Фобос пришел за мной утром.
Повезло, что я, за всю ночь так и не сомкнувшая глаз, была полностью одета. В прикроватном сундуке нашлось длинное кремовое платье, оголяющее одно плечо и драпированным отрезом ткани прикрывающее другое. Было приятно сменить узкое и дешевое платье гостевой рабыни на ласкающую тело мягкую ткань.
Взгляд ворвавшегося в спальню Фобоса прошелся по моему телу, оставляя на нем незримый липкий след. В темных глаза мага промелькнуло разочарование. Я с отвращением поняла: он надеялся застать меня в одном исподнем.
– Идем, – отрывисто бросил Фобос на кафа, жестом «переводя» свой приказ.
От волнения перехватило дыхание. Я почти успела забыть, каково это – быть Истоком. Какая горькая ирония… Впервые с того момента, как стала невольницей, я поделюсь заключенной во мне божественной силой – тем самым золотым цветком.
И с кем?
Разумеется, мое положение не оставляло ни малейшей возможности ослушаться приказа любого из эллинес, будь то Фобос или кто другой. Однако вместо того, чтобы сетовать на судьбу, я решила воспользоваться шансом узнать Фобоса получше. Кто знает, вдруг это однажды мне пригодится?
Прописная истина для любого военачальника: важно знать все силы и слабости своего врага. А дело всей его жизни, которым Фобос, вероятно, и заслужил себе теплое местечко во дворце архонта, могло многое сказать о нем. Ведь Парис, по воле случая столкнувшийся с Истоком в моем лице, отчего-то решил привести меня именно Фобосу, которого, к тому же, назвал правой рукой архонта. Выходит, работа Фобоса чрезвычайно важна. Осталось лишь узнать, в чем она заключается.
А вот и сам Парис… Недовольный, сонный, он ждал нас в коридоре. Вероятно, его все же оставили во дворце. А с самого утра разбудили, чтобы играл для Фобоса и его Истока роль переводчика.
«А как же Матиас? Вряд ли его увлечение даневийским осталось тайной для всех остальных. Или он никому не показывается при свете дня?»
Вновь вспомнилась закутанное в черное фигура, его загадочная просьба… и его руки на моих плечах. А еще – плащ, который я собиралась отдать в следующую нашу встречу.
Вслед за мужчинами я спустилась на надземный этаж дворца. Вторя Фобосу, замерла у узкого проема. За ним виднелась лестница, завернутая в тугую каменную спираль.
Фобос развернулся к Парису.
– Спроси ее, боится ли она мертвых.
Парис поморщился, но перевел. Я подавила желание отшатнуться.
– Нет, не боюсь, – с вызовом ответила я.
Живые – подлые, одержимые властью, готовые идти по трупам ради собственных целей – куда страшней.
– Вот и славно, – кивнул Фобос после того, как Парис перевел мой ответ. Неприязненно добавил: – Ненавижу истерики.
За мой дерзкий тон ни выговора, ни наказания не последовало. И все же я велела самой себе впредь быть осторожнее.
Втроем мы спустились на подземный этаж. Фобос привел нас с Парисом в длинную холодную комнату, навеявшую мысли о склепе. Что, впрочем, неудивительно: на каменных полках, врезанных прямо в стены, лежали человеческие тела. Их кожа приобрела землистый оттенок, грудь не вздымалась, не потревоженная дыханием.
Я смотрела на трупы во все глаза. Мои пальцы против воли сжимали край платья. Я никогда не видела так много мертвых. А затем Фобос нарисовал в воздухе какой-то знак и произнес что-то на чужом языке. Быть может, на древнем языке Эллас, которого я не знала.
И мертвые проснулись.
Они вставали со своих каменных алтарей, глядя перед собой пустым взглядом. Их ноздри не раздувались, губы были плотно сомкнуты, глаза – подернуты белесой пеленой. Парис побледнел до серости, казалось, даже его блестящие светлые волосы потускнели. Я вжалась в стену, уговаривая себя не кричать. Не доставлять Фобосу, жадно глядящему на меня, такого удовольствия.
– К-как? К-кто они такие? – пролепетала я.
На этот раз в переводе Фобос не нуждался. Он снова что-то произнес и щелкнул пальцами, заставив меня вздрогнуть. Мертвецы остановились и уже через миг рухнули на пол подземелья как подкошенные.
– Воскрешенные мною мертвые. – На губах Фобоса играла довольная улыбка. – Лучшие из всех возможных воинов.
С трудом заставив себя отлепиться от стены, я яростно замотала головой.
– Но такого ведь не бывает. Невозможно дать однажды умершему новую жизнь.
– Что она там бормочет? – раздраженно осведомился Фобос.
– Эта дура не знает о магии Гадеса, – хмыкнул Парис, переходя на родной язык.
Гадес… Один из богов Эллас. Бог мертвых.
Нет, не может быть. Я прочитала десятки легенд эллинес, и ни в одной не встречала упоминаний о том, чтобы Гадес благословлял смертных своей силой. Некромагия… Так ее, кажется, называли в других странах, где практиковались подобные ритуалы.
Но и боги там были иные. Гадес никогда не вмешивался в дела жизни и смерти… Во всяком случае, в масштабах целой армии – десятков, сотен человек. Неужели кому-то все же удалось до него достучаться? Но какое богам дело до войн обыкновенных людей?
И какую цену за подобную магию заплатил Фобос?
Он был не просто магом, которому для подпитки требовался Исток, не просто правой рукой самого архонта. Он был некромагом, вероятно, регулярно поставляющим для Аргоса все новых и новых воинов.
Вот оно, тайное оружие архонта.
В изнеможении прикрыв глаза, я вспоминала рассказы отца. Мама не желала говорить о войне – и она сама, и мы, ее дочери, отчаянно старались поддерживать видимость нормальной жизни. Я помогала целительницам Гларингела не потому, что боялась отправиться на поле боя. В конце концов, мне уже исполнилось восемнадцать. Но я знала, что своим отъездом разобью матери сердце. Что, каждый день глядя на убитых и раненых, разобью свое на осколки.
«А так ли я сильна, как все это время считала?» – пронеслось в голове почти обреченное.
Там, где не было войны, людям тоже требовалась помощь. Жители Гларингела, отныне почти стертого с лица земли, тоже нуждались во мне. И все же я знала, что моя дальнейшая судьба становилась частой причиной родительских ссор. Отец твердил, что мой долг – помогать воинам на передовой, в самой гуще боя. Та прежняя, глупая, незрелая я его не понимала. Отцовские слова мне казались даже жестокими – ведь он хотел отправить свою дочь на войну.
А когда та подошла к нашему порогу, когда унесла жизнь отца, я сожалела, что мы с матерью были так упрямы в своем желании отгородиться от ужасов войны.
Один Исток не смог бы переломить ход развернувшейся в Даневии битвы. Но если бы я не прятала голову в песок, кто знает, сколько жизней даневийских солдат смогла бы спасти. И как долго держала бы войну за порогом родного дома.
Именно от отца я и услышала о группе воинов под командованием самого Аргоса. О той самой армии, что практически не знала потерь и, словно саранча, опустошала даневийские земли, уверенно направляясь к Алькастеру.
Говорили, те воины словно зачарованы. Они сражались неистово, будто в их сердцах горело божественное пламя. Выходит, отчасти так оно и было.
Теперь я видела все иначе. Мертвецы, поднятые Фобосом, почти непобедимы оттого, что не ведают боли и усталости. Уже умершие однажды, смерти они не боятся. А значит, идут напролом. Именно это при меньшей численности армий Аргоса (даже с учетом примкнувших к нему элькхе) помогало ему одерживать верх в развязанной им же войне и планомерно уничтожать войска Даневии.
Теперь же, с появлением таинственного Звездного Истока, архонту Эллас потребуется еще больше бойцов. И я стану той, кто поможет Фобосу их создать.
– Они что, спят? – кивнув на усеявшие пол тела, брезгливо осведомился Парис.
Судя по всему, он знал, что именно Фобос делал для архонта, но в детали посвящен не был.
– Если бы я не погрузил их в сон, они бы растерзали тебя на части.
Парис поежился.
– Они что, настолько кровожадны?
Усилием воли я стряхнула с себя оцепенение, что затуманивало разум и превращало мозг в мягкую кашицу.
«Слушай внимательно все, что скажет Фобос. Слушай и запоминай».
Я должна во что бы то ни стало выбраться отсюда живой и рассказать обо всем Звездному Истоку. Должна открыть им глаза на то, каков источник силы непобедимой армии Аргоса. Возможно, адептам ордена – по слухам, одним из лучших магов Даневии – удастся отыскать способ разрушить ту противоестественную силу, что удерживала поднятых Фобосом мертвецов в мире живых.
– Все их действия подчинены одной-единственной цели – уничтожить всех, кто не помечен особым знаком. Что значит – уничтожить всех врагов Эллас. Они живут – существуют – лишь ради того, чтобы исполнить мой приказ, который звучит в их пустых головах, не умолкая. Это их долг.
Долг… Нет у мертвых никакого долга. Все, что должны делать мертвые эллинес, это спокойно лежать в своих гробах и видеть чудесные сны о прошлом. Или вовсе не видеть снов. Бродить по Царству Теней в надежде обрести покой и забвение или воссоединиться с родными и близкими.
Оживать, теряя разум и чувства, становясь лишь неким подобием себя прежнего, искаженной, уродливой тенью самого себя – не их долг, а навязанная Фобосом необходимость.
Он даже не понимал, какое творит зло, тревожа покой мертвых. Наверняка искренне верил в то, что совершает благое дело, обеспечивая армию Аргоса неупокоенными.
Я представила, как один из них набрасывается на ничего не подозревающего Фобоса, как сворачивает ему шею и бросает бездыханное тело на холодный пол. Стало чуть легче. Кто знает, возможно однажды эта невинная фантазия оживет.
– Так значит, воскрешенные мертвые бессмертны? – живо осведомился Парис.
– Не совсем так. – Фобос нахмурился.
Я даже чувствовала его досаду (или верней назвать это беспокойством?), порожденную тем, что даже его магия, дар некромага самого архонта, несовершенна. Однако, к моей досаде, развивать мысль Фобос не стал.
– А тебя, я смотрю, всерьез заинтересовала некромагия, – хмыкнул он. – Не хочешь стать моим учеником?
– Нет, спасибо, это не по мне. Хотя, признаюсь, я думал, пахнуть будет хуже. И ждал большего… м-м-м… хаоса.
– В этом зале находятся уже воскрешенные. Поэтому и запах здесь вполне терпим. – Фобос широко ухмыльнулся. – Самое интересное начинается дальше.
Он коротко взглянул на меня.
– Напугалась, бедняжка.
В его тоне не было и толики сочувствия, а вот насмешки – вдоволь. Только он не знал, что испугали меня не мертвые, а дар Фобоса, способный изменить расстановку сил в этой войне. Способный изменить все.
Фобос шагнул ко мне, взял было за локоть, чтобы повести за собой, но я ловко вывернулась и устремилась вперед, всем своим видом показывая, что не желаю быть ведомой. Неразумно, опрометчиво, ведь он непременно припомнит мне мою гордость. Но лучше вытерпеть боль, чем его прикосновения.
Переступая через тела, недовольный Фобос направился вглубь длинной комнаты, к двери, тонущей в полумраке. Распахнул ее и жестом пригласил Париса войти. Я вошла следом.
Теперь я понимала, что имел в виду Фобос, говоря о запахе. Зловоние гниющей плоти ударило в нос, мигом наполнив легкие. Либо Фобос давно уже к нему привык, либо во дворце не нашлось места магам, практикующим чары, способные оперировать запахами – трансформировать, изменять их. Потому всем остальным приходилось терпеть вонь разложившихся тел, которые лежали на длинных каменных столах, целомудренно прикрытые простынями.
Я старательно дышала ртом, Парис приложил к носу платок.
– Я наложил на них чары, останавливающие разложение, но полностью уничтожить запах они неспособны, – объяснил Фобос. – Так будет до тех пор, пока в венах мертвых не заиграет магия, заменяющая им кровь. Пока не обновит их тела.
– Так что мне нужно объяснить ей? Что от нее требуется?
– Как что? – Фобос шагнул ко мне. Я с трудом подавила желание отшатнуться. – Быть моим Истоком.
Голос некромага раздался над самым моим ухом, дыхание всколыхнуло волоски на шее. Я стиснула зубы.
«Терпи, милая, терпи. Собирай эту ненависть, наматывай ее как клубок, чтобы позже – как только выпадет такой шанс – сделать ее своим оружием».
Я верила, что такой час однажды настанет. И Немесис, крылатая жрица возмездия, поможет отомстить моим врагам за все.
Парис с интересом наблюдал за мной и некромагом. Фобос со скучающим видом отстранился.
– Я не могу позволить, чтобы она чинила мне препятствия. С Истоком воскрешение мертвых будет происходить куда быстрей. Мне больше не нужно будет бояться опустошения, рассеивать внимание и следить, чтобы магический резерв не истощился.
«Потому что ты можешь просто воспользоваться моим, полностью меня опустошив», – неприязненно подумала я.
Мной овладела злость. Зачем судьба сделала меня Истоком? Чтобы я против собственной воли помогла не только Фобосу – человеку, в котором нет ничего святого, но и самому архонту – завоевателю, который разрушил жизнь даневийцев? Чтобы помогла ему воевать против моего народа?
Пусть лучше убьет меня, чем использует в своих целях.
Я прикрыла глаза. Вот только умирать нельзя. Не только из-за мамы и Лили, но и из-за Звездного Истока, который непременно должен знать, что происходит в стенах дворца и какой силой обладает Аргос.
– Переведи ей вот что – у меня есть на нее управа.
Я нехотя открыла глаза. Фобос снова был слишком близко. Снова смотрел на меня, промораживая своим взглядом.
– Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня? – Его голос понизился, стал вкрадчивым и одновременно стальным. – Думаешь, я не знаю твоих потаенных мыслей? Я уже встречал таких, как ты. Непокорных, гордых, строптивых. Я слишком много времени тратил на то, чтобы их сломить. Порой, признаюсь, перегибал палку. Клара, спрыгнувшая с балкона дворца, Алексия, раздобывшая где-то внушительную порцию яда, Кассия, ограничившаяся старым добрым кинжалом, не дадут соврать. Я не могу позволить себе потерять еще один Исток. Потому наши маги специально для таких, как ты, создали сплетение.
Парис торопливо переводил, путаясь в словах. Стараясь не выказывать охватившего меня напряжения, я смотрела на Фобоса. Что это еще за новые чары?
– Ты только подумай, как это поэтично – наши жизненные нити переплетутся… Вернее, твои нити я вплету в мой собственный узор. Потяну за нить, и тебе ничего не останется делать, кроме как отдать мне свою силу. Видишь? Никакой ломки, никакого давления… и никакого выбора тоже. – Фобос замолчал на мгновение. – Все не переводи. Просто скажи, что отныне ее божественный дар целиком и полностью подвластен мне, а она сама – целиком в моей власти. Ах, да. Пусть не тратит зря силы, пытаясь напасть на меня или что-то в этом роде. Ничего не выйдет. «Привязка» не позволит ей причинить мне вреда. И она же сбережет нам драгоценное время.
Пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не выдать, какое впечатление произвели на меня слова Фобоса, еще не переведенные Парисом.
Некромаг и впрямь оказался моим кукловодом.
Пока «привязка» не произошла, внутри еще теплилась слабая надежда, что уготованное мне не случится. Думать так не было никаких оснований: я на чужой земле в окружении врагов, а в моих руках нет никакой силы, кроме дара Истока. Я не могла за себя постоять. И все-таки надежда оказалась невероятно живучей.
Что ж, я была глупа. Сказок не бывает.
Я почувствовала дурноту, а после – вмешательство в мои разум и тело. Не самое приятное ощущение, надо сказать. Казалось, я стала податливой, словно глина, позволяя чужим рукам – чужой магии – грубо проникать в мое нутро. Чем дольше Фобос плел свой узор из чар, тем хуже мне становилось. Но останавливаться он не спешил.
Финальным аккордом стал браслет – тонкая полоска белого металла без камней и узоров. Не успела я выровнять дыхание после сплетения, как тот сомкнулся на моем запястье. И что он означает? Уж точно не милость Фобоса и его подарок за мои красивые глаза. Может, этот браслет – связующее звено между нами, некромагом и его Истоком? И именно он не позволит мне противиться воле Фобоса?
В его глазах читалось удовлетворение. Пути назад нет, и дверь клетки захлопнулась за мной с оглушительным треском.
На этом испытания не закончились.
Тратить время понапрасну Фобос, очевидно, не привык. Он подошел к каменному столу и откинул простынь, демонстрируя тело крупного, явно сильного при жизни мужчины. Не самое приятное зрелище – незнакомец был мертв не один день. Однако в то время как кожа Париса снова приобрела землистый цвет, мне удалось сохранить самообладание. Я чувствовала на себе изучающий взгляд Фобоса, и это придавало сил.
Некромаг хмыкнул, тщательно маскируя разочарование. Видимо, ждал, что я рухну в обморок прямо в его объятия или хотя бы побледнею и затребую нюхательную соль. А он будет хлопотать возле меня, такой хрупкой и впечатлительной…
Не дождется.
Фобос склонился над мертвецом, что-то чертя прямо в воздухе непосредственной близости от него. Я во все глаза смотрела на него, но понять рисунок чар так и не сумела – то ли дело в их сложности, то ли в том, что прежде с магией смерти сталкиваться мне не доводилось. Пока некромаг колдовал над телом, я скользила взглядом по его фигуре, гадая, куда он мог спрятать ключ от браслета. Носил с собой? Прятал в своей комнате? Или в тайнике под надежным замком?
Не успела я как следует обдумать эту мысль, а ту словно ветром сдуло. Голова стала пустой и легкой. Где-то глубоко внутри рождалось странное ощущение… высвобождения, опустошения. Я никогда прежде не испытывала подобного чувства, но мгновенно поняла, что оно означает. Истоков часто сравнивали с сосудом, полным чистой, искрящейся божественной силы. И вот сейчас я ощущала, как магией сплетения этот сосуд приоткрывается, и магическая энергия по протянутым между нами каналам течет к Фобосу.
Выходит, он не врал. Одного лишь его мысленного веления достаточно, чтобы магическая энергия живого сосуда передалась ему.
Голову вскружило, во рту пересохло, словно я брела под знойным солнцем пустыни. Неудивительно – из меня выпивали драгоценную силу, мою силу. Все равно, как если бы выпили кровь или лишили бы воздуха. Однако теперь, после сплетения слово «моя» потеряло всякий смысл.
Отныне моя сила принадлежала Фобосу.
Он стоял, выпрямившись и блаженно прикрыв глаза, как кот, налакавшийся сливок, тогда как я едва держалась на ногах. Если бы в некромаге была хотя бы толика сочувствия, он бы отложил сплетение до следующего дня, чтобы я могла немного отдохнуть после «привязки». Но о каком сочувствии может идти речь, когда дело всей его жизни – тревожить покой мертвых, без конца их воскрешая, и посылать на убой?
Фобос видел, что я близка к обмороку. К тому моменту он, насытившись, смотрел на меня этим своим взглядом – изучающим, цепким, властным. Он не сделал ничего, чтобы прекратить мою пытку, хотя блеск в глазах говорил о том, что большей энергии ему не требовалось.
Я знала, почему Фобос продолжает выпивать из меня магию – чтобы показать, какую отныне имеет надо мной власть. Если он пожелает моей силы, та сама потечет в его руки. Захочет – я умру мгновениями позже, до последней капли опустошенная.
Вот только смерть меня не пугала. Пугала участь безвольной куклы, которую сделало из меня сплетение.