Коннор и Кристен Мосс, без сомнения, очаровательная пара. Коннор – смуглый, с темными волнистыми волосами, коротко обрезанными по бокам, но не в стиле Третьего рейха. Приятные, угловатые черты лица, жилистые руки. Кристен – полная его противоположность. Она сногсшибательна и явно привлекает больше внимания, чем муж. На шее у нее висит платиновый кулон с сапфирами в стиле ар-деко. Он подчеркивает ее голубые глаза. Мы с Монтроузом садимся напротив, в чересчур ярко освещенной комнате для допросов, и я благодарю их за то, что они пришли. Скоро начнется наш обеденный перерыв. Монтроуз предпочитает каждый день есть в одно и то же время. Но сегодня ему придется потерпеть.
– Вы могли бы просто позвонить, – говорю я.
Кристен тут же отвечает.
– Конечно. Но как представитель судебной власти я обязана удостовериться, что вы получите всю необходимую информацию. Хотя я… – она осекается на полуслове. – Хотя мы ничего не знаем.
– Конечно, – говорю я, хотя это решать мне. Не им.
– Женщина из соседнего коттеджа рассказала нам подробности. То, про что не говорили в новостях, – говорит Коннор. Его голос тише, чем у жены. – Поверить не могу.
– Да уж, – наконец-то подает голос Монтроуз. – Не люблю, когда говорят «у нас такого не случается», но в данном случае это правда. У нас такого действительно не случается.
– Да, – говорит Коннор, – мы с Крис говорили об этом по дороге. В Сиэтле всякое бывает, но не здесь. Мы уже столько лет сюда ездим. Привыкли считать это место своим, а тут вдруг такое.
– Думаю, не пора ли пересмотреть наши планы? Может, стоит вычеркнуть из списка коттедж и начать отдыхать на Гавайях, как все нормальные люди? – добавляет Кристен.
Мы продолжаем разговор и узнаем, что Кристен работает юристом в крупной фирме, а Коннор – официантом в шикарном ресторане, который, я уверена, не идет ни в какое сравнение с «Лесопилкой», самым дорогим заведением Шелтона.
– Официант-распорядитель, – уточняет Кристен.
Я киваю. Разница мне ясна, и, кроме того, мне ясно, что Кристен хочет выставить карьеру мужа в наиболее приглядном свете. Я уже представляю, какой язвительный комментарий отпустит мой напарник, когда они уйдут.
– Вы приехали сегодня рано утром, – говорю я. – Во сколько?
– Верно, – говорит Кристен. – Раньше никак не получалось. Пятница выдалась суматошной, мы выехали только в десять вечера. В коттедж приехали ближе к утру. Боюсь, не могу назвать точное время.
– Я совсем умотался, – встревает Коннор. – Не знаю, во сколько мы приехали. Я тут же рухнул в постель. Моментально вырубился.
Кристен кидает на мужа раздраженный взгляд.
– У нас обоих весьма утомительная работа. Да, он быстро уснул.
– Вы заметили внутри или возле коттеджей что-то необычное? – спрашивает Монтроуз. – Вы ведь часто там бываете, да?
Ему отвечает Коннор:
– Частенько, да. Ничего не изменилось. Те же осьминоги на стенах. Тот же пляж.
– Может, вы видели других постояльцев или говорили с ними? – продолжает Монтроуз.
На этот раз отвечает Кристен:
– Я говорила. Коннор проспал все утро. Я немного поболтала с женщиной по соседству. Она показалась мне очень милой. Внуки доставляют ей массу хлопот.
– Коннор, – говорю я, – вы провели в коттедже все утро? Мне казалось, вы ходили на прогулку.
Коннор потирает затылок.
– У меня случаются сильные мигрени, – отвечает он. – Я выпил таблетку и уснул без задних ног. Кристен ушла гулять одна.
Та глядит на мужа:
– Эти приступы происходят все чаще и чаще. Я твержу ему, что нужно проконсультироваться с другим врачом. Но откуда мне знать? Я же юрист, а не доктор.
Ну конечно. Кристен Мосс – из тех юристов, которые в любом разговоре найдут способ упомянуть свою работу.
– Куда вы отправились? – спрашиваю я Кристен.
– Куда глаза глядят, – отвечает она. – Поехала в Кушман, погуляла там возле озера. Чуть не поджарилась на солнце. Ну да не страшно. Я всегда использую солнцезащитный крем.
– А вы, Коннор?
– Надел шумоподавляющие наушники и уснул. Ужасно себя чувствовал. Накануне переборщил с выпивкой, а тут еще и мигрень. Вот и все.
– Вы что-нибудь слышали? – спрашивает Монтроуз.
– Нет, – говорит Коннор. – У меня первоклассные наушники.
Ну еще бы, думаю я.
Кристен встает из-за стола и взглядом велит мужу следовать за ней. Он так и делает. Кристен протягивает мне визитку.
– На обороте мобильный телефон Коннора, если он вам понадобится. И моя частная линия в юридической фирме.
Ах, так она, оказывается, юрист?
– Только время зря потратили, – говорит Монтроуз.
– Да, – соглашаюсь я, – но по крайней мере теперь мы знаем хорошего юриста.
Он улыбается:
– Примечательная личность, не спорю. Жаль ее мужа. Наверняка она каждый раз уточняет, что он не просто официант, а официант-распорядитель.
– Мы ничего про них не знаем, – напоминаю я.
– А они ничего не знают про похищение. Мисс Независимость и мистер Мигрень. Тоже мне! Ну и парочка! Сочувствую гавайцам. У них не случалось ничего столь же раздражающего с тех пор, как тот придурок нечаянно включил воздушную тревогу.
Мы продолжаем разговор, направляясь обратно к нашим кабинетам.
– У нас есть только слова мужа и старика с собакой. Муж уронил очки, а собачнику за восемьдесят.
– Ему семьдесят семь, – говорю я.
– Плевать. Суть в том, что наших свидетелей первоклассными не назовешь, – говорит Монтроуз, передразнивая Коннора Мосса.
– Они видели, как кто-то похитил Софи.
– Так говорит Адам Уорнер. Старик на пляже видел лишь, как Софи с кем-то боролась. Он не знает, кто именно ее утащил.
– Тогда что, по-твоему, произошло? Она пропала.
– Ага. Точно. Пропала. Я не знаю, что произошло. Но сказка про то, что ее ни с того ни с сего утащил какой-то маньяк, не внушает мне доверия.
– Такое случается каждый день, – говорю я. – Пусть и не здесь.
Монтроуз слегка пожимает плечами.
– Не сомневаюсь, – говорит он. – Но средь бела дня? В одиннадцать часов?
– Это необычно, – соглашаюсь я. – Слишком прямолинейно для кого-то, кто не охотился именно на нее.
– Она уронила бокал с вином, – добавляет Монтроуз. – Страдала алкоголизмом, что ли?
– Ее родители о таком не упоминали, – говорю я. И тут же чувствую себя дурой, потому что я даже не спросила их об этом. Одиннадцать утра – действительно рановато для выпивки. Даже на отдыхе. Впрочем, даже если бы я спросила родителей Софи про вино, вряд ли они стали в самом начале расследования охотно рассказывать про зависимость дочери.
– На самом деле, – говорит Монтроуз, усаживаясь в свое старое кресло, обмотанное невероятным количеством скотча, – мы совершенно ничего не знаем про Адама и Софи Уорнер. – Он на секунду замолкает. – Точнее, я ничего про них не знаю. А что насчет тебя, Ли?