Джина держала фотографию Фреда в руках. Прошло полгода после его смерти… Чувство утраты притупилось, просыпается оно и колет только когда приезжают дети, такие похожие на него практически во всем: Линда такая же серьезная, как Фред, а Джим – просто копия мужа… 25 лет крепкого брака, дружеских отношений и всего самого лучшего, что может дать сильный, порядочный и умный мужчина. А вот любовь… Без любви такую семью не построить, хотя любовь разная бывает…
Стук заставил Джину вздрогнуть. Дверь открылась, и вместе со свежим ветром в дом вошел Том, их старый друг, с которым они с Фредом провели все детство. Джина не видела его со дня похорон. Да и не хотела: Том слишком много понимал про нее, хоть и не говорил: она догадывалась, что он любил ее и потому никогда не был женат. Короткие романы с самыми разными женщинами не доходили до серьезных отношений: он попросту не давал им развиваться из-за нее.
– Привет, Джи. Я тебя застукал за оплакиванием дорогого Фреда? – он кивнул острым небритым подбородком на фото.
– Ты не слишком дружелюбен к другу, – ответила Джина, выдержав прямой долгий взгляд Тома.
– Из вас двоих я выбрал тебя. Ты же знаешь. Кофе угостишь?
– Прояви хотя бы уважение. Угощу, если закроем эту тему.
– Конечно, конечно. Я умираю без кофеина, спаси меня! – громко сказал Том, сжимая руки в молитве.
Джина ухмыльнулась и жестом пригласила с собой гостя. Он ловко уселся на барный стул. Каждое движение ее он фиксировал, как, впрочем, и всегда. Она это чувствовала:
– Прекрати на меня пялиться!
– Не могу. Мне теперь можно.
– Фред был твоим другом!
– Нет. Теперь нет. Фреда я терпел из-за тебя и ждал, когда тот сыграет в ящик.
– Идиот! – сказала Джина, ставя перед Томом дымящийся эспрессо.
– Ошибаешься. Я умный. А вот он идиот, но и за это ему спасибо.
– И как понять тебя?
– Он оставил мне лучшие годы с тобой.
– Я с тобой не буду.
– Заблуждаешься, Джи. Кофе великолепен. Я пойду.
Том пошел к выходу. Джина молча смотрела на него. Он обернулся и, улыбаясь, спросил:
– Ты не проводишь?
– Иди к черту! – крикнула Джина и отвернулась.
– Как скажешь, дорогая!
Дверь хлопнула. Она продолжала стоять у окна, злясь на себя за свою дурацкую слабость: старые чувства не ушли, нет. Они с новой силой дали о себе знать, проникая в каждую клеточку ее души. Джина закрыла глаза. В который раз она вспомнила тот костер, песни под гитару, взгляд глубоких внимательных глаз Тома. Он сказал ей в ту ночь, что будет всегда рядом и будет ждать ее, несмотря ни на что, и что когда-нибудь они точно будут вместе… Но было поздно: под сердцем ее билось сердечко Линды. И верность свою она пообещала Фреду. Том был в ее жизни давно, такой привычный, как и Фред, но только Фред проявился раньше, а Тома она полюбила много позже. Когда уже было нельзя. Каждая встреча с Томом на протяжении ее жизни с Фредом была испытанием. Том чувствовал это, поэтому всегда был в стороне и старался не беспокоить ее, по возможности избегать: Фред все же был другом. Да и Фред знал о чувствах Тома, но никогда не говорил с ним об этом – зачем? Джин все понимала и была благодарна им обоим за бережное отношение. А теперь… Она улыбнулась: ее лучшие годы впереди. Он прав.
Вечерний воздух отяжелел, налился влагой: вот-вот набегут синие тучи, грянет летний гром, по-взрослому, серьезно так; польется долгожданный дождь. Ползет тоненький, почти прозрачный паучок по дереву, ползет и шепчет:
– Погоди, дождичок-летничок, дай до дому добраться! Повремени!
– Торопись, торопись, скоро уже! – ответил ветер, шурша березовыми листочками. Он ждал этого маленького многоножку, чтобы дать ему возможность уйти.
Как только паучок скрылся, ветер задул, зашумел, засвистел. Закружилась придорожная пыль, заволновалась сочная трава, зашуршали кроны деревьев – все оживилось, заговорило о чем-то своем, неведомо лесном.
И вдруг все стихло. Настала глубокая тишина. Лесной мир на мгновение осветило голубой молнией и грянул гром. Все вокруг содрогнулось. Это беззвучие нарушил глухой звук, который все нарастал и нарастал… Земля жадно впитывала небесную воду; деревья протянули ветви, ловя ими капли, стекающие потом вниз по шершавым стволам.
В воздухе витало ночное летнее счастье. Мне хотелось раствориться в нем, насытиться. Я прислонился к дереву и замер, впитывая тишину ночного леса, дыша его прохладой и слушая эту неповторимую музыку дождя.
И грянул гром… Вся долина вздрогнула и сжалась. Деревья притихли, трава замерла и поникла, чувствуя, как скоро ее придавит ветром и тяжелыми каплями дождя. Вот-вот налетит ветер, сомнет все, прогнет под себя. Только вот все ли?
Только один тюльпан стоял и прямо смотрел в черное небо. Смотреть смерти в глаза – это единственное, что ему оставалось. Так ему казалось. Он один. А говорят, что один в поле не воин. Что ж, тогда хотя бы достойно встретить гром и смерть.
И грянул гром. Молнии метали свои синие стрелы в землю. Бедная, бедная земля. За что ей это. «Наверное, ей больно,» – подумал Тюльпан. «Нет, мне вовсе не больно. Это лечебный огонь,» – ответила Земля. «Огонь не может быть лечебным!» – возразил Тюльпан. Земля ненадолго замолчала, а потом продолжила:
– Гром, молния – это лекарство от застоя. Это как новая жизнь. Больно, но полезно.
– Полезно для кого? Для цветка, который сломает ветер? Для дерева, которое сгорит?
– Полезно для гибких: цветок может прилечь – тогда он выживет. Полезно для сильных: погибнуть может слабое дерево, а сильное, даже если сгорит, вырастет снова. Понимаешь?
Тюльпан промолчал.
И грянул гром. Задул ветер и стал пригибать Тюльпан к Земле. Он сопротивляться не стал: жизнь дороже, и никому не нужно геройство – его даже не заметит никто… Он подумал о том, как хорошо утром встречать рассвет, а ночью любоваться мириадами сверкающих звезд. «Спасибо!» – прошептал наклоненный к Земле Тюльпан.