадрилья потрясенно молчала, затем раздалось:
– Ставлю пятерку, что он поймает четырнадцать.
– Отвечаю.
– Десять на то, что поймает.
– С какой вероятностью?
– Вероятность? Я что, похож на тойдарианского букмекера? Сто процентов!
Пока пилоты спорили, Вил добавил к стопке еще две монеты. Ну так как, четырнадцать? Все-таки на четыре меньше личного рекорда, хотя он и не считал нужным объявлять об этом прямо сейчас…
Тут сирена выдала несколько коротких требовательных сигналов. Пилоты бросили болтать – и одновременно бросили все, что держали в руках, за исключением кредитов, которые рассовали по карманам, – и побежали к выходу. Вил поставил кружку на стол и последовал за ними. Там еще оставался глоток эля, и допить его пилот мог бы за две секунды, но когда труба зовет, надо в тот же миг бросать все и рысью скакать на свой пост. Во-первых, поступать следовало именно так – с этим были согласны все. Во-вторых, никогда не знаешь, когда за тобой следит имперская голокамера, и если откроется, что ты идешь вразвалочку вместо того, чтобы уже сидеть в своем СИДе, то вскоре можешь обнаружить, что тебя перевели на «работу для дроидов» – чистить мусоропроводы и выгребные ямы.
И в-третьих, Вил любил полеты даже больше, чем выпивку.
– Должно быть, учения, – сказал кто-то. – Вряд ли они будут устраивать побег после того, как мы поджарили предыдущих.
Вил ничего не сказал. После того случая он плохо спал, и это его немного удивляло. Да, в челноке сидели подонки, и в его обязанности входило остановить их, и они в него стреляли, но все-таки противостояние не было равным. У «Лямбды» не имелось никаких шансов. Он разнес ее на куски и потом наблюдал, как то, что осталось от экипажа, плавает в облаках застывших выделений своих собственных тел. Он пытался смотреть на это как на учебные стрельбы, будто там были голографические модели, а не живые существа, но видеть устроенную тобой бойню собственными глазами… «Что же, давай будем честными, – сказал себе Вил, – поскольку отчитываться придется только перед собой». Правда состояла в том, что он… несколько раз видел сны.
Нет, не сны. Сны – это безобидные обрывки всякой всячины, вроде того, что приходишь на экзамен, не подготовившись, или летаешь без корабля, или оказываешься голым в людном месте. А это были не сны.
Это были кошмары.
К счастью, подробности он забывал почти сразу же после пробуждения – кроме одного раза. В тот раз кошмар остался. Одно из замороженных тел парило в пустоте метрах в десяти от кабины его истребителя. Лицо и тело осколки изуродовали до такой степени, что Вил не мог даже понять, мужчина это или женщина. Как зачарованный он смотрел на истерзанное тело, медленно поворачивающееся так, чтобы можно было разглядеть лицо. Он заметил, что под ливнем металла каким-то непостижимым образом не пострадали глаза…
А потом эти глаза открылись.
Вил сумел сдержать дрожь. Это было самое худшее. Он сказал себе, что здесь нет ничего необычного, что такова его работа. Поэтому он привыкнет.
Это помогло. Немного.
У ангара Вил заметил, как младший палубный офицер машет пилотам, подзывая к себе.
– Быстро, быстро, парни! Беременная па’ловик может двигаться быстрее! Давайте, давайте!
– Привет, палубник, – поздоровался Вил, подойдя ближе. – Кто летит?
– Ты со своей эскадрильей и еще девятеро, – ответил тот. Он продолжал махать приближавшимся пилотам, которых пока собралась лишь горстка. – Почетный эскорт для ИЗР «Опустошитель».
Вил прищурился.
– К нам прибыл сияющий, как радуга, адмирал? Или мофф?
– Не совсем. Парень, что летит на том корабле, предпочитает один цвет, – пояснил палубный офицер. Взгляд Вила ничего не выражал, поэтому он добавил: – Черный.
– Дарт Вейдер, – сообразил Вил.
– Дружок твой?
Вил засмеялся. Они стояли на ступеньках, ведущих на летную палубу.
– Я никогда не встречался с этим человеком – или кто он там есть, – сказал Вил. – Однажды видел, как он летает. В летной школе, на базе в Центре Империи. Против Барвела.
Не было нужды уточнять, что он говорит про полковника Винду Барвела по прозвищу Стрелок, одного из самых заслуженных пилотов СИДов. Во время Войн клонов Барвел, по подтвержденным данным, уничтожил в бою более тридцати кораблей противника, имел на своем счету как минимум вдвое больше предположительно сбитых, и никто не знал, о скольких еще он просто не потрудился доложить. Вил знал, что сам он неплохой пилот. Уже во время учебы он добился большего, чем от него ожидали. Но Барвел, которого трусливое флотское начальство отстранило от участия в боевых действиях, потому что Империя нуждалась хотя бы в одном живом герое для парадов, привлекающих потенциальных рекрутов… он был лучшим. Хотя в то время он имел всего лишь чин капитана, ему поручили руководить летной школой в Центре Империи. Барвел мог сделать пике с работающим мотором и без крыльев практически на любом транспорте, на полной скорости поразить цель размером с плики из пушек хоть левого борта, хоть правого. Когда на тренировках они летели рядом, Вил казался себе ребенком, который, едва научившись ходить, пытается догнать чемпиона по бегу на длинные дистанции.
Вейдер появился во время маневров летчиков последнего курса. Армейского звания он не имел, но был для Императора чем-то вроде цепного пса, и все это знали. Если ты получал приказ из вокодера черного шлема, с таким же успехом ты мог бы получить его из уст самого Палпатина, а оспорить – только на собственный страх и риск, вне зависимости от твоих званий и чинов.
Вейдер некоторое время просто наблюдал, а затем приказал приготовить СИД-истребитель. Он забрался внутрь, взлетел и присоединился к учебному бою. Через несколько секунд его электронные пушки вывели из боя полдесятка участвовавших в нем машин, и все свелось к противостоянию Вейдера и Барвела. Вил, чей истребитель был «сбит» одним из первых при попытке напасть на Вейдера втроем, выполнял круги, дожидаясь разрешения на посадку, поэтому видел все.
Вейдер не просто летал кругами вокруг Барвела – каждый раз, когда Стрелок пытался дернуться или увернуться, Вейдер на долю секунды опережал его. Барвел вытворял такие вещи, которые, как считал Вил, невозможно сделать на СИДе, а Вейдер не только был ему достойным соперником при каждом маневре – он просто летал намного лучше. Это было – другого слова не подобрать – поразительно. Вил быстро сообразил, что Вейдер мог в любой момент сбить начальника летной школы – он просто играл с ним.
Это было жутко, как ночные кошмары Вила. Он никогда не видел, чтобы такое делал пилот-человек. Да и среди чужаков, раз уж на то пошло, на такое способны лишь немногие.
Они несколько раз расходились, потом Вейдер сделал друг за другом несколько, казалось бы, небрежных, ленивых «бочек» и «петель» и всадил в Барвела заряд из учебных пушек, что означало конец игры. Всем пилотам, болтавшимся поблизости в космосе, оставалось лишь подобрать с колен отпавшие челюсти.
Помощник командира взглянул на коридор, но других пилотов там не наблюдалось. Он повернулся и серьезно сказал:
– Шел бы ты к кораблю, Дэнс.
А потом спросил:
– А Вейдер-то был крут, а?
– Более чем крут. Если бы он летал против меня, я бы застопорил двигатели и сам себя взорвал – по крайней мере, так я мог бы выбрать момент смерти.
Вил умолчал только об одном – во многом потому, что сам до сих пор в это не верил. Механик, который осматривал взятый Вейдером истребитель, выйдя из ангара и покачав головой, сообщил, что навигационный компьютер и система наведения были отключены. Данные бортового самописца свидетельствовали, что пилот сделал это еще до того, как взлетел. Значит, если только механику можно верить, Вейдер не просто побил лучшего летчика военного флота, будто пилота сельскохозяйственной авиации с какой-нибудь захолустной планеты, – он сделал это без помощи автоматики.
Что было просто невозможно.
– Давай взлетай, – подбодрил его младший палубный офицер. – Ты же не хочешь опоздать на вечеринку?
– Нет, сэр!
«Эскорт нужен вовсе не Вейдеру, – подумал Вил. – Здесь никто не смог бы преградить ему путь».
Вил поспешил на палубу, и механик указал ему на истребитель:
– Уснул, что ли, хрен реактивный? Залазь!
Когда Вил надел шлем и проверил показания приборов, он на мгновение задумался о цели этого визита. Дарт Вейдер командует звездным разрушителем. Интересно, что он здесь делает?
Должно быть, что-то серьезное. Это нетрудно понять, даже если у тебя в голове вакуум.
Открылись двери ангара. Вил завел двигатели и взлетел.
На посадочной палубе хмурый Таркин ожидал прибытия Вейдера.
Конечно, Император мог послать проверить, как идут работы на станции, кого захочет и когда захочет. У Таркина не имелось причин испытывать к Императору что-либо, кроме благодарности – в конце концов, гранд-моффов не так уж и много. Нельзя забывать, кто дал ему такую власть и поручил руководить самым важным военным проектом в истории Галактики.
Все это верно. Он и был благодарен – Палпатину. Однако к тому, кто держит поводок, и к тому, кто сидит на этом поводке, он относился по-разному.
Было в Вейдере что-то, заставлявшее его скрежетать зубами. Не доспехи и маска с респиратором, и не поляризующие линзы, которые скрывали глаза. Вейдер обладал властью – и сам по себе, и как орудие Императора, – и Таркину казалось, что жизни находящихся рядом людей волнуют его не больше, чем мухи, живущие в болотах далекой Неймодии. Стоять рядом с Вейдером – все равно что стоять рядом с гигантской термической гранатой: никогда не знаешь, в какой момент она рванет.
У человека в черном крутой нрав, в этом можно не сомневаться. До сих пор его гнев не обрушивался на самого Таркина – но Таркин видел, как это бывает с другими. Те, кто сердил Вейдера, мгновенно осознавали, что сделали роковую ошибку. Неважно, сколько народу считает Силу предрассудком, который все равно не спас джедаев от уничтожения, – она позволяла Вейдеру остановить человеку сердце или перекрыть дыхание одним усилием воли. Не говоря уже о том, что она позволяла отбивать на лету бластерные выстрелы.
Ничто не сможет сравниться с огневой мощью этой боевой станции, когда она войдет в строй. Но это случится не раньше чем через несколько месяцев, а до этого любой, кто будет достаточно силен и глуп, чтобы убить Вейдера, столкнется с гневом Императора – а по сравнению с ним Вейдер добродушен, как иридонский тявк.
В челноке распахнулся люк. Обычно, когда прибывали высокопоставленные военные чины, первым появлялся почетный караул, состоявший из отборных штурмовиков или даже алых гвардейцев. Но с Вейдером дело обстояло иначе. Он вышел из люка и спустился по трапу один, бесстрашно, нимало не заботясь о возможной опасности. Плащ развевался у него за спиной в такт шагам. Он был надменен, но имел на то причины.
Таркин ждал, адмиралы нервно переминались с ноги на ногу у него за спиной. Многие из них не могли принять саму идею, что человек вроде Вейдера, стоящий вне установленной цепи подчинения, появляющийся и исчезающий, когда ему заблагорассудится, действительно мог отдавать приказы военным. Однако все обстояло именно так, и с этим ничего нельзя было поделать.
Вейдер подошел и остановился перед Таркином. Он всегда казался выше, чем представлял гранд-мофф, из-за необъяснимого присутствия темной силы – если только это не являлось плодом воображения.
– Гранд-мофф Таркин, – сказал он, даже не кивнув в ответ на по-военному четкий поклон. Вейдер ни перед кем не преклонял колен, кроме Императора, – Таркин это знал.
– Повелитель Вейдер. – Ни единого намека на приглашение к разговору или обмену любезностями – Вейдер в них не нуждался. – Продолжим путешествие? – спросил Таркин, обводя рукой станцию.
– Продолжим.
– Сюда. Возьмем мой лихтер.
Вейдер ощутил враждебность, исходящую от свиты Таркина, но не придал этому значения. Он мог разобраться с враждебными словами и враждебными действиями, но мысли слабых духом существ не представляли для него угрозы.
Таркин, как обычно елейный и скользкий, прекрасно знал, в чем заключаются его собственные интересы. Поскольку его интересы соответствовали интересам Императора, он являлся полезным орудием. И это было хорошо, поскольку Вейдер без колебаний воспользовался бы этим орудием.
Группировки повстанцев породили множество проблем – больше, чем многие ожидали. Но Император, конечно, знал, что это случится, – сопротивление не оказалось для него неожиданностью.
Император полностью слился с темной стороной Силы. Он – самый могущественный ситх из когда-либо живших.
Когда-нибудь таким станет и Вейдер.
Пока все это в будущем, а сейчас у него есть более прозаические дела. В строительстве боевой станции наметились проблемы.
К тому времени как Вейдер улетит, эти проблемы будут решены. Он вернется, когда понадобится разрешить другие проблемы, если они возникнут, и вернется, если все продолжит идти гладко – просто чтобы напомнить Таркину и его ближайшим помощникам, что око Императора всегда направлено на них.
Всегда.
Сектор Н-1 – огромное пространство, одна двадцать четвертая полушария, обладал некоторым количеством воздуха и частично отапливался – по крайней мере, здесь не приходилось носить скафандр. Слава звездам – Тиле до смерти надоело каждый день возиться с тугими сочленениями и сервомоторами скафандра, иметь ограниченный угол обзора, без возможности даже почесаться – и это лишь некоторые из неудобств. Ей и раньше приходилось облачаться в скафандр для работы, и этот опыт оказался не слишком приятным – но здесь все было только хуже, потому что Империя (без сомнения, в погоне за дешевизной) приказала использовать устаревшие скафандры с постоянным объемом вместо новых, эластичных моделей.
Некоторое время скафандр был просто необходим. При постройке сооружения такого размера нельзя просто собрать корпус, загерметизировать его и начинать возводить внутренние конструкции – на это потребовалась бы уйма воздуха. Когда станция будет функционировать, множество конвертеров, установленных в каждом секторе, легко обеспечат ее кислородом, но пока они не работают, воздух приходится брать из атмосферы ближайшей планеты и доставлять на орбиту специальными кораблями. Альтернатива – строить в космосе огромный завод и завозить туда воду, но это еще сложнее. Вода занимает на борту больше места, чем баллоны со сжатым воздухом, к тому же без надлежащего обогрева во время разгрузки она просто превратится в куски льда, что, опять же, повлечет за собой увеличение объема. Да и размер постройки просто не позволял одним махом собрать наружную оболочку.
Таким образом, с самого начала строительства решили, что на первой стадии монтажа будут полностью построены и загерметизированы отдельные сектора. Это создавало пространство для хранения стройматериалов и жилье для рабочих – хотя бы на первое время. Сотни тысяч работников надо где-то разместить – причем желательно поближе к объекту, потому что возить рабочую силу туда-сюда каждую смену дорого и отнимает много времени.
Экструдеры, штамповавшие пластины обшивки, находились всего в нескольких километрах отсюда, на орбите, в точке, где были сбалансированы силы притяжения тюремной планеты и астероидов, которые служили сырьем. Все делалось довольно просто. Астероиды с большим содержанием железа и никеля оттаскивали из внешнего пояса к дробилкам, где вращающиеся дюрастальные валки пережевывали их и разбивали на мелкие кусочки, которые в свою очередь отправлялись на Безнадегу – в том числе и кваданий. К полученному гравию добавляли воду и под высоким давлением получали суспензию, которая по трубам поступала в плавильные печи. В этих огромных котлах смесь очищалась путем выгорания примесей. Разрыхленная руда поступала в экструдеры, которые прессовали пластины обшивки – примерно так же, как питательная паста выдавливается из тюбика. Оставалось много шлака, но его просто собирали в один ком и придавали ускорение в направлении звезды. Через несколько месяцев комки шлака упадут на солнце и сгорят.
Конечно, Тила и раньше участвовала в проектах, где задействовались космические дробилки и экструдеры, когда работала над орбитальными дворцами и кольцами. Однако она никогда не видела таких больших машин и так много. Листы обшивки производились в количестве, превосходившем все, когда-либо применявшееся в одном проекте.
Сектор Н-1 походил на гигантский полукруглый ломтик арбузника, разрезанный пополам. В основании он был шириной 31 километр – когда станция будет закончена, это основание станет частью экватора, – и сужался к концу почти в точку, всего до нескольких десятков метров; а в длину составлял более 94 километров. Конечно, почти все сектора в полушарии будут одинаковы – за исключением тех, где должен располагаться суперлазер.
Размеры самого шарика даже трудно было представить. Сказать, что он большой, – значило погрешить против истины. Одна только жилая сфера была шириной в два километра и включала городские кварталы, арсеналы, ангары, командные центры, промышленные зоны и жилые районы. Под ними должны располагаться гиперпривод, реактор и вспомогательные источники энергии – все это, к счастью, ее не волновало.
А волновал ее сейчас старый и немного эксцентричный вуки. И не просто волновал, а ставил в тупик.
Познания Тилы в языке вуки находились на зачаточном уровне. Говорить на ширивуке сложно не столько из-за лексики, сколько из-за произношения: человеческие органы речи просто не в состоянии воспроизвести необходимые рыки, рев и ворчание. Как и большинство участников крупных строительных проектов, Тила привыкла работать с этими высокими мохнатыми гуманоидами – вуки собирались в подобных местах, даже если они не находились в рабстве и не работали из-под палки. К счастью, большинство вуки, занятых на крупных проектах, понимали общегалактический, хотя говорили на нем не лучше, чем люди на языке вуки. Поэтому Тиле обычно удавалось достаточно свободно общаться с вуки.