Глава 10

Голова болела с самого утра, с той минуты, когда Бобровский вернулся домой с ночного дежурства. Сам виноват, дурак, не надо было «расслабляться» перед завтраком. Не устоял, не совладал с соблазном, и мало того, что принял дежурные «капитанские» 150 граммов, так еще добавил к ним две бутылки холодного пива. Устроил забористый «ерш», вот и мучайся теперь. Не пил бы, спокойно дрыхнул бы сейчас без задних ног до самого полдника, выспался как следует, а уже потом мог бы побаловаться пивком, посмотреть «ящик» и вечером поехать на завод бодрым, как огурчик, и веселым, как юморист. Сейчас о бодрости можно не думать – и о сне тоже. С такой башкой не уснуть, раскалывается как орех. Ощущение такое, будто голову накачали каким-то тяжелым газом, остро и болезненно реагирующим не только на любое движение, а даже на мысли. Поэтому, наверное, невозможно определить, что и где конкретно болит. То ли лоб, то ли затылок, то ли вообще вся голова. Вот дела, елы-палы, даже думать больно.

Бобровский усмехнулся. Он хотел бы ни о чем не думать, ничего не вспоминать, но это не получалось, и причиной тому были события прошлой ночи. Такие смены не скоро забудешь, если забудешь вообще. Бобровский лежал на диване, немигающими глазами таращился на темный монитор телевизора и пытался отвлечься и от боли, и от некоторых моментов прошедшей смены. С этой затеей ничего не получалось. Боль не уходила, лишь на короткое время затихала и потом снова вспыхивала в другом месте. Не голова, а газовая оболочка, перетекавшая с места на место. Ночные события тоже не выходили из памяти, проносились молнией в больной голове и спокойствия не добавляли. Не день, а сплошные мытарства. Надо полечиться, принять немного на грудь проверенного народного средства, благо в холодильнике оно есть.

Валерий со спины перевернулся на бок, стараясь не делать резких движений и не колыхать боль по всей голове, приподнялся и несколько секунд посидел на диване. Лишенная опоры, голова зашумела с новой силой и даже закружилась. Подобное с ним случалось впервые. Такое ощущение, что голова была чужая. Старость не радость, елы-палы. Бобровский усмехнулся и решил, что надо потихоньку расхаживаться, иначе до самого вечера не очухаться.

Валерий встал, зашаркал на кухню. Первой бросилась в глаза стоявшая на полке холодильника почти полная бутылка водки, но пить сорокаградусную не хотелось. При виде водки головная боль усилилась, и Бобровский решил, что причина нездоровья кроется именно в этой жидкости. Не надо было пить. Он поморщился и вытянул из холодильника банку пива. Для начала, «для рывка», а потом видно будет. Выпьет на все оставшееся здоровье, отойдет немного – и опять на боковую. Что же с ним приключилось, елы-палы? Может, отравился чем? Непохоже. Выпивка проверенная, пиво свежее, продукты тоже свежие, из холодильника. Настя к еде относится очень щепетильно, на ее кухню некачественным продуктам вход заказан. К тому же при отравлении болел бы живот, а не голова. Может, на нервной почве, из-за вчерашних волнений? Недаром говорят, что все болезни случаются из-за нервов. Пожалуй, это самый правильный диагноз, учитывая, что вчера понервничать пришлось, причем очень сильно. Из-за этого и принял перед завтраком 150 граммов успокоительного средства. Не помогло, значит. Наверное, надо было увеличить дозу, благо организм позволял и не противился, как сейчас. Сейчас придется ограничиться одним пивом. Слава богу, хоть с пива не воротит.

Бобровский аккуратно перелил содержимое банки в бокал, стараясь не допустить образования густой пены, и с жадностью сделал несколько глотков. Хмельной напиток приятной прохладой наполнил живот, и хотя голова продолжала оставаться тяжелой, Бобровский не сомневался, что теперь с ее исцелением проблем не будет. Всему свое время, до вечера отойдет. Голова не попа, завяжи да лежи. Больной усмехнулся и допил пиво до конца. Потом поставил бокал, наблюдая за сползавшими по его стенкам пенными остатками, и несколько секунд посидел без движений. Боль в голове по-прежнему не давала о себе забыть, хотя беспокоила не сильно. По крайней мере, не отдавала всполохами, как недавно. Значит, он выбрал верное лечение. Столь оптимистичное заключение подвигло на продолжение процедуры, и вскоре в бокал перелилось содержимое еще одной банки. Этот бокал Валерий выпил не спеша, смакуя, не сомневаясь в скором исцелении. Настроение улучшало то обстоятельство, что после вчерашней смены капитан Бобровский стал богаче на двадцать тысяч долларов. Из-за таких денег можно поволноваться и понервничать. Большие деньги, приличные, многим россиянам за такую сумму надо вкалывать несколько лет. Тому же труженику-шахтеру, например, чья зарплата в среднем по стране составляет 400 долларов в месяц, за эти деньги придется пахать 4 года.

О шахтерах Бобровский подумал чисто случайно, вспомнив недавнюю телепередачу о бастующих горняках Приморья. У тех зарплата еще меньше, всего 300 долларов, и при местных ценах цифра не просто скромная, а несовместимая с понятиями о нормальной жизни. За такую мизерную плату люди спускаются под землю, рискуют жизнью, и не только рискуют, а и погибают, особенно в последние годы, о чем также свидетельствует телевидение. И ведь бастующие требуют повышения зарплаты не до заоблачных сумм, а всего-то долларов 500 в месяц. Они не требуют коттеджей и яхт, они хотят иметь нормальный прожиточный уровень жизни. И все, и не больше, и работа будет в радость. И при этом некоторые политологи и «знатоки» русской души трубят по всему миру, что русские люди не умеют и не хотят работать… Знатоки хреновы. Собрать бы вас всех да спустить в самую глубокую шахту за 300 долларов в месяц, а через годик-другой послушать ваши байки про ленивого Ивана. Поймете, может, что трудолюбивей и работящей русского мужика нет людей в мире, а уж про русскую женщину нечего и говорить. Им при жизни памятники ставить надо.

От возвышенных мыслей Бобровскому стало даже стыдно за свои противоправные деяния. Солидная прибавка к его богатству предназначалась не ему, а государственной казне, всему народу, тем же шахтерам, а он без зазрения совести запустил руку в общий карман и опустошил его на двадцать тысяч долларов. За одну ночь. А таких ночей в трудовой биографии капитана Бобровского насчитается немало. И не у него одного. В одиночку такие дела не делаются, так что общая цифра похищенного с «Цветмета» исчисляется не десятками тысяч инвалютных рублей, а сотнями тысяч. Даже миллионами. Не приведи господь, если менты дознаются. Десятки людей пострадают, вот уж тогда головушка заболит по-настоящему, не сравнить с сегодняшним недомоганием. От этой безрадостной мысли боль в голове усилилась, и снова стало плохо. Бобровский расстроился и смотрел на пустой бокал с сожалением, разуверившись в целебных свойствах холодного пива. Выходит, зря пил. Придется глотать таблетки, иначе немудрено заболеть по-настоящему. Надо звонить Насте, узнавать, где искать аптечку и какие таблетки пить. Самостоятельно ему в аптечных снадобьях не разобраться.

Настя встревожилась не на шутку. Она не стала даже до конца выслушивать, а категорично заявила:

– Через пятнадцать минут приеду. Лежи и не вздумай никуда выходить! Все, еду.

И положила трубку, не предоставив возможности возразить. На душе у Бобровского потеплело. О нем переживают, беспокоятся… Ему даже полегчало, кажется, боль ослабела. Сейчас приедет Настя, даст лекарство, приложит ко лбу свои теплые ладони, посмотрит участливо, скажет что-нибудь ободряющее, и боль оставит его в покое. Совсем уйдет. Вот что значит родной человек, способный позаботиться, поддержать, приободрить. В одиночестве плохо даже здоровому человеку, а уж больному и вовсе. Ни воды некому подать, ни за лекарствами сходить.

Бобровский выбросил в ведро пустые пивные банки, сполоснул и поставил на прежнее место бокал и пошаркал в спальню. К приезду Насти все будет в прежнем виде, а больной находиться в горизонтальном положении. А вот пиво зря выпил, лекарство и спиртное несовместимые вещи. Настя не одобрит. Бобровский завалился на постель, укрылся одеялом и стал ждать.

Настя появилась минут через двадцать. Бобровскому показалось, что в квартиру она не вошла, а влетела, обеспокоенная его состоянием. Капитану стало неудобно за причиненные хлопоты, он даже пожалел, что позвонил, и постарался придать своему виду непоказную бодрость. Он даже вознамерился встать, однако Настя такому героизму категорически вопротивилась и строго наказала:

– Лежи и не двигайся. Я пойду звякну подруге, спрошу насчет лекарств. Она знает, она в больнице работает.

Настя прикрыла дверь в спальню и направилась на кухню. Из прихожей звонить почему-то не стала, хотя на тумбочке возле двери стоял аппарат. Бобровский решил, что это из-за него, чтобы не беспокоить. Такое внимание и забота отдались в душе новым дуновением нежности. Бобровский прикрыл глаза, начиная верить, что наконец-то в его жизни встретилась достойная женщина, из себя видная, с квартирой, душевная. Такую женщину нельзя упускать и сразу после выздоровления надо обязательно узаконить их отношения. Завтра же нужно обо всем поговорить и все решить. Нечего тянуть. Радужные размышления вытеснили из головы боль, и Бобровский расценил это как добрый знак. Наверное, Настя действительно взяла часть его недуга себе. Золото, а не жена. Для такой что только не сделаешь, на что только не пойдешь, и он правильно сделал, согласившись на ее предложение.

Капитан прислушался. Со стороны кухни никакого голоса не доносилось. Видимо, Настя дверь на кухню тоже прикрыла. Это Бобровскому не понравилось, он даже заподозрил, что Настя что-то скрывает. Неужели болезнь намного серьезней, чем он себе представляет? Вряд ли. Каждый год проходит медкомиссию, а от военных врачей недуг не скроешь, даже если пожелаешь. К тому же Настя не врач, не могла же она с первого взгляда поставить диагноз. Бобровский хотел встать, послушать, о чем Настя ведет речь, и застыдился. Не хватало еще подслушивать. Сама расскажет, что и как.

Капитан ошибался, Настя звонила не подруге, а мужчине. Насчет повышенного внимания со стороны хозяйки к своей персоне капитан тоже заблуждался, двери Настя прикрыла вовсе не из-за беспокойства о нем, а из-за скрытности разговора, о чем капитану слышать не полагалось. И не только ему. О разговоре не следовало знать никому постороннему.

– Ничего серьезного, – негромко говорила кому-то Настя, – переволновался, вот и подскочило давление. Нервный стресс. У одних на этой почве живот начинает болеть, а у него голова. К вечеру очухается.

– А зачем же тогда «скорую» хочешь вызвать? – недовольно пробурчал в трубке мужской голос. – Это ведь лишнее внимание к твоему постояльцу, лишние свидетели вашего знакомства.

Настя еще плотнее прижала трубку к уху и почти шепотом сказала:

– О нашем знакомстве, если что случится, менты все равно дознаются. Соседки расскажут. Я вот о чем думаю…

Она оглянулась на плотно закрытую стеклянную дверь и поделилась с собеседником своими соображениями:

– Если его придется убрать, то сегодняшний вызов «скорой» очень пригодится. Медики подтвердят, что капитан страдал головными болями. Понимаешь, в чем смысл? Это будет алиби.

В трубке некоторое время стояла тишина, прерываемая лишь сопением. Похоже, собеседник с трудом осмысливал безжалостное предложение. Или, может, крыл почем зря ментов, всерьез взявшихся за «Цветмет» и заставивших вначале убрать «химика», а теперь задуматься о судьбе капитана Бобровского, помощника начальника комендатуры. Тоже ценный человек. Даже невозможно представить, насколько ценный. Благодаря Бобровскому суперсовременная система охраны завода превратилась в дырявую калитку. Для своих людей, конечно. Выноси, что хочешь и сколько сможешь, только не забывай отстегивать и делиться. Умный парень этот Бобровский, и в жизни правильно ориентируется, но вся его беда в том, что числится в списке наиболее опасных свидетелей. Знает слишком много, вот в чем проблема. И Настя права, капитана нельзя выпускать из поля зрения и над его судьбой в случае чего не сюсюкать и нюней не распускать. Хороший свидетель – мертвый свидетель. С вариантом устранения, если до этого дойдет, Настя тоже просчитала все очень правильно. Молодец. В таком молодом возрасте, как капитан, от головных болей редко умирают, так что менты обязательно заведут хоровод вокруг его смерти, и вот тогда сегодняшнее обращение капитана в «скорую» станет подтверждением рецидива старой болезни. Так, кажется, говорят эскулапы. И окажется, что капитан сам виноват, не надо было запускать болезнь.

– Что ж, звони, – разрешил мужчина и предупредил: – Смотри, не переиграй. Обставь все правдоподобно и в меру.

Настя усмехнулась. Чего-чего, а артистизма у нее хватало, вполне хватило бы и на театральную сцену, и на кино, и на жизнь останется. На капитана. Тоже мне, жених. Взрослый мужик, а ведет себя как наивный ребенок. Эх, мужики, мужики, сильный пол… Настя с прежней усмешкой на губах набрала 03. Дежурная отделения «Скорой помощи» оказалась барышней нудной. Она дотошно выспросила все подробности о клиенте и симптомах болезни и лишь потом записала адрес и велела ждать. На вопрос о времени ожидания коротко обронила:

Загрузка...