Глава 11, в которой у жуков есть сердце
Барсук Старший никогда прежде не бывал в Жужгороде, подземном насекомом местечке, которое располагалось в корнях огромного дуба, росшего на берегу ручья уже сотню лет. Вернее сказать, он часто бывал в этом районе Дальнего Леса и не раз сиживал под вековым дубом, любуясь на прозрачную, быструю, уютно журчавшую воду – пока ручей вдруг не заболотился, – но в Жужгород никогда не спускался. Барсук не любил охотиться – и мог себе это позволить. Почувствовав голод, он просто шёл в бар «Сучок» или на рынок на Центральной Поляне. А самостоятельно добывать себе пропитание в Жужгороде – это нет уж, увольте.
Однако на этот раз Барсук, кряхтя, протиснулся между корнями дуба и полез по извилистым тёмным улочкам вниз. Нет, он не собирался охотиться. Он просто хотел задать жуку Жаку пару вопросов. Что-то в заметках Мыши Психолога о жуке его смутно тревожило. Уравновешенный, уважающий окружающих жук – и вдруг конфликтное поведение… Жук, получивший за свои заслуги неприкосновенность от Полиции Дальнего Леса, – и разговоры о смерти… Как будто присутствовал какой-то сбой в зверской логике, и этот сбой Барсук Старший ощущал не столько умом, сколько складчатым, толстым загривком, на котором при чтении заметок психолога топорщилась шерсть.
Появление Барсука Старшего в Жужгороде вызвало панику: насекомые хватали и утаскивали прочь своих орущих личинок, укатывали в колясках безмолвных куколок; с хрустом закрывались трухлявые ставни домов и пустели рыночные прилавки, опрокинутый кем-то в спешке медовый нектар тёк прямо по улице, и Барсук то и дело останавливался и облизывал липкие лапы.
– Все в убеж-ж-ж-жище! – послышалось из жукоусилителей. – В убеж-ж-ж-жище! З-з-з-зверь в Ж-ж-ж-жуж-ж-жгороде!
– Это Полиция Дальнего Леса! Я не причиню вам вреда! – попробовал перекричать сирену Барсук. – Я не собираюсь применять зубы!
Но насекомые то ли Барсуку не поверили, то ли Барсука не услышали. Через минуту улицы полностью опустели. Прилипая измазанными в нектаре лапами к земле, Барсук Старший добрёл до жилища жука Жака и его жены Жужи. К входной двери были приколочены белый лепесток и табличка: «Здесь обитают неприкосновенные насекомые». Ниже на стене угадывалась бледная надпись, которую хозяева дома явно пытались стереть: «Здесь обитают предатели!»
Барсук лизнул и обнюхал надпись. Потом нажал на звонок, и по ту сторону двери послышалось мелодичное жужжание, а затем – тихий шорох жучиных лапок.
– Жук Жак, откройте! Это Барсук Полиции Дальнего Леса!
Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель скользнула жужелица Жужа. Её переднеспинку и надкрылья покрывала шаль из лепестка чёрного тюльпана.
– Мне нужен ваш муж, – сказал Барсук Старший.
– Моего муж-ж-жа больше нет с нами, – глухо ответила Жужа.
– А с кем он, если не с вами? – поинтересовался Барсук.
– Он с Крылатой Капустницей, – ответила жужелица.
– Ваш муж ушёл от вас к бабочке-капустнице? – изумился Барсук. – Как странно. Он казался таким преданным семьянином!
– Вы абсолютно ничего не знаете о нашей древней религии и культуре. Для вас мы просто еда, – с горечью ответила Жужа. – Крылатая Капустница – это богиня. К ней отлетают после смерти души праведных насекомых.
– Вы хотите сказать, что… жук Жак… отлетел?!
– Его душа отлетела. – Хрупкие надкрылья жужелицы задрожали под чёрной тюльпанной шалью. – Идите за мной.
Она распахнула дверь шире – и Барсук протиснулся в дом, обставленный недорого, но со вкусом. В старинной мебели, выполненной из трухлявого тёмного дерева, сидели многочисленные личинки Жака и Жужи и боязливо таращились на Барсука. С высокого потолка на паутинных нитях свисали изящные люльки с куколками.
Жужа подвела Барсука к ведшей вниз винтовой лестнице и быстро сползла по перилам. Барсук, пыхтя, последовал за жужелицей по ступенькам. В подвале было темно и холодно. Он включил карманного светляка – и увидел ряды ореховых скорлупок вдоль стен.
– Это наш семейный склеп, – сказала Жужа. – Здесь покоятся десятки поколений жуков.
Барсук Старший посветил фонариком на ореховые скорлупки. К каждой прилагалась мемориальная дощечка: «Жук Быстряк, спи спокойно, тебе больше некуда торопиться»; «Жук Тускляк, мы будем помнить, как сильно ты любил солнце!»; «Дорогой бабушке, Морщинистокрылой Жужелице, от безутешных внуков»… «Жук Жак, любимый муж и отец, великий мыслитель, бесстрашный исследователь, благородное насекомое, покойся с миром, никто тебя больше не тронет».
– А ведь он просил помощи! Он ж-ж-жаловался! – голос Жужи жужжащим эхом бился о своды склепа, как заблудившийся во тьме мотылёк. – Ж-ж-жаловался, что другие насекомые травят нашу семью из-за статуса неприкасаемых! Из-за того, что всех едят, а нас нет! Он хотел обсудить это с Мышью Психологом, но у неё не было времени! Действительно – кому интересен какой-то жук…
– То есть вашего жука отравили?
– С чего вы взяли?
– Вы сказали, что другие насекомые вас травят.
– Нельзя всё понимать так буквально, – скривилась Жужа. – Они его унижали. Исключили его из Партии Жужелиц-Комаров. Написали на стене нашего дома, что мы предатели. Не написали даже, а выжгли муравьиной кислотой, так что надпись намертво въелась! И его сердце не выдержало. Сердце Жака остановилось.
– Я очень сочувствую. Но, позвольте, у жуков разве есть сердце?
– Это у вас нет сердца! – возмутилась Жужа. – А у жуков оно есть! Большое, доброе сердце. На спинке.
– А хвост?
– Что хвост?
– Вы видели хвост вашего покойного мужа? Вы не заметили красного пятнышка на хвосте Жака? Остановка сердца может быть связана с инфицированием кусь-вирусом. Я не могу исключить, что жука укусила Мышь Психолог. Возможно, он пришёл к ней повторно…
– Как это – укусила? У Жака была неприкосновенность! А впрочем, что это я. Кого волнует неприкосновенность какого-то там жучка! Его и жирафа пыталась укусить, он еле от неё убежал.
– Жирафа? Когда? – быстро спросил Барсук.
– Три дня назад. Она приходила к ручью на водопой. Говорила «кусь» и клацала пастью.
– Но ведь три дня назад ручей уже был заболочен, – нахмурился Барсук. – Он уже дней десять как заболочен.
– А ей-то что? Она эту зелёную гадость каждый день тут лакала. Агрессивное, нечистоплотное животное, ни капли изысканности!
– Послушайте, Жужа, – сказал Барсук Старший, – это очень серьёзно. В Дальнем Лесу сейчас эпидемия. Один из симптомов: инфицированный зверь становится агрессивен и делает кусь за хвост. Ваш муж не пытался делать кусь вам или вашим детёнышам, прежде чем… отлететь?
– Мой муж был добрым, нежным, тонко чувствующим жуком. А не каким-то там зверем. Он никому ни разу в жизни не сделал кусь, – с достоинством ответила Жужа.
– И всё-таки я должен осмотреть ваш хвост и хвостики ваших детей на предмет красных пятен.
– Нет, – Жужа решительно взмахнула тонкими усиками.
– Именем закона Дальнего Леса, покажите мне хвост! – жёстко сказал Барсук.
– Боюсь, это невозможно. Даже именем закона.
– Почему это?
– Для вас мы просто еда, не так ли? – с горечью произнесла Жужа. – Вы про нас ничего не знаете. У жуков есть сердце. Но не бывает хвостов.
