Один из обитателей дома Браддока, не состоящий в штате прислуги, являлся непосредственно слугой профессора. Это был гротескных пропорций канак[7], пигмей по росту, но невероятно широкий в плечах, с короткими и толстыми ногами и длинными, могучими руками. У него была большая голова и красивое лицо с меланхоличными черными глазами и сверкающими белыми зубами. Как и у большинства жителей Полинезии, кожа у него была цвета бледной бронзы, украшенная татуировками. Даже щеки и подбородок этого человека покрывали сложные узоры. Но самой выдающейся его чертой была огромная копна завитых волос, которые он красил в ярко-желтый цвет способом, известным только ему одному. Искрящаяся шевелюра канака напоминала блеск перуанского солнца, и, возможно, именно из-за этой специфической прически возникло его странное имя – Какаду. Кроме того, это колоритное создание неизменно носило белый хлопковый костюм, еще больше подчеркивающий сходство его владельца с белым австралийским попугаем.
В ранней юности Какаду привезли в Квинсленд с Соломоновых островов. Он предназначался для работы на плантации, но попался на глаза профессору, и тот сделал его личным слугой. Когда Браддок вернулся домой, чтобы жениться на госпоже Кендал, мальчик захотел поехать вместе с ним, хотя был настоящим дикарем для цивилизованной Англии. Египтолог согласился провезти его через море и не пожалел об этом, так как Какаду поклонялся профессору, словно тот был настоящим богом. Еще в юном возрасте попав в руки работорговцев, полинезиец научился превосходно объясняться по-английски и, усвоив нормы цивилизованного поведения, вел себя достаточно прилично. Иногда, если его начинали дразнить деревенские жители или работники профессора, он взрывался в ребячьем гневе, который мог вылиться во что-то опасное… Но слово Браддока всегда успокаивало его, и тогда, каясь, он подползал к ногам своего «божества», словно побитый пес. Жил он почти все время в «музее», заботясь о том, чтобы никто не повредил бесценную коллекцию профессора. А за обедом или ужином Какаду обычно ждал, стоя возле стола: вдруг кому-то понадобится помощь. Этим вечером канак, как всегда, исполнял роль дворецкого, мягко скользя вдоль стола и стараясь всем угодить. Он был замечательным слугой, подвижным и послушным, но его татуированное лицо, приземистая фигура и золотистый ореол волос странно действовали на госпожу Джашер. Да и Люси, несмотря на традицию, тоже чувствовала себя неловко, когда этот гном вертелся у ее локтя. Иногда ей начинало казаться, будто один из фантастических идолов из музея, расположенного этажом ниже, ожил и решил стать прислугой за обедом.
– Не люблю я это чучело, – вздохнула Селина, обратившись к хозяину, когда Какаду отошел к буфету. – Иногда мне начинает казаться: вот-вот он набросится на меня.
– Воображение, моя дорогая, всего лишь нездоровое воображение, – покачал тот головой. – Почему он должен наброситься на вас?
– Он бы гармонично выглядел на банкете каннибалов, – со смехом заметил Арчи.
– Ужасные фантазии, – с дрожью пробормотала Люси. – Не надо так говорить, а то я есть не смогу.
– У господина Хоупа очень странное воображение, – заверил Браддок, обращаясь к госпоже Джашер. – Тем не менее он прав. Какаду прибыл с острова каннибалов и, несомненно, присутствовал при потреблении человеческой плоти. Нет, нет, моя дорогая леди, можете нисколько не тревожиться! Я не думаю, что он пробовал человечину: его привезли в Квинсленд задолго до того возраста, в котором он был бы допущен к такого рода трапезе. Он у меня очень воспитанная зверушка.
– И очень опасный, насколько я понимаю, – парировала его гостья, сильно побледнев.
– Даже когда он выходит из себя, я всегда могу привести его в чувство… Почему вы не притронулись к мясу, моя дорогая?
– И вы спрашиваете об этом, заведя разговор о каннибалах?
– Давайте лучше поговорим о зерне, – предложил Хоуп, аппетит которого не мог испортить даже подобный разговор. – О пшенице, например. Я заметил, что в этой странной, небольшой деревне поля разделены полосой пшеницы. Мне это кажется неправильным. Почему пшеницу выращивают рядом с жилым зданием?
– Все это старый фермер Дженкинс, – живо отозвалась Люси. – У него три или четыре акра около трактира, и он не отдает их на застройку, сколько бы денег ему ни предлагали. Я тоже заметила, как странно выглядит поле, окруженное коттеджами. Это все напоминает «Алису в Стране чудес».
– Но кто бы захотел купить землю здесь! – заметил Хоуп, играя со своим стаканом кларета, который вновь наполнил внимательный Какаду. – Прямо Зазеркалье какое-то. Я бы никогда не стал жить в такой пустынной местности.
– И тем не менее вы живете здесь! – энергично и ловко вставила госпожа Джашер, а потом бросила на мисс Кендал плутоватый взгляд.
Арчибальд покосился на свою невесту и увидел на ее лице румянец.
– Вы сами ответили на свой вопрос, мэм, – улыбнувшись, сказал он. – У меня есть причина, на которую вы намекаете. Я живописец, меня восхищают местные болота, рассветы и закаты, а кроме того, я помолвлен. В противном случае я не задержался бы здесь и на час. Но вот почему дама вроде вас предпочитает такую глушь…
– Для того, чтобы оставаться в этих краях, у меня есть определенные сентиментальные причины, – объявила вдова, с хитрецой взглянув на рассеянного профессора, который рисовал вилкой на скатерти воображаемые иероглифы. – К тому же мой дом очень дешевый и удобный. А господин Джашер не оставил мне достаточно денег для того, чтобы я смогла жить в Лондоне. Он был консулом в Китае. Знаете ли, консулам никогда хорошо не платили. Тем не менее мне хватает дохода, чтобы жить в этих краях. Впрочем, вскоре я надеюсь поправить свое благосостояние.
– В самом деле? – вежливо согласилась Люси, а потом мысленно задалась вопросом, что же имела в виду Селина. – И как же скоро?
– Вероятно, в ближайшем будущем. Все дело в моем брате. Вы же знаете, он торговал в Пекине. Почувствовав приближение смерти, он вернулся на родину. К тому же он холост. Когда он умрет, я переберусь в Лондон. Но… – вздохнула вдова, томно и задумчиво глядя на Браддока, – мне было бы жаль оставить милый Гартли. Я всегда буду помнить о тех счастливых часах, которые мы провели в этом доме. Ах! Ах! – Она приложила платочек к уголку сначала правого, а потом левого глаза.
Мисс Кендал подмигнула жениху, намекая на то, что вдова несет вздор, и Арчи подмигнул ей в ответ, давая понять, что согласен. Однако возникшая пауза позволила ученому отвлечься от еды. Он даже вопросительно взглянул на падчерицу, словно ожидая, что та объявит об окончании обеда.
– Мне еще нужно закончить этим вечером одну работу, – сказал он извиняющимся тоном.
– Отец… Я помню, вы говорили, что хотите устроить себе небольшой отпуск, – укоризненно заметила Люси.
– Непременно, но только когда закончу текущие исследования, – ответил профессор. – Я с ужасом думаю о тех минутах, которые потратил напрасно, сидя за обеденным столом. Жизнь коротка, а ведь еще столько загадок древних цивилизаций остаются неразгаданными… Есть, к примеру, легенда об усыпальнице царицы Хатшепсут. Если бы я только смог в нее заглянуть! – Тут египтолог тяжело вздохнул и зачерпнул ложечку сливок.
– А что вам мешает? – поинтересовалась госпожа Джашер, которая, судя по всему, опять не поняла, о чем, собственно, идет речь, но хотела любым способом добиться внимания господина Браддока, все мысли которого были о Египте, а точнее, о захоронениях древних египтян.
– Для этого усыпальницу нужно вначале отыскать, – объяснил профессор, с большим удовольствием возвращаясь к любимой теме. – Хатшепсут была женой фараона Тутмоса – библейского фараона Исхода[8].
– Того самого, что был утоплен в Красном море? – праздно поинтересовался Арчи.
– Ну, да. Только случилось это много позже. До того, как начать преследовать евреев – если, конечно, верить Ветхому Завету, – этот фараон шагнул далеко в глубь Африки и завоевал Эфиопию. Влюбленный в свою царицу, он взял ее в поход, и она умерла у него на руках задолго до того, как они вернулись в Мемфис. Согласно папирусам, которые я обнаружил в каирском музее, ее похоронили очень пышно где-то в Эфиопии[9], и я уверен, что в ее могиле много драгоценностей. Так как этот фараон одержал много побед, он был богат. Это-то несомненно, – и тут Браддок, словно для подкрепления своих слов, что есть силы ударил ладонью по столу. – Так что когда будет обнаружено это захоронение, в нем, без сомнения, будут бесчисленные богатства, а также бесценные папирусы.
– И вы, конечно же, хотели бы получить эти деньги? – поинтересовалась госпожа Джашер, которой все эти разговоры в значительной степени надоели.
Профессор даже подскочил от возмущения.
– Деньги! Деньги меня нисколько не заботят! Я хотел бы получить драгоценности и золотые маски, изображения богов, чтобы разместить их в Британском музее. Свитки папируса, захороненные вместе с мумией Хатшепсут, могут содержать тайны эфиопской цивилизации, о которой мы и не подозреваем. О, это было бы великое открытие! – вскочив со своего места, ученый начал расхаживать по столовой, забыв о том, что не доел обед. – Я знаю несколько подходящих холмов, которые египтяне могли бы использовать для могилы Хатасу. Если бы я мог отправиться в Африку, то, несомненно, отыскал бы ее могилу. И тогда это захоронение назвали бы моим именем! Это была бы настоящая удача!
– Так почему бы вам и в самом деле не отправиться в Африку и не попытать удачу? – спросил Хоуп.
– Глупец! – вспылил профессор. – Такая экспедиция стоила бы пять тысяч фунтов, если не больше! Мне пришлось бы проникнуть во враждебную страну, чтобы достигнуть цепи холмов, в одном из которых должна находиться эта драгоценная могила. Мне были бы нужны запасы пищи, эскорт, оружие, верблюды. Кроме того, нужен был бы проводник, который мог бы руководить людьми. Не такая уж легкая задача. И все же, если бы только мне удалось найти деньги… если бы я только их достал… – и он снова принялся расхаживать туда-сюда, низко опустив голову, чуть ли не прижавшись подбородком к груди.
Госпожа Джашер давно привыкла к капризам этого человека, поэтому в ответ лишь продолжила спокойно обмахиваться веером.
– Жаль, что я не могу помочь вам с этой экспедицией, – спокойно сказала она. – Я бы тоже не отказалась от доли египетских драгоценностей. Ведь я настоящая нищая и останусь ею, пока мой брат не умрет. А тогда… – Тут она замолчала, словно заколебалась, не решаясь говорить.
– Что тогда? – спросил Браддок, выпрямившись.
– Я бы с удовольствием помогла вам.
– Договорились! – радостно воскликнул профессор, протягивая женщине руку.
– Договорились, – согласилась его собеседница, несколько нервно пожимая ему руку, так как не ожидала, что ее слова окажутся принятыми с такой поспешностью и горячностью. Нервничая, она бросила косой взгляд на Люси.
– Садитесь и закончите обед, – приказала девушка своему отчиму. – Уверена, что планы ваши сильно изменятся, когда вам привезут столь вожделенную мумию.
– Мумию… Какую мумию? – в растерянности пробормотал профессор. Однако он подчинился воле падчерицы: сел за стол и продолжил есть.
– Мумию инков, – напомнила ему девушка.
– Ах, да. Мумия инков, которую Сидней привезет с Мальты. Когда я сниму с этой мумии зеленые бинты, я найду…
– И что же вы надеетесь там найти? – спросил Арчи, видя, что ученый колеблется.
Браддок бросил быстрый взгляд на своего потенциального зятя.
– Я разгадаю специфический способ бальзамирования перуанцев, – резко ответил он, но тон, которым он произнес эти слова, вызвал у молодого человека странное ощущение: профессор словно бы чего-то недоговаривал. Тем временем госпожа Джашер продолжала весьма фривольно болтать.
– Надеюсь, ваша мумия тоже украшена драгоценными камнями? – поинтересовалась она.
– Нет, конечно, – резко заявил Браддок. – Насколько мне известно, инки никогда не хоронили своих мертвых с драгоценностями.
– А вот Прескотт[10] в своей «Истории» утверждает, что именно так они и делали, – не унимался Арчибальд.
– Прескотт! Прескотт! – высокомерно воскликнул Браддок. – Да кто он вообще такой?! Однако обещаю вам, господин Хоуп, что, если на мумии окажутся драгоценности, вы получите часть из них.
– Тогда вы должны будете и со мной поделиться, мистер Арчибальд! – со смехом воскликнула вдова.
– Не смогу, – развел руками Арчи. – Зеленая мумия принадлежит профессору.
– Я не могу принять такой подарок, – возразил ученый. – Я всего лишь позаимствовал у вас некоторую сумму, с тем чтобы выкупить мумию. Иначе это сделал бы кто-то другой. Но как только я отыщу могилу царицы Хатшепсут, я сразу возмещу эту ссуду.
– Считайте, что вы ее уже возместили, – ответил молодой человек, с улыбкой взглянув на свою возлюбленную.
Браддок проследил за взглядом молодого гостя.
– Хмф-ф-ф! – пробормотал он. – Не знаю, вправе ли я разрешить Люси выйти замуж за нищего!
– Папенька, ну как вы можете! – воскликнула девушка. – Арчи вовсе не нищий!
– У меня все еще достаточно денег для того, чтобы мы с Люси могли безбедно существовать, – объявил молодой человек, сильно покраснев. – И если бы я был нищим, как бы смог я дать вам тысячу фунтов?
– Деньги верну… Деньги верну! – пробормотал его собеседник, отмахнувшись рукой так, словно вовсе не хотел больше обсуждать этот вопрос. – А теперь… – он вновь с зевком поднялся из-за стола, – если это утомительное застолье и в самом деле закончилось, я хотел бы вернуться к работе.
И не сказав присутствующим, и даже госпоже Джашер, ни слова извинений, профессор пулей подлетел к дверям, но в последний миг чуть притормозил.
– Между прочим, Люси, сегодня я получил письмо от господина Рендома, – объявил он, неожиданно обернувшись. – Он возвращается на своей яхте и будет у нас через два-три дня. Фактически его яхта прибудет одновременно с «Ныряльщиком».
– И какое отношение это имеет ко мне? – едко поинтересовалась мисс Кендал.
– Никакого… никакого, – пробормотал Браддок себе под нос. – Тут нечего брать в голову… Нечего брать в голову… Какаду, пойдем со мной. Спокойной… Спокойной ночи!
И он исчез.
– Ладно, – пробормотала Селина, переводя дух, словно все то время, пока говорил профессор, она ни разу не вздохнула. – Все эти ученые – эгоисты и думают только о себе. Такое ощущение, словно он вылил на нас ушат грязи!
– Не берите в голову, – успокоила ее девушка. – Пойдемте в гостиную, послушаем музыку. Арчи, ты с нами?
– Конечно. Не сидеть же мне в одиночестве, – ответил молодой человек, поднимаясь из-за стола. – Я непременно сопровожу вас и госпожу Джашер. И Люси – тут молодой человек несколько замешкался. – Что имел в виду твой отчим, когда заговорил о господине Рендоме?
– Думаю, сейчас он уже сожалеет о том, что дал согласие на наш брак, – тихо прошептала его невеста. – Разве ты не слышал, как он говорил о могиле той царицы? Ему нужны деньги для экспедиции.
– И он возьмет их у Рендома? Как низко! Выходит, этот брак и в самом деле превращается в какой-то аукцион! Настоящая распродажа…
– Однако мы не допустим ничего подобного! – властно объявила девушка. – Мы созданы друг для друга и будем жить вместе! Мы поженимся. Ты вполне достаточно заплатил моему отцу.
– А если Рендом и в самом деле даст ему денег для этой экспедиции?
– Он сделает это на свой страх и риск. Я не собираюсь выходить замуж за сэра Фрэнка, пусть даже этого потребует мой отец. Он не имеет на меня никакого права, и не важно, хочет он того или нет, а я выйду замуж только за тебя.
– Моя любимая! – воскликнул Арчи и поцеловал девушку, прежде чем они проследовали в гостиную следом за госпожой Джашер. Однако, говоря по совести, на сердце у Арчибальда Хоупа скребли кошки.