– Твои усы – как свежий сыр… Нет, не то… Свежи твои усы… как капельки росы… – Барсукот рысил по влажной лесной тропе, мягкими лапами отбивая ритм будущего стихотворения.
До этого марта он никогда не сочинял стихов, но сейчас не видел никаких причин сопротивляться неожиданно открывшемуся поэтическому дару. С другой стороны, не исключено, что поэтический дар был у него уже давно – просто среди великого множества талантов, которыми обладал Барсукот, именно этот, поэтический, он мог сразу не заметить.
– … Маркиза – кошка… моей мечты… О, как истошно… орут коты… – Барсукот перешёл с рыси в галоп. – Ты – кошка кошек… в моей судьбе… Моя дорожка… ведёт к тебе… И пусть истошно… орут коты… Тебе я скромно… несу цветы…
Цветы. Он резко остановился, взметнув фонтан весенней грязи. Ну конечно, цветы. К королеве красоты не ходят с пустыми лапами. Барсукот огляделся. Вдоль тропы тянулся глубокий овраг с талой водой, и на противоположном его склоне покачивались на ветру чудесные, хрупкие, только-только распустившиеся подснежники. Как раз такие, которые замечательно подошли бы к белоснежной шерсти Маркизы.
На дне оврага ещё с прошлой осени лежало поваленное молнией дерево, но сейчас из воды торчала только сухая чёрная ветка с заострёнными сучьями – точно когтистая лапа гигантского тонущего сыча. Барсукот напружинился, оттолкнулся – и прыгнул. Он легко и изящно перелетел через овраг и в полёте даже успел разглядеть клочок серо-бурой шерсти, одиноко висевший на одном из сучьев-когтей: кто-то прыгал здесь до него и зацепился за ветку. Кто-то явно менее ловкий, чем Барсукот.
Барсукот собрал букет подснежников, сунул в зубы и грациозно перепрыгнул овраг в обратном направлении. В отличие от неизвестного серого неудачника, для него это не составило никакого труда.