Глава третья

Игорь Илларионович наблюдал через окно своего кабинета, расположенного на втором этаже правого крыла лабораторного корпуса, за тем, как из здания выходили армейцы. В один микроавтобус сел за руль и уехал полковник Мочилов, на другом микроавтобусе уехали два полковника, в третий сели капитан и подполковник, но не уехали, а стали дожидаться, пока загрузят ящик с аппаратурой и большую тарелку транслирующего локатора в последний микроавтобус, куда сели четыре старших лейтенанта. И только после этого обе машины направились к воротам. А профессор Торсисян все не спешил навестить коллегу, хотя обещал «как только, так сразу». В конце концов Игорь Илларионович не выдержал и сам позвонил Торсисяну. Но у того не отвечал ни стационарный телефон в кабинете, ни сотовый. Оставалось только дождаться.

Профессор Торсисян все же пришел. В кабинет вошел, как обычно, без стука. Просто распахнул дверь и вошел, даже предварительно не заглянув, чтобы убедиться, что хозяин кабинета на месте, не узнал, не мешает ли он. И в этом был весь Торсисян, считающий, что он везде главный, что он везде самый желанный гость.

– Заходи, Арсен Эмильевич, присаживайся, – запоздало пригласил Игорь Илларионович, потому что Торсисян уже сел, развалившись на стуле, напротив стола Страхова.

– Тебе что-то, Игорь Ларионыч, не понравилось в моем сегодняшнем выступлении? – спросил Торсисян, очевидно, решивший так, потому что пригласил его Страхов сразу после выступления перед офицерами.

– Нет. Не о том речь…

– Опять не о том речь! Везде не о том речь… Сейчас с «не о том речь» только что разбирался. Бытовой скандал. Характеристику в милицию требуют.

– В полицию, наверное, – поправил Страхов.

– А-а… Какая разница, как их называть. Они-то остались прежними. Менты, они и в Африке менты. У человека вообще два врага в природе – мент и теща…

– Где ты опять бытовой скандал устроил? – улыбнулся Страхов.

На счету Торсисяна было несколько бытовых скандалов, и об этом знали все в двух лабораториях. Может быть, даже все в институте, потому что Торсисян любил ходить по институту, открывая без стука двери и влетая в чужие кабинеты.

– Если бы я… А то без меня в этот раз обошлось. Я же говорю, два врага у человека, мент и теща. Вчера мы работали допоздна. У меня есть два мэнээс[11]. Сережа и Стася. Домой они вместе поехали. Поздно уже. Темно. Сережа взялся проводить Стасю до дома. Она серьезная женщина. Муж, двое детей. И он серьезный, семейный, скромный. Пошел провожать, а навстречу ему теща попалась. Вынесло старуху вечером с собакой погулять. Так старуха на Стасю набросилась, лицо ей расцарапала. Да еще собаку натравить хотела. Хорошо хоть собака только лает, не кусается. Сережа тещу пытался угомонить, а тут менты подъехали и всех забрали. Теперь с меня требуют характеристики и на Сережу, и на Стасю. И еще объяснительную, чтобы указал, что они работали допоздна по производственной необходимости. Я тут позвонил кое-кому, чтобы ментам скромности добавили. Обещали добавить так, что задница заболит.

– Потом догонят, и еще добавят, – в тон коллеге сказал Игорь Илларионович.

– Вот-вот, учить их надо.

– Тещу тоже?

– А ее в первую очередь. Палкой потяжелее. Так чего ты звал, Ларионыч? Сознавайся, а то мне, как всегда, некогда.

– Хотел тебе посоветовать к ментам сходить. Может, вместе сходили бы, – дал замысловатый совет Игорь Илларионович.

Торсисян возмутился.

– И ты туда же? Что вам эти менты дались! К каким ментам?

– Ты, как я понимаю, работал по какому-то делу с одним артистом. Зовут его Игорь Владимирович. Было такое дело?

Торсисян какое-то время помолчал, потом поднял настороженный взгляд. Видимо, было отчего насторожиться, хотя каждая лаборатория имеет определенные внешние связи.

– ФСБ с ним работала. Правда, я только помогал. А ты откуда знаешь?

– Артист этот вчера был у меня дома. Привели общие знакомые по поводу его состояния. Пограничное состояние[12]… В надежде, что я смогу помочь.

– И что? Что ты ему сказал?

– Я провел с ним короткий сеанс, чтобы узнать, с чего у него началось такое состояние. Ввел в транс, задал вопрос…

– И что?

– И мне ответил ты. Ты сказал, что еще один вопрос, и он умрет.

– Прекрасно. А дальше?

– А дальше – что могло быть дальше? Я понял, что в него заложена программа. Тобой заложена. И сразу вывел его из транса.

– Это я и так понял. Если я закладываю программу, это серьезно. А при чем здесь милиция?

– Полиция.

– Какая разница! При чем здесь полиция, если тебе так больше нравится?

– Я тебе уже сказал, что Игоря Владимировича привели ко мне хорошие общие знакомые, обеспокоенные его судьбой и здоровьем. Я должен был, ничего не объясняя знакомым, тем не менее сказать им хоть что-то?

– И что ты им сказал?

– И им, и ему. Я посоветовал ему найти возможность куда-нибудь уехать хотя бы на время. Отдохнуть где-нибудь на свежем воздухе. Игорь Владимирович почти обрадовался, сказал, что у него есть дом в деревне в Московской области. И он, не отказываясь от работы, может там жить. Друзья, когда им сказали, поддержали его. Ехать он решил в тот же вечер. Боялся, как я понял, один находиться дома.

Профессор Торсисян смотрел на собеседника спокойным взглядом самоуверенного человека. Для него это был малый рабочий эпизод, и не более. В этом профессор Страхов расходился во мнении с коллегой. Для него не существовало малых рабочих моментов, когда речь шла о врачебной этике. А это был как раз вопрос врачебной этики с ее пресловутым «не навреди».

– И что дальше?

– Дальше хуже. Игорь Владимирович зашел домой, чтобы взять что-то из вещей, друзья остались ждать его внизу. И когда артист выходил из квартиры, на него набросился сосед и зарубил его топором.

– Сосед? Топором? – искренне удивился Арсен Эмильевич.

Честно, профессор Страхов не ожидал, что Торсисян так удивится. Он думал, что Арсен Эмильевич что-то знает об этом соседе.

– Сосед. Топором. Причем человек непьющий, спокойный, семейный. Без видимых причин. И сам не понимает, что случилось. Даже не помнит, что с ним произошло. Сейчас соседа отправили на экспертизу, проверяют на вменяемость. Что на это скажешь?

– А что я могу тебе сказать? Я следствие не вел. Я понятия не имею, что там произошло.

– Хорошо. Тогда важный профессиональный вопрос. Специально для тех, кто следствие не вел, но имеет причастность к делу. Если будут обыскивать квартиру убитого, там могут что-то найти?

Арсен Эмильевич даже со стула вскочил.

– «Рамка»! На стене за шкафом.

– Вот этого я и опасался. Думай сам, как вытащить. Я только предупредил.

– Сейчас позвоню, пусть ФСБ вытаскивает… Их клиент… Я только помогал, как технический специалист.

– И как гипнотизер.

Профессор Торсисян хищно улыбнулся.

– Чуть-чуть… Фоном накладывалось на радиосигнал. Без личного контакта.

Арсен Эмильевич вытащил мобильник, стал перегонять строчки в поисках нужного телефонного номера. Не нашел.

– Извини, Ларионыч, у меня телефон в другом мобильнике. Схожу к себе, позвоню. Спасибо, что предупредил. Коньяк за мной…

Он уже дошел до двери и даже руку положил на дверную ручку, но вдруг обернулся.

– Да… Я вот не понял только… Ты сказал, что слышал мой голос. Я сказал что-то? Но я с ним лично не контактировал. Рамку, когда его дома не было, помогал установить. А так… Я его ни разу в глаза не видел.

– Голос фоном накладывался на радиосигнал. Так ты сказал. Игорь Владимирович слышал, он же был актером и умел имитировать голоса. Он очень похоже изобразил твой голос. Я даже вздрогнул и обернулся, хотя ты у меня в новой квартире ни разу не был. Не знаю, каким он был актером…

– Никудышным… Ниже среднего… Так в ФСБ сказали.

– Допускаю, хотя оценка этих людей может быть субъективной и вообще некомпетентной. Они чем-то похожи на журналистов. Считают, что знают все, а в действительности знают очень мало. Но здесь я спорить не буду. Я не театрал. Может быть, как актер драмы он и никудышный. Но имитатор отличный. И тогда, когда твой голос услышал, я понял, что произошло с ним. А вот что произошло с соседом, следует разобраться.

– Разве это наше дело?

– Если в квартире была «рамка», она могла посылать сигнал и через стену. И вот результат. Для нас это урок на будущее. Разбираться все же придется.

– Стена железобетонная. Она должна экранировать. У меня нет времени, чтобы с этим разбираться. Еще нужно разобраться с ментами и тещами. Там все-таки мои сотрудники, пусть и младшие, но научные. А кадры следует беречь.

– Экран мог оказаться слабым. Я могу сам поговорить с женой убийцы, если тебе некогда.

– Тебе-то это зачем?

– Научный интерес. Как сработала «рамка»…

– Если есть желание, я не возражаю.

– Договорились.

Арсен Эмильевич ушел, а профессор Страхов позвонил Борису. Но отключился от разговора до того, как Борис ответил. Вспомнился один момент из беседы с профессором Торсисяном, который сам Арсен Эмильевич пропустил мимо ушей. С ним это бывает. Это бывает со всеми, кто считает, что знает если не все на свете, то хотя бы очень много, и ощущает себя компетентным во всем. Но возникший вопрос нельзя было разрешить простым умозаключением. Да и вообще раздумывать о нем всерьез было слишком рано, потому что серьезные раздумья предполагают полное наличие необходимых фактов. А именно фактов Игорю Илларионовичу пока и не хватало…

* * *

Вопрос, который заставил профессора Страхова отложить телефонную трубку, по сути и вопросом-то не был. Может быть, именно потому Арсен Эмильевич и пропустил его мимо ушей. Можно было согласиться, что «рамка» работала по обе стороны стены, несмотря на экран из железобетонной стены, хотя это утверждение и требовало дополнительной проверки. И вполне можно было допустить, что сосед Игоря Владимировича тоже получил долю предназначенного другому целевого облучения. Но это облучение вовсе не говорило о том, что сосед должен был бы обязательно зарубить топором артиста в тот момент, когда он решился прибегнуть к помощи психотерапевта и пусть на время, но выйти из-под контроля «рамки». Здесь было над чем подумать. На совпадение времени «пробуждения агрессии» со временем попытки Игоря Владимировича выйти из-под контроля можно было выделить не больше пятидесяти процентов. Сам артист говорил, что испытывал он агрессивность только в определенные моменты. А в целом психика Игоря Владимировича не всегда была подвержена и агрессивности, и какой-то эксцентричности, когда он хохотал на сцене в трагический момент. Могло ли так совпасть, что и у соседа произошел какой-то внутренний взрыв, в тот момент, когда он услышал, как в квартире рядом закрывается дверь. Теоретически, конечно, могло и так случиться. Хотя даже в пятидесятипроцентную вероятность случайности верилось с трудом. А что еще могло быть? Это могло быть целенаправленное действие со стороны тех, кто контролировал артиста?

Загрузка...