Бриджтаун, Барбадос Начало мая 1835 г.
Рен Драйден отмечал две важные особенности человеческой натуры – мудрость и глупость. Он считал, что мудрый человек никогда не станет убегать от проблем, и только глупец способен упустить новые возможности. Рен причислял себя к первой категории, и вот уже вторую неделю бороздил воды Атлантики на борту почтового судна «Ярость», уносящего его все дальше от привычной жизни. Душа Рена ликовала в предвкушении опасностей и от осознания того, что он бросил вызов морской стихии. Даже неведомые пока трудности, поджидающие его на суше, вызывали у него восторг. По крайней мере, он будет занят делом.
Бросив лодочнику монету за то, что доставил его на берег, Рен вступил на лихорадочно бурлящую торговую пристань Бриджтауна, сразу пришедшуюся ему по вкусу. Ах, Карибы, край рома и рискованных приключений, волнующий кровь!
Рен одобрительно осмотрелся по сторонам, упиваясь яркими одеждами людей, видом спелых фруктов, чистого неба и моря, запахом цитрусовых и пота, жаром солнца на лице. Он с готовностью окунулся в царящую вокруг праздничную атмосферу, решив, что только с сегодняшнего дня и начал жить той жизнью, какую сам для себя выбрал, и отныне будет строить ее по своему усмотрению, а не следовать курсом, заданным до него многими поколениями Драйденов.
В Лондоне найдется немало людей, которые с готовностью обвинят его в побеге. Внушительный получится список, начиная от членов его семьи. Они считали, что нашли «идеальное решение» маленькой проблемы династического долга в лице наследницы из Йорка, близорукой и с землистого цвета лицом, и заканчивая кредиторами, гоняющимися за ним по серым улицам Лондона и даже устраивающими засады у элитных клубов, в которых он состоит.
Множество мужчин из его окружения сдались бы на милость обстоятельств: женились бы на наследнице, рассчитались с долгами и стали копить новые, чтобы поколение спустя заставить своих будущих сыновей пойти на такую же жертву. Достигнув совершеннолетия, Рен пообещал себе, что не будет рабом прошлого.
Его пугало осознание того, что большинство его знакомых джентльменов, вместо того чтобы обрести свободу, не дрогнув, пошли бы под венец с женщиной, которая вместо теплых чувств вызывает у них откровенную неприязнь. Для них главное – решение финансовых проблем. В конце концов, привычная обстановка дарует некоторое утешение. Рен понимал этих мужчин, но мог им только посочувствовать. Сам он точно не из их числа.
Внешне он походил на сверстников манерой одеваться, поведением, включая непременное посещение клубов, но внутренне отличался, бунтовал против людей и обстоятельств, стремящихся посадить его на короткий поводок. Он всегда протестовал против ограниченного набора добродетелей истинного джентльмена.
Теперь оковы пали, а надежды обрели реальное воплощение. Он здесь, он свободен, хоть и пришлось, как водится, заплатить определенную цену. Если предприятие не увенчается успехом, его семья пострадает вместе с ним: мать, сильно сдавшая после смерти отца, две сестры (одна ожидает дебюта в свете, вторая – подходящей партии) и тринадцатилетний Тедди, который, если Рен не вернется, унаследует титул графа и погрязшие в долгах угодья.
Рен крепче сжал ручку саквояжа, опасаясь за сохранность его содержимого, столь ценного, что нельзя оставить на борту с сундуками, которые сгрузят на берег позже. По сути, в саквояже хранилось его будущее: письмо-представление и копия завещания кузена Мерримора, отписавшего ему пятьдесят один процент сахарной плантации – львиную долю в процветающем бизнесе.
Разумеется, придется иметь дело с акционерами, но технически вся плантация находится под его управлением. Он не проиграет. Каким бы немыслимым делом это ни было для джентльмена его происхождения, он решил в совершенстве овладеть искусством торговли, по-тихому делал вклады на бирже и время от времени покупал доли груза судов. Живя в Лондоне, он активно интересовался дебатами в парламенте и был вхож в политические круги.
В результате на Барбадос он прибыл с некими познаниями о Британской колониальной системе и с твердым намерением заработать прибыль честным трудом, платя справедливое жалованье работникам. Он не станет спасать от бедности свою семью, спуская семь потов с других людей, потому что, даже находясь в отчаянном положении, не забывает об этике.
– Эй, там! Драйден, ты ли это?
Пробирающийся через толпу высокий мужчина с кожей цвета бронзы и с выцветшими на солнце волосами застал Рена врасплох. Внешность его была Рену незнакома, но голос своего некогда лучшего друга он узнал бы где угодно. Сливки лондонского общества получили бы апоплексический удар, увидев, во что превратился бывший завсегдатай бальных залов. Карибское солнце высветлило его белокурые волосы и позолотило кожу.
– Китт Шерард! – Рен широко заулыбался. – Вот уж не думал, что ты сможешь приехать. – Он отправил письмо с вестью о своем прибытии с предыдущим почтовым судном, но об ответе, конечно, не могло быть и речи.
– Как же я мог не приехать! Ни за что не позволил бы тебе стоять в одиночестве тут на пристани. – Китт крепко обнял его. – Сколько времени минуло, Рен? Пять лет?
– Пять долгих лет. Только посмотри на себя, Китт! Барбадос тебе на пользу! – воскликнул Рен, еще не опомнившийся от произошедших с другом перемен. В душе Китт всегда был дикарем, и теперь эта черта характера полностью им завладела. Он отрастил волосы и сменил привычные джентльменские бриджи и сюртуки на свободное удобное одеяние портовых рабочих. Но глаза цвета морской волны остались острыми и проницательными. Рен очень обрадовался встрече со старым другом.
– Это точно, – рассмеялся Китт при виде приближающейся к ним хорошенькой темнокожей торговки фруктами, призывно виляющей бедрами.
– Свежий фрукты, господа мои, лучший фрукты на остров, – на ломаном английском обратилась она к ним. – Этот красивый джантмен – ваш приятель, мистер Китт?
Она подбросила крепкий спелый апельсин прямо у носа Рена, волнуя его обоняние цитрусовым ароматом. Ее маневр достиг цели. После двух недель плавания, в течение которых Рен не ел ничего свежего, апельсин стал слишком большим соблазном. С тем же успехом эта островная красавица в блузке с низким вырезом могла бы быть самой Евой, искушающей его яблоком. Рен отлично понимал, почему Адам поддался соблазну.
– Этот джентльмен прибыл из самого Лондона, Лидди. Так что веди себя с ним прилично. – Китт дал девушке две монеты и, получив взамен фрукт, бросил его Рену.
– Все ваш друзья такой красивый?
Флиртуя с Реном, Лидди подалась вперед, и в вырезе ее свободной блузки мелькнули крепкие круглые фрукты эротического свойства. Она улыбнулась ему приглашающей улыбкой.
Китт приложил руку к груди, притворяясь, что ранен в самое сердце.
– Красивее меня, Лидди?
Она рассмеялась:
– Вы слишком хороший для бедная девушка вроде меня, мистер Китт. Вы представить меня свой друг?
– Лидди, это Рен Драйден, кузен Альберта Мерримора. Он унаследовал плантацию «Сахарная земля».
Рену показалось, что Лидди в испуге отступила на шаг. Слова, которые она затем произнесла, убедили его, что у него вовсе не разыгралось воображение.
– Там неспокойно. – Она с опаской посмотрела на Китта. – Вы лучше рассказать ему о духах и ведьме, мистер Китт. – Потеребив висящий у нее на шее черный коралл на кожаном ремешке, она сняла его через голову и протянула Рену. – Вам нужен защита. Это будет отгонять злой духи.
Не зная, что сказать, Рен взял оберег. Его встревожила новость о том, что на его плантации не все благополучно. А участие духов и ведьмы и вовсе показалось зловещим предзнаменованием. Он удивленно взглянул на Китта, но тот лишь пожал плечами.
– Мы с другом добрые прихожане англиканской церкви, Лидди, и не верим в привидения, – беззаботно улыбнулся Китт в ответ на тревогу Лидди.
Добрые прихожане англиканской церкви? Рен с трудом подавил смешок. Едва ли Китт регулярно ходит в церковь. Усердствовать он может только в одном – в создании неприятностей, а слово «добропорядочный» в его словаре попросту отсутствует.
Рен спрятал амулет под рубашку, а Китт продолжил флиртовать с Лидди.
– Ты заставляешь меня ревновать, Лидди. Мне разве талисман не полагается? Просто на всякий случай?
Лидди заулыбалась:
– Мистер Китт, мне жаль бедный дух, кто захотеть встать вам поперек путь. – С этими словами Лидди удалилась, покачивая бедрами.
– Ты ей понравился, – заметил Китт, толкая Рена локтем в бок. – Могу поспособствовать свиданию.
– Нет, спасибо. Женщинам придется подождать, пока я разберусь с плантацией, – со смехом отказался Рен. – А ты все тот же старый добрый Китт Шерард, покоритель женских сердец!
Китт, казалось, серьезно задумался.
– Не тот же, смею надеяться. Я сюда приехал, чтобы стать иным, чем был в Лондоне. Подозреваю, что и ты тоже.
Рен понимающе кивнул. Барбадос – это место, где можно начать жить заново. Китт внезапно покинул Лондон пять лет назад, не сказав никому ни слова. Однажды ночью он объявился на пороге дома Рена, ища убежища, но объяснений никаких не дал, а на следующий день отправился в порт, оставив позади и прошлую жизнь, и свое настоящее имя. Рен был последним, кто его видел. Китт сжег за собой все мосты и лишь изредка присылал письма Рену и еще одному участнику их трио, Бенедикту Де Бриду.
Рен представления не имел, чем Китт занимается. Между приятелями повисло молчание, напоминающее о том, сколь разный выбор они сделали. Рен направил разговор в практическое русло.
– Тебе удалось пригнать повозку? – Ему было проще не думать о глобальных последствиях своего решения, но действовать постепенно, шаг за шагом. И следующая задача – добраться до плантации.
– Ожидает за углом. Похоже, что твои пожитки уже сгрузили на берег. – Китт указал на причалившую лодку-челнок.
Рену придется повременить с вопросами до тех пор, пока сундуки не окажутся в повозке. Он все больше нервничал. Что натворил кузен Мерримор? Что не так с «Сахарной землей»? Рен, конечно, ожидал трудностей. В конце концов, кузен Мерримор скончался четыре месяца назад, но Рен верил, что инвесторы сумели справиться с управлением.
Строго говоря, он считал, что трудностей особых возникнуть не должно, ведь большинство владельцев плантаций – английские помещики, нанимающие управляющих из местных жителей.
Оттого, что никто с ним не связался, пока он был на родине, Рен заключил, что землевладельцы живут на Барбадосе. Но управляющий должен исправно выполнять привычную работу, невзирая на присутствие или отсутствие кузена и акционеров. Рен сунул палец за воротничок. Из-за жары одежда вдруг показалась ему ужасно неудобной. Он завистливо посмотрел на Китта.
– Сними ты свой треклятый сюртук, Рен. Мы же не в Англии, – видя его мучения, рассмеялся Китт. – Тут даже жара другая, но ты привыкнешь. – Он подмигнул. – Если ты хоть немного похож на меня, то тебе здесь понравится.
Усмехнувшись, Рен стянул сюртук.
– Я люблю жару, а в Лондоне ни разу не видел такого голубого неба. Здесь рай на земле. – Он сошел на берег всего несколько минут назад, но уже радовался открывающимся новым возможностям. Все здесь иное: небо, погода, фрукты, люди.
Слухи о духах и ведьмах его нисколько не беспокоили бы, если б не то обстоятельство, что они связаны с его плантацией. Чтобы приехать сюда, он рискнул всем. Черт подери, он бросил свое графство, препоручив заботы по его содержанию дворецкому и адвокатам. Он, конечно, доверяет этим людям, но на всякий случай попросил своего близкого друга Бенедикта Де Брида присмотреть за всем. В общем, жизнь идет своим чередом, но если враги решат действовать… О последствиях лучше не думать. Он заставит свой план заработать.
Рен уселся в повозку рядом с Киттом, решив, что пока лучше отложить разговоры на животрепещущие темы.
– Спасибо, что приехал за мной.
– Я с радостью, хотя, уверен, кто-нибудь с плантации сделал бы это вместо меня. – Китт искоса посмотрел на Рена. – Они ведь знают о твоем приезде, правда? – Видя, что Рен не отвечает, он верно истолковал его молчание и добавил: – Черт, они не знают.
– Вообще-то нет, – протянул Рен. – Я и не подозревал, что на плантации есть люди. Думал, кузен Мерримор жил один. – К тому времени, как он понял свою ошибку, посылать письмо было уже поздно.
Китт поерзал на сиденье, усилив охватившее Рена предчувствие беды.
– Давай начистоту, Китт. Расскажи мне, что происходит на плантации. Неужели там в самом деле обитают духи и ведьмы?
Рен рассеянно коснулся кораллового оберега под рубашкой. Бриджтаун, единственный на острове город, остался позади, и его не покидало ощущение изоляции, ведь он вырос в столице и привык получать развлечения, еду и все, что душе угодно, по первому требованию и в шаговой доступности. Здесь же на него вдруг нахлынуло осознание чудовищности собственной затеи. Ему придется полагаться только на самого себя, проверять на прочность свои силы и знания.
Китт покачал головой:
– Плохие дела творятся, но я, конечно, и половины не знаю. Я же большую часть времени в разъездах.
Рен не поверил ни одному слову, ведь Китт из тех людей, кто всегда в курсе событий.
– Не нужно приукрашивать действительность, – твердо произнес Рен. – Я хочу точно знать, во что ввязался.
Неужели он взвалил себе на плечи больше, чем сможет унести? Предположения – вещь опасная, а он именно строил предположения касательно собственности кузена Мерримора. Но у Рена не было выбора: либо жениться на непривлекательной, но богатой женщине, либо сделать ставку на плантацию.
Китт снова пожал плечами:
– Это все из-за ремесленной программы.
Рен понимающе кивнул:
– Да, наслышан.
Рабство на Британских Карибах отменили пару лет назад, заменив его ремесленной программой. В теории идея была хорошая: хозяева плантаций должны платить бывшим рабам за работу на земле, которую те прежде обрабатывали бесплатно. На практике ситуация мало чем отличалась от рабства.
– Найти рабочую силу непросто, – продолжил Китт. – Владельцы плантаций считали, что теряют слишком много денег, поэтому гоняли своих работников до седьмого пота, а частенько даже и до смерти. Как ты понимаешь, никто за мизерное жалованье трудиться не хочет, особенно зная, что это может закончиться смертью.
Значит, урожай гниет на корню, потому что никого невозможно нанять его убирать. Следующие слова Китта заставили Рена насторожиться:
– За исключением «Сахарной земли». Потому-то так взъелись соседи.
Рен попытался осмыслить услышанное, но не смог.
– Боюсь, тебе придется объяснить, что ты имеешь в виду.
Китт так и сделал.
– Хозяева всех плантаций, кроме «Сахарной земли», отказались платить бывшим рабам честное жалованье. Желающие возделывать землю искали безопасные условия труда и справедливую оплату. В результате «Сахарная земля» стала единственной на данный момент процветающей плантацией.
Это хорошая новость. Рен вздохнул было с облегчением, но Китт еще не закончил.
– Несколько месяцев назад, когда умер твой кузен, кто-то пустил слух, будто рабочих на «Сахарную землю» заманивают духи. Якобы женщина, управляющая плантацией, занимается черной магией, и именно поэтому ее дело столь успешно. Со временем слухи стали разрастаться: она-де прокляла посадки соседей, а на собственные наложила заклятие роста.
– Погоди-ка минутку. – Рен усваивал информацию маленькими порциями. Чары? Колдовство? Женщина?
Неверно истолковав причину потрясения Рена, Китт, сжалившись, пояснил:
– Понимаю, к самой идее черной магии нужно привыкнуть. Острова полны ею. Для нее здесь даже есть особые названия: вуду, обеа[1]. Это африканские веяния. Все предрассудки, призраки и чары оттуда.
Рен подумал о спрятанном под рубашкой амулете. Черная магия волновала его сейчас меньше всего.
– Нет, я не о том. Расскажи-ка мне лучше, что там за женщина на плантации? – В завещании кузена Мерримора больше ни о ком не упоминалось.
Китт кивнул и ответил очень серьезно:
– Ее зовут Эмма Уорд.
Рену вдруг сделалось нехорошо. Он догадался, что не существует никакого сообщества акционеров, живущих в Англии, которым придется писать ежемесячные отчеты. Иными словами, нет никаких «их», а есть лишь «она». Оставшиеся сорок девять процентов плантации находятся в собственности сумасшедшей женщины, которая, если верить слухам, насылает порчу на соседский урожай.
Рен и не подозревал, какой колоссальный сюрприз его здесь ждет. Он не шел ни в какое сравнение с планами самого Рена стать сюрпризом для других. Более осторожный человек на его месте остался бы в городе, отправив на плантацию уведомление о своем приезде. Но Рен был не из тех, кто уклоняется от брошенного ему вызова. Он всегда ныряет в самую гущу трудностей, даже если дело касается скандально известной женщины.
Рен откинулся на спинку сиденья повозки и подставил лицо солнечным лучам. Ах, Карибы, край рома, рискованных приключений и, похоже, легкого помешательства.