– Ой, Иланка, чё у нас творится! – запричитала Катя, смазывая бёдра детским маслом – так тело принимает более выгодный вид, особенно со сцены. Я бы сказала, товарный…
– И что же? – закончив подводить глаза, нанесла на губы прозрачный блеск. Я не люблю тонны макияжа, да и посетителям не нравится. Мужчины любят девушек посвежее и понатуральней, кто бы что ни говорил.
– С сегодняшнего дня у нас новый владелец, ты знала? Хотя куда тебе за пелёнками-распашонками… А я вот в курсе всех событий. И знаешь что, нам очень повезло.
Я равнодушно пожала плечами, на самом деле не вникая в суть её слов. Я и прежнего-то владельца никогда не видела. Знала только нашего директора-мудака Владимира Марковича, который время от времени избивал или насиловал девчонок. Садистом был, короче говоря. Девчонки не жаловались, молча сносили побои и издевательства, потому как жаловаться особо некому, да и работа край нужна. Шлюхами от избытка денег не становятся. Мне повезло больше других. Меня он избрал стукачкой. Да, мерзко. Но это намного лучше, чем трахаться с таким уродом, а потом неделями валяться по больничкам. Я себе такого позволить не могла, а потому регулярно докладывала ему, чем грешат бармены или администраторы. Разумеется, своих не сдавала, но тех же, которые обижали девочек или забирали наши чаевые, я с удовольствием сливала Владимиру Марковичу.
– И чем же нам повезло? Придёт Мерри Поппинс и перевоспитает здесь всех шлюх? Вместо плясок с голой жопой откроем кружок по бальным танцам? – иронично вздёрнув бровь, я взглянула в зеркало, поймала на себе укоряющий взгляд Катюхи.
– Вот зря ты так. Между прочим, владельцем «Паутины» стал Саид Хаджиев. Это такооой мужиик! Ммм! Ты его как увидишь, трусы потеряешь! – для пущей убедительности Катюха причмокнула губами, а я закатила глаза. Ей для того, чтобы потерять трусы, многого не надо. Лишь бы деньги у мужика водились. Катя, собственно, и не скрывала никогда своей любви к баблу.
Нет, я не ставила себя выше других, прекрасно осознавая, что такая же шлюха, как и Катя, и Ника, и Альбина, и Анжела с Юлей. Мы все здесь в одной упряжке, все одним миром мазаны. Но если у девочек было желание после работы ещё заводить новые знакомства да играть в любовь, то меня на это не хватало.
Мне с трудом давался мой «план», и я с нетерпением ждала, когда ад закончится, когда снова смогу чувствовать себя человеком, а не грязной подстилкой, когда смогу вылечить дочь и закончить учёбу, чтобы в будущем найти нормальную работу и забыть всё, как страшный сон. Но до того дня ещё далеко, и я прекрасно это осознавала, не заблуждаясь и не обманываясь.
У меня было всего три постоянных клиента, в то время как девочки обслуживали всех желающих. Я могла довериться только тем, кого уже знала и кто не вызывал приступ тошноты своим запахом или телом.
– Избирательная шалава, надо же… – как-то сказал Владимир Маркович.
Смешно, да. Если бы не было так горько.
– Ладно, желаю тебе удачи в поимке нового владельца. Я в випку.
– А что его ловить? Он уже здесь. Они с помощником сидят в кабинете Марковича, бухают. Я пойду, отнесу им кофейку, – Катюха подмигнула мне, развратно облизав пухлые губы. – Если что, забегай, отдам тебе помощничка. Он такой… мрачноватый, но тоже небедный.
Хохотнув, искренне пожелала Катюхе удачи, надела накидку, которую уже через пять минут сниму в ВИП-кабине и брошу к ногам постоянного клиента.
С минуту постояла перед зеркалом, уперевшись сжатыми кулаками в трюмо. Это ежедневный ритуал. Его я прохожу, чтобы выкинуть из головы всё, что будет мешать мне работать. И каждый раз делая это, пробегаю по всем кругам ада. Потому что выбрасывать из мыслей приходится всё то, что даёт мне свет, счастье, желание идти дальше. Мою малышку, встречающую меня по утрам с радостными воплями, её заразительный, задорный смех, её глазки цвета моря. Наши мечты и грёзы, наши прогулки и походы в кино. Это ненадолго. Только до тех пор, пока не выйду из «Паутины» опустошённая и ледяная. Потом я сниму эту маску и вернусь к своей крохе. А до того момента должно быть так…
Нужно очистить голову от мыслей, любви, переживаний и забот. Потому что та Илана, мама Марианны, не может быть шлюхой. Она примерная мамочка, любящая, заботливая. Она не я.
Крепко зажмуриваюсь, резко открываю глаза. Она не я, и я не она.
Клиент уже в комнате, ожидает. Я облегчённо выдыхаю, когда вижу его. Он единственный, кто относится ко мне с уважением и лаской. Единственный, кому не хочется перегрызть глотку после того, как слезет с меня.
– Добрый вечер, – беру пульт, убираю яркость, и в комнате воцаряется интимный полумрак. Прохожу к шесту и под плавную, тихую музыку начинаю неторопливые движения.
Сегодня я нимфа. Невесомая, немного застенчивая и в то же время развратная. Альберту нравится. Ему вообще всё нравится. Наверное, я в его вкусе, потому что других девочек он не заказывает.
– Иди ко мне, – голос мужчины слегка севший, к концу моего танца возбуждаются все, но он особенно.
Отпускаю пилон и шагаю вниз, к его креслу. Опускаюсь перед ним на колени, а Альберт берёт меня за подбородок, приподнимает лицо кверху.
– Ну что, Жемчужина, ты подумала?
Ах, да… Его предложение. На самом деле я подумала и приняла решение сразу же после его вопроса неделю назад. Но, не желая обижать хорошего человека, обещала подумать.
– Я не могу… Простите, Альберт…
– Тшшш, – он прикладывает палец к моим губам. – Не надо этого выканья, сколько раз тебя просил? Ты лучше скажи мне, хорошо подумала? Может, тебе нужно ещё время?
Мужчина красивый. Не молодой, но возраст ему даже идёт. Солидный, щедрый, добрый. Но я не хочу и не могу никого впускать в свою жизнь. От мужчин лишь боль и неприятности, а мне неприятности не нужны. Равно как и боль. Достаточно.
– Я подумала. Нет.
Он вздыхает, явно недоволен, но не давит. Берёт меня за запястья и тянет вверх, усаживая к себе на колени.
– Ты не боишься заниматься проституцией в этом гадюшнике, но боишься стать моей любовницей? Могу узнать почему?
– Дело во мне. Просто… Мне не нужны мужчины. Это просто работа, не более.
Он понимающе кивает, кладёт руку мне на затылок и уверенно надавливает, накрывая своими губами мои.
– Закрыли тему. Но знай, моё предложение в силе.
Целует с горячим выдохом в рот и запускает в него свой язык. Я закрываю глаза, отдаюсь клиенту полностью, отключая разум и оставляя лишь голые инстинкты. Альберт – единственный, с кем могу так расслабиться. Иногда даже испытываю оргазм, что в моём случае почти невозможная роскошь.
Поднимается с кресла со мной на руках и шагает к дивану. Бросает меня на мягкий плед, нависает сверху и снова целует. Обычно я не позволяю себя целовать в губы. Это слишком интимно и не для всех. Этими губами та другая Илана целует свою дочь, поэтому я не делаю минет – ещё одно правило. Многие клиенты уходили от меня недовольными именно из-за этого моего бзика. Благо я не в борделе работаю и не по принуждению, могу сама решать, каким образом доставить клиенту удовольствие. Тех, кто пытается затолкать мне в рот свой причиндал, бесстрашно посылаю к другим девочкам. Но с Альбертом всё иначе. Он заставляет меня забывать, кто я и чем занимаюсь. Это, конечно же, подкупает и позволяет раскрепоститься до предела.
Пока я раскатываю по стволу его члена презерватив, Альберт смотрит на меня. Не трогает, не торопит, как обычно делают другие, опасаясь прийти на ужин к жене не вовремя. Смешно, да? Они боятся опоздать на ужин, но не стесняются трахать перед этим шлюху. Отлизывать ей между ног, а потом этим же ртом целовать свою семью.
Альберт другой. Я о нём практически ничего не знаю, но чувствую это. Он не такой, как все эти…А может, мне просто необходимо в это верить.
Со стоном запрокидываю голову, когда он входит в меня, заполняя одним уверенным толчком и, уткнувшись в мою шею, сдавленно хрипит. Сжимаю коленками крепкие мужские бёдра и всхлипываю, когда толчки во мне учащаются и становятся глубже. Альберт не груб, хотя и нежностей не любит. Он сильно возбуждён, будет отрываться за всю неделю, что мы не виделись, и я, выгибаясь, позволяю ему заполнять меня до предела, до пошлого звука соединяющихся тел.
Альберт уходит уже под утро. На все его попытки увезти меня из клуба сопротивляюсь. Он, конечно, вроде как хороший, но я свои правила не нарушаю. Почти все, почти всегда…
– Говорят, ты никого не целуешь. Это правда? – пока он застёгивает запонки, я лежу на диване, на смятом, влажном от нашего пота пледе.
– Говорят? – приподнимаю брови в удивлении. – И кто же это обо мне говорит?
– Неважно, кто говорит. Это правда?
Он узнавал обо мне? Настораживает…
– Правда.
– Но меня целуешь.
– Вас – да, – я никак не могу избавиться от привычки «выкать» ему. Казалось бы, после того, чем мы занимались с ним всю ночь, официоз уже не имеет никакого смысла, но Альберт внушает уважение и какой-то страх на уровне ощущений.
– Почему?
Пожимаю плечами.
– Вы мой любимый клиент, – улыбаюсь, перебарывая смущение.
– Чушь, – обрывает меня незамедлительно. – Почему?
– С вами мне… Не так, как с другими.
Он заканчивает со своей одеждой, подходит к дивану, и рядом ложится увесистая пачка денег. Я округляю глаза, поднимаю голову.
– Как-то много…
– Купи дочке что-нибудь, – произносит, глядя на меня сверху вниз и, тронув пятернёй за лицо, чуть сжимает щеки. – Увидимся через неделю, – большой палец ныряет мне в рот, надавливает на язык и растирает мою влагу по нижней губе. – Моё предложение всё так же в силе. Когда бы ты ни надумала.
Я ошалело смотрю ему вслед, а когда дверь за широкоплечим мужчиной закрывается, опускаю взгляд на деньги. Я в месяц столько зарабатываю… И откуда он узнал о дочке? Получается, наводил обо мне справки не только в клубе?
Это плохо. Это не по правилам. Я никогда не мешаю личное с работой. Эти два мира вообще не должны соприкасаться. Никогда. Они настолько полярные, что у меня кровь в жилах закипает от подобной мысли.
– Ну, что ты тут, Жемчужинка? – в дверях неожиданно появляется Катя, широко улыбаясь, ныряет в комнату. – Ох-ох-ох! Да тут знатное порево было! – поддевает носком босоножка мои трусики, а я, потеряв ощущение уюта и спокойствия, хмурюсь и кутаюсь в плед. – А Банкир-то твой весь такой довольный умчался. Ух… тачку его видела? Сколько ж там бабла? Миллионер, по-любому.
– Кать, выйди, пожалуйста.
– Чего это? – она непонимающе разводит руки в стороны.
– Просто выйди, – голос на последних звуках начинает дрожать, и Катька вздыхает, спеша ко мне.
– Всё понятно. Опять отходняк начался, – притягивает меня к себе силой и крепко обнимает, пока я, уткнувшись в её плечо, реву белугой. – Ну всё-всё, девочка. Не надо. Ну что ты? Я тебе сколько раз говорила? Не парься, не думай. Это всего лишь работа. И работа, между прочим, неплохая, ясно? Вон сколько девок увозят в Эмираты в рабство, а сколько на трассе стоит? И сколько их находят по канавам да мусоркам? А у нас тут тихо, спокойно, не пыльно. Ну? – она взяла меня ладонями за лицо, встряхнула. – Чего разнылась, Илан? Обидел он тебя, что ли? – а потом опустила глаза вниз, на деньги, и открыла рот. – Нихера себе… Это чё? – взяла в руку пачку ровных новых купюр и взгляд на меня подняла. – Это же что он с тобой делал за такие-то деньжищи?
– В том-то и дело, что ничего такого… Ничего запредельного. Просто секс.
– Да ладно? – Катя подозревающе прищуривается. – Что-то как-то не верится, знаешь ли.
– Он узнавал обо мне. Знает, что дочка есть. И предлагал любовницей его стать. Чтобы с ним только.
– А ты чё?
– А я ничего, – пожимаю плечами. – Не нужны мне отношения. Не хочу.
– Ну вот и правильно. Странный он какой-то, – задумчиво бормочет Катя, прижимая меня к себе. – С тебя пироженка и кофе утром.
Смеюсь, шмыгая носом, и перевожу взгляд на приоткрытую дверь, за которой боковым зрением замечаю какое-то движение. Вздрагиваю от пристального взгляда чёрных глаз, и на коже выступают мурашки. Какой-то мужик стоит прямо за дверью, а когда я тормошу Катю, чтобы обернулась, незаметно исчезает, словно испарившись.