Плевать на девчонку! Он был жив и хотел жить, и это было главным для него, а на остальное – плевать. Не смотря на позднюю весну, вода была холодной, и Ханс начал замерзать. Он налёг грудью на бревно и пытался грести руками и ногами, чтобы хоть как-то согреться, но это мало помогало. Он чувствовал, что теряет силы, его, трясло, как в лихорадке, пальцы рук и ног кололо неприятной болью. Он отчаянно грёб, пока судорога не свела ногу. Боль несколько привела его в чувство, но ногу тянуло к ягодице, и, как бы он не пытался разогнуть её, это ему не удавалось. Борясь с судорогой, он соскользнул с бревна, которое быстро удалилось, оставив его один на один со стихией. Ханс отчаянно начал грести руками, в тщетной попытке догнать бревно. Нога мешала плыть и ужасно болела. Сил грести уже не было, и он остановился. Тело приняло вертикальное положение, и он вдруг почувствовал почву под ногами. Это было неожиданно и вселяло надежду. Хотя течение всё ещё было довольно быстрым, его не сносило. Он начал тереть и мять сведенную судорогой ногу, и, в конце концов, мышцы расслабились.
Ханс огляделся вокруг, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, торчащее над водой, но повсюду виднелось только море. Он начал медленно двигаться вперёд. Воды было по грудь, местами и глубже. То пешком, то вплавь он двигался наугад, чтобы не замёрзнуть. Через час он почти совсем выбился из сил, но, кажется, стал выбираться на возвышенность. От переохлаждения ноги не слушались головы, сознание затуманилось. Он уже плохо соображал и брёл, словно запрограммированный робот с садящейся батареей. Смеркалось. Ханс плохо различал, куда идёт. Вдруг, как из-под земли, перед ним появилось дерево. Оно было корявым и низкорослым, но имело достаточно толстый ствол. Из последних сил Ханс вцепился в ветки, и, подтягиваясь руками и толкаясь ногами, влез на него. Он выбрал меж ветвей удобное место и повис в развилке обессиленный. Было прохладно, но намного теплее, чем в воде. Он долго лежал без движения в полной апатии ко всему. Так он заснул и проснулся почти к полудню. Его знобило, страшно болела голова. Он собрал все силы, всю свою волю и заставил себя спуститься в воду, чтобы продолжить движение. Воды стало несколько меньше, чем вчера, похоже, она начала сходить. Он брёл по колено в воде, не понимая, что делает. В висках стучало, в глазах мельтешили зелёные мошки. Наконец, он уже не мог идти и упал, пытался ползти на коленях, но падал в грязь. Словно в тумане, двигались какие-то тени. Он услышал голоса, но угасающее сознание лишь вяло отметило: «Глюки». Потом оно и вовсе отключилось, словно из розетки выдернули штепсель.
3.
Это был первый удар, покалеченной цивилизацией, природы. Пока учёные и дилетанты всех мастей спорили о глобальном потеплении, о естественных или техногенных причинах изменения климата, этот самый климат неумолимо менялся, причём темпами, превосходящими самые пессимистические прогнозы. Не заметное на первый взгляд повышение температуры, подтопило льды Арктики и Антарктики, «чуть-чуть» повысив уровень воды в океане. Мощнейший ураган, нагнавший огромные приливные волны, спровоцировал катастрофу. Океан прорвал в нескольких местах систему дамб и похоронил под водой Бельгию и Нидерланды. Средства массовой информации взахлёб описывали результаты катастрофы, перечисляя количество жертв и сумму материального ущерба. Но кто мог сосчитать их, погибших в этом страшном водовороте?
Старик ещё помнил, какая была шумиха в мире по поводу глобального потепления. Многочисленные саммиты и конференции собирались то тут, то там, Но, кроме шума в СМИ и имитации кипучей деятельности политиками, никаких реальных действий за этим не следовало. Были предложения срочно закрыть особо «грязные» производства то в одном государстве, то в другом, чтобы сократить выбросы «парниковых газов», даже какой-то Киотский протокол подписали, а толку? Наоборот, даже трагедию Нидерландов и Бельгии транснациональные корпорации пытались использовать, чтобы задушить конкурентов. Всё это вызвало обострение обстановки в мире, да пару локальных конфликтов. Жажда власти и наживы не померкли даже перед лицом глобальной катастрофы. Нет, власть имущие тоже были обеспокоены назревающей угрозой, но разрешить проблему все хотели чужими руками и деньгами. В связи с этим старик вспоминал анекдоты от Насреддина, когда тот спасал богатого бая:
"Бай упал в хаус и тонул. Сбежавшиеся на его крики люди протягивали ему руки и кричали: «Давай руку!» Но тот упорно тонул, а руку не давал. Тогда Насреддин подошёл к берегу хауса и сказал: «Эх вы, не умеете спасать богатых. Смотрите, как надо». С этими словами он повернулся к утопающему и крикнул: «Держи руку!» В ту же секунду бай ухватился за неё".
Похоже, это уже врождённое у них, на уровне подсознания: даже перед угрозой гибели думать о доходах. А по сему всё осталось по-прежнему: рост экономики, развитие производства, валовой доход и прочее, прочее… Как и прежде, человечество плавило металл, штамповало машины, носилось на них по автобанам, объясняя это жизненной необходимостью, загаживая и без того грязную атмосферу. Все продолжали куда-то мчатся, но уже без небольшой части Европы.
4.
Ханс очнулся под вечер. Взглядом ощупал стены и потолок. Он был, слаб и не хотел шевелиться. Он был обвешан капельницами и проводами. Через несколько минут появилась сестра милосердия в белом халате и шапочке. Она улыбнулась, и что-то спросила, но Ханс не понял её, ведь девушка говорила не по-фламандски, а других языков он не знал. Девушка смерила ему температуру и давление, проверила приборы и, приветливо улыбнувшись, вышла. Через некоторое время она вернулась с мужчиной. Ханс понял, что это врач. Мужчина осмотрел его более тщательно, и что-то сказал девушке. После этого они вышли из палаты. Ханс некоторое время лежал один, разглядывая место, в котором он оказался, и пытался вспомнить, как он сюда попал. Раздумья его прервала вернувшаяся в палату девушка. Она закатила в палату столик и, сев на стул напротив Ханса, сняла салфетку. На столике стояли чашки с ужином. Устроив его поудобнее, девушка начала кормить больного. Только сейчас Ханс почувствовал, как он голоден. Жидкая овсяная каша и бульон из курицы, были для него верхом кулинарного изыска. Пища проваливалась в желудок, наполняя всё тело благодатным теплом. Едва закончив приём пищи, он почувствовал, как засыпает.
Несколько дней его никто не трогал. Потом прибыл какой-то тип, который пытался его расспрашивать, но, убедившись, что тот его не понимает, ушёл. На следующий день он вернулся, но уже с переводчиком, и они принялись выяснять его личность. Его по долгу расспрашивали, кто он и откуда, где родился, кто его родители. Ханс на всякий случай выбрал фамилию одноклассника, будучи уверен, что правда погребена под слоем воды. Люди эти появлялись всю неделю, расспрашивая его каждый день о чём-то новом. Но и он постепенно узнал многое. Узнал, что нашёл его один фермер, живущий неподалёку от города. Никто не ожидал, что так далеко его занесёт. Все искали людей на территории Нидерландов, но спасти удалось не многих. От первого удара стихии большинство людей погибло. Многометровая толща воды, обрушившись на страну, в несколько минут снесла всё, что стояло на её пути, не оставляя шансов на спасение никому. Спасательные работы начали через два дня, была не лётная погода, и спасти удалось совсем не многих, тех, кто сумел укрыться на крышах уцелевших зданий. Это просто чудо, как он преодолел такое расстояние. Город, в котором он находился, назывался Эссен, что в Германии.
Приходили тот самый фермер с женой. Простые, добрые люди, принесли сметану, домашней колбасы, что-то смешно пытались ему объяснить, но он толком ничего не понял. Похоже, они рассказывали ему, как они его нашли и спасали.
Дело быстро шло на поправку, и он уже начал выходить в больничный дворик. Пришёл мужчина с переводчиком и с семьей фермера. Мужчина объяснил ему, что эти добрые люди примут его к себе в дом, пока оформят ему документы, а потом государство выдаст ему пособие и предоставит бесплатные курсы немецкого языка.
Так Ханс оказался на ферме. Хозяйство было не большим: несколько коров и свиньи. Каждый день к ним заезжал небольшой автомобильчик и забирал надой, свиней они держали на откорм от мясного заводика, который располагался в городе. Ещё были куры и гуси, кроликов держали для себя. Жизнь здесь была до безобразия проста и однообразна. С утра до вечера они кормили и чистили коров и свиней, доили и собирали молоко. Домой заходили за полночь. Это однообразие сильно раздражало Ханса, привыкшего к бесшабашным гулянкам, но ничего поделать не мог, надо было дождаться документов.
Минуло три месяца, как он поселился на ферме. Усилиями хозяев он не только выздоровел, но и окреп. Подходило время сенокоса, и хозяин решил попросить помощи у крепкого своего подопечного. До этого они не обременяли его работой, стеснялись, и он бездельничал дни на пролёт, даже не помышляя самому попросить какое-либо дело. Но сенокос требовал много физической силы, потому что за короткое время надо было скосить высушить, затюковать и сложить сено. При этом текущая работа по хозяйству не отменялась. Та же дойка, кормление и уборка помещений, всё оставалось, как и прежде. А потому дополнительная пара крепких рук была нужна, как никогда. На пальцах и с помощью набора слов, которые они оба смогли выучить, пока жили вместе, хозяин всё-таки сумел объяснить Хансу, что от него требуется. Ханс никогда не занимался сеном, но ему казалось, что это что-то похожее на зарядку – поднимай и кидай, а потому быстро согласился. Молодой организм требовал физической нагрузки, кипящая энергия требовала выхода. Рано утром, усевшись на трактор, они отправились на луг. Хозяин вчера ещё накосил клин, и требовалось поворошить и собрать сено. Ворошить оказалось легко, потому, что всю работу делал трактор, ему приходилось лишь подправлять сено на поворотах. Но когда пришло время грузить, то эта работа оказалась тяжёлым и нудным трудом. Сначала хозяин показал, как брать и закидывать сено в тележку, потом, как его в тележке приминать и укладывать. Первую укладку он еле- еле одолел. Оказалось, что в отличие от спортзала, где тебя никто не неволит, здесь надо было работать долго и беспрерывно. Солнце нещадно палило, плечи ныли от непривычных движений, в пояснице периодически возникала тупая боль. Это сильно раздражало молодого человека, не привыкшего утруждать себя работой. Отдыхали они только тогда, когда ехали до усадьбы, а там, выгрузив сено из тележки, снова отправлялись на луг. Часам к трём, когда они привезли вторую тележку, и наступила жара, хозяйка позвала их обедать. После обеда мужчины часок вздремнули и снова отправились на луг. Загрузили последнюю тележку, и хозяин радостно показал ему жестом, что на сегодня хватит. Был шестой час, и падающий от усталости парень решил, что это действительно всё. Час он продремал на тележке, пока хозяин обкашивал новый участок и вёз его домой. А тут его ждало разочарование. Неутомимый крестьянин подключил и трактору пресс-подборщик и, показав ему, как забрасывать сено в приёмник, отправился кормить скотину. У бедного Ханса ломило спину, но он как-то постеснялся отказаться. Он уже ненавидел эту ферму, этот труд и этих людей, у которых жил. Наконец вернулся хозяин, но вместо того, чтобы взять у него вилы, начал откидывать в сторону готовые тюки. Наконец и эта работа была сделана. Хозяин показал ему жестами, что надо, мол, занести всё в сарай, но Ханс жестом ответил, что уже не хочет работать. Хозяин понимающе закивал, показывая на руки, болят мол. Он похлопал Ханса по плечу и отпустил. Сам же позвал жену, и они вместе стали грузить тачку и затаскивать тюки в сарай, складывая там стопками. Глядя на них, Ханс подумал, неужели они собираются набить сеном весь сарай. На следующий день он категорически отказался от работы, всё тело болело. Хозяин был явно разочарован, но настаивать не стал. Он взял с собой жену, и оба отправились делать работу. Ханс же, послонявшись по двору, зашёл в дом и стал разглядывать утварь. Вдруг в его голову пришла мысль. А в каком ящичке эта простодушная хозяйка хранит деньги? И он начал аккуратно, чтобы не нарушить порядок вещей, вынимать ящик за ящиком из серванта, пока не нашёл заветный коробок, в котором хранились деньги. Он видел, как приёмщик молока ежедневно с ней рассчитывался и мог предположить, что сумма должна скопиться порядочная, но к его разочарованию, там же он нашёл и пластиковую карту. Похоже, что часть денег они хранили на депозите. Денег оказалось около трёх тысяч евро. Если их прибавить к тому, что ему даст государство, получится неплохая сумма. Тут же у него появился план. Он мечтал попасть в город, на этом план пока кончался, но в город он должен был попасть с деньгами. Если он выкрадет их незаметно, то, пока они спохватятся, пройдёт день, а потом ищи его, как ветра в поле.
Оказалось, что хозяева и вправду набили сарай сеном под завязку. Время приближалось к сентябрю, а значит подошло время уборки урожая. Эти люди, кроме того, что держали скотину, ещё имели огород, для собственных нужд. Конечно, эта работа не была такой тяжёлой, и Ханс решил всё же помочь им, но больше для того, чтобы втереться в доверие, нежели из добрых побуждений. За работой он осторожно выяснил о них всё. Узнал, что у них есть сын, но он в Бонне, и к ним наведывается редко (сын работает клерком и навещает их на рождество, да иногда в отпуск). Узнал он так же, что они сдают молоко и яйца за деньги, а свиней забирает мясной цех, даёт им поросят и корма, а остаток перечисляет на депозит. Эти деньги они тратят на крупные покупки. Конечно пин-код узнать ему не удастся, не вызывая подозрений, поэтому он решил остановиться на наличности. Через неделю появился чиновник и торжественно вручил ему документы, с ним был корреспондент местной газеты. Пришлось позировать перед объективом. Осталось исполнить формальности в департаменте социальной помощи и получить деньги. Хозяин радовался за него так, как будто он сам получал паспорт. Он привёз целый бочонок пива, жена наварила свиных сосисок, и, пригласив какого-то своего друга с семьей, закатил пир. Оказывается, эти простые крестьяне отдыхали, как работали, долго и с размахом. Два дня пили и плясали, а потом друзья уехали, и жизнь потекла своим чередом. Хансу даже понравилось, он тоже пытался плясать этот незнакомый танец в компании этих не молодых людей. Было весело. Он даже проникся симпатией к приютившим его людям.
Ханс собрался ехать в город автостопом, но хозяин выкатил из гаража свой старенький «Фольксваген» и отвёз его. Пособие он получил довольно быстро. Всё было готово к отъезду, оставалось лишь выбрать время, чтобы выкрасть деньги и скрыться. Он сказал им, что хочет съездить в город, поискать работу, что он какой-то умный специалист, и ему надо работать по специальности. По его расчёту женщина сдаст молоко часов в шесть и спрячет деньги, потом будет готовить завтрак. После завтрака хозяин курит и читает минут пятнадцать-двадцать и идёт чистить, убирать, таскать, то есть до обеда не появляется. Жена убирает и моет посуду и тоже идёт во двор. У неё там свои женские дела. В это время, прихватив деньжата, он и поедет якобы в город искать работу.
Всё шло по плану. После завтрака он пошёл в свою комнату одеваться, а хозяева, прибравшись, вышли по своим делам. Ханс пробрался в зал и открыл ящик. Он аккуратно достал из него коробок с деньгами. Деньги положил в карман, а коробочку вернул в ящик, прикрыв полотенцами так, как они до этого лежали. В этот момент в зал вошла хозяйка. Добрая женщина собрала ему в дорогу еды, но, закружившись по делам, забыла её вручить, а сейчас, спохватившись, вернулась в дом. Она сразу всё поняла и онемела от неожиданности. Ханс метнулся к ней и ударил в лицо, но как-то неудачно. Она отлетела в сторону и начала кричать. Он бросился к ней и ещё раз ударил в лицо, но она орала не переставая, и тогда он вцепился ей в горло. Прибежал хозяин. Ошеломленный вероломством, он на миг замер, а затем бросился на Ханса. Отпустив женщину, Ханс, отскочив в сторону, с разворота нанёс удар в ухо. Хозяин, получив дополнительное ускорение, пролетел по инерции мимо него и ударился о сервант всей массой. Разбившееся стекло сильно порезало его, и всё лицо залила кровь. Разъяренный, он вновь бросился на Ханса, но тот встретил его прямым ударом ноги в живот. Крепкий мужчина был хорошим работником, но драться совершенно не умел. От боли мужчина упал на колени, и Ханс нанёс ему удар по почкам. Тот захрипел и упал на бок. Женщина, хрипя, ползла на четвереньках к выходу. Он бросился к ней, но поскользнулся на рассыпанных по полу стаканчиках и рюмках. Он упал плашмя, разбив локти и колени и больно ударившись грудью. Женщина добралась до выхода и побежала во двор. Она кричала, но соседей по близости не было, и никто не мог её услышать. Похоже, и она это понимала, потому, что забежала в сарай и схватила вилы. Ханс кое-как выбрался наружу и увидел её, идущую на него с вилами в руках. Она отдышалась и была полна решимости. Сходу она нанесла ему удар, но умеющая работать, она не умела воевать, и Ханс легко уклонился и схватился за вилы. Но она нанесла ему удар в пах, от которого он чуть было, не отключился. Он выпустил вилы, и она снова попыталась его ударить ими. Корчась от боли, он всё же сумел отбить рукой удар, и вилы воткнулись в землю. Развернувшись на спине, он ударил её в живот ногами. Она упала на спину, выпустив вилы. Озверевший от боли, Ханс вскочил и вонзил вилы ей в грудь. На пороге появился хозяин. Он ещё не отошёл от боли, и движения его были медлительными. Он, как бык, ринулся на Ханса. Но тот ещё раз ударил его ногой в живот и, выхватив вилы из тела женщины, вогнал их в спину её мужа. Мужчина упал и, несколько раз дёрнувшись в конвульсиях, затих.
Теперь все планы полетели к чертям. Ханс затащил тела в сарай и привалил их тюками. Вернувшись во двор, он постарался скрыть следы, присыпав кровь, где соломой, где песком. Затем вернулся в дом, умылся и переоделся. У него была лишь рабочая одежда, так что пришлось довольствоваться ею. Забрав деньги и документы, он закрыл дверь и отправился на дорогу. Ехать в город теперь уже было опасно, надо было уходить как можно дальше от этого места и затеряться. Ханс понимал, что утром, когда приедет сборщик молока, всё откроется, и его начнут искать. Значит у него менее суток, чтобы скрыться. Но куда ехать, он толком не знал. В географии Ханс разбирался настолько, что вряд ли отличил бы Австрию от Австралии, а потому просто поехал в сторону, противоположную Эссену. Сначала его подобрал водитель небольшого грузовичка, который ехал в Дюссельдорф. Водитель оказался любителем поболтать, но, убедившись, что Ханс плохо его понимает, начал задавать ему короткие вопросы, интенсивно используя жестикуляцию. Ханс прикинулся путешествующим автостопом, тем более затрапезный вид и рюкзак с провизией и одеждой, создавал такое впечатление. На вопрос, куда он едет, он ляпнул первое, что пришло ему на ум – в Париж. Водитель пришёл в восторг и начал перечислять достопримечательности французской столицы: Эйфелева башня, Лувр, и почему-то упомянул Иностранный легион. Что-то щёлкнуло в подсознании Ханса. Он начал копаться в памяти, вспоминая, где он слышал это словосочетание и, наконец, вспомнил. Боевики с участием Жан Клод Ван Дама! Точно: легион принимает всех и не выдаёт никого. Так было в боевике. И решение было принято: он едет в Париж. На въезде в Дюссельдорф он вышел и отправился вдоль трассы, до ближайшей заправки. На заправке он купил карту дорог и набил себе маршрут. Сейчас ему надо было добраться до Висбадена, а затем двигаться на Саарбрюккен. Там он планировал заночевать и с утра уже быть во Франции. Ему везло, и он быстро нашёл фуру, которая и повезла его в намеченном направлении. Водитель предпочитал больше жевать и слушать музыку, чем разговаривать, и это было на руку Хансу. Водитель лишь спросил его, откуда он едет и давно ли, и, удовлетворившись полученным ответом, врубил музыку и начал что-то жевать. Шли они довольно споро, и уже к четырём подкатили к Саарбрюккену, заправились и продолжили путь. Водитель лишь сходил в туалет, да прикупил какой-то еды в дорогу. Теперь он попытался узнать, кто его попутчик, но, узнав, что тот фламандец, был озадачен и не знал больше, что сказать. Этнические познания его заканчивались на неграх. Он знал, что есть немцы, поляки, французы и негры. Еще он знал, что где-то есть русские и исламисты, но чтобы ещё существовали какие-то фламандцы, он и предположить не мог. Он ещё поупражнялся в знании языков, но, убедившись, что оба они не полиглоты, успокоился и включил музыку. Через некоторое время водитель кое-как объяснил Хансу, что решил доехать до Нанси, а там он пойдёт на юг, на Дижон, а ему надо будет двигаться на северо-запад. После этого он снова врубил музыку и принялся жевать. В Нанси попали к десяти. Водитель уже переезжал временной лимит работы, но никто их не останавливал, и потому всё прошло без эксцессов. Попрощавшись с водителем, Ханс уже собирался, было снять комнату в мотеле, но на заправке стоял грузовик, водитель которого завтракал в кафе. Он видел, как Ханс вылезал из фуры, поэтому, когда тот обратился к нему, знаками показывая, что просится в попутчики до Реймса, быстро согласился. Слегка перекусив, Ханс уже сидел в машине. Ночью интенсивность движения значительно снизилась, и ехали они довольно быстро. Вскоре он уснул и проснулся уже в пункте назначения. Было три часа ночи. Водитель приветливо попрощался с ним и он, ёжась от утреннего холода, пошёл в мотель. Заплатив сонному владельцу за комнату, он прыгнул в постель и моментально уснул. Проснулся Ханс почти в обед, умылся, привёл себя в порядок. В кафе он взял пива и бутербродов и принялся просматривать каналы телевизора. Он чувствовал себя прекрасно, практически не вспоминая ужасных событий вчерашнего утра. Вернее, он помнил их лишь в плоскости потенциальной угрозы для личной безопасности, но не испытывал душевных мучений. Сами жертвы не вызывали никаких переживаний, никаких угрызений совести, а убийство – раскаяния. Он наслаждался жизнью здесь и сейчас. Доев мясо и допив пиво, Ханс уже собрался, было уходить, как на заправку подрулил микроавтобус, из которого вывалилась весёлая компания молодых людей. Два долговязых хилых парня и три довольно развязанных девушки. Они, весело галдя, направились в сторону кафе, только одна из девушек осталась заправлять машину. Кампания с шумом ввалилась в кафе и заняла столик у окна. Ханс решил изменить свои планы. Он остался на своём месте и взял ещё пива. Молодые люди ели и веселились. Он молча наблюдал за ними. Девчонки были симпатичные, он даже не мог решить, какая из них ему больше понравилась. Через пять минут подошла третья девушка, но она ограничилась лимонадом. Она, конечно, поддерживала кампанию, но ей явно было неуютно. Как неуютно любому трезвому, в уже хорошо подвыпившей компании. В помещении не было других посетителей, и Ханс с незнакомкой стали приглядываться друг к другу.
– Привет, – сказал Ханс. На этом его познания французского закончились. Он перешёл на язык жестов, пытаясь показать, что едет автостопом, повторяя при этом слово «автостоп» по-фламандски.
– Ты едешь автостопом? – спросила девушка, догадавшись о смысле его знаков. – Ты не француз? Ты говоришь по-немецки?
Ханс отрицательно мотнул головой.
–А по-английски? – спросила она.
– Не знаю, – пожал плечами Ханс. – В школе немного учил. Я – фламандец, Голландия, Нидерланды.
– Нидерланды? Нидерландов больше нет, большая трагедия. А куда ты идёшь?
– Париж, – ответил он, с трудом поняв её вопрос.
– Ты едешь автостопом в Париж? Как тебя зовут?
– Ханс. А тебя?..
– Моё имя Джо, Джозефина. А это Сюзанна, Лиза, Жак и Жан, – показала она на свою компанию. – Мы тоже едем в Париж. Хочешь с нами? Они напились, мне с ними скучно.
– О, кей. Я согласен, – ответил Ханс, довольный тем, как всё удачно складывается. Джо ему нравилась, а на остальных ему было плевать. Тем более что эта встреча приближала его к осуществлению планов.
Они посидели ещё немного, пока он допил пиво, а она доела свой обед, вегетарианский обед. Джо начала выгонять из кафе своих друзей и грузить их в машину, а Ханс отправился за вещами. Через пятнадцать минут они уже мчались по автобану под весёлую музыку магнитолы. Пьяная компания продолжала резвиться и куражиться, но к нему не приставали, и они с Джо, вспоминали английские слова для общения. Часов в семь вечера они въехали в город. Красота и размеры города поразили Ханса. Он не представлял, что город может быть таким большим.
– Тебе негде жить? Куда ты здесь хотел попасть? – спросила Джо.
– В иностранный легион, – ответил Ханс. – Ты знаешь, где он есть?
– Иностранный легион? Знаю, а зачем ты туда идёшь? Тебе плохо? Ты что-нибудь сделал?
– Сделал? Нет, просто хочу.
– Хочешь? Давай я покажу тебе город, а потом пойдёшь туда, если не раздумаешь. Хочешь, останься у меня, я здесь снимаю комнату. Соглашайся.
– Хорошо, я согласен.
Хансу уже совсем не хотелось идти в какой-то легион, ему хотелось быть с ней, тем более что и она, по всей видимости, желала того же.
Неделя пролетела как один день. Они наслаждались жизнью. Ханс впервые почувствовал, что хочет её, что это больше, чем половой инстинкт, но всё же он хотел от неё удовольствий. Через неделю деньги почти закончились, запас слов, и темы для разговора тоже иссякли, и Джо стала ему надоедать. Но у него не было жилья и денег, а самое главное, он не представлял, где их достать, потому вынужден был с этим мириться. Ещё через неделю и он ей тоже наскучил и стал раздражать, потому что у него не было денег, мозгов, а самое главное – он не знал, где и как добыть денег. Она предложила расстаться, он избил её. Джо вызвала полицию, но он убежал в неизвестном направлении. Так закончился их роман.
Теперь Ханс скитался по улицам, ставшего вмиг неуютным, города, не представляя, где проведёт ночь. Незаметно для себя он оказался в каком-то районе, который нельзя было назвать привлекательным. То здесь, то там появлялись какие-то арабы. Вдруг, откуда ни возьмись, перед ним выросли две хмурые фигуры азиатской внешности. Без лишних разговоров они принялись бить его. Скорее всего, им тоже нужны были деньги. Он получил несколько серьёзных ударов и был сбит с ног, прежде чем сумел собраться для ответных действий. Упав на спину, он смог сделать кувырок назад через голову. Один из напавших парней в этот миг нанёс удар ногой, но промахнулся, и Ханс, поддев его ногу рукой, резко потянул вверх. Противник упал на асфальт затылком. Он коротко крякнул и остался лежать недвижимым. Сделав прыжок вперед, Ханс нанёс второму прямой удар рукой в пах и тут же, выпрямившись, удар ногой в лицо, уже согнувшемуся от боли противнику. Тот рухнул рядом со своим товарищем. Ярость вдруг овладела Хансом, и он остервенело начал бить их ногами. Лежащие не подавали признаков жизни, и ярость быстро сошла на нет. Он быстро пошарил в их карманах и нашёл немного денег, нож и ещё какую-то мелочь. Сзади себя он услышал шум, и, оглянувшись, увидел бегущих к нему людей. Вид их не сулил ничего хорошего, и Ханс бросился наутёк. Было трудно дышать, при вдохе от боли у него подкашивались ноги, но он бежал, что есть мочи, сам не зная куда. Один из догонявших почти настиг его, но Ханс резко отскочил в сторону и на миг остановился, а затем бросился вперёд. Резвый парень теперь оказался один на один с Хансом . Резко развернувшись, молодой араб замахнулся для нанесения удара. В руках у него был кусок трубы, или арматуры, Ханс не разглядел, но применить это орудие ему не удалось. Одним прыжком беглец оказался у него под правым плечом и воткнул нож в печень. Теперь ему оставалось лишь уносить ноги. И Ханс бежал и бежал, не оглядываясь, пока не стихли крики преследователей. Только теперь, когда опасность миновала, он почувствовал боль. В груди клокотало. Каждый вдох вызывал такую боль, что мутнело в глазах. Левая нога на голени горела и ныла, зубы не хотели сходиться вместе. Левая бровь отвисла так, что прикрывала глаз. Кое-как отдышавшись, он, как мог, привёл себя в порядок. Теперь и встреча с полицией не сулила для него ничего хорошего. Без денег, без жилья, вынужденный скрываться от полиции, он не знал, что делать. А боль и усталость побуждали если не прилечь, то хотя бы присесть. И тут он снова вспомнил про легион. Решение было принято. Безысходность ситуации, помноженная на ненависть к иноземцам, быстро нарисовали в его сознании картину мщения. Он уже видел себя борцом за справедливость, защитником униженных и оскорбленных, он видел, как крушит полчища этих «чёрных», «азиатов» и арабов, которые, как тараканы, заполонили Европу. С этими мыслями он поймал такси и отправился к новому этапу своей жизни.
5.
Наконец и это закончилось. Дожди, которые лили и лили день и ночь, внезапно прекратились. Небо стало чистым. Днём припекало, а ночью слегка подмораживало. Старик и дети вылезли из своего убежища и занялись сушкой. Снова ящик за ящиком всё имущество было просушено и уложено. Вода медленно отступала, и они прорыли канаву под дверью, чтобы спустить воду. Через два-три дня вершины холмов просохнут, и они тронутся в путь. Теперь у них было много работы. Они выкатили тележки из землянки, сняли дверь, прикрепили к ней ось и жерди. На неё они сложат перекрытия землянки и камышовые щиты. Ничего нельзя было оставлять, всё это будет использовано на новой стоянке. Теперь они поставили в два ряда уже снаряжённые тележки, уложи между ними снятые перекрытия, и накрыли всё плёнкой. Между тележками расстелили маты и поверх них постель. Это сооружение стало их временным убежищем. Всё было тщательно уложено так, чтобы то, чем они будут пользоваться в пути, находилось сверху, остальное же – внизу. Особенно тщательно увязали перекрытия. Длинные жерди далеко свисали сзади тележек и, если верёвки ослабнут, могли начать елозить и даже вывалиться. В этом случае пришлось бы снимать всё имущество и заново укладывать и увязывать. А это растраченное время. Перекрытия они добыли случайно, наткнувшись на брошенный военный аэродром. Среди брошенной техники они нашли лопасти от вертолетов. Изготовленные из пластика, лопасти были лёгкие и прочные, именно то, что надо, при их кочевой жизни. Там же были подобраны и оси с колёсами от какой-то аэродромной техники. Лёгкие, на резиновом ходу, они были просто подарком судьбы. Тогда вся их маленькая община прожила на аэродроме всю зиму. Старик потерял год, но зато теперь у него была удобная техника, ящики и инструменты. На колёсах они значительно прибавили в дальности и скорости переходов и могли перевозить больший запас продуктов и имущества.
Настал день отправления. Старик поднялся рано. На остатках топлива он сварил картошки и, как только на горизонте засветлело, поднял всех. Быстро позавтракали и отправились в путь. Впереди пошли Каха и Юсуп. Они тянули тележку с перекрытиями. За ними пошли по двое остальные дети с тачками. Последним двинулся в путь старик. Он заведовал ящиком с инструментами и посудой. Ему помогал Гриша.
Первый день они прошли по графику, подойдя к стоянке дружно, без больших разрывов. Вечерело, воздух начал приходить в движение, неся с собой прохладу. Расставив тележки, они приступили к оборудованию ночлега. Парни сняли несколько жердей и накрыли вырытую ими осенью щель. Старик взял лопату и сделал сбоку небольшое углубление для очага. Они свалили обрубок бревна, за которым ходили осенью, и пока ребята укрывали щель и стелили маты, распилил его и расколол на чурки. Солнце зашло за горизонт, забирая с собой последний свет прошедшего дня, а в очаге уже горел огонь, и в котелке, весело булькая, варилась картошка. Старик варил сразу две порции, чтобы не тратить время и топливо утром. Поужинав, ребята вповалку разлеглись на матах и уснули. Уснул и старик.
На четвёртый день дети изрядно утомились. Дорога постоянно шла на подъём, и движение отнимало много сил. Добравшись до очередной стоянки, Каха и Юсуп, как обычно, сразу приступили к оборудованию ночлега, а Оля с Борисом отправились обратно, помогать отставшим. Ребята так измотались, что еле волочили ноги. Да и сам старик чувствовал, что идёт на пределе. Уже в темноте все добрались до стоянки. Старик решил весь следующий день посвятить отдыху и исследованию деревни, которую ребята обнаружили неподалёку.
Вволю, выспавшись, они позавтракали и отправились порыться на развалинах. Младшие остались на стоянке. Это была обычная деревня, каких было когда-то множество в этих местах. Похоже, что её покинули ещё до войны, потому всё здесь сохранилось в хорошем состоянии. Покосившиеся избы, крытые замшелым шифером, смотрели в мир пустыми глазницами окон. Старик обходил оставшиеся строения, пытаясь найти всё, что могло бы пригодиться в быту. Они тщательно выгребли сундук, где ребята нашли рис. Получилось ещё две горсти, так что продовольствия прибавилось. Нашли немного проса и пшеницы. На краю деревни обнаружили сарай, в котором отыскали овёс и гречку. Это были новые для их плантации злаки. Их запасы пополнились небольшим количеством одежды, одной миской, пачкой соли, баночкой керосина, невесть как сохранившейся с тех времен. Но главной удачей было то, что он нашёл большую коробку спичек. Коробка была открыта, но почти полная. Спички хорошо сохранились, были сухими и хорошо зажигались. Хоть кровля почти везде была трухлявой, но ещё на многих избах была прочной, и это спасло многую утварь от уничтожения. Бродя по улицам бывшего поселения, старик невольно предался воспоминаниям.
Воспоминания возвратили его в пятнадцатый год. Именно тогда начали проявляться последствия неуёмной алчности человечества. Именно тогда сработал капсюль-детонатор, который запустил процесс в ускорительной трубке. Оставалось совсем не много времени, когда распространяющаяся реакция распределится по всем внутренностям снаряда, и мощная энергия взорвавшегося тротила вырвется наружу, сокрушая всё на своем пути. Капитализм оказался не таким уж рациональным, каким его представляли апологеты свободного предпринимательства. Он совсем не ставил перед собой цель созидания нужного, он лишь занимался наиболее выгодным. А выгодное сегодня, не всегда полезное завтра, даже наоборот, выгода могла стать губительной для всего общества. Как не напрягались власти, но поток миграции из села не только не ослабевал, а из года в год всё нарастал,… Идиотская идея производства биотоплива, сулившая не столько экологическую чистоту, сколько баснословные прибыли, толкала «денежные мешки» к захвату земель. Используя всю мощь бюрократического аппарата, они всеми способами прибирали к рукам земельные участки, чтобы засеять их рапсом и получить дешёвое топливо, совершенно не задумываясь о том, что продуктов становится всё меньше и меньше. Люди, лишённые источников дохода, мигрировали в города, в поисках лучшей доли. К своим сорока пяти годам он остался практически один трудоспособный мужчина в своей деревне, не считая пенсионеров, которые доживали свой век, ни на что уже не претендуя. В то время как с карты страны одна за другой исчезали деревни, крупные города раздувались от перенаселённости. Множество людей, когда-то кормивших себя и других, сами превратились в потребителей, а освободившиеся после них территории запахивались под технические культуры. Энергонасыщенная техника не требовала большого количества работающих, а потому отток населения заботил воротил чисто формально, теоретически. Тем более что увеличивающееся количество едоков создавало спрос на продукты. Ну, а раз спрос превышает предложение, значит, и цены ползут вверх. Все эти огромные комплексы работали на полную мощь, давая баснословные прибыли. Город облепили птицефабрики и животноводческие комплексы, которые интенсивно гадили и прибавляли к рекам человеческих нечистот горы дерьма животных. На карте страны постепенно оставались огромные гнойники мегаполисов и редкие прыщи мелких городков. Этот период своей жизни старик тоже не мог назвать счастливым. Растущая стоимость топлива не позволяла сбыть свою продукцию в городе, а здесь, в глубинке, она никому не была нужна. Он кое-как сводил концы с концами, продавая всё, что только мог вырастить. Чтобы сохранить урожай, он вырыл несколько погребов. Он делал сыр, колбасу, творог. Продавал продукты на трассе. Его штрафовали, отнимали товар, но он снова шёл продавать, потому, что надо было как-то жить. А город всё больше потреблял продуктов и всё больше гадил вокруг себя. Начались проблемы с овощами, которые стали возникать из-за дефицита орошаемых земель, точнее из-за растущей стоимости воды. Большое удаление от города делало овощи дорогостоящими, да и мест для их выращивания оставалось всё меньше. Все пашни занимали зерновые поля. Но зерно выращивали для того, чтобы делать топливо или экспортировать. А город продолжал мыться, купаться, спускать нечистоты, использовать воду на технические нужды. И как-то вдруг простая чистая питьевая вода стала товаром, который можно было купить только в магазине. Её, чистой воды, просто не хватало на всех. А потом обнаружилось, что даже грязной и отравленной отходами производств воды тоже поубавилось в реках. Начал мелеть Каспий. Изменение климата приобрело устойчивую и угрожающую тенденцию. Череда жестоких засух быстро выпила воду из водохранилищ. Энергетики, стремясь сохранить объемы воды в них, практически прекратили водосброс. В низовьях Волги начались суховеи. Вода исчезала в колодцах. Началась новая волна миграции.
Снова поднялся шум, снова учёные умы ломали головы над решением проблем, но всё шло, как и прежде, потому что тем, кто заправлял всем, нужна была прибыль, которую называли «экономической целесообразностью». И кому, какое дело было до этих калмыков? Истинно, прыщ в собственном носу волнует человека больше, чем гибель тысяч в каком-нибудь Гондурасе. Пока же властителям жизни было сытно и уютно в собственных особняках, а, чтобы жить и содержать эти особняки, нужны деньги, очень большие деньги. И, если ради этих денег должны умереть какие-то осетры или калмыки, то так тому и быть. Так было всегда, со времен Адама и Евы.
События в Европе косвенно коснулись и страны. Уровень воды в Балтике поднялся, а вместе с ним поднялась вода в Неве и во множестве каналов города на Неве. Он просто умирал от бесчисленных наводнений, от которых не спасала даже грандиозная дамба. Но народ копошился в этом тонущем муравейнике, как будто на шестой части суши не было больше места для жилья. Да куда они могли податься, привязанные к метрам жилой площади, работе и благам цивилизации. Многие деятели нашли плюсы во всей этой череде трагических событий. Многие вопросы действительно отпали сами собой. За отсутствием деревень отпала проблема их газификации, энергоснабжения, водоснабжения и строительства дорог. Огромные средства высвободились в бюджете. А газ можно было продавать хоть на запад,, хоть на восток. Множество малых городов тоже постигла печальная участь, их бюджеты просто не справлялись со всеми проблемами, которые навалил на них технический прогресс, и пришли в запустение, доживая свой век вместе со стареющим своим населением…
6.
Завершив поиски, все они отправились на стоянку. Время близилось к обеду, солнце пригревало так, что хотелось раздеться, но они знали, что этого делать нельзя. Загар быстро переходил в ожоги из-за сильного ультрафиолетового излучения. С собой из деревни дети прихватили немного дров, теперь у них было всё, чтобы приготовить хороший суп. Пообедали свёклой, а на ужин старик решил побаловать всех похлёбкой. С обратной стороны холма имелась ложбина, в которой собралась талая вода. Полуметровая полоса земли отделяла её от большой воды и потому вода в ней уже была тёплой. Как только солнце начало клониться на запад, дети вылезли из своего укрытия и отправились к этому крохотному озерцу. Вершина холма отбрасывала тень, и они весело плескались в этой луже. Вода быстро превратилась в грязную жижу, но они всё же успели обмыться. Вернулись в своё укрытие. Девушки принялись расчесывать волосы, а парни принялись бороться. Дети играли в камушки, а старик принялся колдовать над ужином. Он отварил немного риса, бросил туда немного картошки, мелко нарезал луковицу и, сняв с огня, посыпал варево сухим укропом. Всё это он приправил солью. Ели дружно и с удовольствием. Воздух был тёплым, а запах костра и похлёбки напоминал старику давно забытые походы на природу. «Как давно это было, – подумал старик, – и будет ли когда-нибудь ещё? Увидят ли эти дети тот счастливый мир детства?..»
7.
Первые признаки беды обозначились к двадцатому году. Астрахань неумолимо удалялась от мелеющего моря. Вместе с ней перестали быть портами Гурьев, Шевченко и Красноводск. Море уходило, открывая ветрам свое солёное дно. Тысячи тонн солёной пыли, уносимые ветром, двинулись по низовьям Волги, достигнув Ахтубы. Всё, что некогда было плодородной долиной, превращалось в соленую пустынь. Огромный город остался один на один с пустыней. Теперь, когда ушла вода, он оказался никчёмным, со своей экономикой, портом, электростанцией и предприятиями. Сотни тысяч людей оказались на грани гибели. Но хуже всего пострадал Шевченко, с его опреснителями, которые лишились даже солёной морской воды. Обмелевший Урал едва обеспечивал водой Гурьев. Эта была катастрофа, справиться с которой уже никто не мог.
Но человечество продолжало делать деньги, не помышляя о том, что пришло время остановиться. Оно готово было делать всё, что угодно, идти на любые жертвы, но перестать делать деньги, оно не могло никогда. Это святое.
Мир тоже не пребывал в благом расположении духа. Земля, словно разумное существо, взбунтовалась от безобразий, творимых людьми, и стала мстить. Ураганы, землетрясения, наводнения и цунами, пандемии всё более страшных болезней и прочие катаклизмы происходили всё чаще. Море поедало Европу метр за метром, ушли под воду половина Бельгии, почти вся Голландия и Лазурный берег Франции, многие другие прибрежные районы и островные мини-государства по всему миру.
Саммит за саммитом, комиссия за комиссией, принимали решения, но всё оставалось по-прежнему в основе своей. В тиши высоких кабинетов продолжалось озабоченное ничего не делание…
8.
После дня передышки движение несколько улучшилось, и хотя они продолжали двигаться на подъём, шли относительно быстро. Солнце ещё не набрало той испепеляющей мощи, когда пребывать под ним было невозможно, но всё же ближе к полудню пришлось делать привал и выставлять камышовые щиты, для того, чтобы укрыться от его лучей. В тени было хорошо, они дремали, восстанавливая силы для нового перехода.
В конце девятого дня пути они вышли к предпоследней стоянке. Здесь, по рассказам юных разведчиков, они нашли пещеру. Местность была холмистая, и им пришлось пропетлять в поисках дороги. Не везде можно было с ходу преодолеть балки и ложбины. На север холмы становились всё выше и круче, переходя в горы, на юге ещё постиралась бесконечная гладь воды. Но талая вода значительно спала, тут и там уже появлялись островки возвышенностей. Стоянку ребята оборудовали между двух холмов, но не учли, что они были окончанием главенствующей высоты, и талая вода попросту размыла их сооружение, превратив его в небольшой овраг. Собрав свой табор вблизи этого оврага, старик взял парней и отправился осматривать пещеру. На лысых, без признаков растительности горах, отыскать её было не трудно, и вскоре они уже проникли в узкое жерло. Как и предполагал старик, это были заброшенные копи. Что добывали здесь люди, можно было лишь гадать, да это им было и не нужно. Он осмотрел шахту, лишь как пристанище для ночлега, и остался доволен. Здесь было сухо и довольно просторно. Пещера уходила вглубь горы метров на двадцать, а затем выработка сужалась. Узкий вход и свод укрепляли деревянные подпорки. Дерево было прочным и, похоже, не сильно пострадало от времени. Из темноты тянуло холодом и каким-то особым запахом подземелий, от которого тревожно становилось на душе. Старик распорядился перенести сюда постель, а тележки связать вместе на всякий случай. Ребята отправились в лагерь, чтобы привести остальных, и принести всё необходимое для ночлега. Он же, расположившись у входа, снял сандалии, размотал опорки и расстелил их на солнце, чтобы просушить.
Эти останки человеческого труда снова вернули его к воспоминаниям. Они ещё раз напомнили о той тонкой грани, которая лежит между творческим созиданием и жаждой наживы, нужностью и выгодностью труда, той мерой действительной потребности и пресыщенности, когда всё творимое становится не жизненной необходимостью, а лишь потребностью удовлетворения самых низменных желаний и страстей. Сколько человеческого труда и жизней было отдано во благо удовлетворения алчности, тщеславия, гордыни, сколько поднято из недр и перелопачено, сколько выловлено и убито, сколько спилено и вырублено лишь для того, чтобы показать всем, что у меня больше. Когда-то и здесь бедолаги рылись, как червяки, губя здоровье и жизнь ради того, чтобы богатый бездельник не дал им умереть с голоду, ради какой-то красивой, но не нужной безделицы, которую сделают из руды, добытой ими. Открывая новые возможности, человек не давал миру ничего, он только брал и брал. И чем больше он брал, тем больше хотел взять. Чем больше хотел взять, тем больше развивал этот поглотительный механизм, называемый "цивилизация". Но нельзя брать, не отдавая, это закон, о котором забыли.
Глава 3.
1.
Мушарраф родился в Карачи. Но не в том Карачи, где улицы по ночам сияют огнями реклам, где каждый день тысячи людей устремляются на работу, заполняя улицы автомобилями, а в южной его части, где запах моря, тухлой рыбы и нечистот, текущих рекой из многомиллионного города, сливаются в один, неподражаемый своей мерзостью, букет. На той стороне этой реки, вдали начинались улицы одноэтажных лачуг. Он ходил туда с отцом относить пойманную рыбу и крабов, ракушку и черепашьи яйца. В этих лачугах жили продавцы и ремесленники. Рыбу и крабов они сдавали торговцам, которые затем обрабатывали её и продавали на маленьких базарчиках в городе. Раковины покупали ремесленники. Из них делали сувениры и продавали в порту. Они же принимали засушенные морские звёзды и морских коньков. Рыбу у них брали дёшево, потому что у них не было лодки, и ловили они в рифах, бреднями, всякую мелочь, которую ели такие же бедняки, как и они. Краб тоже не давал много прибыли, потому что был мелкий, и поймать среди скал его было не легко. За долгие годы тяжёлого труда отец заработал только лачугу у этой реки с нечистотами, мозоли и узлы на суставах, которые вечно его мучили. С утра и до ночи он ходил с бреднем у скал и добывал себе хлеб насущный, чем они худо-бедно перебивались. Он даже не смог перебраться подальше от этой зловонной реки и всю жизнь нюхал запах человеческих испражнений, потому что это был единственный кусок земли, за который не надо было платить, и у которого не было хозяина. У Мушаррафа было три сестры и брат. Отец мечтал взять неплохой калым с сестёр, конечно неплохой по его бедняцким меркам. Потому как девочки хоть и были привлекательные на лицо, но родниться с ними у живущих там, вдали от вонючей реки, желания особого не было. В их же городке завидных женихов тоже по пальцам можно было перечесть. Брат Мушаррафа, Халил, был тщедушный, слабый паренёк, и толку от него было мало. Он не мог удержаться на скалах, и его вечно смывало волной, да и долго ходить по колено в воде он не мог, начинал кашлять, так что на рыбалке с ним были одни проблемы. Но он хорошо резал ножичком на бамбуке, и отец мечтал отдать его в ученики к ремесленникам. В своих мечтаниях он даже доходил до того, что видел сына хозяином лавки с бронзовой утварью. Может быть, Халил бы и стал хорошим чеканщиком, да кто его даром учить будет? А денег хватало лишь на то, чтобы семью кормить, да приданое собирать, о калыме для сыновей они пока и не мечтали. Но отец ещё не был самым бедным в районе. Хибара их была сделана из фанерных ящиков и разделена на два отсека. В одном спали они, мужчины, а в другом женщины. Ели они на улице. У них была маленькая печурка на керосине, на которой женщины варили похлёбку из рыбы, разных водорослей и трав. Иногда им удавалось купить риса и хлеба, бобов или пшена. Топили печурку соляркой, которую выменивали в порту на кораллы. Но попасть в порт было трудно, и ходили они туда зимой, когда медуза шла к берегу, и ловить рыбу было очень опасно. Медуз собиралось столько, что вода становилась похожей на студень. Медузы были агрессивны и могли своими щупальцами зажалить до смерти. В это время они с отцом брали с собой баночки из под моторного масла и отправлялись в порт. Но бывало, что найти работу не удавалось. Слишком много было желающих. Если же везло, и их брали грузчиками, то они не только могли заработать денег, но и поменять кораллы на солярку у матросов. Продавать их было бесполезно и опасно, потому как их могли избить люди, нанятые владельцами ларьков, окружающих порт. Эти ларьки были набиты подобным товаром: кораллами, поделками из ракушек, и прочих даров моря. Здесь не терпели убогих конкурентов. Долго продержаться на работе не удавалось никогда, потому что всегда находился повод придраться и недоплатить за работу, а взамен нанять других. И как бы ревностно вы не трудились, всегда было и будет так. Лучше всего было тюковать на загрузке или растюковывать при выгрузке. Платили больше, хоть и спину ломило от мешков. Хуже было на выгрузке рыбы, платили мало и солярку не поменяешь. Ночевали на берегу, за портом, собираясь в группы. Ночью могли напасть собаки, и они дежурили по очереди, отгоняя их палками. Здесь собирались огромные стаи собак, промышлявших на берегу всем, что выбросит море и порт. Голодные и одичавшие, они представляли серьёзную опасность, особенно ночью. Много бедолаг погибло от их острых зубов, но такими людьми мало кто интересовался, а потому и ничего с этими собаками не делали. Поэтому по ночам дежурили несколько человек с гарпунами или баграми, а то и просто с палками. Как только медузы уплывали, они возвращались домой.
За время работы в порту они отвыкали от этого запаха нечистот, и первое время их мутило от него, но потом вновь привыкали. Жили они здесь не потому, что им нравился этот запах, а потому, что это была единственная полоска земли, где их никто не трогал и не гнал. Всё остальное кому-то принадлежало, и надо было иметь деньги, чтобы иметь право расположиться на этой земле. Но и здесь была своя градация. Ближе к каналу жили те, кто мог построить себе дом лишь из картонных коробок, дальше обустраивались те, у кого хватало средств на фанеру, и уже ближе к морю жили те, у кого лачуги были из нескольких отсеков, и внутри имелось хоть какое-то имущество.
К весне наступал период, когда черепаха шла на яйцекладку. Рано утром эти морские гиганты выползали на берег и рыли в песке ямы, в которые откладывали яйца. В одном гнезде можно было найти до десяти-пятнадцати яиц. Они напоминали шарики от пинг-понга. Раньше сборщиков яиц никто не трогал, но в последнее время их начали периодически гонять. Ещё им вредили бродячие собаки, которые вынюхивали яйца в песке и пожирали их до того, как они выходили на промысел. В этот короткий период они хорошо питались, ели собранные яйца, а иногда удавалось убить черепаху и сварить хороший бульон и суп. Но черепаха, животное осторожное и чуткое. При приближении людей или собак сразу уходит в море.
Яйца они не только ели, но и продавали. Ещё Мушарраф знал, где находится городской аквариум. Там покупали разных рыб, которых показывали и продавали туристам. Но принимали не всё подряд, а лишь редких и красивых рыбёшек. Если удавалось поймать таких рыб и донести до аквариума живми, то можно было хорошо продать.
Он был уже большой парень и научился хитрить. У него под циновкой была спрятана банка, в которую он складывал деньги. Выкраивая десять, двадцать пайсов, он клал их в банку. Потом менял на рупии и снова складывал. Он тоже хотел чему-то научиться, но не знал чему именно. Больше всего ему хотелось сидеть в своей лавке и продавать товары, но только не рыбу. Ткани или часы, ну на крайний случай благовония и пряности. И он копил, в наивности полагая, что накопит денег на лавку. Был у них в лагере один странный тип. Говорят, раньше тот был большой человек, но грешил, пил вино, и Аллах его покарал, сделав нищим. Он и сейчас пил, но редко, потому что не на что. Этот мужчина умел считать и писать. Многие водили к нему детей, чтобы он научил их этому. Все здесь жили мечтой о лавке, или о лодке, или о рикше, но для этого надо было уметь читать и писать. Этим и жил странный человек. Он, может быть, и жил бы лучше, но пил. Мушарраф сам ходил к нему, а потому быстро постигал науки. Он уже мог читать всякие вывески и подбирал на улицах газеты, чтобы их читать. Правда, он плохо понимал смысл прочитанного, но, главное, мог читать.
Однажды они с отцом околачивались в порту, в поисках работы. Получилось так, что взяли отца, а он остался не у дел. Там он познакомился с парнем, который тоже был без работы. Парень жил в северной части города, вернее, жил в пещерах с северной стороны от города. Там, в скалистой местности, тоже особо не трогали бедняков, потому что земля эта ни к чему не была пригодна. Подрабатывал он случайными заработками на базаре, да резал камыш для циновок. Но одно дело он знал, которое по его словам, могло их обогатить. Только дело это опасное, и много людей погибли, но он знал много таких, которым удалось разбогатеть и выйти в люди.
Когда наступит весна, по рекам пойдёт угорь на нерест. За одного угря дают от ста до двухсот рупий. Если всё будет удачно, то за день можно поймать штук пять, шесть. За сезон сто пятьдесят. Это пятнадцать тысяч! Целое состояние! У Мушаррафа от этих мыслей зачесалась спина.
Но, если поймает полиция, то тюрьмы не миновать. Кроме того, угрей могут отнять другие люди, которые контролируют этот бизнес. Могут и убить, никто и искать не станет. В общем надо было думать.
Мушарраф продолжал ходить в порт, пытаясь пристроиться на работу, но удавалось заработать по мелочи, да иногда с корабля что-нибудь перепадало. Это лишь укрепляло его желание рискнуть. И, чем меньше шансов было заработать, тем больше чаша весов склонялась в пользу рискованного предложения. Сезон подходил к концу, а заработка так и не было. Отец тоже не долго продержался на работе, так что домой они, скорее всего, вернутся с пустыми руками. Мушарраф ходил угрюмый, не зная, как сказать отцу о своём решении, да и само решение ещё окончательно не принял. Было страшно бросить привычную жизнь, даже если это было нищенское существование, и даже если это не надолго. А вдруг сезон рыбалки будет удачным, и они наловят много рыбы? А вдруг его поймают или убьют? Юноша окончательно потерял покой и стал худеть. Это заметил отец. Он стал расспрашивать его, но Мушарраф хранил свои мысли в тайне. Наконец, пришло время возвращаться домой, и надо было дать ответ своему новому приятелю.
Они сидели у костра и варили какую-то бурду из того, что нашли на портовой свалке. Мушарраф смотрел на руки отца, помешивающие в котелке варево. Они были худые и жилистые, покрытые, как чулком, почерневшей кожей. Он сидел, подогнув костлявые ноги под себя, и его ступни с покорёженными пальцами белели в наступающих сумерках. Внешне отец походил на старика, хотя по возрасту, был ещё молод. Ему было чуть за сорок. Мушарраф вспомнил своего тщедушного, больного брата и бедных сестёр, и он вдруг подумал, что, если отец умрёт, то все они погибнут, он не сможет их прокормить. И он решился. Он сразу в лоб рассказал отцу о своём замысле. О том, что не вернется к ним домой, а пойдёт в браконьеры. Отец вдруг стал каким-то жалким. Он сидел и молчал. Мушарраф ждал ответа, но этот простой человек не мог ничего посоветовать, потому что никогда в жизни не принимал рискованных решений. Он лишь работал и работал.
– Что скажешь мне, отец? – спросил тогда Мушарраф.
Отец в ответ лишь беззвучно заплакал. Он боялся за него, за себя и своих детей. Ему не хотелось терять помощника, но где-то в глубине души он понимал, что так жить больше нельзя, и хотел для своего сына лучшей доли. Он боялся, что если Мушарраф не вернется, то, вряд ли он прокормит семью один. Но и желать сыну такой жизни, которой жил он, ему тоже не хотелось. И Мушарраф принял решение. Он уйдёт с другом.
Для того чтобы начать дело им надо было немного денег, и Мушарраф оставил свою долю себе. Но, глядя на отца, он вдруг почувствовал к нему такую жалость, что рассказал о своём тайнике. «Если вдруг я не вернусь, – подумал он, – у них будут мои деньги». А скопил он почти триста рупий.
2.
На следующий день Мушарраф простился с отцом, братом и сёстрами и отправился в путь. Город был не маленьким. Карачи раскинулся на шестьдесят километров в длину. Они шли и шли, продвигаясь вглубь огромного человеческого муравейника. На смену лачугам с их закоулками, пришли улицы с одноэтажными домами. Их сменили улицы с двухэтажными постройками, огороженными заборами и, наконец, им открылся центр, с его проспектами и многоэтажными офисами. По проспектам медленно двигались плотным потоком автомобили. Мушарраф никогда не видевший всего этого, был испуган и страшно боялся потеряться или потерять нового друга. Но тот вёл его уверенно, ориентируясь свободно, чувствовалось, что он здесь, как рыба в воде. Он повёл его в сторону от проспектов, и они вышли на тихую улицу, поднимающуюся, куда то вдаль. Мимо, пыхтя, проехал грузовик, и друг его, крикнув, чтобы он цеплялся, побежал вперёд и ухватился за выступы борта. Мушарраф последовал его примеру. Повиснув на заднем борту, он нащупал под ногами раму, и кое-как пристроился рядом. Так они провисели минут десять, пока руки не начали деревенеть от напряжения. Тогда они спрыгнули и снова побрели пешком. Им ещё раз удалось зацепиться за грузовик, но проехали они не долго, машина свернул на ближайшем перекрестке. Постепенно улицы становились беднее и через час они уже брели среди глинобитных лачуг. Ещё через час, когда солнце начало клониться к закат, лачуги стали редеть и в конце концов кончились.
Они вышли к подножью холма. Земля здесь была усыпана мелкими кусочками базальта и слюды, и на солнце горела огнем. Потрескавшаяся на солнце, она почти не имела растительности, и только беркуты, парящие высоко в небе, были единственными представителями живого мира на этой земле. Едва приметная тропа вывела их в лощину. Здесь по отрогам холмов были вырыты пещеры. Перед входом в каждую был сделан навес из бамбуковых палок, крытых камышом и листьями банановой пальмы. Сбоку к навесам примыкали очаги. Женщины копошились возле них, готовя еду. Голые пузатые от рахита детишки с визгом носились, играя в свои игры. Друг подвёл его к одной из пещер и сказал:
– Здесь живёт мой старший брат. Он приютит нас на время, но мы должны дать ему немного еды, чтобы жена его могла нас накормить. Здесь под навесом, мы будем спать. Завтра брат отведет нас к людям, на которых мы будем работать. Он раньше сам ходил, но когда женился и завёл детей, стал бояться, что его поймают, и дети останутся без кормильца. Теперь он возит глину в гончарню. У него есть арба, но нет ишака. Он сам вместо ишака, но зарабатывает двести рупий и может, есть каждый день лепёшку.
С этими словами он извлёк из своего мешка маленький пакетик маша и отдал вышедшему им на встречу брату. Мушарраф приветствовал всех, брат пригласил их под навес. Побеседовали, женщины накрыли стол. Поужинав кусочком лепешки, которую мочили в какой-то, не ведомый Мушаррафу соус, и, выпив по пиале чая, легли спать. На утро был чай с таким же ломтиком лепёшки, после которого, они отправились сначала в карьер, где накопали две арбы глины и отвезли гончару. А после этого, оставив у гончара арбу, пошли в город, точнее на один из базаров пригорода, где среди множества духанов и ларьков нашли лавку торговца пуговицами. Мушарраф никогда не был на таких базарах и испытывал потрясение от всей этой массы товаров, которые были выставлены на показ. Здесь легко было заблудиться в узких проходах между лавками, и он старался не отставать от своих спутников. Заставь его сейчас проделать путь в обратном направлении, он бы никогда этого не сделал. Брат друга поздоровался с хозяином и, зайдя в лавку, о чём-то долго с ним беседовал. Потом вышел и позвал их внутрь. Хозяин – пузатый и мордастый мужчина, лет пятидесяти – внимательно осмотрел юношей, спросил, как их зовут, где живёт Мушарраф, кто его родители, и после этого удовлетворённо кивнул. Он сказал им, чтобы приходили через три дня. С собой они должны иметь пятьдесят рупий каждый, для того, чтобы купить снаряжение и оплатить проводника. У Мушаррафа было всего двадцать, и он чрезвычайно расстроился, но друг, Рамиз, успокоил его, пообещав что-нибудь придумать. Они вернулись в гончарню за тачкой, и брат обратился с просьбой к гончару, рассказав ситуацию. На счастье у того был заказ и нужен был месильщик. За шесть рупий в день он взял парня месильщиком, а Рамиз помогал брату подвозить глину, так как потребовалась лишняя арба. В углу двора высыпалась глина, и, сделав посередине углубление, Мушарраф наливал туда воду, а затем мял ногами, потихоньку подливая воды и подсыпая глины, пока масса не становилась однородной и похожей на тесто. После этого он кетменём отгребал глину и делал новый замес. Мятую мокрую глину накрывали циновками и оставляли так на время. После того, как второй замес убирался, его место занимал первый, и он снова тщательно мял и мял, пока глина не становилась, как пластилин, и не имела пор. После чего он тащил глину под навес, где орудовал сам хозяин. Он трогал глину руками и, если оставался, не доволен, гнал парня пинками домешивать, если же всё было, как надо, то приказывал оставить на столе. Между делом Мушаррафу приходилось рубить саксаул и выносить остатки глины и черепки от треснувших кувшинов и горшков. Не легко доставались ему эти шесть рупией в день. Непривычная работа очень утомляла, и к вечеру Мушарраф еле волочил ноги. Но по всему было видно, что хозяин им доволен. На один рупий Мушарраф покупал еды, которую отдавал приютившим его родственникам приятеля, остальные откладывал. К концу третьего дня, гончар не только выполнил заказ, но и наделал посуды с запасом. На радостях он дал парню ещё два рупия сверху. Утром им предстояло идти к «мордатому», но не хватало восьми рупий, чтобы набрать требуемую сумму. У брата Рамиза нашлось ещё три. Пришлось идти к «старшему». Как и во всех стихийных поселениях, у них тоже была своя «мэрия», которая негласно управляла жизнью поселка. Сюда обращались за защитой, помощью или поисками справедливости. Всё это здесь делалось быстро, но не безвозмездно. Ссудив, пять рупией, они должны были вернуть десять через неделю. Всё это ложилось на плечи брата Рамиза, потому что они уходили до конца сезона. Утром они пришли в лавку. Там, кроме хозяина, их ждал угрюмый суховатый мужчина. Он спросил, как их зовут, и всё ли они с собой взяли. Они показали деньги. Хозяин лавки взял из них по двадцать рупий и вручил им по холщевому мешку со странной пробкой сверху. К мешку были пришиты лямки наподобие сидора. Остальные деньги перекочевали в карман «угрюмого». Проводник жестом указал им следовать за ним, и они, простившись с братом, вышли. Пройдя ряды торговцев, они оказались на маленькой улочке, ведущей на запад от города. Там их поджидала арба с арбакешем. Молча уселись на арбу и тронулись в путь. Дорога шла вниз, и примерно через час стали появляться поля, сменившиеся рисовыми делянками. Проехав ещё час, они оказались в небольшом кишлаке. Здесь они слезли с арбы и, пройдя по проулку, вышли на окраину. Чувствовалось, что река где-то рядом. Тянуло свежестью. Пройдя между деками, они действительно вышли к реке. Здесь простиралась пойма, бесконечная, заросшая травой и камышом, изрезанная сетью рукавов. Двинулись вдоль реки вверх по течению. Чем дальше они уходили, тем безлюднее становилась местность. Наконец они вышли к месту, покрытому мелкими озерцами. Здесь проводник, наконец, заговорил. Он объяснил им, что здесь начинается нерестилище, сюда поднимается угорь раз в год, а затем он уйдёт в море. Поросшая травой местность, таила в себе большие опасности. Можно было провалиться в небольшие болотца, а комары, с заходом солнца, пожирают всех, кто там находится. Сюда полиция не ходит, но с началом сезона патрули рыскают вдоль берега и ловят всех, кто оказывается поблизости. Если поймают с угрём, посадят в тюрьму за браконьерство. Поэтому они будут жить здесь, среди болот, две недели или чуть больше. У них будет укрытие. Рано утром, пока реку покрывает туман, они будут ходить на отлов. Добычу будет забирать специальный человек, который и будет с ними рассчитываться. Если он узнает, что они ведут свою игру, их убьют.
После инструктажа он повёл их вглубь поймы. Через полчаса пути они оказались на небольшом бугре. Приподняв щит, проводник открыл вход в небольшое помещение, с метр высотой и метра два на два площадью. Стены и пол были выстланы матами, в углу стоял ящик. Они влезли внутрь. Угрюмый достал из ящика две коротких палки, напоминающие щипцы, и показал, как им ловить угря, после этого достал из своего мешка лепёшку, и ещё раз напомнив, что ловить надо только утром, когда их будет скрывать утренний туман, ушёл.
В ящике друзья обнаружили баночку мази от комаров. Это оказалось как нельзя, кстати, потому что эти вампиры начали, усилено жужжать в поисках добычи. Ночь прошла незаметно. От усталости спали крепко.
Проснувшись рано утром, они осторожно выбрались из своего укрытия. Над рекой стоял туман, и они не видели ничего дальше нескольких метров. Чтобы не заблудиться, они не стали закрывать вход в своё укрытие и решили далеко не уходить. Вооружившись орудием лова, они стали ждать. Светало, и видимость стала улучшаться. Вдруг Мушарраф услышал справа от себя лёгкое шуршание. В тот же миг он увидел что-то тёмное, быстро мелькнувшее в траве. Он бросился туда и увидел быстро уползающее что-то чёрное длинное тело угря. Прыгая, он тыкал своими щипцами, но угорь умудрялся ускользнуть. Мушарраф проваливался в болотистую почву, падал, но не упускал из виду свою жертву. В конце концов, он бросился вперёд и ухватил этот чёрный живой шланг руками. Угорь извивался, пытаясь вырваться, но парень держал его крепко. Он снял со спины мешок и, открыв пробку, затолкал угря туда. Заткнув отверстие пробкой, он принялся искать утерянную палку. Ему повезло, она воткнулась в землю и торчала над травой. Туман простоял ещё часа два, но поймать удалось ещё лишь одного угря. Но и это был не плохой улов. Рамизу повезло меньше, он поймал одного, да и то не крупного. До сумерек они сидели в своём укрытии. Слышали, как несколько раз вдали проезжали машины, но из укрытия не высовывались. Ночью пришёл человек, осмотрел добычу и отдал деньги. Мушаррафу досталось сто пятьдесят, а Рамизу сорок рупий. Три рупия пришелец забрал за лепёшку, миску холодного риса и маленький термос чая. Но они не возражали против такого грабежа. Молодые люди, изголодавшись за день, были рады любой еде, даже если за неё пришлось платить больше в втридорога нормальной цены. Следующий день принёс удачи меньше, но всё равно не пропал даром. Так потянулись дни жизни на пойме. Им пришлось купить ещё мази, так как атаки комаров не прекращались, и приходилось натираться несколько раз за день. В постоянной сырости он чуть не заболел, и посыльный принёс ему хинин, за который не преминул высчитать. Худо-бедно, дни шли и накопления росли. Чтобы не обижать, друг друга, они решили поделить деньги поровну, не взирая на то, кому удача улыбалась больше. Наконец пришли дни, когда угря не стало. После нескольких порожних ходок посыльный сказал, что пора уходить. Ночью они покинули стоянку и долго шли по мокрой траве. Наконец проводник вывел их на твёрдую землю. Кто-то рядом издал непонятный звук. Проводник резко остановился, и знаком показал им лечь. Так они пролежали минут двадцать, пока мимо них не прошла группа людей. Выждав ещё некоторое время, они поднялись и продолжили путь, пока не добрались до кишлака. Проводник привел их в какой-то двор и предложил им дождаться здесь утра. Он показал им сарай, в котором им суждено было провести остаток ночи, и ушёл в свою лачугу. Спать не хотелось. Пять тысяч рупий грели грудь, и ребята лежали, глядя в потолок и мечтая. Мушаррафу вдруг приспичило до ветру, и он тихонько вышел за сарай. Только он собрался сделать дело, как услышал осторожные шаги. Кто-то крался с внешней стороны дувала. Он осторожно вернулся обратно и, сделав знак молчать, позвал своего друга наружу. Едва они завернули за угол сарая, как услышали, как трое неизвестных спрыгнули во двор. Они затаились. Эти люди, крадучись, стали огибать сарай. Мушарраф подсадил Рамиза, и тот взобрался на дувал. Нагнувшись, он подтянул друга. Затем оба тихо, чтобы никто из пришельцев не заметил их, спустились вниз. За забором послышалась беготня. Видно, не найдя жертв, грабители метались по двору в их поисках. Парни не стали дожидаться, чем всё это кончится, и бросились наутёк.
Покинув кишлак, они ещё некоторое время бежали по дороге, пока окончательно не устали. На всякий случай, они свернули с дороги и, поднявшись вверх по склону, продолжили путь несколько в стороне. И, как оказалось, они не зря подстраховались. Обострённый слух уловил приближающийся топот. Они легли на землю и замерли. Внизу, по дороге кто-то пробежал. Они дождались, когда шаги затихли в темноте, и снова продолжили путь. Начинало светать. Силуэты начали приобретать более явственные очертания, и это было не в их пользу. Они упорно продвигались вперёд, стремясь быстрее добраться до города. Но они недооценили своих преследователей. Пробежав ещё с пару километров, те возвращались назад, но уже развернувшись в цепь. Один шёл ближе к реке, второй по дороге, а третий выше, по предгорью. Он то и заметил их. Ребята бросились бежать, стремясь вырваться вперёд, но тот, что шёл верхом, бросился им наперерез. Двое других, вынужденных подниматься вверх, заметно отставали.
Страх охватил всё существо Мушаррафа. Он понял, что эти люди их ограбят, и пощады от них ждать нельзя. Мужчина бежал на них, а они рвались вперёд. На какой-то миг приятели опередили преследователя, и тот оказался сзади. Мужчина держал в руках бамбуковую палку, и она заметно мешала ему бежать. Вдруг он остановился и бросил палку в спину Мушаррафу. Палка больно ударила его чуть выше лопаток, и, потеряв равновесие, парень упал наземь. Он разбил колени и локти, но вскочил и снова бросился бежать, но споткнулся и вновь упал. Он чувствовал, как преследователь пытается его схватить, но вырывался и вновь пытался вскочить на ноги. Наконец преследователь ухватил его за ногу и потянул к себе. Мушарраф перевернулся на спину и изо всех сил ударил его в лицо свободной ногой. Мужчина отпустил ногу и упал. Кровь хлынула из его носа. Мушарраф вскочил на ноги. Но второй преследователь уже замахнулся для нанесения удара. Он не мог потом объяснить себе, как он это сделал, но тело его метнулось в сторону и, сделав кувырок, он вновь оказался на ногах, но уже с камнем в руках. Палка просвистела рядом, и нападавший, по инерции, развернулся к нему в вполоборота. Мушарраф со всей силы бросил ему камень в лицо. Он так и упал, набок, рядом со своим подельником. Но Мушарраф уже мчался дальше, не оглядываясь назад. Кровь стучала в висках, во рту был какой-то медный вкус. Его начало мутить, дыхание стало прерывистым, он начал задыхаться. Больше он не мог бежать. Ноги стали, как ватные, и он упал.
Очнулся он оттого, что кто-то бил его по щекам. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним друга. Тот был несказанно рад, тому, что друг, наконец, очнулся. Лишь только Мушарраф смог встать на ноги, они продолжили путь. Третий преследователь не рискнул гнаться за ними, и, похоже, остался спасать своих пострадавших приятелей. Как бы там ни было, но они поспешили убраться подальше. Путь до города пешком оказался значительно длиннее, нежели на арбе, и до пригорода они добрались, когда уже почти стемнело. Пропетляв по закоулкам, они, наконец, добрались до жилища брата Рамиза. Там уже спали, поэтому они улеглись под навесом голодными.
Утром принялись осматривать раны. Мушарраф пострадал серьёзно. Колени, локти и кисти рук были ободраны и начали гноиться, ступни было разбиты о камни и распухли. Женщина поставила кипятить воду, а брат Рамиза отправился в город за лекарем. Через час он вернулся с каким-то худющим мужчиной. Тот молча осмотрел раны, глянул в глаза, пальцами оттягивая веки вниз, потрогал лоб. Мушаррафа знобило. Лекарь всыпал ему в рот хинин и дал запить. После этого он начал мочить тряпки в кипяток и прикладывать их к ранам, пока корки из грязи, смешанной с кровью и гноем, не отмокли. Он соскабливал их, вытирал раны и мазал какой-то мазью. Сначала раны жгло, а потом становилось тепло, только пульс некоторое время стучал в ранах. Лекарь провозился с больным около часа и, закончив, что-то долго объяснял брату и его жене, показывая какие-то склянки и пачки. После этого он ушёл, а Мушарраф уснул и проснулся лишь под вечер. У него был жар. Женщина всыпала ему в рот хинина и дала запить. Горечь была не переносимой, и Мушаррафа чуть не вырвало. После этого женщина промыла ему раны и смазала мазью. Потом его накормили рисовым отваром, и он вновь уснул.
Неделю пробыл он у брата Рамиза, пока не встал на ноги. Пришло время прощаться. Поблагодарив хозяев, Мушарраф потребовал счёт. Он намеревался оплатить свё лечение и тот долг, который взял на себя этот добрый человек. Начались долгие пререкания, брат совсем не хотел брать сумму, которую давал Мушарраф, возвращая часть денег назад. В конце концов, он вернул им деньги за лечение и половину долга. Отдав двести рупий, он остался, удовлетворён и, простившись со всеми, отправился домой. Рамиз проводил его почти через весь город, опасаясь, что он или заблудится, или попадет под машину. Прощаясь, друг с другом, они решили, что на следующий год вновь встретятся в порту. Родители уже и не рассчитывали, что он вернётся, и все были неописуемо рады его возвращению. Дела у них совсем были плохи. Один, отец не мог прокормить семью, а те запасы, что он отдал им, они постепенно истратили. Когда же он показал им деньги, мать чуть не упала в обморок, она никогда столько не видела. Все принялись обсуждать, как они будут жить дальше, но Мушарраф быстро пресёк их разбушевавшуюся фантазию. Он сказал, что они будут жить, как жили, и ни на рупий лучше. Но Халил пойдёт учиться на резчика по кости. Когда он выучится, он купит ему инструмент, и Халил будет делать сувениры. Это будет его кусок хлеба, не может же он всю жизнь кушать из рук отца. По сто рупий он даёт каждой сестре, чтобы не понукали ими женихи. Как потратить остальные деньги, он пока не решил, а потому отложит.
Отец слушал сына и поражался мудрости его суждений и открытости души. Сын не думал о своих желаниях, он, как хозяин, мудро распоряжался добром. Если бы у них была лодка, они бы ловили хорошую рыбу, но самая утлая лодчонка стоит тысяч шесть или семь, а ещё снасть и разрешение на лов. Нет, им не осилить лодку, думал старик.
И они вновь принялись бродить с бреднем меж скал. Правда, Мушарраф где-то высмотрел, как ловят с помощью маски и подводного ружья. Он где-то умудрился купить снаряжение за пятьсот рупий. После всех расходов у них осталась тысяча рупий, и они спрятали их в своей лачуге, которую они расширили на метр. Мушарраф ходил на подводную ловлю после их совместной ловли бреднем и ловлей крабов. Иногда ему удавалось поймать большие рыбы, которые они тут же тащили на базар. Это давало неплохой доход, и рацион их заметно улучшился. Но охотиться в одиночку было опасно, потому что подводные течения могли унести увлечённого охотника в открытое море, и тогда прощай любимый берег навсегда. Нужен был страховщик, который бы в такой ситуации мог придти на помощь. Обычно это делалось так: человек, подвязавшись капроновым шнуром, вплавь догонял уносимого течением, а потом они вместе подтягивались по этому шнуру к берегу. Отец был уже слаб и вряд ли смог бы спасти сына, если вдруг тот попадёт в беду. Те, кто этим занимался, охотились группами, и у них были специальные люди с лебёдкой. Один цеплял к поясу трос и плыл на помощь утопающему. Когда же он его догонял, то тот, кто оставался на берегу тянул их лебёдкой к берегу. Им же всё это было не по силам, а потому охотились они осторожно, стараясь не заплывать далеко.
3.
Наступила осень, а за ней пришла зима, и они с отцом подались в порт. Халил продолжал учиться. Он уже делал самостоятельно разные поделки, но это ещё были работы дилетанта, не отличающиеся тонкостью и изыском, как работы мастеров резьбы по ракушке. Те на небольшой площади круглых ракушек создавали целые картины, причем линии были тонкими и ровными и поверхности отполированы до безупречного блеска. Пока Халилу ещё только предстояло всему этому научиться. Но всё же кое-какие поделки его производства им удалось выменять у матросов на солярку. В этот сезон им везло больше, чем в прошлом, может быть потому, что они выглядели лучше своих товарищей, ведь этот год они питались лучше, чем раньше. А упитанных и крепких работников брали охотнее. Им даже удалось немного денег отложить про запас. Зима подходила к концу, а Рамиз не появлялся, и это обстоятельство волновало парня, ведь он уже замыслил вновь идти на угря. Но однажды Рамиз появился. Почти год Мушарраф не видел друга и поразился переменам в нём. Это уже был юноша с пушком на щеках и нотками баса в голосе. Он пришёл вечером на место ночлега, и у них было много времени рассказать друг другу о себе. Рамиз тоже потратил деньги с умом. Он купил брату ишака, и теперь брат не только возил глину, но и занимался подвозом товара на рынок, возил саман и овощи с полей. В общем, ишачок трудился исправно, кормя семью, а они работали, чтобы накормить ишака. Вот только закончили заготовку сена. Рамиз поделился с другом, что хочет заняться продажей овощей, но для этого ему надо купить тележку, место на базаре и иметь немного денег на покупку самих овощей. Как ни крути, нужны хорошие деньги, и он готов был снова рискнуть. Мушарраф имел работу в порту и хотел её закончить, тем более что у них ещё было время до начала сезона. Рамиз не возражал, и они пробыли в порту ещё четыре дня. После чего простились с отцом и отправились на другой конец города. Мушарраф уже привык к толчее и шуму большого города и чувствовал себя более уверенно. К вечеру они уже были на другом конце города и прежде чем идти в пещеры, заглянули на базар и купили гостинцев детям. Вся семья брата с радостью их встречала. Дети были в восторге от гостинцев, и Мушаррафу долго пришлось рассказывать о себе за пиалой чая. На следующий день они отправились вербоваться. Всё было так же, как в прошлый раз, только теперь вместо мешков они приобрели две хорошие бамбуковые трости и нож. Сезон начался удачно, и они быстро собрали приличную сумму. Чтобы уменьшить риски, они разделили деньги на три части. По одной части они носили при себе, а третью часть прятали в укрытии. Посыльный был тот же, что и в прошлом году, и они попытались расспросить его о том, что он слышал о происшествии с ними, но тот как-то неохотно отвечал, пробормотав лишь, что ничего толком не знает. Исходя из этого, они решили, что здесь не обошлось без его участия, и держали с ним ухо востро. Всё шло неплохо и без приключений. Приближался конец сезона, и угря становилось всё меньше и меньше. Они уже начали подумывать о том, чтобы свернуться.
В один из таких дней, Мушарраф вышел на охоту и сразу поймал трёх крупных угрей. Вдохновлённый успехом, он не заметил, как туман рассеялся, и он оказался вблизи берега, как раз напротив патруля. Первой мыслью Мушаррафа было бежать, но окрик и короткая очередь, заставили его переменить планы. Его заставили выйти на берег и скрутили. Быстро обыскали, после чего все накопления Мушаррафа перекочевали в карман начальника. Затем его принялись бить бамбуковыми палками по спине, кистям рук и пяткам, требуя показать укрытие и выдать сообщников, но Мушарраф твердил, что он один и у него нет никакого укрытия. Его били, пока он не потерял сознание. Очнулся он в кузове джипа. Его привезли в участок и закрыли в камеру. На следующий день пришёл человек и начал задавать ему те же вопросы, но не бил его, а всё записывал. Потом заставил его поставить отпечаток пальца под написанным в протоколе.
4.
Дней через пять Мушаррафа отвезли на суд. Судья зачитал обвинение и решение. Получалось, что он поймал одного угря, но всё равно ему дали год. Через неделю его, вместе с другими бедолагами, загрузили в грузовик и повезли на север, в Джайпур. Здесь добывали мрамор. Им предстояло подбирать куски мрамора, остающиеся после механизированной выработки. Техника вырезала большие глыбы мрамора, из которых вырезали плиты. После выработки оставалось большое количество мелких кусков, которые шли на производство мраморной крошки. Эту работу выполняли заключенные. Их поселили в барак, предварительно переодев и выдав тюфяки с соломой. Вдоль стен барака располагались три яруса нар. Народу было много, и Мушарраф кое-как нашёл себе место на третьем ярусе. Здесь было жарко и воняло человеческими испарениями, к тому же, было тесно. По началу жара и непривычный труд выматывали парня так, что он буквально вылился с ног. Но постепенно он вошёл в колею и уже не засыпал после ужина. В основном здесь сидели за мелкие кражи и долги, но были и такие, которые явно сидели не в первый раз. Они вели себя нагло, занимали лучшие места и забирали лучшие куски, но никто им не перечил. Но были здесь ещё двое, которые вели себя с каким-то спокойным достоинством, ни во что не вмешивались, никого не задирали, но даже охранники не решались это их достоинство ущемлять. Они никого не трогали, но и их никто не решался задевать. Однажды к Мушаррафу подошёл неприятный тип и сказал ему, что его зовут. Неприятный холодок закрался в душу, но парень встал и поплёлся за ним. В дальнем углу барака возлежали уголовники. Перед ними стоял кумган с чаем и пиалы. Оглядев его, один из рецидивистов сказал, что сегодня пятница, и время для мусульман совокупиться с женщиной. Сегодня женщиной предстоит быть ему. На миг Мушарраф оцепенел, и двое заключённых, схватив его за руки, положили грудью на нары. Третий встал и, подойдя к нему сзади, стянул с него штаны. Его крепко держали за руки, не давая шевельнуться. Мужчина похлопал его по ягодицам и принялся, не спеша, расстегивать шаровары. Он отпустил какую-то сальную шутку, и все остальные заржали. В этот момент Мушарраф изловчился и лягнул его ногой в пах. Мужчина, скорчившись, упал на колени. Мушарраф ещё раз ударил его в лицо ногой. Державшие его заключённые, опешив от случившегося, несколько ослабили хватку, и он вырвал одну руку, но вторую вновь крепко схватили и начали скручивать. В свободную руку ему попался кумган и Мушарраф со всей силы огрел наседавшего по лицу. Горячий чай выплеснулся ему на руку и в лицо нападавшего. Он отпустил руку Мушаррафа и схватился за лицо, а Мушарраф в ярости бил его по голове кумганом, пока сам не получил удар в ухо. Он свалился с нар на пол и увидел ногу, летящую ему в лицо. На какую-то долю секунды он опередил её и увернулся от удара. Нога пролетела выше, а он вскочил на ноги, увлекая эту ногу на своём плече вверх. Противник с грохотом упал на спину, и Мушарраф, как кошка, прыгнул ему на грудь, нанося удары кулаком в лицо. Он чувствовал, что жизни его угрожает опасность и, не зная, как защититься от этой опасности, бил, что было сил, не давая противнику подняться. Бил всем, чем придётся, и куда попало. Прибежала охрана, его схватили и уволокли в зиндан.
Десять суток провёл он в зиндане на хлебе и воде. Когда же его выпустили, и он вернулся в барак, то был встречен сокамерниками, как обречённый. События не заставили себя долго ждать. Какой-то хмырь тут же, как бы случайно, подставил ему ногу, и он, споткнувшись, упал на пол. Хмырь явно провоцировал конфликт, но Мушарраф поднялся и залез на своё место. Принесли ужин, Мушарраф слез и, получив свою порцию похлёбки, хотел уже было пристроиться, чтобы поесть, как кто-то выбил у него из рук миску. Горячая похлебка вылилась на колени. Мушарраф вскочил, корчась от боли, и ярость вновь охватила его. Он ударил обидчика миской по голове . Началась потасовка, перевес в которой был не на стороне парня. Его свалили и начали бить ногами, но охранники не появлялись. Изловчившись, Мушарраф ухватил за пятки одного, и тот грохнулся на пол. Несколько ударов по инерции досталось и упавшему. Этого хватило, чтобы Мушарраф успел отскочить в сторону и нанести несколько ударов нападавшим заключённым. Ещё один упал на пол, но Мушаррафа снова сбили с ног, и удары посыпались со всех сторон.
Вдруг нападавшие стали разбегаться. Всё, что успел увидеть Мушарраф, это то, как двое спокойных мужчин, как жнецы траву, уложили нападавших возле себя. Прибежала охрана. Их вытащили из барака и облили водой. Но никого никуда не увели. Отсидевшись, они вернулись в барак. Там было тихо и спокойно, все занимались своими делами, как будто ничего не произошло. Мушарраф еле волочил ноги, всё тело болело от побоев. Один из суровых мужчин сделал ему знак подойти и, когда Мушарраф приблизился, сказал:
– Не бойся, тебя больше никто не тронет. Как тебя зовут?
– Мушарраф.
– Откуда ты, Мушарраф, и как сюда попал? Присаживайся и расскажи нам подробно.
Мушарраф рассказал им всё о себе, и о том, как здесь оказался.
– Нелёгкая у тебя жизнь, Мушарраф, и попал ты сюда потому, что жизнь твоя не лёгкая. Ты отчаянный парень, и это мне нравится, но ты один и потому любой тебя обидит. Вот ты говорил, что тебя били, чтобы ты сознался и выдал, где прячется твой друг. Почему ты его не выдал?
– Он мой друг.
– А ты хочешь быть моим другом?
– Я вас не знаю, но вижу, что все вас бояться. Вы заступились за меня, и я вам благодарен. Но дружат не по желанию, а по духу, по велению Аллаха.
– Ты оказывается ещё и мудрец. Меня зовут Эльдар, его Абдул. Придёт время, ты будешь знать о нас всё, а сейчас реши, примешь ли ты нашу дружбу?
– Я принимаю, – ответил Мушарраф и протянул ему руки.
Он вдруг почувствовал симпатию к этому суровому человеку, то ли оттого, что нашёл в его лице защитника, то ли потому, что он был ему симпатичен, Мушарраф объяснить не мог. Они пожали руки друг другу, и с этого момента жизнь Мушаррафа потекла в другом направлении. Он переместился с верхнего яруса вниз, хоть и продолжал работать, как и раньше, но у него появилось больше свободного времени. Его новые друзья посвящали это время беседам на разные темы. Теперь перед юношей появлялись вопросы, на которые он пытался найти ответы, и чем больше он находил ответов, тем больше появлялось новых вопросов. Он не был истым мусульманином, ему просто некогда было исполнять все суры и искать их толкование. Он даже об этом не задумывался. Теперь же несправедливость мира всё отчетливее проявлялась в его сознании, поднимая бурю в душе. И он стал ревностно учить то, чему учили его эти два уравновешенных человека. Так незаметно прошли полгода. Он уже многое понял, но ещё многое ему предстояло понять, он уже чётко понимал, что есть мир неверных, которое посылают беды на них, мусульман. Но и в мире мусульман есть много таких, которые служат неверным и едят крохи с их грязных рук. Что есть воины, которые несут знамя ислама и борются с неверными, стремясь изгнать их с родной земли.
Подходило время прощаться. Его учителя должны были скоро выйти на свободу. Мушарраф опасался, что уголовники отыграются на нём после их ухода, но Эльдар успокоил его, пообещав, что и на свободе он напомнит им о себе. Наступило время прощаться. Эльдар, прощаясь, протянул ему руку, спросив при этом, хочет ли он найти его и присоединиться к ним. Получив согласие, рассказал, как искать его. Если же Мушарраф хочет вступить в борьбу за ислам, то по освобождении пусть идет в Джайпур. Там есть базар. Пусть спросит Фарраха. Фаррах сведёт его с ними. Они простились, и Мушарраф остался один.
Действительно, его больше никто не трогал, и даже несколько побаивались. Вскоре его перевели на транспортёр. Эта работа не требовала большой отдачи физических сил. В его обязанности входило осматривать ленту, смазывать ролики и следить за тем, чтобы в дробилке не образовывался затор. Работа эта считалась хорошей и поднимала его социальный статус.
5.
Пришло время выходить на свободу. Мушаррафу не трудно было сделать выбор. Его жизнь до сих пор не приносила ему радости и в ближайшей перспективе вряд ли изменится к лучшему, а потому он готов был идти за такими, как Эльдар. Не долго думая, он отправился в Джайпур. Это был маленький городок, больше напоминающий большой кишлак. Здесь в основном занимались мрамором. Статуэтки, сувениры, перила и ограды, это не полный перечень того, что делали местные умельцы. Базар здесь был один и не очень большой. Он без труда нашел Фарраха и представился. Тот принял его радушно, как почётного гостя, накормил ужином и уложил спать. Утром боча с арбой повёз его из города. Два дня они тряслись по горным дорогам, пока не вышли к Инду. Могучая река с шумом несла свои воды внизу. Здесь в небольшом кишлаке они подъехали к одной мазанке и спешились. Боча постучался, и выглянувший из двери мужчина пригласил их войти. Боча пригласил войти Мушаррафа, а сам тронулся в обратный путь. Мушаррафа хорошо покормили и постелили под навесом, чтобы он мог отдохнуть. К вечеру пришла машина, и Мушаррафа отправили с ней. Через день он уже был в Фейсалабаде, где его встречал Эльдар. Они обнялись, и Эльдар повёл его в своё жилище. Это был не очень большой дом с небольшим двором, окруженным высоким дувалом. За добрым ужином с пловом и фруктами разговор зашёл о деле.
– Означает ли твой приезд то, что ты решил посвятить свою жизнь священной борьбе во имя ислама, друг мой?
– Именно такое решение я принял, Эльдар.
– Это отрадно, мой юный друг. Мне думается, что из тебя выйдет хороший воин. Но что-то печалит тебя, откройся, какие чёрные мысли гнетут тебя?
– Я не видел год своих родных. Я не знаю, живы ли мой отец и моя мать. Что сталось с моим братом и сёстрами? Это беспокоит меня. Да и они мучаются неизвестностью, жив ли я.
– В твоих словах я слышу слова мужчины. Позаботиться о родителях – обязанность мусульманина. Если ты согласен стать воином Аллаха, то можешь навестить своих родителей. У нас есть время, а врагов на всех хватит. И если ты чуть позже начнёшь свой джихад, большого греха не будет. Скоро наши люди поедут в Хайдарабад, и ты поедешь с ними. Оттуда тебя переправят в Карачи. Но долго там не задерживайся, тебе предстоит много учиться.
После этого они поговорили о других вещах, и хозяин пригласил гостя ко сну. Через два дня Мушарраф уже ехал домой. Дорога оказалась приятной. Он сидел на крыше грузовика и смотрел, как лента асфальта исчезает под колёсами. Дорога до Хайдарабада заняла два дня. Ночью они стояли на стоянках. В Хайдарабаде он помог выгрузить автомобиль, после чего они поставили автомобиль на постоялом дворе и там же заночевали. Утром пришёл какой-то человек и проводил Мушаррафа на какой-то склад. Здесь его уже ждал другой автомобиль, который и повёз его в Карачи. К вечеру они уже объезжали город. На место подъехали, когда стало уже темно. Они поплутали по каким-то закоулкам и въехали в небольшой двор. Откуда-то, как из-под земли, возникли люди и приступили к выгрузке. Они быстро таскали тюки и ящики, причём все эти ящики относили в определённой последовательности и в разных направлениях. Мушарраф был удивлен такой оперативности, но ни о чём не стал спрашивать. Его проводили к хозяину. Это был невысокий, худощавый мужчина, с открытым, волевым лицом. Он объяснил Мушаррафу, что они завтра будут грузиться и ночью тронутся в обратный путь. Эльдар просил его не задерживаться и вернуться с ними. Ещё он просил передать ему пакет. Мушарраф принял пакет и развернул его. Там была тысяча рупий и записка от Эльдара, в ней он просил принять подарок для его родителей. Слёзы умиления потекли из глаз юноши. Никто и никогда ещё не заботился ни о нём, ни о его семье. Мушарраф решительно настроился идти домой, но хозяин его отговорил. Он предупредил, что по ночам здесь много грабителей, и ходить в одиночку опасно. Он пообещал разбудить его с рассветом и проводить до порта. Оказалось, что они находились недалеко от порта.
Хозяин спросил его, где он живет, и когда узнал, сокрушённо покачал головой. Рано утром, только небо начало сереть, он помчался домой, и через час уже подходил к лагерю. Он был приятно удивлён, когда не обнаружил своей хижины на месте, и соседи сказали, что старик перебрался ближе к морю. Когда он нашёл новую хибару отца, обитатели её только проснулись и готовились к завтраку. Отец был ошеломлён, и только похлопывал его по плечу, мать кинулась причитать и плакать. Сестры бегали кругами, не зная, как себя вести. Наконец все успокоились и накрыли на стол. Все ждали его рассказа, о том, что с ним приключилось за год. Мушарраф принялся рассказывать. Его много раз переспрашивали, вздыхали и охали. Когда же он закончил и объявил им, что уходит, мать вновь принялась плакать. Отец заметно загрустил, но не стал перечить сыну. Мушарраф протянул ему деньги и просил принять подарок от его друга. Это приободрило старика. Теперь пришло время ему рассказать о том, как они жили здесь без него. После того, как его схватили, его друг спрятался в камышах и ночью ушёл в город, бросив улов. Он добрался до них и рассказал о том, что случилось. Потом он появился ещё раз и принёс деньги. На них отец сумел купить себе лодку, правда, старую, но теперь он ловил рыбу в море и улов носил уже на большой базар. Он переехал ближе к морю и взял себе в помощники сына одного из родственников. Халил доучился и работает в мастерской. Мастерская правда не его, но хозяин доволен им и платит не плохо. Он там же и живёт, копит деньги на калым и ещё хочет купить себе инструмент, чтобы работать самостоятельно. Иногда они находят кораллы и ракушки, которые передают Халилу. Мушарраф рассказал им о мраморе и предложил, что, если удастся подкопить денег, брату было бы выгодно заняться обработкой мрамора. Пока они завтракали, позвали Халила, и братья долго обнимались.
День пролетел незаметно, и настала пора прощаться. Опять мать начала плакать и причитать. Мушарраф обнялся с отцом и братом, поцеловал сестёр и мать, и пошёл обратно. То, что дома всё было хорошо, его успокоило и придало уверенности в себе. Он готов был посвятить себя борьбе. Вскоре он уже был в Файзалабаде. Эльдар встретил его радушно, дав передохнуть день, отправился с ним в Танн. Там, в горах, находился лагерь. Лагерь этот был так замаскирован, что Мушарраф и не заметил бы его, если бы Эльдар не объявил, что они прибыли. В узкой расщелине меж скал имелся узкий проход, скорее даже лаз, проникнув в который, они попали в пещеру. Пещера тянулась вглубь скалы и, чтобы пробираться дальше, им пришлось включить фонарь. Пройдя минут пятнадцать, они попали в большой зал, освещавшийся сквозь несколько отверстий вверху. В стенах пещеры виднелись десятки крохотных келий. Они были пусты. Откуда-то из темноты появилась фигура, которая приблизилась к ним, и в его облике Мушарраф признал Абдулла.
– С этого дня твоим отцом, братом и учителем будет Абдулл. Тебе предстоит многому научиться и многое понять. Лучшего места, чем это, никому не найти. А я с вашего позволения вынужден вернуться, дела.
И, распрощавшись, Эльдар скрылся в темноте.
6.
Началась новая для Мушаррафа жизнь, строго очерченная распорядком. С раннего утра он читал суры из Корана, слушал уроки философии. Но кроме этого он занимался бегом и физическими упражнениями. Его учили владеть ножом, дубинкой, он изучал рукопашный бой и подрывное дело. Лишь стрелять ему пока не приходилось. В пещере вместе с ним жило человек тридцать курсантов и пять учителей, которые преподавали каждый свой предмет. От долгих физических нагрузок и хорошего питания он окреп и приобрёл гибкость. Через полгода занятий он уже хорошо владел приёмами ближнего боя, разбирался в основах Корана и мог преодолевать большие расстояния бегом. Занятия подходили к концу, и им объявили, что скоро предстоят экзамены. В чём они заключались, никто не знал, и когда они будут тоже. В один прекрасный день они вышли на пробежку, но, когда пробежали километра три, на них напали вооруженные люди. Это было так внезапно, что многие не смогли оказать сопротивления. Но Мушарраф успел отскочить назад и теперь оказался один против трёх вооруженных дубинками и ножами людей. В руках у него не было ничего, и бежать ему было уже поздно. Мушарраф понял, что сейчас ему надо отделять противников друг от друга и атаковать их по одному. Он сделал несколько прыжков в сторону, и когда противники кинулись за ним, резко бросился назад. Один из нападавших успел развернуться и погнался за ним. И вот, когда он уже готов был огреть, его палкой, Мушарраф резко присел и закрыл голову руками. Нападающий, споткнувшись об него, по инерции перевернулся в воздухе и растянулся на земле. Через мгновение Мушарраф нанёс ему удар в голову и завладел палкой. Теперь он был вооружен и мог увереннее вести бой. Он кинулся на двух скучившихся противников и, повернув вправо в самый последний момент, нанёс одному из них удар палкой по ногам. Мужчина взвыл от боли и, упав, стал кататься по земле. Мушарраф сделал несколько прыжков в разных направлениях и сбил с ног третьего ударом палки в грудь. Поверженные противники ещё пытались подняться, но, получив ещё несколько ударов, отказались от сопротивления. Мушарраф огляделся и бросился на помощь товарищам. В схватке ему нанесли несколько ударов ножом, но раны были поверхностными и не причинили ему большого вреда. Несколько выстрелов, раздавшихся сверху, остановили бой. Сверху к ним спускался Абдулл. Он вывел нескольких человек. Среди них был и Мушарраф.
– Вы прошли испытания, и завтра вас переведут в другую школу, а сейчас возвращайтесь в лагерь.
Утром они, в сопровождении какого-то человека, отправились в путь. После дня пути, они вышли на маленький кишлак, которого и на картах то не было. Там их поджидал автомобиль неизвестного происхождения. Похоже, что он был собран из деталей, которые хоть мало-мальски подходили друг другу. Вместо кабины стояла деревянная будка с балкончиком на крыше. На нём-то они и продолжили путь. Не взирая на ненадёжный вид, драндулет уверенно двигался вперёд, с лёгкостью забираясь на кручи. К вечеру они прибыли в небольшой кишлак, где их встречал Эльдар. Грузовичок, разгрузившись, скрылся, а их проводили в один из домов на ночлег. Не смотря на убогость снаружи, дом оказался не бедным. На полу лежали ковры, и был накрыт достархан. Ужин тоже был сытным, и после последней чашки чая, Эльдар предложил всем лечь спать, так как завтра им предстоял долгий и трудный путь. Ещё до рассвета их подняли, и они тронулись в путь. Они двигались в горы по едва заметным тропам. Как и предупредил Эльдар, путь оказался трудным. Крутые подъёмы сменялись такими же крутыми спусками. Солнце припекало так, что пот катил с них градом. Камни местами были мокрыми от проступавшей из земли влаги, и надо было быть крайне осторожным, чтобы не поскользнуться и не полететь вниз. К вечеру они вышли к небольшому ущелью. Здесь, возле небольшого ручья, они сделали привал. Из кустов и засохшей травы соорудили костёр и отварили немного риса и чай. Поужинав, легли спать. Дневная жара быстро сменялась суровым ночным холодом. Мушарраф укрылся с головой пледом, но к середине ночи это уже не помогало. Проворочавшись с час, он всё же уснул, но через час их разбудил Эльдар. Кружка чая немного согрела, но ноги задеревенели, и их пришлось разминать и растирать, чтобы они начали работать. Было ещё темно, но как только они поднялись на вершину, солнечный свет ослепил их. Солнце уже поднималось над горной грядой, освещая их вершины. Утренняя прохлада бодрила, и идти было приятно. Чем выше поднималось светило, тем сильнее спина ощущала его тепло. К полудню, когда тепло уже переросло в зной, они поднялись на очередную гряду, с которой открывался вид на долину, скрывающуюся за расщелинами скал. Здесь чувствовалось присутствие человека. Множество тропинок пересекали её вдоль и поперёк. Но это было единственным признаком, говорившим о присутствии человека. Начали спускаться, и только внизу Мушарраф увидел сооружения, скрытые маскировочной сеткой. Это был военный лагерь, со всеми своими атрибутами и структурами. Их остановил невесть откуда взявшийся патруль, но, получив ответ на пароль, их проводили к начальству. Под навесом из маскировочной сети сидели трое, с которыми поздоровался Эльдар и представил своих спутников. Он протянул им бумаги, и один из сидящих называл их по именам и внимательно осматривал, после чего дочитывал написанное и переходил к следующему. Закончив осмотр, он вызвал посыльного и отдал распоряжения.
– Я прочитал ваши личные дела и рекомендации и надеюсь, что вы их оправдаете здесь. Сразу скажу, что здесь вам будет не легко, но воин ислама не должен бояться трудностей и опасностей. Он даже не должен бояться смерти, если эту смерть примет в священной борьбе. Трудности только укрепляют дух и усиливают веру. А вера и дух – это наше знамя, это наша сила. Сейчас вас проводят в подразделение. Вашим командиром будет Селим, – один из сидящих поднялся, и сделал небольшой поклон. – Он всё вам покажет и объяснит. Сейчас он вам покажет ваше место и проводит на обед, а с завтрашнего дня вы приступите к занятиям. Отдыхайте.
С этими словами он дал знак Селиму, и тот повёл их в своё подразделение. Казарма их представляла отрытое в склоне горы укрытие, вход в которое маскировал навес из маскировочной сети. Стены были отделаны ящиками от боеприпасов. Вдоль стен располагались нары с соломенными тюфяками, укрытыми одеялами. Перед нарами имелся ящик для личных вещей и скамейка. Укрытие было рассчитано на десять человек, так что они как раз все там и разместились. Уложив вещи, они пошли на кухню, где получили порцию шурпы и большой кусок свежей лепёшки.
"Кормят не плохо", – отметил про себя Мушарраф. После обеда их проводили во что-то, похожее на душ. Это было сооружение из камышовых матов, в который подвели несколько шлангов с кранами. Чуть выше стоял бак. Вода в него поступала прямотоком из ручья. Ручей этот был источником водоснабжения всего лагеря. Вода в баке успела прогреться за день, и мыться было приятно, тем более что они этого не делали уже давно. Эльдар пробыл в лагере до утра. Всё это время он провёл с начальником, о чём-то беседуя и читая какие-то бумаги. Так что у Мушаррафа не было возможности поговорить с другом. Но утром Эльдар всё же нашёл его и попрощался, пообещав, что они скоро увидятся.
7.
Началась учёба. Она сильно отличалась от той, что была у них раньше. Он учился читать и писать, его заставляли учить не только арабский шрифт, но английский и русский. Они бегали по пятнадцать километров. Ползали и бегали на четвереньках, окапывались и маскировались, варили, можно сказать, "суп из топора" и стреляли, чуть ли не из пальца. Он узнал, что такое компас и топографическая карта. Его научили стрельбе из всех видов стрелкового оружия и миномётов. Он учил устройство машин и учился вождению, он скакал на лошади и водил верблюда. Иногда появлялся Эльдар и проводил экзамены по всем этим предметам, и всегда оставался, доволен Мушаррафом. Оставалось ещё полгода обучения, и самый трудный предмет – подрывное дело. Здесь, в лагере, он узнал о мире больше, чем тогда, когда жил на воле. Кроме изучения Корана, они ещё получали политическую информацию. В них ковали патологическую ненависть к западному миру. Здесь он узнал о том, что Нидерланды ушли под воду. Он никогда не видел этих людей и даже не знал, где эта страна, но он был уверен, что эта кара Аллаха, которая обрушилась на головы неверных, за их разврат. И он искренне был рад этому. Здесь он познал, что неверные стремятся поработить их, истинных мусульман, и сеют зло и разврат в их стране. Что власть продалась им и угнетает свой народ за то, что неверные им платят и помогают удерживать власть. И все беды, которые несёт он и его семья – от неверных. Постепенно решимость Мушаррафа укреплялась, и он был полон решимости вести борьбу и даже погибнуть во имя Аллаха. Теперь это был уже не худенький безграмотный парень, это был сильный и ловкий молодой человек, умелый, но пока ещё не опытный боец, уверенный в правоте дела, которому себя посвятил.
Наконец настал день, когда надо было показать всё свое умение, но каков будет экзамен, ещё никто не знал. Однажды в лагере появился Эльдар, он долго беседовал с начальником и с Селимом. Наконец Селим, построил своё подразделение и поделил его на три группы. Эльдар встал перед строем и зачитал приказ.
– Друзья мои, – начал он, – Великие воины Аллаха! Пришло время на деле показать свою решимость и вступить в схватку с врагом. Мы долго учили вас быть воинами. Я уверен, что научили вас многому, но воин становится воином только в бою. Только убивший врага, может сказать честно: «Я – воин». И сегодня вы пойдёте в бой и победите врага. Мы сделали всё, чтобы обеспечить вам победу, вам же предстоит победить. Сегодня наши ряды ещё редки, но это лучшие люди страны. Вы – наша смена, и я думаю, что и наша гордость. Сегодня вы отправляетесь в бой с кяфирами, но в другой стране. Это будет репетиция перед великой схваткой. Вам предстоит проникнуть в Кандагар и произвести диверсию на объекте. Пойдёте тремя группами с разных направлений. Точную задачу получат командиры групп.
8.
Эльдар назвал фамилии командиров. Мушарраф был одним из них. После того, как подразделение распустили, Эльдар собрал командиров в штабе и каждому в отдельности поставил задачи. Получив карту, Мушарраф отправился в казарму и приступил к подготовке. Он получил трёх мулов и снаряжение. Получил оружие и боеприпасы, рацию и позывные, продукты и медицинские препараты. Всё это они уложили в тюки. Поужинав, они легли спать и на рассвете тронулись в путь. У них был самый длинный маршрут. Им предстояло зайти в город с юго-запада. Точнее, не в сам город, их целью был аэропорт. Их задачей было атаковать транспортные самолёты или вертолёты. После завершения операции они должны были уйти в город и оттуда в горы. Вся сложность заключалась в том, что аэропорт располагался на ровной, как тарелка, равнине, где практически не было естественных укрытий. Четверо суток они пробирались по горным тропам, пока не вышли к конечной точке своего маршрута. Мушарраф стоял на вершине горы, а внизу простирался древний город. Он достал бинокль и стал осматривать местность. Узкие улочки выходили к предгорью. Их было настолько много, что затеряться в них не составляло труда. Но это не входило в планы его группы. Они должны были выйти к аэропорту. Мушарраф понимал, что их караван довольно приметен, а потому думать о том, что они беспрепятственно подберутся к аэропорту, было бесполезно. Внимательно осмотрев местность, он повернул группу назад и, пройдя километра четыре, повернул на восток. Теперь они должны были выйти к аэропорту с юга. Сделав привязку к местности, он определил, что они удалены от объекта примерно на семь километров. Выбрав самое неудобное для ходьбы место, он сделал привал. То, что местность была не пригодна для прохождения даже вьючным животным, гарантировало, что на них никто случайно не наткнётся. Развьючив животных, они установили маскировочную сеть, укрыв ею лощину. Теперь, даже глядя с соседней вершины, было не легко заметить их присутствие. Укрыв животных и имущество, они приступили к оборудованию лагеря. Сначала они вырыли несколько щелей, куда были уложены оружие и боеприпасы. Землю вынесли и разбросали за соседними холмами. Прикрыв входные отверстия камнями, они так замаскировали их, что найти что-либо было практически невозможно. После этого были спрятаны мешки с одеждой и снаряжением. Теперь, одетые в обычную одежду пуштунов, они могли сойти за мелких торговцев, идущих в Пакистан за товаром.
Рано утром он отправился в город и купил несколько вязанок дров. Навьючив это на ишаков, он вышел на дорогу и направился в сторону аэропорта. Не спеша, он добрался до первого КПП. Это была техническая зона. Два ряда колючей проволоки, ров и речка отделяли склады от внешнего мира. На КПП изнывали от жары трое солдат. Они постоянно прикладывались к фляжкам, и пот катил с них ручьем. Напротив КПП располагался духан. Старый духанщик выложил все товары и, скучая, поджидал покупателей. Туда и свернул Мушарраф. Привязав ишаков, он расположился под навесом. Попросил чая, и когда хозяин принёс чайник и пиалу, пригласил его составить ему компанию. Поговорив немного о жизни, он выяснил, что духан этот ещё помнит русских. Старик с сожалением рассказал, что тогда его дела шли лучше. Русские покупали всё, а эти янки почти ничего не покупают, им всё привозят из Америки. Они даже воду пьют американскую. Он бы бросил всё, да стар уже, чтобы начинать с начала. Между делом Мушарраф узнал, что два раза в неделю приходит борт, а вертолёты делают облёт утром и вечером. Старик оказался просто находкой для шпиона. Он был зол на янки за то, что дела его шли плохо, а потому болтал, поливая их грязью, обвиняя в тупости и нерадивости. Через полчаса Мушарраф уже примерно знал расположение объектов на аэродроме. Попрощавшись с духанщиком, он прикупил у него спичек, говяжьей тушёнки и кашу, чем ещё больше расположил к себе старика. Гарнизон его особо не интересовал, поэтому он обошёл ограждение и направился в степь. Справа располагался кишлак, поэтому никто из солдат не обратил на него внимания. Миновав кишлак, он вновь повернул к аэропорту. Часовой на вышке храпел, разморённый жарой, и Мушарраф спокойно прошёл вблизи ограждения. Он дошёл до конца ВПП, отсюда аэродром хорошо просматривался. На бетонке стояли ряды авиатехники. Он хорошо рассмотрел эскадрилью вертолётов, десяток истребителей и пару транспортов, но не больших. Чтобы не привлекать внимания, повернулся и начал удаляться от аэропорта в сторону гор. Метрах в трёхстах местность делала как бы небольшую складку, небольшой овражек, глубиной сантиметров шестьдесят – восемьдесят и шириной метра три. Это было единственное укрытие в радиусе пяти километров. Мушарраф прошёл это расстояние, размышляя о том, как выполнить поставленную задачу. На этой плоской местности он был, как на ладони, и скрыться было практически невозможно. Гибкий ум его работал и строил комбинации одну невероятнее другой. Но в этом и сила диверсанта, что он делает невероятное возможным. Здесь, где не было естественных укрытий, и охрана была слабее и не такой бдительной. Лучше всего и было нанести удар именно здесь.
Он вспомнил охоту на угрей, и решил оборудовать замаскированное укрытие, с которого будет произведён удар, но как выйти из зоны и скрыться, когда этот удар будет нанесён, пока оставалось загадкой. Он вооружился курвиметром и склонился над картой. Замерял и считал, снова замерял и пересчитывал, но явно что-то не стыковалось.