Никто не смел прерывать царящего в кабинете командира молчания.
Роберт расположился в высоком кожаном кресле за столом; за его спиной висела выцветшая пасторальная картина, отсылающая к легендам о синегрудых пташках на болотах. По обе стороны от полотна – высокие двустворчатые окна. Сам Сборт сцепил руки в замок и, похлопывая большими пальцами друг о друга, погрузился в размышления. Он то и дело поглядывал на нас, и только Крис, стоявший у окна и смотревший в небольшую щель задернутых штор на улицу, не попадал в угол обзора командира. Льюис был хмур и сосредоточен.
Михаэль ходил из угла в угол, напряженно думая и перехватив руки за спиной. Норман баловался с монеткой; за ним меланхолично наблюдала Сара. Стэн сидел на полу, облокотившись о стену и закрыв глаза. Стивен изучал собранные в шкафу документы, а мы с Сэмом аккуратно сидели на темно-бардовом диване; Сэм, боясь пошевелиться, и я, опершись о ноги предплечьями и созерцая добротную мебель из красного дерева, покрытую сложными золотыми орнаментами. Наверное, именно поэтому кабинет носил название "красный" – небольшая табличка на входе практически затерлась, но надпись можно было различить.
Каждый горгоновец нашел себе занятие, витал в мыслях, и не думал нарушать тишину, воцарившуюся с момента выхода из столовой. Невидимое напряжение стало практически ощутимо на физическом уровне, но никто не решался начать говорить, потому что непонятно с чего начать.
Украдкой посмотрела на Сэма; он единственный не был напряжен и взволнован. Его все устраивало, и во мне крепло уверенность, что настоятельная просьба Грина " военным не разгуливать с оружием" пришлась Дорту по душе.
С потолка свисала дорогая люстра. Работала лишь пара лампочек, отчего кабинет освещался тускло. Но освещался. Светом из лампочки. Хрусталь поблескивал разноцветными переливами, завораживая чужеродностью в вакханалии сумасбродных, мрачных и жутких дней.
Сборт тяжело выдохнул, откидываясь на спинку кресла:
– Что ж, нам предложили сотрудничество, – наконец возвестил Роберт. – Удобства в обмен на помощь в урегулировании вопросов безопасности. Судить обо все пока рано, – мужчина неоднозначно пожал плечами, – Грин сам не знает людей, собравшихся под одной крышей. Вы уже наслышаны об исчезновениях, верно же? Маловероятно, что кто-то самостоятельно решил покинуть это место. Особенно в нынешних условиях, – командир выждал небольшую паузу. – Велика вероятность, что в резиденции кто-то подчищает лишних. Исчезновения начались почти сразу, как люди обосновались. Семеро пропавших примерно за три недели. У некоторых из них остались здесь родные. Мотивации, чтобы покинуть резиденцию по собственной воле, ни у кого не наблюдалось.
– Заделаемся телохранителями? – скривил губы Стэн.
– Скорее проконсультируем, – ответил Роберт дипломатично, – а сами обживемся на какое-то время. Уж лучше с водой и хотя бы каким-то электричеством, чем в лесу на базе отдыха, где из плюсов разве что удаленность от возможных скоплений оживших трупов.
– Здесь дети, – надломлено проговорила Сара, – старики. Люди, которые и в лучшие времена не всегда могут за себя постоять. Как можно так наплевательски относиться к организации сохранности? На вид никто и не стремится сделать это место безопасным.
– Они считают, что главное находиться в отдалении от зараженных. Забаррикадировались здесь и дело с концами, – хмыкнувший Льюис перевел взгляд на Роберта, – но забыли, что угроза исходит не только снаружи, но и изнутри. А она значительно серьезнее. Кто скрывается среди этих людей? Сколько в исчезновениях правды, сколько домысла? Почему Грин даже не попытался наладить охрану, когда люди стали "исчезать"? Что за "совещательный совет"? Какая его роль?
– Ты уже задавал эти вопросы, но тебе на них разве что Джон ответит, да и в этом я ни до конца уверен, – Роберт цокнул, поведя головой. – Но людей Грин собрал. Может, твердости и жесткости ему не хватает, но авторитета он вроде не потерял; Виктор говорил, что люди в резиденции любят и уважают его.
– Он бывший градоначальник, – презрительно скривился Кристофер в ответ. – Это не любовь, и не уважение; это синдром выживания заложника.
– Почему мы не едем к Старым рубежам? – внезапно спросил остановившийся Михаэль. Внутри у меня рухнуло; показалось, что кровь отлила от лица. Командир же остался невозмутим, ни одна мышца не дрогнула. – Почему, Роберт?
– Здесь мы сейчас нужнее.
– Это не ответ.
– Ты забываешься, Миха, – голос Льюиса угрожающе тих, – подбирай тон.
Роберт почти незаметно приподнял пальцы в знакомом жесте: "стой". Напряжение, способное в любой момент обернуться взрывом…
– Мы так много намотали кругов, – вырвалось из меня в попытке перенаправить горгоновское внимание, – столько проколесили дорог, пытаясь найти безопасный путь. Не мне напоминать о тех таможенных заграждениях, которые мы так и не смогли миновать, о том, как долго искали пути их объехать и найти другую трассу, – под взгляды военных замокла, испугавшись, что влезла ни туда. Но Роберт согласно кивнул, и взгляд его не был осуждающим: на душе стало легче и свободнее.
– Как одно из объяснений, – Сборт пластично указал в мою сторону. – До Рубежей далеко. Мы не знаем, какие еще границы окажутся перекрыты, на каких магистралях нас встретят пробки из брошенных машин, какие дороги вообще пригодны для движения. Мы не можем даже предположить наверняка, сколько зараженных городов придется пересечь, и как много хтони нас встретит по пути. Для такого рывка нужно быть абсолютно готовыми и полностью укомплектованными. Снаряжения маловато. К тому же, сейчас Рубежи как никогда укрепят позиции. Прорываться туда на данный момент нам незачем. Рациональнее подождать.
– Но приёмник…
– Связь давно работает с большими перебоями. Слишком серьезными, чтобы быть уверенными в ее скором и полном исчезновении.
– Нам будет комфортно переждать здесь, пока дальнейшие действия непонятны, и мы нужны здешним жильцам, – Норман шмыгнул носом. – Мы найдем общий язык. По крайней мере, постараемся. Если нашу помощь захотят принять – что ж, хорошо. Не захотят – нам же проще. За себя-то мы точно постоим, кто бы здесь не промышлял.
– Да и только конченный долбоящер рискнет что-то предпринимать против нас, – вторил Стэн. – Если выбирать между парилкой в машине на дороге и возможностью принять душ и поспать лицом в подушку, я выберу второе.
– Нам некуда спешить, такую бурю лучше переждать, – поддакнула Сара. – К тому же, резиденты напуганы и измотаны, люди действительно нуждаются в помощи. Не думаю, что для нас будет проблемой помочь.
– Тем более, мы были и останемся самостоятельны. Никто нас ни с кем не связывает. Мы можем в любой момент уехать, – согласно проговорил Стивен. Роберт молча выслушивал каждого.
– Это же тоже люди, тоже выжившие, – внезапно проговорил Сэм. Я в удивлении глянула на друга, никак не ожидая, что он вступит в разговор. – Мы должны держаться вместе, разве нет?
– Может и так, – выдохнул Михаэль, – но доверять мы им не можем. Следует быть осторожными, – слова Боура встречены общими выражениями согласия.
– Да, конечно, здесь есть потенциально… Опасные, – я пожала плечами, оглядывая горгоновцев. – Но большинство действительно просто те, кому посчастливилось пережить начало конца. Или не посчастливилось… – вдруг добавила тише, но скорее продолжила, чтобы сорвавшиеся слова не повисли мечом над нашими головами. – Люди не понимают, что делать, и нуждаются в защите. Хотя бы в ее организации. Я говорю со стороны человека, которому вы жизнь спасли. Я представить боюсь, что случилось бы, останься мы с Сэмом одни.
– О, а я бы хотел взглянуть на тщетные попытки Сэма удержать тебя от очередной бесноватой авантюры, – хохотнул довольный Льюис.
– Крис, если Штеф тебя сейчас придушит, я даже не буду ее останавливать, – Роберт посмеялся, а я все продолжала неотрывно смотреть на Льюиса, и правда готовая в ту секунду стереть нахальную ухмылку с лица горгоновца. – Впрочем, опуская ваш трепетный обмен нежностями, я бы хотел вернуться к насущным вопросам.
– Если мы нужнее здесь, значит будем здесь, – пожал плечами Михаэль. Горгоновцы вновь поддержали позицию Боура.
– В таком случае, не хочу вас больше задерживать. Отдыхайте сегодня. Все. Выспитесь. Завтра обозначу фронт работы, – Роберт опустил руки на стол. – Единственное, скажу сразу: особенного расположения к себе не ждите, впрочем, как и всегда. В конфликты и споры не вступаем, – командир глянул через плечо в сторону Льюиса. Тот развел руками. – Оружие при себе имеем, присматриваемся, прислушиваемся, выстраиваем общение. В критической ситуации молниеносно собираемся и покидаем здание; пока ситуация не прояснится, дежурство будет проходить прямо в коридоре. Потом на крышу поднимемся, – Роберт глянул на меня. – Как успехи в обучении, Штеф?
– Думаю, наиболее объективно ответят горгоновцы, – на секунду задумалась. – Стараюсь, Роберт.
– Хорошо, – кивнул он, – схема остается прежней, никаких занятий ты не пропускаешь. Через пару-тройку дней начнешь заниматься с Крисом, – на слова Сборта сдавленно выдохнула, покосившись на Льюиса. – На этом мои распоряжения на сегодня завершены.
Разошлись, потерявшись в раздумьях. Действительно было над чем размышлять – начиная от того, в какое место мы попали и как теперь себя здесь вести, заканчивая мыслями о том, что помимо нас есть выжившие и, возможно, еще не все потеряно… Наверное.
Состояние у всех специфическое, неопределенное; решение Сборта разрешить всё утром каждым воспринялось положительно. За ночь многое может перемениться, да и принимать решения или делать выводы во время эмоциональной встряски никогда не считалось разумным решением. Требовалась ясность. Пауза позволит прийти в себя, обдумать, осознать.
Хотя я вынесла из того дня несколько важных уроков. Во-первых, никогда не стоит недооценивать себя. Во-вторых, не следует преждевременно ставить крест на чем-либо. В-третьих, конфликт с тобой может возникнуть не только из-за неприязни, но и из-за страха. Главное – если ты способен постоять за себя, тебя будут опасаться. Главное: если ты мог за себя постоять – тебя опасались. И лучше уж представать охотником, чем загнанной дичью.
Окна в кабинете оставили открытыми и свалились на кровати абсолютно обессиленные и потрясенные. Перебросились парой фраз; не прошло и пары минут, как Сара засопела, свернувшись калачиком и укрывшись до самого носа. Норман развалился, раскинув руки и раскрывшись. Изредка похрапывал.
Я уснуть не могла. Крутилась, вертелась, то с опаской посматривая на окно, то выискивая тень за шкафом, то рисуя силуэты за дверью… Но знала, что за дверью наш покой бережет Роберт, а в комнате никто нас не побеспокоит – Льюис спит чутко, и с любым обидчиком расправится быстрее, чем я щелкну пальцами; за окном тоже никого – лишь пустота ночи и высокий кованый забор, так умело переплетенный, что и самый мелкий зверь не пробрался бы на территорию резиденции.
Но сна все равно не сыскать. Слишком чистая голова. Слишком взволнованное сердце. Я чуть приподнялась на локтях, всматриваясь в темные очертания мебели; затем глянула вперед, пытаясь увидеть, спит ли Кристофер. Вздохнула, гонимая секундным порывом подползла к краю кровати – между нашими спальными с Крисом местами было сантиметров тридцать. Я замерла, а мужчина вдруг перевернулся на спину и, запрокинув голову, посмотрел наверх, на меня.
– Чего не спишь? – спросил он шепотом; я пожала плечами. – Решила все-таки меня придушить?
– Предпочла бы это сделать, когда ты бодрствуешь.
– Необычный выбор для ролевых игр, но если ты настаиваешь, – я легонько ударила горгоновца по лбу; Льюис, шикнув, наигранно скривился. – Не нужно избивать меня раньше времени, наши тренировки еще не начались.
– Кстати об этом, – на мои слова горгоновец страдальчески вздохнул. – Можешь начать заниматься со мной не через "пару-тройку дней", а прямо завтра?
– Не вывезешь, – качнул головой мужчина.
– Вывезу. Будем постепенно наращивать объем работы, за что ратует Норман.
Крис ответил не сразу.
– Хорошо. Но если будешь жаловаться – я предупреждал; поблажек не будет. И в таком случае нам точно нужно нормально поспать, иначе сил попросту не останется.
Я быстро улеглась, не меняя своего местоположения: головой – в сторону Криса, ногами к окну. С этого ракурса открывался вид на небесный пейзаж за стеклом. Ультрамаринового цвета небо, россыпь жемчужных звезд-бусин. Рука моя выходила за пределы кровати, но монстров под ней не было – все монстры жили снаружи этих кабинетов. А некоторые и в нас самих. Скрылись под ребрами, бесновато плясали в сердцах.
Дышала размеренно и глубоко. Льюис завел руку за голову, мы столкнулись кистями. Недолго думая, перехватила мизинец горгоновца своим – мужчина ответил на этот эмоциональный жест.
– Знаешь, Крис, я думаю, что эта резиденция слишком роскошна даже по меркам реалий Государства. Да и в целом достаточно странное место, не находишь? – Льюис не ответил, внимательно слушая. – Здесь нет символики Трех. Совсем ничего. А разве мог градоначальник оставить резиденцию без монарших символов? Не восхвалить даже архитектурно могущество правительства? Да и в целом… Почему почти все расположились в дополнительной пристройке, и только несколько человек в главном корпусе? Почему сегодня, когда я спросила у Виктора про Грина, он сначала спросил "про которого?", и затем выглядел так, будто лишнего сказал? Плюс, ты заметил, здесь есть лестница на цокольный этаж. Нам вообще ничего о нем не сказали. А вдруг там есть что-то, что таит опасность? Да и что может заставить кого-то "подчищать лишних"? Должна быть причина, мотив…
– Шайер, для начала проспись и, молю тебя, не впутывайся ни в какие авантюры, – ни то фыркнула, ни то цокнула. – Не встревай и не смей что-либо делать вне осведомленности Роберта, он тебе за это спасибо не скажет. Хотя, знаешь, лучше вообще ни во что не ввязывайся. Хорошо?
– Я не могу обещать то, что вероятнее всего не выполню.
– Нет уж, постарайся выполнить.
Тяжело вздохнула. Серебристые точки звезд, раскиданные по небу чьей-то неведомой волей, умиротворенно поблескивали. Их холодный свет мягко струился в тишине безветренной ночи.
– Тогда держи меня в курсе происходящего, Крис. Насколько сможешь.
– Да вроде и Роберт особенно тебя не отгораживает от информирования. А теперь спи и восстанавливайся, для нового дня нужны новые силы.
– Добрых снов, Льюис.
– Спи спокойно, милая.
И я правда быстро уснула. Уже во сне вновь и вновь перекручивала в голове увиденные интерьеры и встреченных людей. Вспоминала сумасшедший, нервный и суматошный ушедший день… И почему-то снег снился. Он валил с неба крупными хлопьями. Падал и падал, укутывал меня, лежащую не земле и устремившую взгляд наверх, в серое небо. Пальцами ощущала холод и кровь.
Так многое свалилось на голову – не успевали осмыслить, переварить.
Шум от хлопка двери машины кажется значительно громче, чем он есть на самом деле. Через мгновение Крис кладет передо мной на панель две тугие сшитые папки.
– Подумал, что тебе будет интересно. План блокпоста, устав, положения о досмотре граждан и транспортных средств, – Льюис немного кривится, разминая предплечье руки, на котором виднеется сильный кровоподтек. – На полу валялись.
Я молча кладу на панель (уже перед Крисом) пачку патронов: своеобразный обмен состоялся. Признаться, приятно, что горгоновец подобрал и принес бумаги. Насколько бы скептично он не относился к моему любопытству и "бесполезным тараканьим бегам за истиной", папки все равно забрал.
В тишине гудение моторов превращается в настоящий рев.
– Мне казалась, что здесь будет столпотворение. А дорога пуста, машин почти и не было.
– Чтобы заторы образовались у таможен, да и в принципе вне города, люди должны были из этих самых городов выбраться, – горгоновец пожимает плечами, и спорить не приходится. Мы не встретим пробок там, где люди даже не смогли выехать на магистрали.
Крис опускает ручник, выкручивает руль, вполоборота глядя на таможенный пост. В КПП, за закрытыми дверьми, до сих пор бьются зараженные. Я не слышу ударов, гортанного рокота, но какофония их звуков продолжает греметь в моих ушах отчетливо и ярко.
Машины выезжают на мост.
– Тот символ, нанесенный поверх изображения Трех… – произношу несмело. – Ты когда-нибудь его уже видел?
– Нет, – вырывается паром изо рта Льюиса. – Такой никогда.
Киваю, тяжело сглатывая.
Держим курс к столице. Роберт все еще получает оттуда обрывчатые локальные донесения, какую-то информацию, хотя нам ее не оглашает; нам лишь известно, что Северная зараза уже добралась до Старых Рубежей и нещадно сжирает все на своем пути. Горгоновцы, в большинстве своем, считают, что Удел Трех должен выстоять. Что это сейчас единственное место, куда можно стремиться и на которое можно надеяться.
Длинные белые подвески арочного моста напоминают тюремную камеру.
Страшно от беспомощности и бессилия. Я могу только смотреть, как пламя пожарищ разрастается, могу только слышать отдалённую канонаду, уходящую вглубь и растворяющуюся в беспросветном мраке. Я не способна никому помочь. Не способна помочь самой себе – и это больше прочего пугает.
Украдкой смотрю на Криса. На его раскрасневшиеся глаза, под которыми лежит темная синяя тень.
– Давай после следующей остановки поведу я? – спрашиваю осторожно, уже не в первый раз; обычно ответ на этот вопрос отрицательный, но сейчас горгоновец выглядит совсем разбито.
– Не люблю, когда за рулем моей машины сидит кто-то еще, – Льюис не поворачивает головы. Массирует глаза, затем кладет руку себе на шею. Думает с секунду. – Ладно, но только в этот раз. После остановки поведешь ты, а я немного вздремну.
Под пепельными облаками тлеет лунный диск.
Наступило удивительно прохладное утро. Еще не рассвело; легкая сонливость мгновенно прошла, когда я выскочила трусцой за Роудезом на улицу – с вечера мне думалось, что сегодняшнюю утреннюю тренировку мы пропустим, но полусонный Норман растолкал меня, еще шести не было, – обволакивала ощутимая свежесть, граничащая с морозцем. Мы вышли во внутренний двор резиденции – большое безлюдное пространство, со всех сторон окруженное фасадами здания и застройками разного назначения.
Норман присматривался, почти сканировал взглядом пространство, чтобы потом доложить Сборту.
– Сейчас разминку сделаешь и на интервальный перейдешь, – бросил мужчина, разминая плечо. – Я пока подготовлю препятствия и подумаю, где отжимания и подтягивая будет лучше делать. А потом пройдем по классике, хорошо?
Кивнула, не отвечая вслух, дабы не сбить дыхалку.
Вообще, горгоновцы в более-менее спокойные дни всегда находили время хотя бы для одной тренировки. Зарядка с нагрузками была для них привычным делом, выполняющимся даже в полусонном состоянии – они не обращали на это внимания, воспринимая как рутину, неотъемлемую часть распорядка. Также машинально горгоновцы начищали берцы до блеска, и с завидной регулярностью чистили оружие. Как-то раз, когда Сара проводила для меня очередной урок по огнестрелу, Роудез сидел рядом и разбирал пистолет припевая себе под нос "Оружие и женщин воспринимай как связку; чистоту ведь любят, твою ласку да смазку". Под наш недоуменный с Карани взгляд и гомерический хохот Льюиса Норман смутился и поскорее ретировался, однако успев заменить растянутую пружину магазина.
Я сама пыталась втянуться в горгоновский ритм, полюбить его и проникнуться им. Вроде получалось – по крайней мере тренировки, в особенности утренние, поглощали меня полностью. В голове не оставалось никаких мыслей, кроме как немножечко перевыполнить. Здесь лишние метры, там мышечная нагрузка сверх – по минимуму, чтобы оставаться бодрой и на ногах, но все равно чуть больше. Это становилось поводом маленькой гордости за себя, подначивало и мотивировало. Делаешь что-то – делай хорошо или вовсе не делай.
Норман поддерживал, но спуска не давал. Подгонял, усложнял, увеличивал объемы нагрузки с каждой новой тренировкой. Хвалил, но в меру. Много шутил. В перерывах мы запевали старые танцевальные песни, поднимая тем себе настроение. И я была бесконечно благодарна Роудезу, который раз за разом просыпался до рассвета, хотя абсолютно того не любил.
Когда после тренировки осознала, что можно сходить в душ, то чуть не заплакала от радости: это казалось таким невозможным и удивительным после прошедших недель.
Затем завтрак. Назначение дежурств; у комнат в первую половину дня оставалась Сара. Роберт предложил обсуждать дела с Грином ближе к обеду – почти все жители еще спали (что меня, уже перекроившую режим под горгоновский, поразило). Оставалось время до двенадцати часов, за которое я прослушала лекции Стивена и Стэна, исписав еще пару страниц блокнота. Тарэн условно делил свои занятия на две части: теоретическую и практическую. "Конечно, – говорил он, – опыт ориентировки по местности в черте города был бы более полезен и практически направлен; организуем по мере возможности". Стэн детально расписывал все основные аспекты темы. Он начинал с базового различия местностей – как их особенности влияют на ориентирование, какие сигналы и метки эффективнее в лесистой и городской местностях, – затем переходил к основным методам фиксации своего местоположения, описывал, как использовать карты и компас в сочетании с естественными ориентирами, упоминая важные приемы, которые помогают найтись в сложных условиях. Среди прочего, он объяснял принципы работы с ХИСами и ручными сигнальными устройствами, рассказывал о правильном использовании фальшфайеров для подачи экстренных сигналов. Стэн рассказывал, как распознавать и интерпретировать ключевые команды командира, подаваемые жестами или световыми сигналами. Я фиксировала жестикуляцию, которую следовало изучить – а здесь было важно не только механическое запоминание, но и глубинное понимание тактики и логики действий. В дальнейшем Стэн обещал углубиться в пиротехнику.
Потихоньку скорость моей реакции начинал тренировать Кристофер, самым, наверное, странным способом: внезапно кидал в мою сторону любой попавшийся ему под руку предмет, который мне было необходимо поймать и не выронить, а еще – не отбить и не травмировать себе руки. Вообще, Крис еще долго будет промышлять такой "тренировкой": швырять в меня что угодно, начиная от карандаша, заканчивая чем-то более увесистым, а порой и жутко острым.
Что касается Стивена, в тот день он успел рассказать об оптимальном распределении ресурсов, акцентируя внимание на том, как сохранить запасы и не допустить лишних трат. Обсудил пайки и нормы питания. Подкинул несколько практичных рецептов из самых простых ингредиентов, чтобы питание оставалось питательным даже в условиях минимального набора продуктов. Описал минимальный набор для выживания в полевых условиях, рассказал подробнее о наполнении походного рюкзака горгоновцев – расписал каждую вещь, показав и научив применять. Наконец, спустя столько времени, я искренне полюбила мультитул, признав его необходимость.
Я отдавалась тренировкам и занятиям. Погружалась в них. Забывалась в них… И это меня спасло. Когда мир вокруг рушился, я не сошла с ума только потому, что была занята другим. Потому что я смотрела на горгоновцев, которые, будучи замученными и уставшими, верили, что им под силу все преодолеть. И я верила.
Жизнь в резиденции начиналась часам к десяти. Люди вальяжно выходили из комнат, зевали, желали друг другу доброго утра, шли в душ или столовую. Начинали носиться дети. Отовсюду раздавались шумные разговоры, иногда смех. И, о, Небеса, как был счастлив Сэм, видя все это вокруг! Ему казалось, что он попал в нормальную жизнь, без военной муштры и излишней строгости Сборта; Сэм словно забыл об опасности, о том, что, в общем-то, оставалось там, за пределами огороженного здания. Это не была нормальная жизнь. Это была пародия, сатира, разыгранная, к тому же, не к месту. Не поможет не думать об опасности, закрыть на нее глаза, стараясь заглушить страх и апатию. Не забудешься, не уйдешь от реальности, лишь подвергнешь себя ненужному риску. Но я не переубеждала друга; знала, что ему нужен способ и стимул пережить коллапс. Относилась с пониманием.
Обед. Паек. Льюис, как обычно, отдал мне часть положенного ему шоколада. Молча и без желания выслушивать возражения. Затем Сборт коротко оповестил нас, что на беседу с Грином и другими "представителями" всей компанией мы не приглашены; направится сам командир, взяв с собой Михаэля, Сару и Криса.
На лице Сэма промелькнуло замешательство, и я понимала причину: Михаэль – правая рука Сборта и преемник командира. Сара эмпат, читающий людей, но… Льюис? Однако я, общаясь с Крисом лучше Сэма, знала, что несмотря на мнимую "дикость" Кристофер – серьезный и рассудительный человек, чертовски внимательный к деталям, обладающий холодным аналитическим умом; да и достаточно неплохой оратор. Убедительный. Норман же объяснил Льюиса в списке Роберта немного иначе: Крис идеально проводил жесткие переговоры. Впрочем, в том сомнений не возникало.
Время "переговоров" тянулось нестерпимо долго. Стивен отсыпался после ночного дежурства, Стэн досиживал последние часы – его затем должен был сменить Норман, – а я, чтобы не томиться в незнании, решила побродить по резиденции. Солнце пробивалось сквозь окна, яркими пятнами света разрисовывало стены. Я миновала холл, лишь окинув его взглядом – изящные колонны, резной потолок, – и направилась на второй этаж по парадной лестнице, облицованной мрамором голубовато-серебристых оттенков. Вместо изображений символики Трех на барельефах – пейзажи, цветы. Это рефлекторно напрягло: нигде в резиденции не содержалось ничего, указывающего на власть монархов. Ни одного изображения. Ни одного символа, которыми так любили украшать абсолютно любые предметы и здания.
Шестеренки в голове усиленно крутились. °13-16-8-28. Что я знала об этом городе? Знала ли вообще что-то? Чрезмерно много цифр и номеров, смешавшихся в единую кучу. И за какую нить не потяни – паутинка только сильнее заплетется. Иронично, что номер города был выгравирован над входом в резиденцию. А символ Трех – нет.
°13-16-8-28. Город слишком далек от юго-запада, чтобы проникнуться сепаратизмом и гражданской борьбой Холодного Штиля. Город слишком далек от Севера, чтобы безбоязненно поддерживать Хорста.
На втором этаже я обнаружила свидетельства того, что хаос резиденцию не миновал: длинный засохший кровяной след тянулся по зеленому ковру. Массивные гранитные вазоны опрокинуты, на полу и стенах виднелись трещины. Я в нерешительности остановилась, думая, нужно ли в одиночку идти дальше; но дрожащая тишина окружала, глубокая и всеобъемлющая. Никто ведь не пытался напасть на нас ночью, да и зараженных в здании тоже быть не могло – чего опасаться?
Анфилада залов оставалась в правом крыле. Длинная галерея лежала передо мной в левом. В галерее – десятки дубовых дверей, ведущих в кабинеты и переговорные, а напротив них – высокие окна, из которых открывался вид на город. Между оконными рамами – картины. Если постараться, можно найти связующий между ними сюжет, завязанный на возвышении человека посредством злата, драгоценностей и денежных пачек. Специфический выбор для подобного места.
Я замерла у последней картины. Вернее, перед тем местом, где она должна была находиться. Вместо холста в добротной раме на бархатистой темно-оливковой стене – растекшаяся кровь. Не брызги. Не отпечаток. Отметина. Будто бы чью-то голову били об это место. Многократно. Можно было различить налипшие к кровяным сгусткам волосы.
Отшатнулась. Потеки старые, впитавшиеся в настенное покрытие. Объемные. Тошнота подкатила к горлу. Глаза опустились, вслед за потеками, к полу, к ковру – тянущиеся следы начинались отсюда.
Шаги раздались справа. Заведя руку к пистолету, я резко обернулась. В мою сторону неспешно направлялся Виктор.
– Прошу прощения, если напугал, – сказал он мягко, показывая пустые руки в символ дружественного отношения. – Заметил, что вы рассматриваете полотна…
– Решала немного осмотреться. А искусство, знаете ли, всегда притягательно, пусть порой и безобразно, – и кивнула в сторону кровавого следа, не спуская глаз с Виктора и ожидая его реакции. Губы его дрогнули в улыбке.
– Можете не увиливать и задавать вопросы напрямую. Если на какие-то я смогу ответить, то с радостью это сделаю. Мы, увы, не в том положении, чтобы разыгрывать хитроумные игры кабинетной дипломатии, – Бенар подошел ко мне, сцепливая руки в замок за спиной и смотря на кровавое пятно. – Один очень состоятельный человек заказал эти холсты, как иллюстрацию своего золотого во всех смыслах этого слова пути. Но последнюю картинку, где он восседал на троне из оружия, денег и человеческих голов, как вы видите, отсюда убрали. Оставили след его собственной головой, как изображение реального завершения сей истории.
– Это дел рук почитателей Трех?
– "Почитателей"? Вам не кажется ваша формулировка несколько негативной?
– Вы увиливаете от ответа, потому что не знаете его, или все же решили разыграть борьбу кабинетной дипломатии?
– Прошу прощения, не удержался, – Виктор улыбнулся. – Пройдемся, Штефани? Вас ведь так зовут?
Виктор Бенар. Когда он показался мне аристократичным политическим игроком, я не слишком сильно ошиблась. Политолог, профессор с ученой степенью. Его слова о том, что большую часть своей жизни он проработал на Севере, тоже не удивили. Покинул землю обетованную он около восьми месяцев назад, когда начался активный следственный процесс против Хорста. Сама судьба вывела Бенара из западни – буквально на следующий день после того, как он пересек границу, таможенные барьеры вокруг Севера захлопнулись окончательно. Поначалу по политическим мотивам, но, вероятно, и по другим, более значимым причинам: по словам Виктора, в информационное поле тогда уже стали просачиваться сведения о вспышках смертоносной инфекции.
Мужчина рассказывал размеренно, спокойно, пока мы прогуливались мимо картин.
Виктор прибыл в °13-16-8-28 – старался особо нигде не отсвечивать: у жнецов на него дела не имелось, но в списках неблагонадежных лиц Бенар числился, – к брату Себастьяну; тому не было и тридцати лет. Виктор называл его "горячей сумасбродной кровью", которая все никак "не могла найти своего призвания". Младший Бенар, с детства наученный делать деньги из воздуха, подрабатывал всякими халтурами; его жена такого умения не оценила и покинула мужа, забрав дочь и грудного сына. Когда город оказался под властью хтони, братьев спасли связи Виктора: под свое крыло Бенаров взял Грин. В этот момент в голове моей пронесся вчерашний вопрос Виктора: "который?". Немедля задала его же. Мужчина довольно улыбнулся: "Джон. Здесь следовало бы вновь обратиться к той чудной коллекции полотен, но сначала разговор наш должен коснуться Трех. Вопрос деликатный, понимаю, и явно не тот, который следует задавать в приличном обществе, ибо ответ на него всегда предопределен. Однако, наше сердце ведь не всегда принадлежит тому, чему мы служим? Но интересоваться выборами души и сердца некультурно; хотя, если позволите, мне доподлинно известно, что самые рьяные сторонники нашего Правительства отчаянно критикуют вашу группу за самовольничество и чрезмерную свободу. Но можно ли покушаться на волю символа, ковавшего в свое время оплот идеологии?"
Мы обошли второй этаж резиденции по кругу, спустились вниз и вышли через черный выход на улицу. Я оставалась максимально вежливой и учтивой, а еще вполне сносно разыгрывала роль неосведомленной и крайне любопытной девушки. Говорила мало, задавала наводящие вопросы и конкретизировала определенные детали. Осторожно уточнила, почему Виктор с такой легкостью рассказывает обо всем. Последовал спокойный ответ, мол, тайны-то в этой информации никакой и не было, а если "Горгоне" это чем-то поможет, будет замечательно; жить сильно и "лишние угрозы стоило минимизировать". Бенар сообщил, что готов к любому сотрудничеству, чтобы обезопасить себя и ни в чем не повинных людей.
Солнце поднялось выше, начало даже припекать. На улице безветренно, погода ласковая и приветливая.
Второго таинственного Грина звали Иммануил. Родной брат Джона, состоятельный аристократ и истинный сын своих родителей, ставивший выгоду во главу угла. Роскошь резиденции, шикарная парковая зона у въезда в город, строительство ветряных электростанций в °13-16-8-28 – все его рук дело. И если Джон был слугой Трех, то Иммануил (не открыто, конечно) стал значимой фигурой анархичной борьбы, создав себе образ жесткого, грубого и аморального человека, способного добиваться своего негуманными методами. Официально – крупный бизнесмен; фактически – человек, на остатках богатого наследства родителей построивший собственное наследие, занявшись черным рынком и очень преуспев в нем.
Почему же °13-16-8-28 постарались сровнять с землей? Ни столько в этом сыграла роль апокалипсическая инфекция, сколько незаконное сосредоточение товаров и оружия, курсирующих по преступным артериям; и если бы все они вели к Трем, то проблемы не возникло, но Иммануил в свое время поддерживал и спонсировал борьбу Штиля (и, как намекнул Виктор, не только его), а потому исход и самого "преступного князя", и города был предрешен еще до восстания мертвецов.
– Поговаривают, что Иммануила убили его же приближенные, когда началась эвакуация, паника и неразбериха, – тяжело закончил Виктор, закуривая сигару. – Я знал его, как брата Джона. Это был специфический и очень неоднозначный человек. Неординарный, талантливый по-своему, но слишком любивший риск. Возможно, продолжи он заниматься всем по-тихому, так бы и остался незамеченным и живым; но выступления Хорста многих подоткнули к открытому заявлению о себе, и удавка затянулась.
– Осталось понять, на чьей шее, – я остановилась, круто оборачиваясь к Виктору; он сощурился, с каким-то новым интересом всматриваясь в мое лицо. – Вы полагаете, что в резиденции остался кто-то из людей Иммануила?
– Вероятно. Однако не берусь утверждать, что именно они могут быть причастны к исчезновениям. Я, признать, пока в целом не вижу связи между пропавшими. Джон пытался выявить нечто общее, но ничего. Абсолютно. Разнобой по всем параметрам, начиная от пола, заканчивая… Политическими предпочтениями. Но, полагаю, это уже рассказали вашему командиру, а он расскажет вам. Что ж, – Виктор бросил взгляд к обжитому зданию; в дверях стоял статный мужчина лет тридцати, гладко выбритый, русый. Даже издалека сходство с Виктором поражало; нетрудно догадаться, что наблюдал за нами Себастьян, – мне пора. Позвольте, прежде чем уйду, задам прямой вопрос. Ошибся ли я, предположив, что к власти Трех лично вы настроены несколько скептически?
С пару секунд молчала, продолжая смотреть в сторону Себастьяна. Затем перевела взгляд на Виктора. Он воспринимал меня горгоновцем. Может, так было и лучше.
– Мне понравилось, как вы сказали: "Наше сердце не всегда принадлежит тому, чему мы служим". Занимательно звучит, хотя я не очень согласна с формулировкой. Сердце всегда предано истинным устремлениям. Так что просто важно понимать, чему мы подлинно служим.
– Однако устремления сердца и официальная позиция вполне могут конфликтовать. Ваши слова туманны, Штефани.
– Спасибо за беседу, Виктор, – я улыбнулась, чуть поведя головой; самостоятельно ставила точку в диалоге. – Надеюсь на вашу дружбу. И, конечно, помощь в скорейшем раскрытии исчезновений.
Бенар не сдержал короткого довольного смеха. Затем невозмутимо кивнул, пожелал доброго дня и направился к брату. Я же, тяжело выдохнув, двинулась обратно к кабинетам горгоновцев. Сердце сумасшедшее билось о ребра, воздух обжигал легкие, и сокрытое в глубине волнение на мгновение вырвалось наружу. Я дошла на трясущихся ногах, почти не ощущая земли.
Доложить Роберту. Нужно было всё рассказать. Оплот черного рынка, контрабанда. И кто-то из этих головорезов, вероятнее всего, продолжал находиться в стенах резиденции.
Прямиком до Сборта дойти не успела, Михаэль перехватил меня на полпути. Полагаю, он намеренно сделал это, чтобы я не успела расспросить ничего существенного про переговоры – командир первым делом собрал рядом с собой исключительно горгоновцев, – и отвлек на очередную лекцию по фармакологии, подробно описывая воздействие различных препаратов на организм. Я старалась внимательно слушать, делая подробные записи в блокноте, но мои мысли вновь и вновь возвращались к Сборту, переговорам, Бенару и Гринам, галерее на втором этаже. Сотни вариантов хитросплетенных схем, возможных развилок и ответов на вопросы.
Когда занятие наконец-то окончилось (никогда еще не ждала этого так сильно!), вновь бросилась к кабинету Роберта, но и тут не успела: Сэм вместе со Стэном вытаскивали остаточный хлам из наших и близстоящих кабинетов, закидывая коробки с бумагами и прочей ерундой в большую темную кладовую, где пыли скопилось больше, чем воздуха; меня попросили заменить Нормана – расчихавшегося от пыли и проклинающего все вокруг, – и помочь. Видимо, сама судьба пыталась отбить мой соблазн разведать что-то новое и сообщить что-то узнанное.
Старые документы, скоросшиватели, потрепанные дела, отчеты, доклады, обозрения, рапорты, депеши, информационные сводки… Всего так много, что дурно. Счета, документы по переводам с баснословными суммами. Еще больше специфических бумаг находилось в кладовой. Многие из них попадали в сшитые папки случайно – по невнимательности или ошибке, – некоторые, возможно, были забыты или утеряны при вывозе или уничтожении. Можно зарыться в этих бумажках и найти столько интересного, неоднозначного. Можно обнаружить компромат и подтверждения десятка скользких дел. Публикация подобного – фурор, подрыв авторитета местных властей, а там уже, как домино… Но сейчас это уже не имело смысла. Что толку копаться в том, что отныне утеряло значения? Что толку переживать о клептократии, когда мы даже не уверены в существовании будущего?
Но рациональность оставляла, когда глаза натыкались на очередную кругленькую сумму, наименования, аббревиатуру, обозначения и формулировки, от которых мороз пробегал по коже. Я твердо решила вернуться сюда позже за материалом.
Сэм укладывал бумаги в крупные коробки, что стояли в коридоре. Стэн переносил те в кладовую. Я аккуратно взгромоздила очередную кипу бумаг на полку стеллажа. Чихнула пару раз от пыли. Неудачно повернулась. Задела большой свернутый пергамент, кем-то втиснутый между плотно набитыми папками. Грохот. Бумаги повалились на пол, другие взметнулись в воздух, а мои громогласные ругательства акустика помещения сделала еще оглушительнее и яростнее. Стэн с Сэмом в легком испуге влетели в кладовую, загоготали, помогая мне выбраться из горы макулатуры… А мне в тот момент на глаза попалась скрепленная папка.
Ромбический символ. Лишенное век око, окруженное переплетными солнечными лучами.
– Штефани? – Стэн невесомо дотронулся до моей руки. – Ты в порядке? Белая вся…
Глянула на горгоновца, кивнула. Подхватила папку, сразу раскрывая и смотря в документы.
Даты достаточно свежие. Перечисления на непонятные обезличенные счета. Фотографии без смысла и цели. И белые листы. Один за другим. Пустышка. Решила посмотреть на сшитое дело, следовавшие сразу за папкой: договоры покупки, чеки, каталоги товаров… Оружие. Много оружия.
– Вы справитесь без меня? – спросила хрипло.
Сэм кивнул молча, Стэн же даже подогнал меня поскорее пойти подышать свежим воздухом. Я поспешила прочь, забрав последние две папки с собой.
К Роберту! В пекло всё! Нутро тянуло меня к командиру "Горгоны".
– Роберт! Тут документы, и Виктор сказа… – я оборвалась на полуслове, почти влетая в кабинет Сборта.
Немая сцена. Со вздохом поднявший на меня глаза Роберт.
И Льюис, который обернулся в немом вопросе, картинно вскинув брови и сжав губы.
Если существовала возможность исчезнуть по щелчку пальца, я предпочла бы раствориться. В глазах Криса буквально читалось: "С хера ли я вообще не удивлен?! Ну какого черта, Шайер, не прошло и половины этого гребанного дня!"
– Я, пожалуй, чуть позже зайду. Видно, не вовремя…
– Нет, нет, проходи, Штефани, – Роберт кивнул на второй стул напротив своего стола. – Мне даже интересно, чем ты меня удивишь, – под тяжелым взглядом Льюиса покорно вошла в кабинет и села на стул. – А ты так не смотри на нее, будто сам не при делах.
– При всем уважении, Роберт, этот долбак сам до меня домахался. Если уж человек говорит, зачем затыкать ему рот? В этом случае, по крайней мере.
– Вот именно, – я скептически глянула на Криса, – если говорит, зачем затыкать рот? Можно слушать, а это приносит плоды…
– А теперь замолкните оба, – тон Роберта мягкий, но волевой. – И давайте по порядку.
Переговоры с Грином и представителями "местного совета" возымели успех: консенсусу удалось достичь, и для начала Роберт убедил бывшего градоначальника в необходимости ужесточить дисциплину и установить дежурства: с горгоновцем теперь всегда должен был выходить человек из резидентов. Как оказалось, после долгой беседы Кристофер решил обойти прилегающую территорию; хотел немного осмотреться, когда его перехватил Анри Кремер ("тот самый близнец Виктории," – заметил Льюис), и попытался завести беседу, разговорить военного и "наладить дружественные связи" на почве "единоверной службы", ведь Анри, как и горгоновцы, "служит всеобщему благу в лице Трех".
Анри оказался офицером таможенного блокпоста, рьяным сторонником монаршей власти, да и очень, по словам Криса, "дотошным мудаком, считающим, что фамильярность и надуманное побратимство способны тут же сделать его близким другом горгоновцев". Но Льюис остался на удивление сдержан и снисходительно продолжил беседу. С корыстных побуждений, конечно; Анри являлся одним из постоянных участников вылазок, хорошо знал прилежащий город, окружающую местность, да и имел достаточно неплохую осведомленность о людях, живущих в резиденции. Все это могло сделать его "полезным" хотя бы на первых порах. Ко всему прочему, Крис как бы невзначай разузнал о том, где в резиденции хранятся припасы, насколько много вооруженных людей, насколько много владеющих оружием – ведь иметь за пазухой пистолет и уметь из него стрелять абсолютно разные вещи, – чуть расспросил о Джоне, о жизни в городе до начала конца.
В частности, Льюис разнюхал интересный факт: когда Джон с выжившими вернулся в резиденцию, здесь уже пряталось человек десять. Жена Грина вспышки вируса не пережила. Здесь же в повествовании Криса всплыло имя Иммануила, и настал мой черед пересказать слова Виктора, обрисовать галерею второго этажа и запыленную кладовую с сомнительной документацией.
Роберт слушал внимательно. Не перебивал. Иногда уточнял и делал пометки на большом разложенном на столе листе бумаги. Командир привычно был сдержан в проявлении эмоциональных реакций на информацию, которую мы с Крисом вываливали на него – дело, на первый взгляд, принимало интересный оборот, но судить в общем и целом о всей ситуации не представлялось возможным; никто не мог ответить наверняка, каков в информации процент преувеличений, фантазий, гипотез и предположений; да и связано ли прошлое °13-16-8-28 и разносторонняя семья Гринов с нынешними исчезновениями тоже оставалось под сомнением. Роберт попросил нас с Крисом не дергаться раньше времени. Что-то случайно узнали – "молодцы, хорошо, ушки держим востро, глазками смотрим зорко, но, упаси Богиня Матерь, продолжать вам самим что-то выискивать без согласования".
Мы покинули кабинет Роберта молча. Прошли по душным коридорам, вышли на улицу.
Воздух свежий, но пропитан еще летним теплом; пронизан ароматами хвои и земли, легкий запахом мха и плотным терпко-пряным – бархатцев. Небо над нами раскинулось светлое, прозрачное, слегка затянутое тонкими белесыми облаками. Из жилого корпуса показалась молодая женщина, на плечи которой была небрежно наброшена шаль песочного цвета; в руках ее – глиняная плошка, наполненная травами. Мы с Льюисом проследили за тем, как незнакомка прошла в удаленное место двора и опустилась у кованого забора на колени, устремляя лицо к солнцу и понимая левую руку с сомкнутыми указательным и средним пальцами. Губы ее безмолвно зашевелились. О чем она взывала в ту минуту к Матери? Чтобы вернулись пропавшие? Чтобы мертвые улеглись в могилы и вновь уснули вечным сном? О быстром конце или о маяке надежды?
Мы с Крисом переглянулись и повернули в другую сторону, чтобы не тревожить чужой молитвы, но успели увидеть, как женщина зажгла собранные в плошке травы, и как покатился колечками на землю густой дым.
Я уже решила, что Крис не будет ворчать о том, что я куда-то влезла и что-то пыталась узнать – просто потому, что сам сделал ровно то же самое: оказался в нужном месте в нужное время и подыграл, начав "выискивать без согласования", – он, в общем-то, и не ворчал, но и промолчать не смог:
– Просто не могу понять, чем ты думала? Пошла с Виктором одна, никого не предупредила. Мы только вчера приехали в резиденцию, не знаем людей, чего от них ожидать, кого опасаться. А опасаться следует всех, – хмыкнул Льюис, закуривая. – Тот же Виктор; кто дает гарантию, что не он стоит за исчезновениями? Не пытается любезными беседами спутать карты? Если бы ты была готова постоять за себя в критической ситуации, я бы мог отчасти понять такую халатность, но… У тебя что, взаправду инстинкт самосохранения отсутствует?
– Да есть он у меня, – я скривилась, – просто так совпало. Я же не сказала бы, "ой, Виктор, прервитесь на минутку, я сбегаю к горгоновцам, скажу, чтобы наготове были". Мне, к тому же, нужно образу соответствовать. А и информация лишней не бывает.
– Ты к любой ситуации оправдание находишь.
– Не завидуй.
Мужчина усмехнулся:
– Просто постарайся в следующий раз таких ситуаций не допускать.
– Что за "местный совет"? – спросила, переводя тему.
– Пустышка. Состоит из нескольких человек, номинально принимает основные решения.
Горгоновец рассказал и о небольших группках, занимающихся вылазками в городок и близлежащие территории; а спустя паузу покачал головой, состроив гримасу. Количество оружия, заявленное Джоном как имеющееся в резиденции, не особо походило на реальное, и тут либо кто-то не договаривал о запрятанном инвентаре, либо Грин увиливал. Хотя и "совет резиденции" тоже не особо ассоциировался с честными людьми. И ведь речь шла не о доверии незнакомцам, а о недоверии своим собратьям по несчастью, с которыми здешние обитатели оказались вынуждены делить крышу. Все разрозненны, разобщены – какие вообще могут быть разговоры о безопасности?
– Нам даже осторожненько намекнули, чтобы мы здесь занимались своими делами и особенно не лезли в жизнь резиденции, – Льюис выдохнул дым в сторону от меня. – Условно, "помогите с безопасностью от зараженных и сидите смирно".
– А Сборт что?
– Ничего. Там загладил углы формулировок и сменил акцент внимания на насущные тяготы, а нам сказал, что не стоит искать себе врагов.
– Он осторожен.
– Очень, – согласно кивнул Крис, останавливаясь на месте. Напряженно думал о чем-то с секунду, сосредоточенно затягиваясь сигаретой. Затем отвернулся, окидывая взглядом внутренний двор.
– А кто намекнул сидеть смирно? – горгоновец не ответил; тяжело вздохнула, разводя руками и качая головой. – Да брось, Льюис, какие сейчас могут быть тайны? О, Небеса, послушай, – дотронулась до плеча мужчины, вынуждая обернуться ко мне, – я нашла бумаги в кладовке, и даже если сотая доля из них действительна, то ситуация может быть куда серьезнее, чем кажется, – решила сразу говорить прямо. Кристофер серьезно и внимательно смотрел в мое лицо. – Это были реквизиты закупок оружия. Да в таком количестве и объеме, что в голове не укладывается. Там были ПП, штурмовые и автоматические винтовки, пистолеты любого вида и калибра, огневая мощь покрепче, а про количество разношерстных боеприпасов я вообще молчу. Зачем это нужно закупать? Тем более в таком городке? Тем более через резиденцию? – Крис все еще молчал. – Значит дела Иммануил вел прямо здесь, прямо отсюда. Ядро всей его системы находилось здесь, в резиденции, которая, похоже, вместо административного центра стала частным представительством брата Джона; и он сам наверняка знал обо всем, просто не мог не знать. А значит, сейчас действительно он может темнить и недоговаривать. Но дальше интереснее: ты упомянул, что во время приезда Джона с выжившими в резиденцию, здесь уже располагались люди. И Иммануил погиб до возвращения Джона, но после начала свирепствования эпидемии в городе. Значит, кто-то из тех, кого в резиденции обнаружили, мог быть причастен и к смерти Иммануила, и к его работе, – мысль сменяла одна другую; в процессе их озвучивания, я выводила новые причинно-следственные связи, о которых сначала даже не думала. – Да и контрабанды было много. Я видела документы на поставку товаров. Начиная от алкоголя и табака, заканчивая психотропами. Никто ведь не знал о том, что Северная зараза так разрушительна. Все случилось слишком быстро. Никто не думал, что город решат бомбить. Поэтому пытались вывезти бумаги и документы. Подчищали следы, чтобы спокойно затем вернуться… Но зачем убили Иммануила? Были ли исчезнувшие как-то связаны с ним? Может, мы чего-то не знаем? Может, не договаривает Джон? – я замерла, глянув Льюису прямо в глаза. Он был хмур, а я… Мое сердце колотилось в горле. – Крис, кто уже был в резиденции, когда Джон прибыл? Они входят в совет? Они предложили горгоновцам заниматься своим делом?
– Остановись, – медленно и с расстановкой проговорил мужчина, – Шайер, остановись.
– Но…
– Нет. Стоп. Хватит. Не лезь в это. Не смей в это лезть.
– Да какого хрена, Льюис?! – сжала губы, упрямо встречая взгляд горгоновца. – Я прекрасно знаю, что такое контрабанда, кто обычно за подобным стоит, и как они решают свои дела. Особенно в Государстве. Особенно, если их покрывают властные структуры. А если опустить все нюансы, то ты вообще не имеешь никакого права говорить, что мне следует и не следует делать.
– Я и не пытаюсь. Но настоятельно прошу не совершать глупостей. Сначала обсудим с Робертом. И "Горгона" со всем разберется.
– А если я ошибаюсь в своих предположениях? – мотнула головой; Крис фыркнул. – Рано говорить Роберту, нельзя распускать слухи и напрягать его пустыми догадками, нужны весомые доказательства. Я могу узнать что-то еще, дай мне время, – горгоновец вздернул бровь, от гнева не в силах что-либо сказать. – Не смотри на меня так! Роберт не должен воспринимать меня как источник необоснованных подозрений.
– Шайер, да какого… – процедил Льюис. – Это не просто пустые предположения и очередное "журналистское расследование", – он глухо прорычал, стискивая зубы. – Послушай. Да, Роберт высказал нам очень похожие гипотезы. Но мы только приехали. Нужно осмотреться. Нужно понаблюдать. Нужно, черт возьми, решить хотя бы одну из насущных проблем! Не торопи. Всё идет своим чередом, – выдохнул медленно и шумно. – Не смей ввязываться, Шайер!
Но не успела я возмущенно ответить, как вдруг за нашими спинами раздался тихий детский голос:
– Простите, можно спросить?
Мы с Льюисом синхронно обернулись. Перед нами стояла смущенная девочка лет шести. Две косички, украшенные перламутровыми бантиками, лежали на ее плечиках. Большой единорог из пайеток поблескивал на цветастой кофте.
– Привет, – произнесла я дрогнувшим голосом.
– Хей, здравствуй, – тембр Льюиса стал внезапно мягок, похож на урчание кота; мы с горгоновцем почти одновременно присели, чтобы оказаться с девочкой на одном уровне.
– Я слышала, что вы приехали из другого города, да? Мой папа уехал в другой город. Я его жду, а он всё еще не вернулся, – кроха смотрела на нас доверчиво, а я переглянулась с Крисом, абсолютно не зная, как себя вести; стало погано и страшно, вся история с контрабандой, Имманулом и безымянными исчезновениями сместилась назад, а реальность Северной заразы накрыла с головой, точно сильная волна. – Мой папа тоже был военным, – девочка мягко улыбнулась, указывая пальчиком на форму, в которую и я была одета. – Я подумала, может вы работали вместе?
– Слушай… А как давно твой папа уехал? – осторожно спросил Крис. – Как его… Зовут? – и мужчина вновь обменялся со мной взволнованным взглядом.
– Он уехал, когда мы с мамой приехали сюда, – худощавая девочка кивнула на резиденцию. Внезапно из-за угла выскочила испуганная женщина; сразу ясно: мама крохи, больно уж похожи. – Его зовут Карстен Фогт. Он очень высокий, с голубыми глазами. Еще у него на запястье шрам есть.
Женщина, утирая слезы, быстро направлялась к нам.
– Хмм, – протянул многозначительно Льюис, переглянувшись со мной. – Знаешь, кажется да, мы его видели… Помнишь, Штеф?
– Да, точно, – подтвердила, глянув на девочку, – он очень помог нам. Мы встретили его по пути сюда; он направлялся по секретному делу и личному поручению командира. Я ведь правильно помню, Крис?
– Верно, – Льюис улыбнулся ребенку, – а еще он просил передать его дочери, если мы ее когда-нибудь встретим, чтобы она не грустила и не переживала. Тебя ведь зовут?..
– Иви!
– Да, конечно же, Иви! Как удачно, что ты нас нашла! Мы так переживали, что не сможем доставить послание!.. – Кристофер тяжело сглотнул, видя, как девочка просияла.