Или вот Анна Каренина. Чего ее довело до паровоза? Вронский тут вообще не при чем. После эйфории всегда депрессия. На избыток счастья тоже нужны силы. Но, как говорил один мой знакомый, у человека только две руки.
Был "медовый месяц", голубки ворковали, не замечали, как паста из тюбика постепенно выдавливалась и однажды закончилась. Новизна, удивление закончились, а с ними и дофамин. Медовый месяц закончился – отдохнуть бы, жить на высокой ноте, даже в наслаждении – выматывающее занятие. Ну и пошло – грязные тарелки, треники с коленками – расслабиться-то как-то надо. И вот бесит. Один расслабляется, в второго бесит. И тут оба вторые.
Пошли наезды – то не так, это не так. А причина одна – эндорфины в избытке истощают. Нельзя в состоянии звенящей струны жить. Но это ж надо институт закончить, чтобы понять. А когда человек чувствует дискомфорт, истощенность, он начинает придумывать почему, и это почему оказывается виной партнера. Придуманной виной.
"Еще вчера нам было так хорошо, а сегодня ты меня больше не восхищаешь. Придумай что-нибудь! Верни нам то счастье, ту эйфорию!" А партнер не может. У него только две руки. И больше он унести не может.
В общем, Карениной бы таблеток от депрессии. Так-то ведь все прекрасно по факту у нее было. Даже муж Каренин разрешил флиртовать, но только не публично. Увы. Чувства – это материя неосознаваемая в мегабольшинстве случаев. И управлять ими могут очень редкие люди. И это не норма. Норма быть захваченным чувством, хотя книги и учат нас, что неплохо бы подключать голову. Но голова нам же все это и придумывает.
Как это связано с сепарацией от родителей? Боюсь, что самым прямым образом. Наше детство – мощная привязка эмоциональная и ментальная. Это люди, которые лепили нашу личность от первого дня. Конечно, было у нас и что-то свое – гены, которые смешавшись, дали нечто третье – не маму и не папу. Плюс то время и место, где мы родились. Поэтому мы и разные во многом.
Но, все-таки, мать имеет самую мощную власть над ребенком. Ее эмоции, ее слова, голос. Это неосознаваемо. Это созависимость. По крайней мере, так она формируется у созависимой или любящей пары – когда голос любовника начинает звучать в голове, как материнский, когда любовники становятся отражением друг друга, когда своя воля начинает уступать воле партнера.
Разорвать связь с партнером так же тяжело, как разорвать связь с матерью. Соблазн чувствовать то же, что и мама (партнер) велик. Ведь именно сходство чувств создает самую эйфоричную близость. Когда один не отличается от другого.
Дети вырастают и начинают искать свои нарративы и формы, где чувствовать, где пренебрегать чувством – это личный опыт. Подросток переживает в полной мере проблему выбора – мои оценки-чувства-решения или мамы-папы?
Но, пережив бурное вступление во взрослость, человек не отделяется полностью от родителей. И, если с отцом, это больше про уважение младшего к старшему товарищу, то мама – это эмоции, подсознание и необъяснимое – вина, защищенность или счастье. Человек-мама может вызывать боль и стыд, а тело-мама вызывает покой, защищенность, радость. Так бывает.
Так же и прошлый любовник, с которым вы расстались ментально (умом понимаете, что хватит, дальше опасно или бессмысленно), но телесно вы еще так сильно чувствуете друг друга. Иногда мы не можем преодолеть это расщепление – неспособность выйти из телесной (эмоциональной зависимости), понимая, что мы не должны больше быть вместе, потому что надо жить свою жизнь.
И вот мы в тысячный раз, повинуясь эмоции, задаем себе один и тот же вопрос: "Ну, почему? Я же не хочу!" Да, ты не хочешь, а тело хочет. И ты гоняешь и гоняешь по кругу вопросы те же самые. "Я чувствую вину, Почему я чувствую вину? Что я не сделал(а)? Я живу иначе, разве это преступление?" Но вина и желание близости (эмоциональной или телесной) сильнее, чем разум.
И вот это бесконечное кружение по одним и тем же фразам отнимает массу сил, которые можно применить с пользой для своей жизни и даже для жизни родителей, с которыми не любовь, а созависимость, – в той мере, которая по силам сегодня. Любовь освобождает, дает силу быть собой, а созависимость обессиливает, требует отказаться от себя.
Почему злятся на родителей? Разве мы злимся на пассажиров плацкарта? Если только достанет вонючую колбасу, водку и грязные носки. Да, если храпеть будет, как трактор и разговорами пьяными доставать. Но когда мы уходим в другое купе, нас не настигает чувство вины.
Но с другой стороны, мы ведь и не должны ничего чужим пассажирам, они ведь не покупали нам в детстве игрушки. Но с другой стороны, они нас и не рожали – кормить-поить не обязаны. Так почему мы злимся на родителей? Потому что они не ведут себя так, как мы хотим? Или потому что они нас невольно заставляют вести себя так, как они хотят?
Когда мы смотрим на человека, мы видим его в прошлом, настоящем и будущем. Мы помним его, каким он был, и это вносит свои корреляции в настоящее. Мы предполагаем, каким человек будет в будущем, когда планируем быть с ним. Чтобы воспринимать его объективно, его нужно видеть сейчас и здесь. А для этого нужно отделиться от него.
Почему у многих это вечное чувство вины, стыда и покорности? Почему, по слову матери или отца, люди готовы спрыгнуть с крыши? Или назло матери и отцу, не умея отделиться от них, от их греховного, злого, подавляющего, ненавидя себя за невозможность удерживать свое "Я" целостным.
Вот почему. Когда вы смотрите на них, вы смотрите на них не из взрослого, который сейчас, а из ребенка, который был тогда. И чем сильнее они вас программировали и доминировали над вами тогда, тем крепче это в вас засело. Вы не сейчас виноваты, как и тогда. И вы и тогда не были виноваты, просто тогда вы так чувствовали.
Я понимаю, почему вы сейчас прыгаете туда, обратно, в ребенка. Потому что если вы туда не прыгнете, вы можете увидеть, что наконец-то вас больше не связывает боль, стыд, вина и ваше будущее неудачника. А что вас тогда связывает? Ничего! – вы боитесь, что услышите внутри себя это слово "ничего". Но вы ведь не пробовали посмотреть на них из сегодня. Они все равно говорят: "Надень шапку!", "Учитель всегда прав", "У тебя ничего не получится!"
А вы уже поняли, что учитель может быть кем угодно, даже садистом. Вы не врали, когда приходили из школы. Но теперь вам не надо плакать от обиды, что вам не верят. Не верят? Их дело.
В настоящем вы сами строите свою жизнь. Да. Иногда они позвонят, и у вас опять целый день в голове крутится весь этот абьюз, смешанный с виной и жалостью к ним: "Конечно! Лошадку-то на колесиках купили же! Да и денег посылали, когда в институте учился. Я что – свинья неблагодарная?", "Не верили, унижали, давили? Так ведь все ж родители так делают из страха перед детьми. Да и я-то хорош был. То в гудроне измажусь, то заболею. То уроки забуду сделать", – так думает ребенок, который застрял в тебе навсегда. Тебе уже 50, а тот малыш пятилетний все еще ждет внутри тебя, когда ты его спасешь и ответишь на все вопросы.
Это он сводит счеты с тиранами-родителями. Это он радуется лошадке, купленной когда-то во исполнение твоей мечты. Да. Ну и купаться еще ходили на речку, конфеты на новый год. Это все тот ребенок. И те родители. И тебя это разрывает на части.
А что теперь-то у вас общего? Они остались там, любить коммунизм и повторять свои вредные истины. А ты – здесь. Ты из здесь и сейчас делаешь им подарки иногда. Пытаешься долг отдать. Хотя у них все есть вроде. Но ты же должен как-то рассчитаться? А они не хотят. Они хотят опять жить в твоем мозгу и в своем прошлом. А в настоящем у вас – что?
Ничего. Кроме вашего общего прошлого. Но оно прошло. И вам больше не нужно смотреть на родителей из вины, стыда и униженности. Не надо смотреть на них оттуда. Посмотреть на них спокойно, из своей жизни. Не ныряйте снова туда, где вам было плохо. Вас и тогда не поддерживали, а теперь-то – тем более. Если раньше они отмахивались, то теперь даже если бы захотели, не смогут.
Просто не возвращайтесь. Посмотрите на них из сегодня, из своей самостоятельной, никак не обязанной им жизни. Жизни вопреки воспитанию, из которого вы с трудом выбрались. Вот из этой точки, из этих чувств, которые сегодня. И говорите с ними из сегодня. И помогайте из сегодня. Из вашего сегодня. Никто не обязан в одну могилу. Вы не заставляли их быть алкоголиками, садистами и нарциссами. Да. Они выросли из травмы, но это не вы их вырастили. Вам предъявят ваши дети. Или вы им? А что вы им можете предъявить? Они не просили.