10

Представитель Звонковой Трескучий, худой и верткий мужчина лет сорока пяти, был сердит. Не умеют следить за ходом времени! Богема! Пуси-муси! Трескучий считался дворецким, домоправителем Нины Аркадьевны Звонковой. Несмотря на худобу и вёрткость, он производил впечатление лица властного и значительного и будто бы наделённого – по серьёзным причинам – государственными полномочиями. При некоторых движениях и проходах его ощущались выправка особого рода и вынужденные (а может быть, и проведённые в удовольствии) занятия строевой подготовкой. Фамилия Трескучий (иные полагали, что это прозвище) вызывала разнообразные толкования, не всегда для Трескучего выгодные, а то даже и обидные. Видимо, поэтому при последнем приобретении народом паспортов нового либерального (освобождённой России) образца Трескучий постарался в документах преобразовать себя в Трескучего-Морозова, что придало более определённый смысл его пребыванию на Земле, а главное – на службе. К тому же в Трескучем-Морозове было нечто боярское или княжеское (Скопин-Шуйский, Невзор-Тужила, Василий Тёмный и др.), нынче уважаемое. Впрочем, о том, что он ещё и Морозов, знали немногие.

– Время терять не будем! – сурово заявил Трескучий. – Ты, Куропёлкин, контракт подписал?

– Нет, – сказал Куропёлкин.

– Это как же? – удивился Трескучий и взглянул на Верчунова.

Верчунов лишь развёл руками.

– Так! Садись! – распорядился Трескучий. – И подписывай! Вот бумаги! Ты читать-то умеешь?

– Умею! – буркнул Куропёлкин.

Перед ним лежали бумаги вполне государственно-казённого вида. Нина Аркадьевна Звонкова именовалась в них Работодательницей, а он, Куропёлкин, – подсобным рабочим.

– Какой я подсобный рабочий! – возмутился Куропёлкин. – Я – артист!

– Артист! Артист! – успокоил его Трескучий. – Все твои способности, добродетели и изъяны, как из библиотечных ям, так и физические, нами изучены и взвешены, однако в нашем штатном расписании нет должности артиста. Но взгляни на сумму.

Куропёлкин взглянул. Взглянул и Верчунов. И ошарашенный, осел на пол.

– Опять не в рублях! – возмутился Куропёлкин.

– И чем же евро с нолями хуже твоих рублей? – язвительно произнёс Трескучий.

– Тем хотя бы тем, что в Волокушке нет обменного пункта.

– При чём тут Волокушка? – спросил Трескучий.

– Дальше что написано? – указал Куропёлкин. – «В случае неожиданного происшествия с подсобным рабочим К., сумма задатка немедленно направляется в посёлок Волокушка родным подсобного рабочего К.»…

– Именно немедленно! – заверил Трескучий. – Нина Аркадьевна – человек обязательный и щепетильный. А родичи твои смогут съездить обменять евро в Архангельск. Или в Брюссель.

– Это завтра же? – спросил Куропёлкин.

– Почему же завтра? – насторожился Трескучий.

– А после ночи приходит утро, и пожалуйте – в Люк!

– Что вы слушаете всякий бред! – возмутился Трескучий. – Смотри вот этот пункт. Действие контракта рассчитано на два года.

– На два года?! – сейчас же вскочил с пола Верчунов и глазами впился в бумаги на столе. И произошло с ним преображение, будто его подняли с эшафота и отправили на два года в Сад Удовольствий.

– На два года? – спросил Верчунов.

– На два, – подтвердил Трескучий и подмигнул Верчунову (боковым зрением Куропёлкин заметил это и заметил, что подмигивание Трескучего вышло зловещим).

– Подписывай! – чуть ли не приказал Трескучий Куропёлкину.

– Раз ваша Нина Аркадьевна такая щепетильная и обязательная, – с вызовом заявил Куропёлкин, – подпишу.

И подписал в трёх местах. При этом делал это так важно и тщательно, будто совершал историческое действо и сознавал, что эдак оно и есть.

– Всё! – сказал Трескучий. – Едем!

Загрузка...