Утром позвонил Бонифаций. И застонал в трубку:
– Дима! Я тебя умоляю! Мы такую пьесу написали! Веселую, мудрую, задорную! Ты мне веришь? И все роли распределили. Уже репетируем! Даже наши педагоги участвуют. Веришь? А вот на главную роль – ну никого нет. Никак не подберем. Я вижу в этой роли только тебя! Ты мне веришь? Понимаешь, друг мой, ты подходишь по всем параметрам…
Тут я невольно перебил педагога:
– Это по каким же параметрам? – в моем голосе прозвучала обида. – Дурак, что ли, вылитый?
– Ну зачем же так? Просто ты и по виду, и по характеру на первый взгляд такой простодушный. А на самом деле…
– Еще глупей, да? – опять невежливо перебил я.
– Нет, я совсем не это хотел сказать. Я имел в виду твой богатый внутренний мир, глубоко скрытый от всех. До поры. А когда она, эта пора, настанет…
– Пока она настанет, Игорь Зиновьевич, у нас в школе все стены испишут: «Димка – дурак».
– Нет, ты меня не понял. Давай договоримся так: подумай до завтра, ладно? И завтра утром, на свежую голову, дай свое согласие! – и он поскорее положил трубку, чтобы не услышать в ответ мое решительное несогласие.
– Опять Бонифаций? – спросил Алешка. – Что-то это подозрительно.
– Вокруг нас теперь все подозрительно, – проворчал я.
– Что подозрительно? – спросила, входя в нашу комнату, мама. – Подозрительно, что вы до сих пор не принесли книжки.
– У них санитарный день, – не подумав, соврал Алешка. – Карантин.
– Ах так? – рассердилась и обиделась мама. – Тогда я сама зайду в жэк. После работы, усталая и голодная. С тяжелыми сумками.
– Не ходи, – мрачно предупредил Алешка. Оказывается, он соврал, подумав. – В жэке тараканов морят.
Все, можно не беспокоиться. Мама теперь этот жэк за два квартала будет обходить. Это у нас семейное. Менталитет такой. Папа мышей боится, а мама – тараканов. Она от них визжит, бледнеет и даже в обморок может упасть. Как папа от мышек.
– Ладно, – сказала мама, – так и быть, сходите сами. Раз уж вы такие сознательные. Только обязательно. И не забудьте мне веток нарезать – сколько вас просить надо?
Ох эти веточки!
У нас семья вообще такая, увлекающаяся. Папа увлекается работой, а иногда рыбалкой, Алешка – всем подряд, а мама – цветами. Она все подоконники заставила горшками. Но цветы у нее почему-то плоховато приживаются. Растут-то они хорошо, быстро, но только исключительно вверх – тощие такие и длинные. И мама все время втыкает в горшки колышки и подвязывает к ним хилые стебельки цветными бантиками. Издалека даже красиво получается – будто на окне на худосочных палках распустились цветы.
А потом стебельки окончательно никнут и жалобно сгибаются до подоконника. А колышки – совсем наоборот. Они пускают корни и распускают листочки, стараясь побыстрее превратиться в деревья. Пока их не выкинули.
Папа сколько раз маме предлагал:
– Ну что ты мучаешься, ну не растут цветы – пусть растут деревья. Они у тебя дают дружные всходы. Ты еще привей на них какие-нибудь вечнозеленые фрукты. Представляешь? Ни у кого на свете не зеленеет на подоконнике роща, а у тебя зеленеет. И плодоносит круглый год. Лешк, скажи, здорово, а?
– Ага! – подначивал Лешка. – Я еще голубей с воронами наловлю. И рассажу на ветках. Можно и скворечник приколотить. К шкафу.
Но мама на эти подначки – ноль внимания. Вырывает деревья вместе с цветами, сажает новые цветы и посылает нас за новыми ветками для колышков.
Мы обычно срезаем их в овраге. Это не очень хорошее место в наших окрестностях. Когда-то, на заре перестройки, на краю оврага начали строительство. Нарыли всяких траншей, навозили бетонных плит, тонны железа – и бросили. Некоторые жильцы сначала очень обрадовались и понаставили там на свободных местах «ракушки» для своих машин. Но их, конечно, вскоре убрали – неположено. И остался там высоченный ржавый кран на ржавых рельсах и один заброшенный гараж, который какой-то шустрый жилец успел построить из кирпича и бетона. Его снести не смогли, а просто заколотили и забросили. Вот за этим гаражом, прямо на склоне оврага, росли очень подходящие кусты. И с них мы обычно срезали ветки для маминых хилых питомцев…
Мы решили сначала нарезать веток, а уж потом сходить в жэк.
Сразу за нашим домом кончается асфальт, и к оврагу идет вся раскисшая от дождя узкая дорога. По ней никто уже давно не ездит. Иногда только ходят собачники со своими четвероногими друзьями на прогулку. Да и то редко. Они предпочитают выгуливать собак во дворе, возле песочницы. Потому что в овраге водятся крысы, и собачники их боятся.
Эту проблему мы с Алешкой обсуждали по дороге, скользя по глине и обходя лужи. Но тут вдруг Алешка остановился и уставился под ноги.
– Смотри, – сказал он. – Следы.
Я сразу не понял, а потом тоже обратил внимание, что на дороге отпечатались следы автомобильных колес. Легковых. И сначала это меня не удивило, подумаешь, кто-то проехал, а потом до меня дошло: а куда проехал-то? В овраг, что ли?
Мы пошли дальше, приглядываясь к следам. Они были четкие, очень хорошо заметные – земля была влажная, а колеса новенькие, с хорошими протекторами.
Дорога прихотливо петляла между траншеями, залитыми водой, между бетонных блоков и корявой арматуры, а потом уперлась в ворота заброшенного гаража. И там же, за его воротами, исчезали следы колес.
Алешка сдвинул на нос шапку и поскреб затылок. Это, наверное, означало: ничего особенного, кто-то, самый находчивый, прибрал гараж в свое пользование.
А я сдвинул шапку на затылок и почесал лоб, что означало: глупости, кому это надо – гараж на краю оврага, вдалеке от домов, среди заброшенного строительства.
– А давай подглядим, что там? – предложил Алешка. – Может, там и нет ничего?
Но «подглядеть» было непросто: окошко у гаража было только одно, сзади, и все замазанное белой краской, и только над воротами оставалась узенькая щель под козырьком крыши.
Правда, ворота из досок были щелястые, с большими зазорами. Мы уткнулись в дырки носами, но ничего не увидели – будто за воротами была еще одна дверь, более плотная.
– Ладно, – непримиримо сказал Алешка. – Подсади.
Я подставил ему руки «замком», он вскарабкался, подтянулся и заглянул в щель под козырьком.
– Это что такое? – раздалось сзади сердито и громко. – А ну, брысь отсюда!
«Пирамида» наша развалилась сама собой. И мы обернулись.
Перед нами стоял, грозно поигрывая резиновой дубинкой, человек в камуфляжной форме охранника.
– А чего? – сказал я. – Нельзя, что ли? Это ничей гараж.