Злая зима - читать онлайн

Глава 1

Зима струилась стужей по позвоночнику, морозила кончики ушей, баюкала завыванием ветра. Бруну до боли хотелось обернуться, согреться в шкуре с густым подшерстком, спрятать нос в лапы и уснуть до самой весны. Голова болела злой тягучей болью, словно изнутри к затылку присосался клещ и его гладкое серое брюхо медленно раздувалось, как воздушный шарик.

К зданию подъехало желтое такси и быстро укатило в метель, оставив у крыльца девушку с большим серебристым чемоданом. Ей нечего здесь делать. Явно человечка из самого центра. В такой шубе она бы не прошла по Звериному кольцу и трех кварталов – ее смешали бы с грязью. Девушка вдруг подняла голову и посмотрела прямо на Бруна.

Он раздраженно дернул штору, и карниз с треском отвалился, рухнул на пол, побелка осыпалась мелким крошевом. Брун отшвырнул злосчастные шторы, синяя ткань стекла к ногам грязноватой лужицей. Психолог, который работал с Бруном, уверял, что синий успокаивает. Брун был в бешенстве.

Накануне он едва смог уснуть. Ему все мерещились шорохи и чужие шаги, он подхватывался через каждые пять минут, боясь уйти в глубокий сон, и в итоге едва разлепил веки к обеду. Два будильника, заведенные накануне, оказались бессильны против сна медведя-оборотня.

Он всю осень выбирал себе помощника, который должен был помочь ему пережить зиму и не впасть в спячку. Константин казался идеальным вариантом: спокойный, выдержанный, молчаливый. Физически сильный – черный пояс по карате. Костя переехал к нему в середине ноября и уехал через полторы недели с носом, распухшим, как клюв тукана. Оказалось, что у него сильнейшая аллергия на медвежью шерсть.

Брун рухнул в кресло, упал лбом на шершавую деревянную столешницу. Он не мог нанять первого встречного, слишком много требований. Будить медведя во время зимней спячки – непростая работа, требующая хорошей физической силы и отличной ловкости, чтобы увернуться от возможного удара. Да и пока он спит сном младенца, хорошо бы иметь рядом охранника, который сможет хотя бы задержать нежеланных гостей, которые, он готов был поставить шкуру на заклад, будут. Еще нужна крепкая психическая устойчивость. Не всякий выдержит его даже в радушном настроении.

Все это он честно перечислил в объявлении, которое сейчас висело перед ним на экране ноута. Личный помощник для оборотня-медведя. Совместное проживание на зимний период. Тысяча сторнов за каждый месяц. Не слишком много, но больше он себе не может позволить, итак в бюджете дыра с совиное дупло. Проще всего было бы уехать на зиму на Медвежий остров. Там круглосуточная охрана, уютные берлоги, комфортный микроклимат и спа-комплекс после пробуждения.

Для него это не вариант. Не после того, что случилось прошлой зимой.

Он поднял голову и страдальчески посмотрел на экран ноута.

Семь просмотров за три дня.

Остается только забаррикадироваться в своей квартире и надеяться, что он доживет до весны.

– Можно? – В приоткрытую дверь заглянула девушка. – Я по объявлению.

Брун кивнул, на секунду потеряв дар речи при виде пассажирки такси. Девушка перешагнула порог, остановилась, озираясь. Брун стряхнул крошки побелки с плеча, подтянул носком ботинка штору, в тщетной попытке затолкать ее под стол, но девушка заметила его маневр и удивленно приподняла бровь. Впрочем, перед этой фифой не стоит ломать комедию. Все равно она не подходит. Хрупкая, как тонкий фарфор, который лучше даже в лапы не брать – треснет, каштановые волосы свисают до плеч прядями такими рваными, словно их кромсали кухонным ножом. Распахнутая серебристая шубка стоит больше его машины.

– У вас побелка на носу, – сказала она. – Меня зовут Эльза.

– Ты не подходишь, Эльза, – буркнул он, вытирая лицо рукавом.

Эльза – дурацкое имя. Сначала мягкое «л», от которого едва язык не сворачивается, а потом надо сомкнуть зубы, будто кусаешь листок, – так его учила в свое время логопед. Только вот он не травоядный.

– Прощай, – сказал он.

– А еще след на лбу от стола отпечатался, вот тут, – она ткнула пальцем себе в середину лба. – Подхожу.

– Если бы мне нужна была секретарша, я бы, может, тебя и взял. – Он откинулся на спинку кресла, заскрипевшего, как свежий снег. – Ножки у тебя что надо, общий вид, – он обвел ее в воздухе рукой, – вполне. Бледновата слегка, но это вроде модно сейчас. Закос а-ля кровосос, – он ухмыльнулся случайной рифме. – Кофе варить умеешь? – Дождавшись кивка, продолжил: – Тогда приходи весной, Эльза. В начале апреля.

– Мне нужна эта работа, – упрямо повторила девушка, и в душе Бруна зашевелилось сомнение. А может, и вправду попробовать? Она куда симпатичнее Кости, который к тому же стриг ногти на его ковер.

– Откуда ты вообще взялась? Я не давал адрес в объявлении.

– У вас работал Костя, с аллергией…

– Да. Выходит, он дал тебе адрес, и ты решила заявиться лично. Что ж, похвальная целеустремленность. Но ты не подходишь. Я могу зашибить тебя ненароком и даже не заметить.

Брун махнул рукой, показывая на выход. Эльза вздохнула и медленно задрала юбку. Брун выпрямился в кресле, ошарашенно впитывая неожиданную картину: черные чулки на кружевных резинках, белая гладкая кожа бедер, краешек трусиков.

– Это… весомый аргумент, – заметил он, – хотя под совместным проживанием я не имел в виду интим.

– Я тем более не имею его в виду, – ответила девушка и развернула правую ногу в сторону.

Брун текуче встал, подошел к ней, присел на корточки, рассматривая две алые отметины с синей каймой на внутренней стороне бедра. Втянул запах. Искусственная свежесть духов с цитрусовой ноткой почти забивала естественный аромат, но девчонка пахла человеком. Значит…

– Метка альфа-вампира, – ответила на его мысль Эльза и одернула юбку, словно опустила занавес. Чулки и белая кожа исчезли.

– Но ты все еще человек, – заметил он, выпрямляясь.

– И собираюсь им оставаться как можно дольше.

– Когда он тебя пометил?

– Два месяца назад.

Брун смотрел на девушку сверху вниз, стоя на расстоянии вполшага. Она подняла на него глаза. Рыже-карие, теплые, совсем не такие, как у кровососов. Это временно. Она сорвется.

– То есть ты предлагаешь мне взять в качестве личного помощника и охранника меченую, которая только и будет думать о том, как бы запустить клыки мне в горло?

– Оборотни пахнут не так аппетитно, как люди.

Брун скривился.

– Говорят, вы можете и крысами питаться, если прижмет.

– Не вы. Они. Я не буду пить кровь, и трансформация останется неполной, – голос Эльзы звучал твердо, но Брун не мог ей поверить, как бы ни хотелось.

– Если ты согласилась на метку, так чего теперь тянешь? – спросил он.

– Я не соглашалась, – сказала она и отвела блеснувшие глаза.

Брун замер. Кажется, он что-то такое слышал. Альфа инициировал девушку без ее согласия. В новостях это быстро замяли.

– Слушай, девочка, – он пытался говорить мягко, ему действительно было ее жаль, – ты уже сейчас испытываешь голод. Дальше будет хуже. Однажды ты сорвешься.

– И тогда ты меня убьешь, – ответила Эльза, твердо посмотрев на него.

Брун отступил на шаг.

– Ты ведь недолюбливаешь вампиров, как все оборотни, – затараторила она. – Скажешь – самооборона. Тебе поверят. Молодые вампиры без тормозов.

– Я не хочу никого убивать, – тут он слегка покривил душой, но ей не нужны все его темные секреты.

– Может, и не придется. – Она шагнула и снова оказалась так близко, что он видел свое отражение в ее глазах. – Я подхожу тебе. Я сильная, очень. Почти такая же сильная, как настоящий вампир. – Она судорожно порылась в алой сумочке размером не больше его ладони, вынула ключи и согнула один пальцами. – Я могу вообще не спать. И я не возьму с тебя денег. Судя по всему, у тебя их негусто. Я могу даже сама тебе заплатить.

– В объявлении еще было про психическую устойчивость, – напомнил Брун.

– С этим сложнее. – Эльза впервые улыбнулась, зубы у нее были белые, мелкие, клыки едва выступали.

– Зачем тебе это? – Он осторожно ткнул пальцем в ее щеку. Теплая. Эльза вздрогнула, отшатнулась.

– Я просто хочу прожить эту зиму человеком… Мне нужен кто-то рядом, с кем можно хотя бы поговорить, тот, кто не боится меня, – выдохнула она. Нижняя губа дернулась, и Эльза ее прикусила. Черт, да она чуть не плачет. – Пожалуйста.

Брун перекатился с пяток на носки и назад, взгляд остановился на пухлых вишневых губках. Она может быть подсылом. От волков или, черт бы их побрал, охотников. Симпатичная ловушка для медведя-шатуна. А когда он уснет, она воткнет нож ему в сердце, а потом сдерет шкуру на трофей. Но если то, что она говорит, правда? Эльза Даримова, точно, так звали девчонку из новостей. Однажды она оказалась не в том месте и не в то время, а теперь никто ей не поможет, потому что никто в своем уме не станет переходить дорогу альфа-вампиру.

– Ты не подходишь, Эльза. Извини.

Он подождал, пока она выйдет за дверь – губы дрожали, и глаза на мокром месте, но подбородок гордо задран, – вернулся в кресло. Экран ноута погас, но Брун смотрел сквозь него. У него слишком много проблем, чтобы вешать на себя дохлых собак вроде меченой девчонки. Да, он не станет кровососом, даже если Эльза его всего изгрызет, и вряд ли умрет от потери крови – девчонка скорее лопнет, как обожравшийся комар. Но новые враги ему ни к чему.

За окном окончательно стемнело, но Брун не стал включать свет, жалея слезящиеся глаза. Фонари протянули ленту света вдоль улицы – неплохое место: в квартале оборотней, конечно, но во второй линии от человеческого круга. А башню вампиров почти не видно днем. На тонком черном шпиле вдали мерцало бледное искусственное солнце. Девчонка, Эльза, обречена, и лучше бы ей смириться. Хотя Брун не мог не симпатизировать ее упертости. Он знал, каково это, когда судьба закладывает крутой вираж и тебя сносит с трассы и несет по инерции в кювет, а ты забываешь дышать от липкого ужаса, но все еще пытаешься вырулить, в глубине души понимая, что это конец.

Брун, скривившись, отвернулся от башни кровососов и вышел из кабинета, прихватив с собой ноут.

Он спустился по лестнице, на ходу застегивая куртку, толкнул дверь, сражаясь с заевшей молнией и прижимая ноут под мышкой, и едва не споткнулся об девчонку. Она сидела на чемодане, свесив голову на грудь. Снежинки усыпали каштановые волосы, пушистый воротник, укрыли носки сапожек из тонкой кожи.

– Ты заболеешь! – ляпнул Брун и тут же понял, что сморозил глупость. Кровососы не болеют – бонус к бессмертию, или, вернее, к смерти длиной в бесконечность.

Эльза вытерла щеку ладонью, не поднимая головы.

– Иди домой, Эльза. Давай я вызову тебе такси. Твои родители небось с ума сходят.

– Мне некуда идти, – глухо ответила Эльза. – Для родителей меня уже нет.

Брун еще пару секунд гипнотизировал маленький сугроб, медленно вырастающий у нее на макушке, и вздохнул:

– Ладно. Поехали ко мне. Может, сама еще передумаешь.

Он выдернул чемодан из-под вскочившей девицы и потащил к машине.

Рваные облака неслись по небу, толкаясь, словно льдины по реке. Луна блеснула серебряной чешуей в черной полынье и нырнула в глубину. Брун молча закинул чемодан в багажник потрепанного «Шевроле-Тахо», открыл заедающую пассажирскую дверцу.

Эльза, запахнув шубку, приютилась на широком сиденье, спрятала нос в пушистом воротнике.

– Не люблю шубы, – не смог сдержаться Брун.

– Это ведь не из оборотней, – попыталась оправдаться она.

– Все равно.

– Я в последнее время часто мерзну, – пожаловалась она. – Мне постоянно холодно.

Еще бы. Трансформация, насколько он знал, так и происходит. Замедляется сердечный ритм, снижается температура тела. Похоже на спячку. Однако нервная система, наоборот, разгоняется.

Она выглянула из воротника, взмахнула густыми ресницами. Стоп. А может, это намек? Брун непроизвольно сжал руль сильнее. Девушке одиноко и холодно. Брун покосился на острые коленки, обтянутые черным капроном. Не то чтобы она в его вкусе – уж больно тонкая, явно чистокровная человечка без всяких примесей, но с другой стороны – как может быть не в его вкусе симпатичная девушка в чулках?

Эльза включила радио, гремящий рок заполнил салон, отскакивая горохом от всех поверхностей, барабаня по перепонкам. Ее духи, казалось, пропитали машину насквозь. Остро пахло грейпфрутом и немножко огурцами. Кто в здравом уме захочет пахнуть огурцом? Брун поморщился, но ничего не сказал.

Два месяца назад

Запах крови плыл над лестницей, и Джонни летел по ступенькам, раздувая ноздри. Клыки выступили за губы, в горле пересохло, как в старом колодце. Запах был соленым, горячим, полным страха. Свежая кровь – это не сгустившееся пойло в медицинских пакетах, отдающее пластмассой, и это значит, что альфа сорвался. Наконец-то.

Джонни вошел без стука, замер у двери.

Синеватые прожилки бежали по светлому мраморному полу, сплетаясь в узлы вен, густея у подножия одинокого кресла, которое казалось крохотным в пустом овальном зале. Изогнутые резные ножки кресла грелись в темной шкуре. На стене напротив висела картина с водяными лилиями, сияющими в темноте, словно звезды. Больше ничего. Альфа признавал только те вещи, которые считал совершенными. За спинкой кресла застыла блондинка – идеальная красота.

Джонни направился к фигуре у панорамного окна – черному силуэту на фоне ночного неба. Альфа повернулся, серебристые глаза сверкнули, и Джонни едва сумел сдержать порыв и не упасть на колени перед создателем.

– Микаэль, – он сдержанно поклонился.

– Я не звал тебя, – ответил альфа, снова отворачиваясь к окну.

– Прости, Микаэль, я почувствовал запах.

– Да.

– Ты взял эту кровь насильно.

Альфа промолчал, спрятал руки в карманы. Джонни подошел ближе, стал рядом, но чуть позади. Ночной город раскинулся внизу лоскутным одеялом: людской центральный округ расчерчен улицами ровно, как по линейке, сверкают огни, вывески суматошно моргают – люди боятся темноты, страх заставляет отгораживаться светом от того, что таится во мраке. Звериное кольцо, опоясывающее центр, темнее: редкие билборды да россыпь окон, где маются бессонницей.

– Ты убил человечку, альфа, – обличил его Джонни. Это была девушка, несомненно, в запахе таилась сладость и желание, наверняка ей самой хотелось стать жертвой, они всегда этого хотят.

– Думаешь?

– Я хочу услышать это от тебя. Я хочу услышать приказ, узнать, что это только начало, что мы установим власть над городом!

Микаэль поднял руку, и Джонни умолк.

– Я иногда забываю, как ты молод, – полные бледные губы изогнулись в кривой усмешке. – Люди слабы, но их много. Я не стану развязывать новую охоту на ведьм. На меня охотились несколько веков, поверь, в этом нет ничего интересного. Мы живем спокойно, люди сами сдают кровь в центрах переливания или даже добровольно подставляют шеи. Почему ты никак не можешь понять, что сейчас золотое время для нас, вампиров?

– Потому что это не так! – возразил Джонни. – Мы берем жалкие капли, а можем взять все!

– Упоение властью дарит ощущение жизни. – Микаэль потрепал Джонни по плечу, и тот задрожал от ласки, как щенок. – Только ты забыл, что, по сути, мы мертвы. С каждым годом, что я ношу в груди остановившееся сердце, бессмысленной суеты все больше. Иногда я думаю – зачем я продолжаю существовать? Все потребности исчезают, мне не нужен комфорт, признание или, упаси тьма, эмоциональная близость. Я не хочу славы, мне не интересны борьба и власть. Знаешь, что осталось?

– Голод? – спросил Джонни.

– Он слабеет с годами, мой мальчик. Его можно контролировать. И это точно не то, ради чего стоит длить бытие. Красота. Эстетика – вот то, что держит меня здесь. Этот мир очень красив. И та девушка, она была восхитительна, красива тонкой красотой, которая не бросается в глаза, но на которую хочется смотреть снова и снова. В ней был свет, словно в этих цветах, – Микаэль повернулся к картине.

– И поэтому ты убил ее? – спросил Джонни. – Скажи, где тело, я все уберу. Нам не нужны проблемы.

– Но люди так хрупки и недолговечны, – продолжил Микаэль, снова отвернувшись к окну. – Я вдруг захотел это исправить.

– Смерть была ей к лицу?

– О нет, я не убил ее, не совсем, – инициировал. Она станет вампиром.

– У нас очередь на инициацию длиной со Звериное кольцо! Есть люди, готовые заплатить миллионы!

– Знаю. Больные, увечные, фанатики…

– Богатые! Нам нужны деньги, чтобы поддерживать достойный уровень жизни.

Микаэль равнодушно глянул на Джонни.

– К тому же у нас нет свободной квоты! – не сдавался тот. – Ты так ценишь спокойствие, а сам создал скандал на ровном месте.

– Кэти, подойди сюда, милая, – позвал альфа.

Блондинка прошла мимо Джонни, остановилась перед альфой, склонила голову. Джонни не успел увидеть движения Микаэля, раздался резкий звук, будто кто-то смачно укусил сочное хрусткое яблоко. Голова Кэти подкатилась к его ногам, аккуратный прямой носик ткнулся в блестящую туфлю. Обезглавленное тело рухнуло, высыхая на глазах, кожа почернела, обтянув кости туго, как чулок.

– Теперь у нас есть квота. Жаль, что она была молодым вампиром, столько мусора. Если бы умер я, осталась бы лишь горстка пепла, – меланхолично сказал Микаэль. – Начинается!

Тонкая розовая полоса пересекла небо, золотые нити выпростались из-за горизонта, легкими росчерками штрихуя небо.

– Как прекрасно, – выдохнул Микаэль. – Ты только посмотри…

Джонни зажал оторванную голову под мышкой, второй рукой обхватил иссохшую щиколотку и потащил тело прочь.

– Вот и моя берлога. – Брун, повозившись с замком, распахнул двери квартиры, пропуская гостью вперед.

Эльза вошла, озираясь по сторонам, чемодан громыхнул, переехав через порог.

Брун включил свет, переступил шубу, которую Эльза, явно привыкшая к более галантному обращению, не глядя сбросила с плеч.

– У тебя ковры на стенах? – ее голос дрогнул. – Я такое только на бабушкиных фотографиях видела.

Эльза присела, подобрала шубу с пола и повесила на вешалку рядом с его потрепанной курткой.

– Уютно, мне нравится, – буркнул он, прячась в недрах квартиры. – Проходи, располагайся. Я сейчас.

Он поставил в духовку замороженную пиццу и вернулся в гостиную с бутылкой вина и бокалами, неся их, осторожно зажав между пальцами стеклянные ножки. Эльза ходила по комнате, рассматривая обстановку: она провела кончиками пальцев по ворсу ковра с затейливым орнаментом, напоминающим то ли зверей, то ли цветы, выглянула в окно, отодвинув тяжелую коричневую штору, взяла с полки деревянную статуэтку птички и протерла пальцем пыль на загнутом клюве. Брун забрал птицу и, водрузив ее на место, протянул гостье бокал вина.

Эльза благодарно кивнула, отпила глоток и слизнула темную красную каплю с нижней губы.

– Расскажи, как тебя угораздило. – Брун сел прямо на ворсистый бежевый ковер, вытянув ноги.

– Мы отмечали начало нового учебного года. – Эльза забралась в полосатое замшевое кресло с ногами, отпила еще вина. – Третий курс. Я учусь… училась в музыкальной академии по классу фортепиано.

Она посмотрела на свои пальцы, обнимающие бокал, нахмурилась.

– Сначала мы зависали на квартире у подруги, потом решили затусить в ночном клубе. Я была на танцполе, когда официант передал мне приглашение за чей-то столик. Поначалу я просто отмахнулась, но он так заискивающе и испуганно улыбался, что я обернулась и увидела вампира. Ты когда-нибудь обращал внимание, какие у вампиров уродливые уши? – Она поежилась, заправила прядь волос за маленькое ушко, мимоходом потрогав мочку с бриллиантовой капелькой, и выпила одним махом полбокала. – У оборотней тоже уши не такие, как у людей. Вот у тебя – слишком круглые и посажены чуть выше. Но оборотней проще всего определить по переносице. У вас она широкая и сглаженная. И по бирке, конечно.

– Ближе к делу, – перебил ее размышления Брун, раздраженно дернув желтый кругляш, болтающийся в ухе.

– Я отказалась идти, – продолжила Эльза. – Только настроение пропало. Меня как будто ледяной водой окатили, даже хмель прошел. Антон, мой парень, бывший, – добавила она с легким усилием, – проводил меня домой. Мы поднялись ко мне, стараясь не шуметь, потом… ну, ты понимаешь. И когда Антон ушел – ведь отец поднял бы скандал, застань его в моей постели, – появился вампир.

Она выпила вино до дна, протянула бокал, и Брун налил еще. Подумав, поставил бутылку рядом с ее креслом.

– Слушай, к чему тебе эта пытка? – спросил он. – Ты все равно обратишься. Тебе не надо кого-то кусать. Иди в любой пункт выдачи крови и покончи с этим. Порция крови стоит не больше сотки. Деньги у тебя наверняка есть. Тысячи идиоток мечтали бы оказаться на твоем месте. Ты получишь силу, бессмертие.

– Зачем мне бессмертие? Я даже не знаю, что мне делать завтра, – пожала плечами Эльза. – И я не идиотка.

Духовка запиликала таймером, отвлекая их от разговора. Брун вытащил пиццу, с наслаждением втянул запах сыра и копченых колбасок. Разрезав ее на куски, принес ужин в гостиную. Эльза выбрала самый узкий ломтик, сняла ноготками колбасу и положила ее назад на тарелку.

– Значит, ты переспала с кровососом, – буднично сказал Брун, откусывая полкуска пиццы зараз. Эльза возмущенно на него посмотрела, и он добавил: – Судя по месту, где он оставил метку.

– Не переспала. Вампиры не занимаются сексом! Он появился из ниоткуда. Как будто стоял все время в темном углу, наблюдал…

– Скорее всего, – подтвердил Брун.

– У него жуткие глаза – светлые-светлые, как тонкий лед, и сияют, словно вампирское солнце на черной башне. Я лежала в своей кровати, как куль с песком, и не могла пошевелиться, не могла сопротивляться. Знаешь, его взгляд, такой обволакивающий, липкий, как паутина. – Она отпила прямо из бутылки. – Мое сердце чуть не разорвалось, когда он укусил… Боль ужасная. И его язык холодный и шершавый, какой-то твердый, словно кусок бетона прошелся по коже. – Она опустила голову, волосы скрыли лицо каштановой завесой. – Он сказал, что теперь я сама к нему приду.

– Ты ведь понимаешь, что так и будет?

– Пусть хотя бы подождет подольше, – Эльза отбросила волосы, печально улыбнулась.

– Ты обращалась в полицию?

– А как же! Только у этого ублюдка оказалась свободная квота на инициацию.

– Но ведь ты не хотела…

– Он отделался штрафом. И выплатил компенсацию моим родителям. – Эльза поднялась с кресла. – Ладно. Я хочу привести себя в порядок. Где моя комната?

Брун тоже поднялся, взял ее за руку. При упоминании родителей губы ее задрожали, а ведь до этого держалась молодцом. Рука такая тонкая, даже страшно. Погладил большим пальцем хрупкое запястье – пульс бьется ровно и медленно. Похоже, она совсем не волнуется. А вот ему отчего-то боязно. Непонятно, как с такой обращаться.

– Моя спальня, – он кивнул на дубовую дверь в конце коридора. – Раз уж мы решили провести эту зиму вместе…

– С ума сошел? – Она вырвала руку с неожиданной силой. – Я не собираюсь с тобой спать!

– Нет? – растерялся Брун.

– Конечно, нет! С чего ты так решил?

– Ты задрала юбку до трусов через три минуты после знакомства, – рассердился он. – Это наталкивает на определенные мысли.

– А ты бы поверил, если бы я сказала про метку?

Он попросил бы показать, это точно.

– А потом светила коленками, зазывно облизывала губы, трепетала ресницами, – перечислил Брун. – Ты подавала отчетливые знаки!

– Ничего я не подавала! Людям свойственно моргать, знаешь ли. Как тебе такое вообще могло прийти в голову? Посмотри на себя и на меня – это технически невозможно!

– Почему это? – удивился Брун.

– Да ты огромный, как…

– Как медведь?

– Как грузовик!

– У меня были женщины-человечки, никто не жаловался, – возразил Брун. – Наоборот…

– И ты, значит, взял меня в расчете на халявный секс?

– Слушай, когда ты станешь кровососом, то будешь чувствовать все по-другому. Если у тебя вообще останутся чувства. Так что сама подумай – зачем отказываться?

– А ты мой последний шанс потрахаться. Типа, такой акт милосердия с твоей стороны.

– Ой, больно надо! – рявкнул он в ответ и ткнул пальцем вправо. – Гостевая там, рядом с ванной. Разбуди меня ровно в девять. И сделай мне утром кофе, крепкий, три ложки сахара.

– Может, обсудим остальные мои обязанности? Чтобы не было сюрпризов.

– Разберемся по ходу дела. – Он развернулся и пошел в душ. – Если тебе все же приспичит меня укусить – только не в шею.

– Я не стану…

– И выброси свои духи, – перебил он, не дослушав, – отвратительный запах.

Лежа в кровати, Брун слышал, как Эльза ходит по гостиной, в кухонную раковину потекла вода, потом включился телевизор. Ее аромат проник даже в его спальню и теперь щекотал ноздри невидимым перышком.

«Я так никогда не усну», – сердито подумал Брун и отключился.

Эльза шаталась по квартире, бесцельно заглядывая во все углы. Она сполоснула бокал, включила музыкальный канал, уселась в кресло, осматриваясь. Взяв початую бутылку вина, отхлебнула прямо из горла. Идея обзавестись оборотнем-компаньоном поначалу показалась ей выигрышным билетом на еще несколько месяцев человеческой жизни. Но какой она будет, эта жизнь?

Эльза подошла к окну, дохнула и нарисовала на запотевшем стекле рожицу. Улыбка получилась скошенной, и Эльза вытерла ладонью рисунок. Дома через дорогу, выкрашенные в яркие цвета, тянущиеся к звездам разномастными башенками, казались аппликацией, вырезанной из детского журнала. Плющ, увивавший полстены напротив, покрылся тонкой коркой льда и чуть мерцал в желтом свете фонарей, словно пушистая шаль, наброшенная на озябшие каменные стены. Узкий пешеходный мост хребтом выгибался над дорогой.

Есть еще один вариант, о котором Эльза думала все чаще. Она может умереть. Яд вампира медленно меняет ее тело, но пока она не попробовала человеческой крови, у нее остался запасной выход.

Эльза втащила чемодан в гостевую комнату, расправила сбившийся складками ковер. Узкая кровать, тумбочка у изголовья, здоровенная бандура часов, тикающих как бомба, и скромный одежный шкаф – прежде в такой не уместились бы даже ее туфли, но все они остались дома. Кровать страдальчески заскрипела пружинами, когда Эльза на нее присела.

– За новоселье! – Эльза глотнула вина, отсалютовав бутылкой своему отражению в полированной дверке шкафа, и тут же подпрыгнула от оглушительного звона. Донн, донн – плыло по комнате, словно Эльзу сунули прямо в огромный колокол.

Донн – донн.

Эльза едва не выронила бутылку, дрожащими руками поставила ее на тумбочку. Часы хрипло выдохнули, и стрелки снова побежали по кругу с громкими щелчками, словно кто-то стоял в углу и цокал языком. На длинных цепочках чуть покачивались гирьки в виде шишек.

На улице раздался шум, будто град забарабанил по мостовой. Эльза бросилась к окну, приникла к стеклу и едва не разинула рот от удивления: разношерстный табун мчался по улице, дробя асфальт. Белогривые кони, легкие антилопы, гордые олени с развесистыми рогами скакали бок о бок, высекая искры копытами. Следом потекли хищники: пятнистый леопард, играя, прикусил ляжку яркой, как огонь, лисицы, гиена юркнула через дорогу, визгливый хохот отозвался эхом от стен домов, стая волков пробежала дружно, как команда спортсменов. У всех животных в ушах болтались бирки: зеленые, желтые, пару раз мигнул опасный красный.

Эльза предпочитала не высовываться на улицу в час оборотня – когда им позволялось принимать звериное обличье. Но в центре она, самое большее, встретила бы оборотня-лису из соседней пекарни или енота, открывающего двери в гостинице на углу. Все оборотни, с которыми ей раньше доводилось встречаться, были милыми, неопасными зверушками.

В отличие от Бруна.

Когда она вошла в его кабинет, то едва не запаниковала. Перед ней сидел хищник, пусть и в человеческом обличье. Желтая бирка в ухе – знак потенциально опасного оборотня – только подтверждала это. Мохнатые бакенбарды, угрюмо сведенные брови, глаза как угли – черные, но нет-нет да и полыхнут. А уж когда он встал с кресла, выпрямился во весь рост, ее сердце забилось почти так же быстро, как раньше.

По улице проскакала одинокая белая козочка, высоко подбрасывая задние копытца, поскользнулась на обледеневшем асфальте, едва не упав.

Эльза проводила ее взглядом и подошла к часам. Если она не хочет сойти с ума от бесконечного тиканья, хорошо бы их выключить. Раз уж теперь ей придется жить здесь.

В глубине квартиры тихо заиграл гитарный перебор. Эльза стремительно прошла в прихожую, нашла свой телефон в сумочке. На экране высветилось лаконичное «мама». Эльза держала в руках телефон, пока тот не умолк, и положила его назад.

Ранее, этим утром

Эльза вошла в спальню без стука – все равно родителей не было дома: папа умчался на работу, собираясь, как всегда, впопыхах, ругаясь и теряя ключи и документы, мама тихонько прошла по коридору вслед за ним, сняв туфли, чтобы не разбудить дочь, не зная, что та слышит каждый ее шаг.

Флакончики духов на трюмо выстроились в ровную шеренгу, сияя пузатыми боками. Новый запах, которым вчера благоухала мама, напоминал весну – свежий, яркий, радостный. Эльза нашла нужный флакон, щедро брызнула на запястья и шею. Запах – хороший способ заглушить голод. К своим старым духам она привыкла и не ощущала их, как собственную кожу. А вот новые ароматы могли перебить запахи, которыми пропитался дом: ковры после чистки отдавали псиной, папина библиотека пахла теплой пылью, а мамина гардеробная – свежестью стирального порошка с ноткой лаванды. Но через все эти запахи пробивался горячий, пряный аромат крови. От него рот наполнялся слюной, желудок сжимался голодными спазмами, а по телу ледяной волной растекался холод.

Эльза поежилась, разбрызгала духи в воздухе и окунулась в душистое облако.

Еще от голода помогает почистить зубы мятной пастой. В последние дни Эльза драила их по восемь раз на дню. Ее улыбкой теперь можно освещать улицы, вот только улыбалась она все реже.

Она подцепила двумя пальцами мамину шаль, небрежно брошенную на банкетку, укутала плечи и заметила яркие буклеты. Эльза сгребла их, села перед трюмо. Пролистнула первый – фарфоровая посуда, чайный сервиз, букет белых роз размером с куст на столе, сервированном для обеда, – идеальный вариант, если не хочется поддерживать разговор или чтобы вовсе не видеть нежеланных гостей. Следующий буклет предлагал искусственные камины, и Эльза умилилась маминой заботе. Она только недавно призналась, что мерзнет. Третий был выполнен в лаконичной манере: белый фон, черный шрифт – пособие по взаимодействию с вампиром. Буклет был мятым, с загнутыми уголками. Эльза раскрыла его посередине, наугад прочитала абзац:

Эльза перевернула страницу.

Строки были подчеркнуты, а на полях стоял восклицательный знак, пририсованный карандашом.

Теперь, значит, родителям нужна специальная литература, чтобы знать, как обращаться с дочерью.

Брошюра выпала из рук Эльзы и спланировала на пол. Она уставилась на название последнего буклета и некоторое время пыталась осмыслить четыре простеньких слова, написанных черными буквами на алом сердце: «Как пережить потерю ребенка».

Сердце ухнуло о ребра, подскочило к горлу. Эльза отшвырнула буклет прочь, как змею, прижала руки к щекам. Случайно задетый флакон опрокинулся, духи растеклись маслянистой лужицей. Сладкий липкий запах ударил наотмашь. Эльза вскочила, развернулась, чтобы уйти, и увидела новенький блестящий шпингалет на двери.

Эльза вбежала в свою комнату, хватая воздух ртом, хлопнула дверью так, что хрустальная люстра мелодично звякнула. Она обшаривала взглядом знакомые вещи, пытаясь уцепиться за реальность.

Плюшевый мишка, подаренный папой на восемнадцатилетие, – он никак не мог смириться, что его девочка уже взрослая. В рамочке, усыпанной стразами, фотография – она стоит между родителями, мама смотрит не в объектив, а на нее, во взгляде любовь, от которой щемит сердце. Эльза прижала руку к груди. Сердце отбивало ритм медленно и спокойно, как будто это не ее жизнь только что окончательно разрушилась. Эльза схватила вазу с белыми пушистыми шарами гортензии и запустила ею в стену.

Через минуту в дверь постучали. Не дождавшись разрешения войти, в комнату заглянула горничная.

– У вас все в порядке? – спросила она у Эльзы, сидящей на кровати и буравящей стену взглядом. На розовых шелковых обоях расплывалось влажное бордовое пятно. – Я приберу, – сказала она, увидев осколки, усыпавшие паркет.

Она сновала по комнате, споро орудуя смешной зеленой метелкой. Рыжие волосы, заплетенные в тугую косу, выбивались непослушными вихрами надо лбом, завивались мягкими кольцами над ушами и шеей. В правом ухе болталась зеленая бирка, в левом – сережка с крупным зеленым камнем. Мама не любила эту горничную, она и взяла-то ее на работу только потому, что так было принято. Чтобы сберечь репутацию и не прослыть нетолерантной среди своих подруг, мама готова была терпеть в своем доме оборотня.

Горничная быстро смела осколки, собрала цветы в пакет, протерла лужу. Она застыла перед обоями, явно в замешательстве.

– Сами высохнут, – сказала Эльза.

– Принести вам другие цветы? – спросила горничная. – Вам не понравился запах?

– Нет, все в порядке. – Эльза отвернулась, пряча навернувшиеся слезы.

Горничная вдруг подошла совсем близко, положила руку ей на плечо. Эльза вздрогнула от прикосновения, повернула голову. Рука, густо покрытая золотистым пушком, была теплой и мягкой.

– Мне так жаль, – выдохнула горничная, карие глаза, опушенные рыжими ресницами, смотрели с искренним участием. – Так жаль, что с вами это произошло. Если бы я могла чем-то помочь…

– Ты… – голос вдруг стал хриплым, и Эльза откашлялась. – Не боишься меня?

– А должна? – Женщина усмехнулась. – Я ведь лиса. У оборотней не бывает анафилактического шока на укус вампира. Мы не можем обратиться, да вы и не альфа. Вы вообще не вампир.

– Пока что.

– К тому же вампиры редко нападают на оборотней. Вы разве хотите меня укусить?

Эльза замерла, прислушиваясь к себе. Голод никуда не делся, сидел внутри, как злобный пес, готовый сорваться с поводка. Но ей и вправду не хотелось впиться в теплую руку, хотя голубоватые венки были совсем близко.

– Нет, – сказала она наконец.

– Ну вот, – обрадовалась горничная. Она улыбнулась и прикрыла за собой дверь, забрав мусор.

Эльза сгребла к себе плюшевого медвежонка, сжала его в объятиях. Родители ее боятся. Все мелочи приобрели иной смысл. Новые духи, чтобы скрыть запах тела и не спровоцировать агрессию вампира, совместные ужины – она думала, что родители хотят ее поддержать, но, скорее, они боялись оставаться с ней наедине, – нанятый ими психолог, который мягко подталкивал ее поскорее принять решение и даже выдал буклет с адресами пунктов крови.

Эльза уткнула лицо в макушку медвежонка и вдруг вспомнила. Аня, одна из немногих подруг, которые не перестали с ней общаться, правда, по телефону, буквально на днях жаловалась на своего парня. Он сказал, что нашел работу с совместным проживанием у оборотня-медведя: выполнял мелкие поручения, сторожил сон, а по утрам будил его, чтобы тот не впал в спячку. Небось врал, а на самом деле ночевал у какой-то девки – по телефону голос подруги дрожал от возмущения. Аня была вне себя. Но Костя, так, кажется, его зовут, уволился. Сказал, что аллергия. Хорошо, если так, ведь Аня не хочет подхватить какую-нибудь заразу…

Оборотень-компаньон, чей запах не будет вызывать у нее приступов голода и который не станет ее бояться… Она сжала медвежонка сильнее, и тот вдруг лопнул по шву, из спины вылез клок белой ваты. Эльза отбросила игрушку в сторону. Телефон Кости Аня не даст ей никогда. Слишком ревнивая. К тому же она бы подняла Эльзу на смех, узнай ее идею. Эльза взяла телефон, вышла в социальную сеть и тут же нашла Костю в друзьях Ани. Быстро набрала сообщение, боясь передумать. Она гипнотизировала экран взглядом, пока не пришел ответ. Телефон, адрес и совет: «Пусть твой знакомый сто раз подумает перед тем, как наниматься на эту работу». Эльза не стала отвечать. И думать не стала – у нее нет особого выбора. Звонить она тоже не будет. Она приедет к медведю сама, убедит его, покажет метку, если нужно. Ей просто нужен рядом тот, кто не будет ее бояться. Кто не станет смотреть на нее как на чудовище. Кто не станет запираться от нее в страхе.

Эльза положила ладонь на плечо, все еще хранившее прикосновение горничной, имя которой она даже не удосужилась спросить. Родители не прикасались к ней уже больше месяца, с тех пор, как анализы показали, что у них обоих аллергия на слюну вампира, и, если вдруг та, что была их дочерью, сорвется, ее укус станет для них последним.

Она вышла из дома через полчаса, громыхая по гравийной дорожке чемоданом. Завидев плашку такси, прибавила шагу и едва не задела калиткой сухопарого мужчину, выскочившего прямо ей навстречу.

– Эльза?

– Да. – Она глянула на мужчину пристальнее и сконфуженно отвела взгляд. Глубокий квадратный вырез свитера, обнажающий выпирающие ключицы и костлявую грудь, усыпанную родинками, смотрелся особенно нарочито в конце ноября. Сектант, прихожанин церкви второго пришествия.

– Меня зовут Марк. Твой отец попросил меня зайти. – Глаза невнятного болотного цвета жадно ощупывали ее, словно диковинку.

– Он на работе. Приходите вечером, мама тоже будет дома, они теперь не пропускают семейные ужины. – Она вручила чемодан таксисту, открыла заднюю дверку, но Марк захлопнул ее и положил руку на ладонь Эльзы.

– Он хотел, чтобы я поговорил с тобой. Я пастырь церкви второго пришествия, и мне стало известно, что ты отвергаешь бесценный дар от одного из вечных…

– Я этого подарка не просила, – ответила Эльза, выдернув пальцы из-под липкой ладони пастыря.

Он придвинулся совсем близко, она чувствовала кислый запах его пота, слышала биение сердца.

– Ты не понимаешь его ценности, – изо рта пастыря пахнуло луком.

– Вы лучше шею шарфом замотайте, – огрызнулась Эльза, – чем лук жрать. Простудитесь, охрипнете – как будете пастве свою туфту толкать?

Она оттолкнула его и села в машину, а пастырь остался у калитки. Коротко стриженная седая голова на тощей шее, торчащей из расстегнутого пальто, повернулась вслед такси, и Эльза почти физически ощутила волну ярости, исходящую от этого тщедушного человечка.

Она могла смириться с психологом, на кушетке которого так удобно лежать, но зачем было подсылать к ней этого клоуна? До того, как проклятый вампир укусил ее, отец не называл сектантов иначе, чем голошеими идиотами. Теперь, выходит, они подходящая компания для его дочери. Или скорее для той, что была его дочерью. Ведь своего ребенка родители потеряли.

– Вам куда? – спросил водитель, глянув на нее в зеркало заднего вида.

Эльза нашла сообщение Кости в телефоне и назвала адрес.

Она сидела на заднем сиденье такси, глядя на пролетающие дома, мокрые снежинки таяли на стекле, сбегая вниз косыми ручейками. В машине пахло кожей, сигаретным дымом, едва уловимым запахом рвоты и звериным потом. В остром ухе таксиста болталась круглая зеленая бирка, похожая на мелкое дикое яблочко. Интересно, в какого зверя он превращается?

Большие бархатно-карие глаза опушены ресницами, загибающимися к бровям, густые черные волосы забраны в хвост. Если их распустить, получится знатная грива…

– Скажите, а вы знаете оборотней-медведей? – Эльза затаила дыхание.

– Знаю, конечно. Медведица-коала держит вегетарианский ресторан тут неподалеку, здоровая еда и все такое. Летом панды приезжали, останавливались в палаточном городке за чертой города. Устраивали отличные детские праздники: батуты, клоуны, сладкий стол. Но осенью они подались южнее. – Таксист, похоже, был рад поговорить. – Бурые медведи так съехали на Медвежий остров. Они зимой злые становятся, если не спят: раздражаются по пустякам, прямо как моя теща. Если б точно не знал, что она кобыла, так решил, что медведица. У которой зима – круглый год.

Эльза отвернулась, провела пальцем по влажной дорожке на стекле. Вот, значит, как. Оборотень-компаньон может оказаться непохожим на плюшевого мишку.

Эльза, крадучись, направилась к комнате Бруна. Тихонько толкнула дверь, и та открылась нараспашку. Оборотень спал на огромной кровати, раскинув руки, широкие ладони свешивались с краев. Она слышала тихое дыхание, чувствовала, как равномерно бьется большое сильное сердце, разгоняя по телу горячую кровь. Обострившимся зрением она видела даже вены на его запястье. Эльза глубоко вдохнула, втянув звериный запах, и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.