Мы тепло попрощались с Флорой, и я ее клятвенно заверила, что уже сегодня перееду в ее квартиру, полью цветы и присмотрю за котом. Она мне подробно объяснила, по какому адресу и как найти ее жилище. Я пообещала, что завтра ей принесу чего-нибудь домашненького, и выскользнула из палаты, тихонько притворив за собой дверь.
На посту уже сидела медсестра, которая проводила мою нелепую фигуру с ведром и со шваброй удивленным взглядом. Низко опустив голову, я поспешила смыться из ее поля зрения, не дожидаясь каких-нибудь каверзных вопросов на тему, кто я такая, и что здесь делаю. Уходила я тем же путем, что и пришла. Правда, на площадке первого этажа у меня возникло просто непреодолимое желание пройти демонстративно мимо Вальдиса, который все еще продолжал сидеть в приемном покое, нервно поглядывая на настенные часы. Вероятно, он ожидал, когда прием посетителей окончится, и всех выгонят вон и запрут двери. Я, даже, уже сделала один шаг по направлению к выходу с лестничной площадки. Но, благоразумие в этот раз одержало верх. Ребята они серьезные, шуток не понимают. Да, и кто их знает, что там у них в головах происходит, и какие комбинации они мысленно выстраивают. В общем, рисковать не стала. Ограничилась тем, что показала ему язык из-за двери, больше для того, чтобы успокоить свою тягу к озорству.
Спустилась в подвал, пристроила на место весь камуфляж, позаимствованный на время «операции», и вышла через черный ход на улицу.
Сумерки уже спускались на город. Где-то вдалеке, на башне старой ратуши пробили часы, навевая мысли о невозможности остановить время. Береговой, ночной бриз, тянул на море разогретый за день солнцем воздух города, наполненный запахом осенних цветов, и, начинающих желтеть, листьев. Я отлепилась от больничной стены, и юркнула в кусты. Кто их знает, этих граждан, где и что они высматривают. Очень уж мне не хотелось попасться им на глаза. Выйдя из больничного парка, я увидела подходящий к остановке трамвай, и припустила к нему со всей возможной прытью.
Минут через двадцать я входила в подъезд дома, где мы квартировали с Пашкой. Квартира меня встретила мертвой тишиной, только в кухне тикали настенные часы, да тихо дребезжал холодильник. Похоже моя «сладкая парочка» куда-то усвистала. Может в кино, а может просто на прогулку. Не страшно. Оставлю Пашке записку, чтобы не волновался.
Побросав вещички в чемодан, (благо, я никогда не была барахольщицей), прихватив из ванной комнаты зубную щетку, я принялась ваять послание к Пашке. Надо было написать так, чтобы он не стал волноваться, и искать меня по всему городу. Я сосредоточенно корпела над «посланием к другу», сопела от напряжения и покусывала огрызок карандаша, который обнаружила у Светки на кухне, в небольшой коробочке, где лежала всякая прочая не совсем нужная мелочь, типа бельевых прищепок, канцелярских скрепок и оторванных пуговиц. Время шло, а текст получался какой-то корявый и неубедительный. Пашка меня сразу раскусит. Вот, же гадство какое! Представляю, сколько времени потратили Запорожские казаки, когда писали письмо турецкому султану! В конце концов, решила написать все, как есть. Ну, или, почти, все, как есть. Получилось примерно следующее: «Пашка! Я временно переезжаю на квартиру к директору музея, Флоре Зигмундовне. Она попала в больницу, и попросила меня поливать ее цветы и присмотреть за ее котом. Это недалеко от вас, на улице Белинского, дом 16, квартира 7. Поживу там, пока бабулька не выздоровеет. Старых людей надо уважать. Встретимся завтра на лекциях. Передавай привет Светке. Твой друг и соратник, Марта.
P.S. Веди себя прилично, чтобы мне потом за тебя краснеть не пришлось».
Перечитала еще раз, и осталась довольна. Все, вроде бы, логично. И ничего не напоминает о какой-либо опасности. Положила записку на видное место на стол, сверху придавила ее вазочкой с вареньем. Оставила ключи от квартиры на тумбочке и тихонько закрыла дверь. Все, пути назад уже не было. Я ощутила какое-то, не то волнение, не то предчувствие чего-то. Словно, я оставила свою прежнюю жизнь, и шагнула в будущее, будто в омут с головой собиралась нырнуть. По спине пробежал холодок.
Наверное, так и бывает в жизни. Мы идем по дороге, а впереди встречаем развилку, как на картине Виктора Васнецова «Воин на распутье». И от того, на какую тропу поставим ногу зависит вся наша дальнейшая жизнь. Иногда, такой выбор бывает фатальным. И нельзя ни вернуться, ни изменить выбор. Все, что мы можем сделать, это, сцепив зубы от злости на себя и свое неуменье выбирать, двигаться, и двигаться вперед, только вперед! И обязательно впереди появится еще одна развилка. И еще одна… Их будет множество, но, выбор всегда будет за нами. А пройденный путь поможет с каждой новой развилкой делать все более правильный выбор, и принимать все более взвешенные решения, до тех самых пор, пока мы не найдем истинно свою дорогу. И к концу нашего пути, оглядываясь назад, стряхнем пыль пройденных дорог со своей стоптанной обуви, и удовлетворенно выдохнем, понимая, что наш выбор в течении всего времени, был не так уж и плох.
Вот и я сейчас почувствовала, что сделала свой выбор. Только, сейчас еще можно было все изменить, вернуть назад. Отдать обратно ключи Флоре и сказать, не глядя ей в глаза, что передумала, или еще что-нибудь соврать. Но, я знала себя очень хорошо. Уж коли я поставила ногу на дорогу, то пойду по ней до конца. Даже если с первого своего шага пойму, что выбор, возможно, ошибочный, неправильный, все равно, не смогу повернуть назад.
Вот такие философские мысли одолевали меня, пока я шла со своим чемоданом до улицы Белинского. Дом Флоры я нашла быстро. Это был почти такой же дом, как у Светки, из красного кирпича, в четыре этажа, только более длинный по протяженности. Он напоминал огрызок крепостной стены, в которой посередине чернел проход в арку. Перед тем, как шагнуть в нее, я на секунду притормозила. По спине опять пополз какой-то озноб. Показалось, будто мне в затылок смотрят чьи-то недобрые глаза. Я сцепила зубы, чтобы не обернуться, и сделала шаг в чернеющий пустотой проход, будто шагнула в разинутую пасть людоеда-великана. Ничего не случилось. Небо не упало, земля не разверзлась под моими ногами, никто меня не шваркнул обрезком трубы по голове. В арке вообще никого не было. Но, почему-то, это не придало мне бодрости. Моя интуиция вопила, мигая красным светом, а я никак не могла понять, чего, а, главное, откуда мне нужно ждать не известно каких неприятностей. Шаги по каменной мостовой отдавались гулким эхом, будто я попала в пещеру. Я сдерживала себя изо всех сил, чтобы не кинуться бежать обратно на проспект, где светили фонари, трезвонили трамваи и были люди. Старалась идти размеренным и неторопливым шагом.
Наконец, эта проклятая арка закончилась, и я выдохнула с некоторым облегчением. Следуя инструкциям Флоры Зигмундовны, сразу за аркой повернула направо. Вот и подъезд. Тусклая лампочка горела под козырьком, освещая небольшой пятачок перед дверью, одинокий фонарь посредине двора безуспешно пытался победить, скрывающиеся по углам тени. Я поставила чемодан и присела на него, решив немного отдышаться. Сердце скакало перепуганной белкой, пытаясь выскочить из горла. Да, что такое, в самом-то деле?!!! Что это на меня нашло?!!! Никогда я не боялась ни темноты, ни разбойников, и вообще, я не помню, чтобы я когда-нибудь чего-нибудь боялась кроме пауков! Однажды, когда мы с дедом попали в Средней Азии в землетрясение около 8 баллов, мне было лет четырнадцать. С удивлением я наблюдала, как другие люди, живущие с нами в гостинице, метались по коридорам, как заполошные куры. Когда толчки закончились, дед с любопытством спросил: