– Называйте меня Алоиз, – ласково и доверительно попросил молодой человек с безупречно прямым пробором.
Имя своё он произнес так бережно, будто оно было хрустальным, и от небрежного его произнесения с его владельцем могло случиться нечто непоправимое. Секретарь, назвавшийся Алоизом, пригласил посетителя в маленькую приёмную и приветливо указал на гнутый стул подле безукоризненно аккуратного стола.
– Сюда, сюда, будьте так любезны, здесь вам будет удобно!
– Э-э-э… – замялся посетитель, даже не зная, как обратиться к лощёному секретарю. – Любезнейший… я бы хотел видеть мисс… мадам…
– Ах-ах-ах, – запричитал Алоиз, – сейчас никак невозможно! У госпожи сейчас очень важный гость! После она уж никого не примет, – многозначительно сообщил молодой человек и любовно посмотрел на посетителя.
Посетитель, джентльмен лет тридцати с небольшим, приятной наружности, держался довольно скованно, что было неудивительно в таких экстраординарных обстоятельствах. Подчиняясь вязкому гостеприимству Алоиза, он присел и положил на колено мягкую, слегка пыльную шляпу.
– Сейчас я посмотрю, когда вас смогут принять, – певуче выговаривал секретарь, сверяясь в маленькой, с золотым обрезом, книжице. – Знаете ли, скоро будет иметь место затмение Венеры, и это время вряд ли подойдёт для разрешения вашего вопроса. Но, кажется, до этого момента обстоятельства вполне благоприятствуют… Вот! Хотя бы завтра! Прекрасный, прекрасный день! Вы можете оставить свою карточку. Если, конечно, вы не пожелаете остаться инкогнито…
– Ну, отчего же инкогнито, – не слишком уверенно ответил молодой человек и полез во внутренний карман пиджака, – вот, прошу вас. Так, значит, завтра? В котором часу?
Алоиз бережно принял от посетителя визитную карточку и вновь справился в своей книжице:
– В двадцать две минуты первого пополудни будет прекрасное время!
Изумлённый столь точно условленным временем, посетитель неловко раскланялся и вышел. Проводив его, Алоиз торопливо поднялся на второй этаж, подошёл к двери справа от лестницы и деликатно постучал. Войдя в тёмный, роскошно обставленный салон, он обвёл взглядом восточную обстановку, а затем, заметив лёгкое колыхание перьев над спинкой отвёрнутого к окну кресла, обратился:
– Гай Флитгейл.
– Понятия не имею, – раздался утомлённый женский голос.
– Лондонское Королевское Азиатское Общество.
– Боже мой, боже… – с безнадёжным, но немного манерным отчаянием произнёс невидимый голос. Чёрное перо над креслом в стиле Людовика XV колыхнулось, от кресла отделился изящный силуэт, взметнулись за шею тонкие руки, звякнув тяжёлыми серебряными браслетами.
– Что ж, Флитгейл, так Флитгейл. Ступай, Алоиз, сегодня ты мне больше не нужен, – сообщила хозяйка уже другим, собранным и сухим голосом, проследила за закрывающейся дверью и подошла к китайской ширме у стены. Молодая женщина была одета во что-то шёлковое, вроде восточного халата, чёрное с неброским золотом. На изящной головке аккуратно сидел тюрбан с пером, плотно прилегавший к высоким скулам, обнимавший узкое лицо, словно птица двумя чёрными крыльями. Отодвинув створку ширмы с резвящимися китайчатами, женщина задумчиво провела пальцем по корешкам плотно стоящих книг на спрятанной за ней полке.
– Кембридж, Оксфорд, Королевское географическое общество, Лондонское Королевское Азиатское общество… Вот оно!
Выбрав один из фолиантов, хозяйка салона расположилась с ногами на козетке и некоторое время с интересом читала списки членов Азиатского общества.
Через полчаса из цветочной лавки на Глостер-плейс вышла дурно одетая дамочка в круглых очках и нелепой шляпке, типичный синий чулок. В руках она держала бесформенный ридикюль. Подмышкой был знавший лучшие времена зонтик. Дамочка неуклюже вскочила в омнибус на Портман-сквер и направилась прямо в Британскую библиотеку. Там она выбрала несколько подшивок лондонских газет за прошлый год и стала внимательно изучать давнишние новости. Время от времени она делала время выписки огрызком карандаша на мятых листочках, которые доставала из ридикюля. Нашарив в глубинах кошёлки очередной неряшливый лист, она с изумлением разглядывала его со всех сторон, видимо, ища свободного места, потом прижимала ладошкой для достаточной ровности и начинала писать крупным, неряшливым почерком. Через пару часов увлечённой работы учёная дамочка запихнула все свои бумажки обратно, и с выражением крайнего удовлетворения на лице поднялась. Решительно поправив очки, она взялась за твёрдые коленкоровые переплёты, нагромождённые изрядной стопкой, и попробовала оторвать их от стола. Результат был предсказуем – стопка разъехалась, дамочка засуетилась, и к ней на помощь поспешил немолодой служитель библиотеки.
– Мисс Баркис, позвольте… Право, вам не следовало… Как ваши исследования? Что на этот раз?
– Сироты, сэр. Сироты! – с определённой гордостью отчеканила дамочка и воздела к куполу библиотеки сухой пальчик. – Мы не должны забывать о тех несчастных, которые были лишены материнского благословения! Работные и воспитательные дома – рассадники преступности и гнёзда порока!
На дамочку зашикали читатели, она стушевалась и, втянув голову в плечи, потеряла очки: Одна дужка отсутствовала и вместо неё за ухо тянулась засаленная ниточка, которая теперь выскользнула из-под шляпки. Мисс Баркис принялась ловить очки, кое-как справилась, криво водрузив на востроносое лицо, одновременно придерживая съехавшую шляпку, и извиняющимся шёпотом продолжила о сиротах, семеня за библиотекарем, уносившим газеты с невозмутимым достоинством.
Выйдя из библиотеки, учёная дамочка вернулась в цветочный магазин и исчезла среди гортензий и ирисов, как некая нелепая цветочная фея.
На следующий день Гай Флитгейл явился в дом на Глостер-плейс ровно в двадцать минут первого.
– Прекрасно, прекрасно, мистер Флитгейл! Ещё целых две минуты, чтобы вы могли подняться в ателье! – обрадовался Алоиз, принимая у клиента лёгкое пальто и шляпу. – Прошу вас, наверх, сюда!
Флитгейл поднялся, чуть подгоняемый лёгкими толчками секретаря, и даже обернулся несколько раз в немалом изумлении, озадаченный такой назойливостью молодого человека. Тот же воспринял это совершенно на свой манер и начал ободряюще кивать.
Дверь перед джентльменом раскрылась, Алоиз словно растаял за его спиной, и посетитель вступил в полутёмную комнату. Здесь, в свете нескольких свечей, взгляд его не сразу стал различать очертания предметов. Приглушённым золотистым светом сияли ширмы вдоль стен; нарисованные на них птицы и цветы, казалось, слегка трепетали. Маленькие нарисованные человечки казались живыми и суетливо копошились среди островерхих пагод и беседок. Пахло чем-то сладким, душным, горьковатым. Из аромата и золотого света вдруг появилась хозяйка, словно материализовалась из пустоты.
– Мистер Флитгейл, – не спросила, а констатировала она. – Зовите меня Ива.
Ива была необычайно стройна и как-то нервически утончённа. Однако, Гай Флитгейл не нашёл ничего инфернального или потустороннего ни в её лице – большеротом, худом и некрасивом, ни даже в глазах – миндалевидного разреза, тёмных, но вполне заурядных. Можно было даже сказать, что в глазах у Ивы светилась банальная светская скука. Она смерила визитёра снисходительным взглядом и пригласила присесть на козетку за ломберным столиком.
– Что же, мистер Флитгейл, вас привело ко мне? – спросила она, располагаясь на другом конце козетки, и расправляя вокруг себя чёрный шёлк балахона. Дама казалась совершенно поглощённой этим важным занятием, и Гай начал жалеть о своей затее.
– Я много слышал о ваших… э-э-э… способностях, мисс…
– Ива, – напомнила женщина, бросая на него недовольный взгляд.
– О, да, простите, мисс Ива.
– Так чего же вы хотите от меня? Впрочем, я могу предположить, – Ива слегка пожала плечами и помахала в воздухе узкой ладонью. – Нубийское золото?
– О! Прошу простить меня… я, конечно, весьма… заинтригован вашей осведомлённостью… Я, собственно, хотел спросить о другом.
– О чём же? – спросила Ива, изумлённо вскидывая тонкие брови.
– Дело в том… я бы хотел узнать о судьбе доктора Купера.
– Купера? Не вижу никакого Купера!
– Он умер? – быстро спросил Флитгейл, совершенно отбросив всякую стеснительность и подаваясь к прорицательнице в нетерпеливом движении.
– Умер? – переспросила Ива, будто пробуя на язык это слово. – Может быть. вы полагаете, он умер? У вас есть его фотографическая карточка, или что-нибудь, что принадлежало бы этому доктору Куперу? – поинтересовалась она.
– Прошу вас, у меня есть фотокарточка, правда, он на ней не один, но, вероятно…
– Это не имеет значения, – перебила Ива и протянула руку. – Ну?
Гай Флитгейл немного поискал во внутреннем кармане и извлёк любительскую фотографию с сильно потрёпанными краями.
Фотография была сделана в Египте. На фоне блёклых пирамид, занимавших добрую половину снимка, и снулых верблюдов, словно нарочно заведённых в кадр, стояли вооружённые лопатами и кирками, трое: В одном Ива без труда узнала посетителя, вторым был арабский мальчик в оборванном платье, а третьим должен был быть доктор Купер. На фотографии он был при бороде и в широкополой шляпе, так что лица его было почти не видно.
Ива – медиум, прорицательница, ясновидящая – а именно так она была известна в мистически настроенном лондонском обществе, долго и пристально всматривалась в карточку, держа её на ладони, словно на чаше весов. Затем встала и прошлась по комнате, устремив за собой шёлковое облако. Не обращая никакого внимания на посетителя, она уселась в кресло, стоящее тяжёлой резной спинкой к комнате, и, утонув в нём совсем, погрузилась во что-то вроде медитации. Так прошло несколько минут.
– Хотите выпить? – неожиданно буднично раздалось из кресла, когда Гай уже заскучал.
– Выпить? Пожалуй, – ответил он, пытаясь со своего места заглянуть за изгибы высокой спинки.
Ива встала. Проходя мимо, она небрежно кинула фотографию на ломберный столик и направилась к маленькому винному ящичку у самых дверей. Она довольно ловко извлекла оттуда графин, откупорила его и налила два старинных, толстостенных, тёмного стекла, рёмера. Подав бокал посетителю, она устроилась с ногами на козетке, напротив него, одной рукой подобрав платье, обнажив изысканно-тонкие щиколотки.
– Мистер Флитгейл, я могу заверить вас, что человек, изображенный на фотографии, жив и здоров. Но что касается доктора Купера, то его никогда не существовало в природе.
– То есть, что вы имеете в виду? Я работал с ним в экспедиции!
– Ах, бросьте, Флитгейл. Если вы назовётесь, к примеру, доктором Пупером или профессором Такером, то вы сами не перестанете существовать, не правда ли? – Ива отпила вина. – Конечно, он вынужден скрываться. Это всегда беспокойно и опасно. Но, с другой стороны, его финансовое положение на данный момент довольно благополучно. Хотя… Вероятно, он натворил нечто, что не позволит ему слишком долго наслаждаться благополучием.
– Но он жив? – растерянно переспросил Флитгейл.
– Как вы непонятливы! – изумилась, и даже рассердилась вдруг ясновидящая. – Жив, конечно! И неужто вас волнует только это?
Флитгейл нахмурился, отвёл взгляд и стал с преувеличенным вниманием рассматривать китайчат на ширме. Ива саркастически усмехнулась:
– Как жаль, доктор Флитгейл! Но больше я ничего не могу сказать.
Гай Флитгейл поднялся, и в нерешительности стоял перед Ивой.
– Более ничего? Это всё?
– А вы хотели ещё чего-то? Я ответила на ваш вопрос. Я не отвечаю на незаданные вопросы, мистер Флитгейл, – ответила Ива строго, глядя на посетителя сквозь толстое стекло.
Взгляд её глаз, зазеленевших от стекла старинного бокала, был цепким и испытующим, и от него у Флитгейла по хребту пробежала волна холода.
– О, нет, вы ответили вполне… Просто это несколько неожиданно. И потом, я думал, что вы будете делать что-либо эдакое… а вы даже не смотрели карты или что там ещё…
– Голубчик, вы сюда пришли узнать о докторе Купере или фокусы смотреть? – насмешливо осведомилась мисс Ива. – Впрочем, если вам нужны фокусы – приходите. В четверг я буду устраивать спиритический сеанс у графа Бёрлингтона. Я вас приглашаю. Возьмите билет у Алоиза, скажите, что я распорядилась.
Когда Гай Флитгейл откланялся, прорицательница щёлкнула пальцами в досаде, вскочила с козетки, прошлась по комнате, слегка потирая острый подбородок и приговаривая: «Ах, как нехорошо! Как это дурно!». Выждав минут пять, она открыла дверь на лестницу и резко крикнула: «Алоиз!».
Секретарь тут же появился внизу лестницы.
– Посетитель ушёл?
– Да, госпожа.
– Пригласительный взял?
– О, да, госпожа.
– Прекрасно. Надеюсь, на сегодня – всё?
– Всё, всё, драгоценная госпожа, совершенно всё! – радостно сообщил секретарь.
– Тогда ты свободен. Свободен, Алоиз.
Вернувшись в комнату, Ива огляделась, словно впервые увидев своё ателье, и вслух произнесла: «Оно всегда начинается так. Именно так. Ах, как нехорошо!».
– Дорогой, чем мы займёмся сегодня вечером? – спросила Флоренс, весело и деловито прохаживаясь по небольшой гостиной на Дорси-лейн.
– Сегодня вечером я буду занят. В смысле – я приглашён на вечер, – ответил Гай Флитгейл из своего кресла.
– Вечер? Что за вечер? – удивлённо переспросила девушка.
– На спиритический сеанс, – с неохотой ответил Гай.
– Да?! – воскликнула Флоренс, удивлённо приподнимая брови. – И кто же тебя пригласил?
– Не уверен, что ты знаешь. Некая мисс Ива, она что-то вроде медиума, – с ещё большей неохотой ответил молодой человек, поднимая повыше свежий выпуск «Daily Telegraph».
– Боже мой, дорогой! Она же шарлатанка! Комедиантка и аферистка, все об этом знают! Зачем тебе это понадобилось, любовь моя? Это же смешно.
Фло была фраппирована. Она стала возбуждённо прохаживаться по комнате позади Флитгейла, теребя в руках перчатки. Её лоб собрался недовольными морщинками, а брови нахмурились.
– Дорогая, я всё знаю, не трать слов напрасно, – пробурчал Флитгейл из-за газеты. – В конце концов, у меня могут быть собственные причины, чтобы появиться там сегодня.
– Разумеется, дорогой, – Флоренс изменила тон на вкрадчиво-язвительный, – собственные причины! Твоё упрямство иногда бывает просто несносно. Ты никогда меня не слушаешь. Бегаешь по библиотекам, дерёшь горло на дискуссиях в Азиатском Обществе, пропадаешь в этих кошмарных экспедициях, а я? Пишу письма, читаю дурацкие отчёты Археологического общества и наслаждаюсь обществом этой зануды Люси Фарт!
Убедившись, что и язвительные упрёки не имеют никакого воздействия на упрямого жениха, отгородившегося от неё газетой, девушка решила вновь сменить тактику.
– Ты знаешь, что Шлиман подарил своей Софи золото Прекрасной Елены? Ты видел её фото? Она изумительна! А я? Я только чихаю от твоих бесконечных книг.
Она подошла сзади к креслу и обняла молодого человека за шею.
– Твой Шлиман – шарлатан почище любой гадалки! Шарлатан и недоучка! – вспыхнул Гай.
– А-а, вот в чём всё дело! – засмеялась Флоренс, ласково вороша волосы на затылке своего вмиг помрачневшего жениха. – Ты просто ревнуешь, дорогой! Ревнуешь и завидуешь.
Она принялась тормошить его, задорно смеясь, словно находила в факте ревности к Шлиману что-то необычайно забавное.
– Я не хочу, чтобы ты шёл на этот дурацкий сеанс! – сказала она, когда поняла, что Гай не намерен отвечать на её заигрывания.
– Это будет неудобно. Я взял приглашение, и обещал быть там. Если хочешь, ты можешь пойти со мной.
– Ну уж нет. Во-первых, мы с Люси давно собирались сходить на «Идеального мужа», а во-вторых – там будут все эти надутые светские дамочки, а мне совершенно нечего надеть. Я пойду к Люси, а ты отправляйся смотреть этот балаган с загробными голосами.
Фло надула губки, нарочито равнодушно глянула в зеркало, чтобы убедиться, что ей очень идёт эта очаровательная обида, и отошла к окну посмотреть на улицу и подождать раскаяния Гая Флитгейла.
Не дождавшись, она сочла благоразумным сделать вид, что не произошло ровным счётом ничего серьёзного, чмокнула жениха, бесцеремонно отодвинув газету, и выпорхнула из квартиры, чтобы успеть пройтись по пассажу до встречи с Люси и предстать перед ней в новой шляпке.
Признаться, сам Гай Флитгейл уже сто раз пожалел о том, что нанёс этот визит к прорицательнице, и ещё более – что взял пригласительный билет и обещал быть на спиритическом сеансе. То, что он узнал от мисс Ивы, никак не могло помочь ему, вернее – явно продемонстрировало, что помочь просто нечем. Даже с этим можно было смириться. Но ему казалось, что, обратившись к Иве, он сделал что-то неправильное и непоправимое, и теперь не в силах повернуть события вспять.
Флитгейлу было бы сложно объяснить Флоренс, что повело его на эту неожиданную авантюру со спиритическим сеансом. Может быть, это было желание всё же до конца удостовериться в худших предположениях по поводу доктора Купера. Или взгляд, брошенный сквозь стекло старинного рёмера. Гай и сам не мог ответить на этот вопрос. Но Флоренс не стала настаивать на объяснениях, и это было очень кстати.
Гай бесконечно ценил Флоренс за её чудную способность видеть вокруг только приятные и радостные вещи, быстро забывать обиды и всегда излучать такую естественную жизнерадостность, которая выглядела бы детской, если бы не совершенно практический склад её ума. В последнее время Флоренс всё чаще напоминала ему о помолвке, которая оказалась по-старомодному долгой, и о недописанной монографии, которая позволила бы ему получить кафедру в каком-нибудь респектабельном университете. Но в остальном она была всё той же очаровательной Фло, какой была четыре года назад, когда они объявили о своей помолвке. Почти той же.
Тяжело вздохнув, Гай отправился в спальню, чтобы достать свой смокинг.