И его ввели в опочивальню Нины Аркадьевны Звонковой.
Там он был передан сэрами постельничьему Трескучему, назвали его при этом Воеводой. («Ах, ну да! – сообразил Куропёлкин. – Трескучий-Морозов. Воевода обходит владенья свои…»).
Сама опочивальня Куропёлкина разочаровала. Ни цветочно-оранжерейных гирлянд, ни лепестков роз на полу (да и пол-то не паркетный, а из досок), ни дрожащих огоньков свечей на полу же. Ни бассейна с Бахчисарайским фонтаном. Где же проводить омовения? Метров сорок квадратных. А то и меньше.
Обстановка этих сорока метров Куропёлкина тоже удивила. Голые стены («вагонка»). Всяческие украшения, вещицы, соответствующие достатку хозяйки и её капризам, в опочивальне Звонковой отсутствовали. А мебелью были предметы чисто служебного назначения – столики, тумбочки, стулья, даже табуретки…
«Это я будто в армейской казарме оказался! – подумал Куропёлкин. – Да и женщина ли Купчиха Звонкова?»
И не создавалась ли опочивальня по указаниям и вкусам постельничего Трескучего? В иных местах бытования Нины Аркадьевны (Куропёлкин давно уже отменил и забыл манящее имя Нинон, что только прежде не могло прийти по дурости в голову обнадёженного мечтателя?), так вот в этих иных местах наверняка имелись роскоши Версаля или хотя бы Екатерининского дворца в Царском Селе (опять вспомнил картинки в альбомах).
– Это вот твоя койка, – указал Трескучий. – Одеяло верблюжье.
Трескучий откинул одеяло, будто предъявляя Куропёлкину его достоинства, и Куропёлкин заметил на наволочке подушки инвентарный номер. Койка была будто госпитальная, только что не пахла лекарствами. Пододеяльником Куропёлкина не одарили. К чему Трескучему лишние траты?
– А это вот будуар Нины Аркадьевны, – с почтением произнёс Трескучий.
«Вся опочивальня и есть будуар, или часть будуара, а это альков», – чуть было не взялся просвещать постельничего Куропёлкин, но вспомнил о Люке и красках рассвета.
Альков в нише, с ситцевыми боковинами, с ситцевым же, надо полагать, пологом, перекинутым пока через бельевую веревку, мог послужить и ложем полковника, расположенным метрах в четырёх от койки денщика.
– Нина Аркадьевна может явиться с минуты на минуту, – объявил Трескучий. – Ещё раз напоминаю. Веди себя как цуцик на морозе. Не вздумай фамильярничать. А если уж начнёшь наглеть, разорвут в клочья. Всё, идут. Марш с головой под одеяло!