Возвратился старик ко старухе (ну, после того, как она захотела стать владычицей морской, а рыбка ничего не ответила, хвостом по воде плеснула и ушла себе в синее море). Видит – перед ним его старая землянка, на пороге старой землянки сидит его старая старуха, перед ней разбитое (и старое) корыто, жизнь, кажется, не задалась под самый занавес – и тут вдруг – бац – глядит старик на старуху и понимает, что у неё зрачки вовсе не человеческие, а какие-то кошачьи, продольные такие. Старик запаниковал, побрёл обратно к синему морю, стал кликать золотую рыбку. Рыбка не вернулась, зато из моря, не очень далеко от берега, вынырнула странная посудина из желтого металла, наподобие огромного яйца, только с оконцами круглыми. А из этого яйца – труба торчит самоварная, словом, пора драпать, пока не началось.
Старик повернулся спиной к синему морю, и побежал, быстро-быстро перебирая ногами, а вслед ему с диковинной лодки кричали по-ненашему: «Run, Forrest, run!» Старик добежал до противоположного побережья, развернулся и побежал обратно. Прибегает к своей старой землянке, видит разбитое корыто, на пороге сидит старуха – но не его, а какая-то посторонняя совсем. Старик в ужасе рот рукой прикрыл, потом за лицо себя пощупал – и ахнул! Пока он бегал – у него борода до пола выросла, и сам он на 100 лет состарился, а эта, новая старуха ему вовсе даже внучкой приходится (что странно – детей-то у них с его собственной старухой не было). Старик струхнул, побежал снова к морю – правильному, тому, в котором золотая рыбка жила – добежал до берега, потрогал себя за лицо – а никакой бороды-то у него и нет вовсе, и вообще он стал молодым красавцем. Да и в море поверх текучих вод лебедь белая плывёт. «Тьфу ты, опять перестарался!» – сплюнул старик и медленно, степенно, как старикам и положено, пошел обратно к своей землянке.
– Ну, наконец-то ты вернулся! – воскликнула старуха. Вроде по виду – своя, родная, но старик всё же навострил уши: а где привычное «Дурачина ты, простофиля!»
– Я уже все сети расплела. Днём сплету – ночью расплету. Женихи неладное заподозрили, хотели дозорного оставить, но тут ты как раз и вернулся.
– Какие ещё женихи? – загремел старик, – Кто на мои сети позарился? Где они, гады, убью их всех!
– Во-он там они сейчас, пируют, – указала пальцем старуха, и старик поплёлся во-он туда – убивать женихов. Но пришел снова – к синему морю.
– Дурачина ты, простофиля, – сказала ему рыбка, – Чего тебе ещё не хватало?
– Где женихи? – тупо спросил старик.
– Возвращайся назад, будут тебе женихи, – посулила рыбка.
Делать нечего – побрёл старик обратно к землянке. А вместо землянки стоит изба какая-то незнакомая, а на улице отчего-то зима, снегу нападало, собаки из сумерек гавкают, а в избе вместо старухи сидят два разбойника, пьют зелено вино из горла и интересуются: «Доцент, ты где был?»
– Рыбу ловил! – с перепугу признался старик.
– А шлем куда дел? – продолжали допытываться разбойники.
– Ой, точно! Шлем-то я и забыл! – обрадовался старик и дал дёру. Снова к синему морю прибежал, стал кликать золотую рыбку.
– The subscriber is not available now! – высунулась из синего моря его старуха и снова скрылась в волнах. Видимо, сама угодила в услужение к золотой рыбке за вздорный свой характер.
Делать нечего. Побрёл старик обратно. Всю жизнь ведь туда-сюда бегать не будешь, тем более, сколько ему жить-то осталось, будь, что будет, от судьбы не уйдёшь.
Подошел старик к своей старой землянке (старухи отчего-то нигде видно не было), оттолкнул ногой разбитое корыто, пригляделся – а это и не землянка перед ним, а так, одна видимость, доска размалёванная. Обошел старик эту доску, а за ней – хоромы царские, точь-в-точь такие, в которых старуха царствовала. Но и хоромы не всамделишные были. За ними боярский терем скрывался, тоже на доске рисованный, за теремом – снова землянка, и корыто рядом с ней обнаружилось хорошее, новое, но и корыто, и землянка, опять оказались фальшивкой. Так старик снова дошел до синего моря – уж оно-то было настоящим, мокрым, подвижным, изменчивым и простиралось до самого горизонта. Покликал старик золотую рыбку, и она приплыла к нему – к самым устам сахарным на высокой волне прикатила. Старик, не долго думая, поцеловал рыбку – после всего, что ему довелось повидать, такой поступок вполне естественным казался – а рыбка, не будь дура, оземь ударилась и превратилась в прекрасную девушку. Поглядел старик на своё отражение в воде (море сразу затихло, стало неподвижным, как по заказу) – а он и не старик уже, а добрый молодец.
– Дурачина ты, простофиля, – ласково сказала девушка.
– Уф! – успокоился старик (уже не старый), – Теперь полный порядок!
– Да, – улыбнулась девушка, – Заклятье спало. Только больше не называй меня ни рыбкой, ни золотцем, а то оно опять вернётся.
– Хорошо, зайка моя, – машинально ляпнул старик и съёжился, ожидая неминуемого превращения. Но в первый раз прощается. Даже корыто сделалось новое, хорошее, совсем как на свадьбу дарили.