– Сижу за решёткой в темнице сырой… – орали девицы из дома напротив, глядя на Сашку, невозмутимо сидящего за письменным столом в магазине электротоваров.
Уже полгода он работал здесь ночным охранником, и каждый вечер в восемь, после закрытия магазина, хозяин сажал его внутрь, опускал ажурную решётку на витринах и включал сигнализацию. Витрины были прозрачными сверху донизу, поэтому Сашка был на виду у всей улицы. Первое время он сидел скованно, боялся пошевелиться, и ему казалось, что он напоминает рыбку в аквариуме, которой некуда спрятаться. Разве что в крохотном туалете, но там долго не просидишь, так как его охранная функция как раз и заключалась в том, чтобы быть на виду. После того, как магазин дважды ограбили, разбив витрину, хозяин расщедрился на решётки и нанял для охраны Сашку. Понятное дело, разбивать витрину теперь бессмысленно, потому что внутри не бездушный датчик сигнализации, а охранник, сидящий среди сверкающих холодильников, стиральных машин и телевизоров. Это вселяло в хозяина уверенность в том, что отныне каждая ночь будет проходить спокойно и не нужно подскакивать в холодном поту в ожидании тревожного сигнала из полиции.
– Сижу за решёткой в темнице сырой… – орали девицы из дома напротив.
Там был «массажный кабинет» или, говоря по-простому, публичный дом, в котором работали нелегально привезённые из-за границы женщины. Когда работы было мало, они скучали и потихоньку пьянствовали, потому что выходить из заведения не рисковали, чтобы не загреметь в полицию. Внутри заведения они чувствовали себя более безопасно, и полицейские облавы их не страшили. Хозяева всегда успешно договаривались с копами, ибо и тем и другим хотелось жить в достатке, а массажный кабинет приносил приличную прибыль, которой хватало и тем, кто её получал, и тем, кто вымогал взятки, пользуясь положением.
Первые несколько дней Сашка с интересом поглядывал на девиц, потому что никогда прежде не встречался с проститутками, и вообще они были для него какими-то диковинными существами, про которых ходит столько легенд, сплетен и анекдотов. Но скоро они ему надоели, потому что изо дня в день, вернее, из ночи в ночь повторялось одно и то же, и это было скучно до вывиха челюстей.
Где-то к двум-трём часам ночи, когда становилось ясно, что новых клиентов уже не будет, свободные девицы высовывались из окон и принимались дразнить Сашку. Приставать к редким в эти часы прохожим они всё же не рисковали. Сквозь витрину и решётки уличные звуки доносились слабо, поэтому орать, чтобы Сашка услышал, девицам приходилось в полный голос.
Особенно старалась смуглая молдаванка с длинными смоляными волосами, спрос на которую был ниже из-за того, что местных кавалеров больше привлекали светловолосые северянки. Молдаванка внешне походила на здешних дам, поэтому была им не так интересна.
– Приходи, юноша, – кричала она Сашке, и эхо многократно отражалось от спящих камней пустынной улицы, – я тебе скидку сделаю! Два раза по цене одного – так, кажется, пишут в рекламах? Что, денег нет? Или жалко? Небось, задаром хочешь?.. Ладно, так и быть, получишь разок задаром, только приходи! – Она хохотала и показывала на него подругам. – Хочет же, зараза, только выйти не может! Он, как и мы, в клетке. Только наши клетки без решёток, а он – по доброй воле…
– Отвяжись от него, – вступалась за Сашку огненно-рыжая хохлушка с лицом в шрамах и оспинах, на которую спрос был тоже невелик. – Чего к парню привязалась? Дело не в клетке. Его, как и нас, нужда на такую работу толкнула.
– Ага, нужда! Тебя как последнюю скотину трахают, и никому не интересно, человек ты или нет. А он?! Сидит себе чистенький, культурный, книжечки почитывает, кофе пьёт. Ты для него та же самая скотина, потому что он считает себя выше нас, даже слова в ответ не скажет…
– Что ему с нами говорить? Много ты тут молодых парней видела? Одни старики да арабы с рынка приходят тайком от своих мегер. Да ещё полицейские. Мы таким мальчикам не интересны, они себе молоденьких девочек находят – вон их сколько вокруг, симпатичных…
По всей видимости, они держались друг за друга, но случались ночи, когда кто-то из них был занят с клиентом, тогда оставшаяся сидела у окна в одиночку. Если оставалась молдаванка, то по-прежнему издевалась над Сашкой, а так как сдерживать её было некому, то она распалялась сверх меры, орала гадости, демонстративно пила вино из горлышка и даже швыряла пустые бутылки на улицу, правда, не стараясь куда-то попасть. Хохлушка, наоборот, становилась сентиментальной и слезливой, рассказывала каждый раз о невозможности честно зарабатывать на родине деньги, а также историю своего давнишнего грехопадения. Сашка внимательно слушал и ту, и другую, но никак не отвечал, да они и не очень-то нуждались в его репликах.
Постепенно он привык к ним и, если они долго не показывались в своём окне, начинал даже скучать. Конечно, можно прекрасно скоротать ночь с учебником иврита, который всегда лежал в его сумке, но со звуками, доносившимися из дома напротив, было как-то спокойней и привычней. Сашка даже прикидывал, что, останься он в ночном магазине в полной тишине, без звуков извне, наверное, с ума уже сошёл бы от скуки. А так хоть какое-то разнообразие…
Кроме этого «разнообразия», Сашка следил иногда за клиентами, посещающими заведение. Постоянных среди них почти не было, и компаниями сюда не ходили, а наоборот, пробирались поодиночке, с опаской поглядывая по сторонам. Оно и понятно, в небольшом городе каждый человек на виду, и, если ещё не все горожане перезнакомились друг с другом, то уж наверняка примелькались на улицах. Зарабатывать же репутацию посетителя борделя – кому захочется? Тем более отцам семейств или холостякам, ожидающим своих чистых и непорочных, но по-восточному консервативных невест.
Наблюдать за осторожно крадущимися мужчинами было интересно тоже лишь поначалу, а потом наскучило. За кричащими из окон проститутками следить куда интересней. Те хоть не изображали из себя порядочных и не притворялись добродетельными, в отличие от своих клиентов.
– Ты когда-нибудь выходишь наружу? – хохотала молдаванка. – Небось, и днём отсиживаешься в чулане, а? Солнца вон сколько, а ты бледный… как спирохета. Заходи днём, обслужим по первому разряду. Если, конечно, не трус…
Подобные вещи слушать было неприятно. Мужику за такие слова Сашка морду набил бы, но с женщинами связываться не хотелось. Тем более, до утра всё равно никуда не выйдешь, а с приходом хозяина он сразу собирался и уезжал домой отсыпаться, так как к полудню нужно попасть в университет, куда он поступил на подготовительное отделение.
Однажды, перед самым Новым годом, когда уже похолодало и пошли дожди, а на улицах, прежде выжженных до белёсой желтизны, потоки дождевой воды промыли диковинные цветные пятна, Сашка заступил на свою ночную вахту и привычно глянул на окна массажного кабинета. Как всегда, они были занавешены плотными бордовыми шторами, из-за которых раздавалась приглушённая музыка, и за которыми скользили бесформенные тени. Однако знакомые окна были тёмными, видно, в комнате молдаванки и хохлушки никого сегодня не было. Ну и не надо, пожал плечами Сашка, хоть иврит поучим спокойно и подремлем в тишине.
Часа два он сидел над книгой, однако учёба в голову не шла. Ни разу ещё не было, чтобы на протяжении последних недель из окон хоть на пять минут не выглядывали его знакомые молдаванка или хохлушка. Конечно, иногда они были заняты, но чтобы окна не были освещены вовсе – нет, такого не случалось.
Первое время после того, как они стали донимать его, Сашка старался даже не смотреть в их сторону, вбивая себе в голову, что люди они конченные, и испытывать к ним какой-то интерес можно не иначе как полностью утратив мужское достоинство или надежду встретить более достойный объект для удовлетворения сексуальных фантазий. Сейчас же, немного привыкнув к ним, он стал даже забывать, что находятся они здесь по собственному желанию, в Израиле живут нелегально, и уж никак не похожи на обманутых простушек, которым посулили золотые горы и славу фотомоделей, а вместо этого затащили в притон и пользуются тем, что жаловаться им некуда и никто их не пожалеет.
Сегодня Сашка и себе, пожалуй, не признался бы в том, что вовсе не хочет видеть в этих женщинах только мерзость и порок, а наоборот, ищет в них что-то привлекательное и хорошее. К примеру, молдаванка не такая уж стерва и похабница, какой кажется с первого взгляда, а хохлушка – вовсе не безвольная и слезливая бабёнка, пускающая слезу каждый раз при воспоминании о «ридной батькивщине». Эти женщины, хочешь того или не хочешь, стали его коллегами по ночным бдениям, а с коллегами надо жить в мире.
Ещё раз глянув на тёмное окно, Сашка вздохнул и пошёл кипятить воду для чая. До утра он просидел в непривычной тишине и даже немного подремал на стуле, однако с рассветом встрепенулся и снова посмотрел на тёмное окно.
Казалось бы, какое ему дело до этих женщин, ведь он даже имён их не знает, а встреться с ними на улице, не стал бы даже разговаривать и, вероятней всего, поскорее прошёл бы мимо. Теперь же выходило, что Сашке не хватало их в эти бесконечные, тягучие ночи, ведь по натуре он непоседа, ему всегда хотелось что-то делать, куда-то торопиться, а решётки и замки, за которые он добровольно прячется каждую ночь, не дают развернуться, ненасытно поглощая отпущенное ему время. И весьма слабое утешение в том, что делает он это добровольно, за деньги, необходимые для будущей учёбы в университете… Вдруг и у этих женщин тоже есть какие-то желания и устремления, а они вынуждены зарабатывать таким вот способом… Из тяжёлых жизненных ситуаций каждый выкручивается посвоему, и уж он-то никак не может быть судьёй кому бы то ни было. Чем они хуже его?