– Ты, кстати, Вермишелька, вчера убежала и так и не поздоровалась с Олежиком, – сказал вдруг дед, как только мы с ним вошли на кухню.
– С кем? – не сразу поняла я, о ком говорил мой родственник. И может быть, не потому, что не вспомнила, а скорее из-за того, что мой братец следовал сразу за нами. А в его присутствии мне явно было не суждено расслабиться.
– Олежик, ну, сын Алевтины и Афанасия, – будто бы не замечая нашего хмурого спутника, который только что слишком громко поставил корзину с яблоками на стол, продолжил мой дед. – Вы же дружили в детстве, а потом он уехал в столицу. В институт поступил, на ветеринара. Ему один год остался доучиться. Ну, вчера за столом, светленький такой, – дед, болтая, вынул из ящика два ножика и один из них протянул мне. – Поможешь, внучка, по старой памяти? Давай нарезай яблоки, а ты, Юджин, иди, спасибо тебе, теперь мы с Вермишелькой и сами справимся.
– Почему же? А я в помощники уже не гожусь? – буркнул недовольно Ярцев, на что дед только пожал плечами и достал третий нож.
– Ну, раз ты так хочешь, помогай, – усмехнулся Аскольд и, вернулся обратно к нашему разговору, – ты так удивляешься, внучка, как будто вчера за столом как минимум человек сто сидело.
Я сделала вид, что мне очень срочно надо разрезать яблоко. Все я заметила. Может быть бы. Если бы не отвлеклась на кое-кого и на мысли о нем! И этот кто-то сейчас, как назло встал рядом со мной, и постоянно касается своим огромным плечом моего. Словно кухня настолько маленькая, что ему больше разместиться негде!
– К нам приехали, – дед особенно подчеркнул «к нам», потому что всегда мечтал завещать эту усадьбу нам с кузеном. И всегда повторял, что, раз уж наши матери вечно находятся в состоянии войны, его внуки станут его наследниками. И настаивал, чтобы мы всегда считали этот дом своим настоящим, родным. – К нам приехали трое новичков, как ты заметила. Греческий спутник Светочки, твоей мамы, Вермишелька, его племянница, яркая девушка, тоже вчера была за столом. У нее имя тоже необычное – Дамарис. Гречанка, но работает переводчиком, так что, по-русски разговаривает свободно. И Олежка. Вы же с ним в детстве играли часто. Ты еще твердила мне, что не знаешь, за кого выйти замуж, за твоего братца, Юджина или за Олежку. Они тебе тогда оба нравились. Но потом как-то пришла ко мне и твердо так заявила, что не любишь больше никого, кроме меня и замуж пойдешь тоже только за меня, – дед по-доброму так улыбнулся, а потом вдруг хихикнул. – А помнишь, Юджин, Олежкин синяк под глазом, который ты ему тогда поставил, за то, что он твоей сестренке цветы подарил? Она тогда так верещала на тебя, в комнате заперлась и голодовку устроила, и требовала, чтобы ты извинился перед Олегом. А ты тогда сказал, что этого никогда не будет. И что если он еще раз к Вермишельке подойдет, ты ему голову открутишь. Помнишь, внук?
– Помню, – хмуро отозвался Ярцев и снова, как бы невзначай, коснулся меня своим плечом, заставив место прикосновения на моей коже гореть ярким пламенем!
К своему ужасу, я тоже вспомнила этот момент. Это было ровно за год до того лета, как мы перестали видеться. Мне тогда было двенадцать, но я достаточно быстро сформировалась, все говорили, что я не выгляжу на свой возраст. Юджину было двадцать два, а Олегу… Сколько? Семнадцать! Или шестнадцать? Не помню… Но это и вправду было. Я задумчиво разрезала яблоко и вспоминала тот самый день, когда все произошло. Олег – обычный деревенский мальчишка, он не шел ни в какое сравнение с моим двоюродным братом. Юджин уже тогда нравился мне и к нему постоянно приходили девочки со всей деревни Шереметьевки. Меня это жутко раздражало. И однажды, назло брату, я отправилась гулять вместе с Олегом. Вдвоем. Хотя брат мне это запрещал. А я все равно сделала. Вернулась с букетом, а возле дверей дома Олег решил поцеловать меня в щеку. Ничего особенного. Детский, невинный поцелуй. А потом дом буквально взорвался от криков Алевтины и моих. Я дико злилась на Ярцева. Как он посмел вмешиваться в мою жизнь? Уже тогда? Ну и что, что он мой брат! Я же не мешала ему встречаться с тем, с кем он хотел! Эти бесконечные девчонки из деревни! Лето, все в платьях, в коротких юбках! Тетя Галя только и твердила, какой жених вырос. А он уже тогда снимался в кино и был успешным.
– Что, Вермишелька? – внезапно дед вырвал меня из воспоминаний. – Теперь я для тебя слишком старый, Юджин – твой брат, так что, твой выбор очевиден – пойдешь замуж за Олежку! Поселитесь здесь, в усадьбе, деток нарожаете. Ветеринар – профессия благородная…
– Юджин! – тишину на кухне нарушил неприятный треск, на который дед отреагировал первым. – Ты силу-то рассчитывай, нечего ножи ломать!
– Новый куплю, – послышалось гневное, и я скосила глаза на руки моего брата. Нож! Немаленький такой нож был сломан напополам! Как он это…
– Кровь! – Аскольд обратил мое внимание на более важные вещи. – Вермишелька, а ну-ка быстренько, достань аптечку, она там же, где и всегда. Вот, дурак же, молодой! Давай, давай, быстрей, внучка, помоги своему брату. Ой, мне эта молодежь! Давай, перевязывай, а я сейчас перчатку резиновую принесу! – сказал и через мгновение исчез за дверью.
Я почему-то очень переволновалась и быстро достала аптечку из шкафчика у двери.
– Рану надо промыть, – сказала, не глядя на него, и выудила из коробки с лекарствами банку с перекисью и бинт, – под водой.
– Как скажешь, – услышала его покорное, и он беспрекословно выполнил мое требование.
Не знаю, почему с таким рвением я сама бросилась выполнять наказ деда? Меня так сильно напугал вид крови? Или я… переживаю за него? Даже приблизившись к своему двоюродному брату, я пыталась разбудить в себе злобу, что еще минуту назад полыхала во мне, но у меня не получилось. В это мгновение я не могла думать ни о чем другом, как только о его порезе.
– Давай руку, – все же достаточно тихо сказала и по-прежнему не подняла глаза на Ярцева. Он невозмутимо, как мне показалось, ведь я не видела его лица, невозмутимо выключил воду и подставил мне свою огромную ладонь.
Мне пришлось.
Пришлось дотронуться до него. И его рука оказалась обжигающее горячей. Настолько, что от этого прикосновения заполыхала вся я…
С трудом взяла себя в руки и, открыв пузырек, плеснула перекисью на его рану. Порез оказался большим и достаточно глубоким, но Юджин не проронил ни звука, а лишь покорно стоял и принимал мою помощь. Промыв рану, приложила вату, а сверху аккуратно, как учил когда-то дед, намотала бинт.
– Маша, – он что-то хотел сказать, но я его перебила:
– Тебе не надо сейчас ничего делать этой рукой, – сказала, и уже хотела было закрепить концы бинта, как вдруг он обеими руками схватил меня за плечи, наплевав на рану и практически прорычал:
– Маша, не вздумай ни с кем встречаться!
– Что ты делаешь?! – от испуга забыла о своем смущении, и резко подняла на него глаза.
Бешенный, до предела разгневанный взгляд моего двоюродного брата в данную секунду буквально пожирал меня!
– Ты меня поняла. Увижу тебя с ним – не только голову ему откручу!
Пообещал, резко развернулся и вышел из кухни, оставив меня стоять и непонимающе смотреть ему вслед. Что это было?
Я уже была одна, но в моей же голове до сих пор гремел его гневный рык. Мой двоюродный брат со своими шутками перешел уже все границы! Чтобы он себе там не напридумывал.
Тут же вернулся дед и не менее удивленно, чем я, спросил:
– А где этот упрямец?
– Ушел, – тихо ответила Аскольду, так же, как и он, полностью недоумевая из-за непонятного поведения своего родственника.
А потом я мыла стол, в том месте, где стоял Юджин. Нож действительно был сломан пополам. На столе осталось несколько капель его крови.
Ненормальный. Что на него опять нашло?