4
– Где тебя носит, Штефани? – первое, что услышала, аккуратно входя в помещение с улицы. Роберт был встревожен; краем глаза заметила, что все собрались на прежних местах. Я глянула на Сару, та улыбнулась мне, кивая чуть в сторону; там стояло три гигантских бумажных пакета, набитых разным шмотьем. – Давай, давай, Штеф, не медли!
– Прости, Роберт, – пискнула в ответ, быстрее занимая место рядом с Сэмом и находя глазами Стивена, переговаривающегося с Михаэлем, – выходила воздухом подышать, голова шла кругом… – на ходу выпалила, через секунду замирая.
В комнате находилось двое незнакомцев.
Одному на вид лет пятьдесят; тронутые сединой волосы падали на его лицо, изрешеченное морщинами. Изнеможенный вид мужчины и грязная мятая одежда, однако же, не перебивали какую-то аристократичную статность. Он держался прямо, с легкой снисходительностью посматривая вокруг и то и дело протирая вспотевший лоб зеленым платком с золотой вышивкой. Признать честно, несмотря на всю нескрываемую "породистость" незнакомца, Роберт (да и прочие горгоновцы с вымуштрованной выправкой) на его фоне все равно смотрелись куда представительней.
Второй мужчина был немного худощав, выглядел лет на сорок. От него тоже веяло духом интеллигенции и внутреннего достоинства. Смотрел он, однако, как-то сквозь присутствующих. Напряжен и, возможно, немного напуган. Переносье его очков перемотано, на руке – добротные тяжелые часы.
Только я заняла свое место, как почти в этот же момент с лестницы второго сбежал Льюис. Он коротко глянул на Роберта, кивнул, затем отходя к стене; мужчина оперся об нее и скрестил руки на груди, поймав мой взгляд. Желваки заходили на его скулах. Я дрогнула. Крис был зол, как черт. Взбешен и сосредоточен. Не то чтобы его вид нагнал на меня панического страха, но попасться под его горячую руку желания не возникало.
Льюис сощурился и следом перевел взгляд на Сборта – командир, откашлявшись, вышел в центр комнаты.
– Итак, время привычно поджимает; работаем в ускоренном темпе, – Роберт начал сжато и без промедления. – Обрисую ситуацию. Вылазка прошла успешно и без особых потрясений. Что касается наших гостей, – мужчина сделал жест, представляя первого незнакомца, – Джон Грин. Градоначальник городка °13-16-8-28. В настоящее время под его началом в стенах резиденции укрыты выжившие, – у меня перехватило дыхание; бросила взгляд на обмершего Сэма. – А также с нами прибыл Виктор Бенар, – мужчина в очках коротко кивнул, – исследователь политических наук Ведущего университета Северных земель, – я буквально впилась в Виктора взглядом: Северных земель? Как давно он уехал оттуда? Что он знал? Что видел? Мог ли рассказать о начале эпидемии? Мог ли рассказать о нарастающем политическом недовольстве? О людях, поддерживающих Хорста? Я тряхнула головой, пытаясь вслушаться в слова Роберта, уже пропустив какую-то информацию, – ..нам предоставлено безопасное место, в котором есть свет, вода и просто максимальные удобства в сложившихся обстоятельствах. Как я уже говорил, нам будет необходимо организовать безопасность людей, а также поспособствовать прекращению исчезновений. Но это…
– Мы будем вам крайне признательны, – перебил Сборта Джон; горгоновцы недовольно переглянулись, но промолчали. – Когда мы прибудем в °13-16-8-28, я все подробно расскажу. Мы надеемся на вашу лояльность, веру долгу и на вашу помощь. Опасаюсь, что исчезновения резидентов организованы опасными людьми, просочившимися в наши ряды во время эвакуации. Впрочем, полагаю, будет лучше, если вам всё расскажет ваш командир, которого я посвятил в основные детали.
– Уверен, мы сможем найти общий язык, – вторил Виктор, оправив очки. Голос его был шершавым, а интонации неспешными. – В темные времена следует помогать друг другу.
– Но если вашим людям нужно больше информации прямо сейчас, я готов поделиться, – заметил Грин.
– Не требуется, Джон, – дружелюбно, но достаточно твердо ответил Роберт. – Все подробности мы обсудим позднее, когда прибудем на место, осмотримся, и получим развернутый комментарий от всех причастных лиц. А сейчас всё собираются, – командир обернулся к нам. – Тридцать минут на сборы. Зададите вопросы в дороге. Марш! – и Сборт дал отмашку.
В действиях горгоновцев – ни намека на суматоху. Слажено, четко, несмотря на спешку. Скрип ящиков и приглушённые команды нарушали безмолвие коридоров, пока в гостиной Роберт беседовал с Джоном и Виктором. Трейлер наскоро наполнялся всей добытой утварью. Стивен сверял инвентарные списки, следя за каждой погруженной мелочью – всё шло по разнарядке, но Дэвис перепроверял, – Сара нагрузила Нормана мягкими подушками в расшитых крупными нитками наволочках, и сама аккуратно упаковывала изящную стеклянную вазу с сухоцветами, которая была ею обнаружена в одной из комнат. Казалось бы, пустяковая вещица, но это не прихоть, а последний след истекающего комфорта привычной жизни.
Я же, залетев на второй этаж в легком мандраже, стремительно перепроверила свои скудные пожитки. Затянула потуже походный горгоновский рюкзак, помня, что сумка со всякой всячиной все еще валялась на задних креслах машины Криса. Мои соседи по комнате тоже не медлили; никто не переговаривался, несмотря даже на то, что никто не осознавал до конца, что происходит. Приказ получен, остальное – по ходу дела. Норман с Сарой, наконец вспомнившие про личные вещи, выскочили из комнаты первыми, поторапливая меня – даже Сэм уже находился внизу, готовый уезжать, – и только я хотела выбежать за ними, как передо мной внезапно возник Льюис. Я отскочила назад, как ошпаренная: мужчина с силой захлопнул дверь, скидывая тут же рюкзак на пол и круто разворачиваясь ко мне. Воздух стал словно разряженным. Я машинально отступила на несколько шагов назад под тяжелым взглядом горгоновца.
– Какого хера, Шайер?! – процедил Крис сквозь стиснутые зубы, ведя головой. Если бы взгляд мог испепелять, то горгоновец уже превратил бы меня в горстку пепла. – Что за игры?! Ты вообще в своем уме?
– А ты? Нам нужно торопиться, у меня нет желания…
– Шайер, черт бы тебя драл! – рявкнул Льюис. – Ты нахрена одна ушла с базы?! Адреналина не хватает?! Приключений ищешь?! – голос мужчины сорвался на рык; я с усилием сглотнула, качая головой. В горле предательски пересохло.
– Не понимаю, о чем ты, – нахмурилась в ответ. Льюис скривился.
– Ты совсем за идиота меня держишь? – внезапно холодно и спокойно спросил он, заглядывая мне в лицо.
– Я выходила из помещения подышать…
– Тебя не было во дворе, когда мы прибыли, – отчеканил горгоновец перебивая. – Шайер!.. – Крис стиснул зубы, закрывая на мгновение глаза рукой. Теперь я уже явно видела ходящие на его скулах желваки. Льюис открыл лицо, гневно смотря на меня. – Штефани, я первым делом поднялся на точку осмотра, откуда открывается прекрасный вид на всю округу. И представляешь, что я вижу? – он наигранно развел руками. – Тебя, милая, аккуратненько протискивающуюся в ворота!
– Мне было нужно выйти, – сухо отрезала. Отчего-то душили злость и обида. Льюис словно не понимал… Но мне нужно было покинуть это место. Побороть себя. Ощутить, что жизнь идет дальше. Остаться один на один с собой.
– "Нужно было выйти"? – воскликнул Льюис. – Это что за аргумент?! Ты какого хера творишь вообще?!
– Перестань повышать на меня голос! – и я сама сорвалась на полурык.
– А ты начни вести себя разумнее! Ты вообще думаешь, какой опасности могла себя подвергнуть?!
– Да тебе какая разница?!
Мы уже не говорили. Кричали друг на друга, интенсивно жестикулируя.
– Да потому что мне постоянно приходится тебя из всякого дерьма вытаскивать!
– Не вытаскивай! – я махнула с силой рукой. – К черту, слышишь?! К чертовой матери! Я не прошу твоей помощи!
– Ну и отлично!
– Замечательно!
– Превосходно!
– Прекрасно! – и я рванула вперед, намеренно задевая Криса рюкзаком.
Вылететь из комнаты не успела. Горгоновец перехватил меня за руку выше локтя, задерживая на месте:
– Знаешь, для рискованного журналиста ты слишком херово врешь.
И я не знала, что меня разозлило больше: то ли то, что меня отчитывали, как провинившегося котенка, то ли то, что в моем профессионализме усомнились.
– Я прекрасно вру, когда мне это нужно! Но знаешь, милый, самое главное, что для рискованного журналиста я слишком хорошо говорю правду! Так что засунь свою экспрессию и свои поучительства поглубже себе в зад, плевать я на них хотела! – Крис на секунду оторопел, изогнув бровь. Я дернула руку назад, вырываясь, и почти прошипела, делая шаг на Льюиса. – Не смей меня хватать за руки. Никогда!
И, круто развернувшись и еще раз ударив рюкзаком горгоновца, стремглав бросилась прочь из комнаты; промчалась по лестнице, чудом только не упав. Пробежала мимо Михаэля, чуть не сбив и его с ног, вылетела на улицу, ничего не замечая перед собой. Хотелось ни то плакать, ни то разбить что-нибудь; но, может даже интуитивно, я подлетела именно к машине Льюиса. Забросила рюкзак на заднее кресло и заняла свое законное второе переднее место. От злости из головы вылетели абсолютно все мысли о выживших, о том, что нам сейчас вновь предстоит дорога. Я постукивала ногой по полу, шмыгая носом и поглядывая на то, как горгоновцы усаживались по машинам.
Задняя дверь распахнулась; Льюис забросил рюкзак, затем занял водительское кресло. Захлопнул сою дверь так, что по всей округе пронеслось эхо, а машину покачнуло. Горгоновец шумно дышал через нос, движения его были резкими и рваными; мужчина завел машину, почти сразу вызывая Сборта по рации: "Машина 1, Шайер и Льюис. Готовы к выезду".
Я цокнула, скрещивая руки на груди и отворачиваясь; смотрела на панорамные окна базы и густо-желтые блики солнечных лучей на светлых стенах здания. Мотор гудел, а в моей груди забилось волнение – в тот миг тревожно воспринималось вновь добровольно броситься в гнетущую неизвестность пути.
Выехали за пределы территории базы. Машина Роберта первая, за ней следовала наша; потом трейлер, водительское сидение в котором занимал Норман, и заключительной – машина с Михаэлем и Стивеном. Мы свернули направо, на дорогу, которая должны была вывести нас совершенно на другую трассу, существовавшую для меня только серой извилистой полоской на потертой горгоновской карте.
Закрыла глаза, запуская руку в волосы. Половина ночи без сна, изматывающие тренировки и эмоциональная встряска дали о себе знать: глаза начали слипаться, голова пошла кругом. Я отвернулась от Криса, кое-как устроилась на сиденье, поджав ноги под грудь.
Страшно ли было? Отчасти. Но уверенность в действиях Роберта оказалась сильнее. Впрочем, особенного выбора в сложившихся обстоятельствах я не видела. Выжившие казались выдумкой вскипевшего мозга.
Укутанная в тягучий кофейно-табачный аромат, стоявший в машине, под монотонное сопение продолжавшего кипеть Льюиса, я быстро провалилась в тихий безмятежный сон. Мне ничего не снилось, и впервые за всю жизнь мне было настолько комфортно спать в машине.
Поиски проходят торопливо под нескончаемый шум, доносящийся из-за запертых дверей. Роберт обнаруживает в офисе командира поста ручной рычаг для открытия проезда. Льюис, пройдя по коридорам, находит-таки открытую оружейную. Она почти пуста. Несколько упаковок патронов, пара гранат. Одну пачку патронов подбираю я под столом. Там же, среди сгнивших ошметков и разбросанных вещей, находится металлическая вещица. Только взяв ее в руки понимаю, что это. Штамп для клеймения. И по его состоянию нетрудно догадаться, что им уже пользовались по назначению. Когда переворачиваю штамп, чтобы рассмотреть выпуклые элементы рисунка, то на секунду теряюсь: опять тот же символ. Глаз и извилистые линии, образующие ромб. В горле пересыхает, я борюсь с омерзением и желанием бросить вещицу; подсознательно уверена, что клеймо предназначено для человека.
– Штефани, – окликает меня Роберт, – идем, проезд открыт.
Я, еле стоя на дрожащих ногах, киваю немного невпопад. Кладу клеймо на стол. Поверх бумаг и документов. Бросаю взгляд на изрисованную стену, на коридор со стальными дверьми, в которые продолжают ломиться зараженные – спустя даже время от каждого удара сердце вздрагивает, – и спешно устремляюсь прочь, к выходу. После меня уходят и горгоновцы.
Дрогнула, распахивая глаза и мгновенно выпрямляясь; плед скатился с моих плеч, я недоуменно придержала его, не припоминая, когда успела укрыться. Прохладно. Пахло сыростью. За окном стемнело, помрачневшее небо затянули серые тучи, мелко моросил дождь, и свежий воздух щекотал нос. Глянула на Криса – он молча вел машину, даже не обернувшись, – горгоновец держал зажженную сигарету на вытянутой руке в полностью открытое окно. Лесистый пейзаж сменился бескрайними холмистыми полями, позади слева остался горный хребет; о, Небеса, я опять пропустила горы! Я понимала, конечно, что дорога наша лежит им в объезд, но так хотелось увидеть их вновь – хоть мигом, хоть так, вдалеке, без ясности; но чуть ближе, чем смутная линия у горизонта. Суровая, вечная красота гор скользнула за окном, когда я спала, не оставив мне ни шанса понять, какой была бы наша короткая случайная встреча, организованная смертоубийственной рабочей авантюрой и объявшим Государство армагеддоном… Впереди виднелся мрачный выжженный город, укутанный туманом и густеющей ночью.
– Богиня Матерь, сколько я проспала… – хрипло проговорила, нащупывая под ногами бутылку. Крис молчал. – Тот город место нашего назначения?
– Да, – коротко ответил мужчина, сжимая губы в тонкую полоску. – Проспала около десяти часов.
Сделала пару крупных глотков воды, чувствуя, как ноющая боль в шее и затекшие мышцы напоминали о долгих часах сна в неудобной позе.
– Как прошла ваша вылазка? Как произошло столкновение с выжившими? – спросила, поморщившись и разминая шею; горгоновец сделал небрежное движение головой, безмолвно показывая, что не настроен разговаривать. – Может, расскажешь мне о Грине и о месте, куда мы едем?
– Может, нормально объяснишься, почему ушла с базы? Почему никого не предупредила? – произнес он с явным недовольством, делая затяжку. Его слова повисли в воздухе на пару скоротечных мгновений, пока во мне закипало возмущение.
Секунда. Вторая. Я скрестила руки на груди:
– Так приятно пахнет дождем, а ты воняешь своими сигаретами! Можешь хотя бы сейчас не курить?!
– Чего? – мужчина выгнул брови, обернувшись с искренним недоумением. – Что ты мне еще скажешь не делать в моей машине?
– Ты здесь не один… Уже дурно от этого запаха! Мне плохо. Выкини сигарету или дай мне пересесть к кому-нибудь.
– Твою же… – прошипел Крис. Сжал зубы, и по его лицу нетрудно было догадаться, что в мыслях он уже обложил меня потоком таких красноречивых ругательств, которых мои уши еще не слышали. Он зло швырнул недокуренную сигарету на дорогу. – Я это делаю только лишь потому, что остановись я сейчас и прерви движение колонны – Сборт с меня шкуру спустит. Не устраивает со мной ехать – забирай вещички и со следующего раза проваливай в другую машину!
– Так и сделаю, – буркнула в ответ, кутаясь в плед и открывая и свое окно нараспашку. Низкие темные тучи и светлые поля, засаженные злаковыми колосьями, разрезали мир пополам. Горы, отраженные в зеркале заднего вида, казались иллюстрацией на книжном развороте. Перевела взгляд на горгоновца. – А теперь перестань фыркать и, пожалуйста, расскажи обо всем.
Крис усмехнулся. Без особых эмоций провел краткий экскурс: во-первых, в °13-16-8-28 они добыли значительно меньше, чем предполагали (запасы восполнить удалось, но это потребовало значительных трудов, сил и времени). Город сильно пострадал под авиационными ударами, хотя никто из горгоновцев не предполагал, что вооруженные силы обратят на него внимание – это не административный центр, да и не самое большое селение местности, – как итог: некоторые районы сравняли с землей, другие сильно пострадали от пожарищ. Около города располагались ветряные электростанции: большинство ветрогенераторов уничтожено и повреждено, но пара мельниц чудом уцелела и продолжала работу. Когда горгоновцы собирались уезжать, то внезапно столкнулись с небольшой группой выживших, которые занимались собирательством. Пятеро. Женщина и мужчины, в числе которых и Джон с Виктором. На контакт пойти "пришлось" – по пятам следовали зараженные, – хотя встреча оказалась "не самой приятной". Горгоновцы узнали, что большая часть жителей города пыталась эвакуироваться сразу же, когда пошли слухи о распространяющейся эпидемии Северной заразы. Люди бросали жилье, машины, пытались как можно скорее покинуть город, уезжая налегке. Кто-то, кто поверил слухам сразу или кого предупредили, спастись успели (как минимум, до ближайшего блокпоста); другим повезло меньше. Северная зараза накрыла как цунами. Пробки на выездах из города заблокировали людей один на один с зараженными. Паника первых часов осознания, что инфекция добралась до их родного дома, сыграла злую шутку. Люди сами закрыли себя в клетку и выкинули ключи. А затем истребители-бомбардировщики – еще не поднялось солнце, – девятой волной похоронили остатки надежды и тех, кто не смог выбраться.
Из резиденции, выстроенной на холме и находившейся вдалеке от центра, жилых районов, да и, в общем-то, всей инфраструктуры города, Джон Грин вместе с остальными спасшимися наблюдал, как круглый солнечный диск выплывал из-за темной полосы горизонта и озарял полыхающий город. Угасающим эхом замирали в небесах вопли городских сирен. Становилось тихо. До ужаса тихо.
Джон Грин был градоначальником °13-16-8-28. Он вместе с женой и дочерью по какой-то причине выехать из города не смог, но при этом им удалось уцелеть и спасти еще пару десятков человек, отказавшихся (или не сумевших) эвакуироваться по разным причинам. Все они укрылись в резиденции, уцелевшей и от бомбежек, и от активного внимания зараженных тварей, когда те пробудились в городе. Грин взял выживших под свою опеку, расселил в здании резиденции. Следил за порядком. Ветряная электростанция питала административное здание, которое, как и все правительственные объекты в Государстве, было также снабжено собственной водонапорной системой, отличным бомбоубежищем и всеми удобствами для случая, если необходимость вынудит держать оборону. Вода, нагреватели, свет, медицинская комната; выжившие смогли среди руин города найти и доставить в резиденцию кровати, матрасы, одеяла. Иллюзия нормальности. Фальшивая прежняя жизнь. Большего и не нужно.
На данный момент в резиденции находилось около шестидесяти человек, и чем больше становилось людей, тем острее чувствовались проблемы и разногласия, которые Грин не мог полноценно разрешить.
Я не знала, какие эмоции испытывала: то ли радость от того, что мы были не единственными выжившими, то ли ужас от понимания, что кошмар происходит взаправду и раскинулся всюду, то ли страх перед неизвестным. Избавиться от привкуса сюрреалистичности, эфемерности и обмана пока не удавалось.
Льюис оценки происходящему не дал. Воздержался от комментариев и мыслей. Не поделился сомнениями. Не столько, потому что злился на меня, сколько по привычке.
– Ты не выглядишь особо воодушевленным, – осторожно заметила. Горгоновец скривился, промолчав. Я окинула его взглядом: весь пыльный, с темными кругами под глазами, изрешеченными тонкой сеточкой красноватых вен. Уставший, серьезный и абсолютно недовольный вообще всем вокруг. Ко всему прочему, еще и продолжающий злиться на меня.
И, конечно, было можно продолжить молчанку, гнуть свою линию, но направляться к неизведанному значительно комфортнее с расположенным ко мне Кристофером.
– Послушай, я вышла, чтобы перебороть себя. Хотя бы в малом, – сухо бросила, смотря на свои пальцы. – Пыталась подчинить страх, – Льюис повел головой, сдавленно выдыхая и сильнее сжимая руль; хмыкнул скептически, посмотрев на меня искоса. – Я могла сказать. Но не посчитала нужным. Решила быть без "подушки безопасности". К тому же, меня бы не поддержали. Даже Норман, – с секунду подумала. – Тем более Норман.
– Ну, наверное, – с легкой хитринкой протянул Крис, прищуриваясь. – Выпусти он тебя одну я, конечно, спустил бы с него шкуру, но… Но ты хотя бы была под присмотром. Какого хрена, Шайер, у меня до сих пор в голове не укладывается, что ты совершила такое глупое безрассудство! – он посмотрел на меня, изогнув сведенные к переносице брови. – Как думаешь, что бы на это сказал Роберт, если бы не был занят Грином?! – я молча пожала плечами, на что Льюис тут же покачал головой. – Я не скажу Сборту ни слова, а ты больше не предпринимаешь подобных вылазок.
– Хорошо. Подобных больше не будет, – и прежде, чем Льюис успел возмутиться, я махнула рукой. – Не придирайся. Только не ты, – окинула Криса взглядом. – Тем более не ты. Я уже наслышана от горгоновцев о твоих своевольных выходках. Долго еще ехать?
– Не очень.
Льюис не соврал. Вскоре мы свернули на западную объездную, оставляя по правую сторону обугленные останки бывших многоэтажек.
Выжженный пустой город. Везде обломки и осколки, везде руины домов. Картинка, которую слишком часто теперь видела за стеклом машины. Чудом уцелевшие улицы и районы выглядели искусственными. Игрушечным конструктором, выброшенным на кенотаф города и людских надежд. Скелеты стальных конструкций. Железобетонные останки лабиринтов проспектов и улиц. Гарью и копотью раскрашены погребенные жилые кварталы.
А там, далеко на полях, стояли несколько ветрогенераторов с неспешно крутящимися лопастями, резко выделяющимися своей белизной на фоне неба. Завораживающе. В сердце замерло, и я, не моргая, смотрела на эти сверкающие лопасти, вырванные точно из другой жизни. Таким же магическим казался огромный парк, разбитый между городскими постройками и монументальным зданием резиденции на холме.
– Удивительно, как вы смогли раздобыть необходимое во время выезда… – сдавленно выговорила, глядя на город. Льюис как-то особенно болезненно вздохнул:
– Они сбрасывали бомбы на жилые районы. Центр старались не затронуть, административные и общественные сооружения служили ориентиром, но не целью, – мужчина замолк, переглянувшись со мной. – Зараженные попадаются местами; нужно быть осторожными и внимательными.
Коротко кивнула, переводя взгляд к ветрогенераторам. Затем к серо-коричневому зданию, строгому и симметричному. В стеклах резиденции поблескивали последние солнечные лучи, пробивающие из-за пелены туч. Портик резиденции местами поврежден, но само здание осталось нетронутым. Двухэтажное, высокое, протянутое. Богато декорированный фасад. Нижний пояс этажа окружен белоснежными колоннами. Ризалит подчеркивает главный вход, выходящий прямо к городу. Балюстрады венчали террасы верхних этажей. Наличники окон, изгибающиеся карнизы поражали своей роскошью и разнообразием. Причудливые завитки, фронтончики, позолота отдельных лепных деталей… И напротив этого великолепия, пригодного разве что для покоев богов, разрушенный сгоревший город.
На улице перед резиденцией – с десяток человек. Все внимательно всматривались, указывая на колонну наших машин.
Сердце гулко забилось о ребра, делая мое дыхание прерывистым:
– Крис, а если это западня?..
– Тогда они сильно пожалеют, что загнали себя в угол, – хрипло ответил Льюис, не повернув головы. Я продолжала смотреть на него. Горгоновец, видимо почувствовав мой взгляд, обернулся, кривя губы в усмешке. – Даже если тебе не нужна моя помощь, то все равно будь рядом. Хорошо?
Молча кивнула в ответ.
Машина Роберта свернула во внутренний двор резиденции, куда открылись тяжелые кованые ворота.
Груженые сумками, не отходя друг от друга ни на шаг, мы медленно продвигались по коридорам, осматриваясь. Пустота и тишина. На первом этаже заселенных кабинетов не было (как, впрочем, и во всем центральном крыле – нам предоставили несколько обособленное от других выживших место; все жили в пристроенном к резиденции здании, связанным с ней застекленным воздушным переходом второго этажа).
В резиденцию мы попали не через главные двери, где располагалась роскошная парадная лестница, ведущая затем на второй этаж, а через запасной вход западного крыла, что выходил во внутренний двор. Грин спешно и немного сбивчиво рассказывал о правилах проживания в резиденции: не расходовать попросту воду, свет разрешается жечь в определенные часы и определенное количество времени… Сэм воодушевленно шагал рядом со мной, а я поймала себя на том, что чрезмерно насторожена. Вместо восторгов и слез счастья – с опаской поглядывала по сторонам. Горгоновцы тоже напряжены; Льюис и вовсе шел впереди, не опуская руки с рукояти мачете.
Большие хрустальные люстры. Стулья из темного дерева, обитые бархатом и расшитые золотыми нитями. Бордовые ламбрекены. Массивные кутасы. Высокие потолки. В другой бы ситуации я замерла в детской восторженности, рассматривая заточенные в потертые рамы пейзажи.
Кроме Грина нас сопровождала темноволосая девушка лет тридцати с ярко-голубыми глазами, которую Сборт с группой вылазки уже видели. Именно она, вернувшись в резиденцию, занялась приготовлением для нас комнат… И моральной подготовкой людей к появлению военных в стенах.
Мы расположились в трех больших бывших кабинетах на первом этаже. В каждом – по четыре спальных места.
На каждом этаже располагалась душевая комната, в которой находилось по три кабинки. Первый этаж западного крыла оборудован медицинской комнатой и изолятором, который не использовался. Когда Роберт спросил (то ли шутя, то ли серьезно) оборудовано ли здесь что-то наподобие карцера, горгоновцы поднапряглись (особенно Льюис, даже на мгновение обернувшийся), но Джон недоуменно покачал головой, ответив отрицательно.
Сама резиденция имела п-образную форму. Наши кабинеты находились в ее восточном крыле; прямо по коридору от нас располагались душевые, запасной выход во внутренний двор и еще одна лестница на второй этаж. В западном крыле – "лазарет".
Я уже предвкушала момент, когда можно будет все внимательно осмотреть.
Джон предложил нам первым делом расположиться и обустроиться; позже – представиться другим проживающим в резиденции. Сборт инициативу поддержал, дав горгоновцам немного свободного времени, попросив, однако, поторапливаться. Впрочем, никто медлить и не собрался – нас ждали работающие душевые кабины. Вода. Можно полноценно помыться. Это захватило мысли: горгоновцы в срочном порядке распределили очередность похода в душ. Я оказалась в тройке последних вместе с Сарой и Крисом.
Расположение в комнатах осталось неизменным: личная комната для Сборта, где также хранился весь инвентарь, оружие, припасы, и вещи, не являющимися личными кого-то из "Горгоны". Вторую занимали Стэн, Стивен, Михаэль. К ним же вынужденно был смещен Сэм. Я останавливалась с Норманом, Сарой и Льюисом.
Не успели мы зайти в кабинет и осмотреться, как Карани тут же бросила рюкзак и сумки на пол, метнувшись к пакетам с одеждой; с легкостью вывалила содержимое гигантских бумажных свертков на две близстоящие кровати.
– Норман, специально для тебя! Я, когда увидела этот кардиган, сразу решила, что он должен быть на твоих плечах!
Роудез перехватил брошенный Сарой кардиган. Удлиненный, теплый, крупной вязки. Весь цветной, изрешеченный треугольниками, ромбами и линиями. Единственная огромная деревянная пуговица, пришитая яркими желтыми нитями. Норман был неподдельно доволен; крепко обнял Сару, тараторя благодарности, пока я опустила рюкзак и сумку на пол, буквально сканируя взглядом помещение.
Высокие потолки, метра три с половиной. Два большущих окна, завешанных плотной тканью, отдаленно напоминающей шторы. Четыре простые односпальные кровати без изголовий, стоящие рядом друг за другом в два ряда у левой стены. Справа распахнутые шкафы, куда раньше складывали документацию – кое-где виднелись остатки сшитых дел и папки с бумагами.
Грин упоминал: когда началась эвакуация, люди принялись спасать документы, отчеты. Подчищать доказательства темных делишек. Опустошать банковские счета. Вывозить ценности. Бумажки, как и всегда, оказались важнее живых людей.
Одинокий обшарпанный стол стоял рядом со шкафом. На столе слой пыли.
Подняла к потолку голову. Белая побелка местами осыпалась, потрескалась. Шатало здание резиденции не хило.
Горло перехватил спазм.
– Пылью и сыростью пахнет, – выдавила из себя хрипло. Переглянулась с Льюисом, растерянно замершим посередине комнаты. Он чувствовал то же самое. – Может, откроем окна, чтобы проветрить?
Кристофер кивнул. Направился вперед. Перехватил оба куска ткани, закрывающие окна, рывком сорвал их; с шумом ткань упала на пол; облако пыли взметнулось вверх и медленно стало оседать в свете заката, пробивающегося через плотную завесу облаков. Горгоновец распахнул окно настежь.
А я продолжала стоять, недвижимая, смотря за пределы окна. На мертвый выжженный город. И чувствовала, как глаза наполняются слезами. Внезапная сильная эмоция. Дикий страх, ужас, паника.
Сделала тяжелый шаг вперед. За ним еще один. Еще один, более уверенный. Твердо уже стоя на ногах, подошла ко второму окну, берясь за изогнутую ручку и с усилием распахивая окно – в комнату ворвался ветер; сырой, насыщенный, с привкусом прохлады истекающего лета. Жадно глотнула свежий воздух, а мелкий дождик, сменившийся почти неощутимой моросью, оставлял на щеках холодные капли. Туман стелился над землей, а я чествовала тяжесть и усталость в каждой клеточке тела.
Повернула голову к Крису, внимательно наблюдающему за мной.
– Мы будем закрывать их чем-то более чистым, – проговорил он, толкнув ногой валяющуюся на полу ткань.
– Можем снять шторы в коридорах, – раздался голос Сары, – те выглядят роскошно.
– Отличная идея, – поддакнул Норман.
– Солидарна, – ответила я, оборачиваясь.
Сара сидела на кровати в окружении одежды, разложенной на четыре почти аккуратные кучки:
– Разбирайте, котики, – и с этими словами она передала Норману ворох тряпья. – Где чья кровать будет?
– Можно я в уголке? – спросила я осторожно.
– Я буду на кровати рядом, – пожала плечами Карани. – Мальчики пусть тогда спят во втором ряду.
– Моя кровать у стенки, – быстро проговорил Льюис, перебивая только открывшего рот Роудеза; Норман сокрушенно развел руками, состроив гримасу, мол, "заберу, что осталось".
У меня наконец появилась сменная одежда. Грубые высокие ботинки, носки на любой вкус и цвет. Пара футболок, водолазок, объемный свитер; две пары черных брюк, кроем похожих на военформу, и еще куча всякой всячины. Не удержавшись, выпросила у Льюиса болотного цвета трикотажную рубашку, которую Сара принесла ему. Крис поворчал для приличия, но рубашку мне отдал, чему я была несказанно рада.
Пока все осматривали и раскладывали добытое Сарой добро, она незаметно сунула мне немалый бумажный пакет – я даже ахнула. В нем – невероятной красоты белье.
– Не сдержалась и набрала несколько комплектов, – протянула она с наигранно оправдывающейся интонацией; а я была искренне ей благодарна и до безумия счастлива. Ужасно хотелось переодеться в чистое и свежее.
Когда наконец наступила очередь принимать душ, и мы зашли в просторную комнату с тусклым освещением, уже душную от горячих паров, я застыла на месте, не в силах пошевелиться. В первые секунды было трудно поверить в невероятное счастье и небесную благодать, ниспосланную в виде воды и душевых. И отвести взгляд от окружавшей нас роскоши тоже невозможно: мраморная облицовка, три большие кабины с матовым непрозрачным стеклом. По другую сторону у стены – пара раковин, большие тумбы со стеклянными полочками; огромное длинное горизонтальное зеркало во всю стену. Внутри кабины, где стояли аккуратные шкафчики для вещей – еще одна кабинка поменьше, где, собственно, и располагалась ниша с душем.
Грязную одежду на пол, чистую – на полочку шкафчика. Осторожно переступила порог душевой, закрывая дверь. Я слышала, как вода сначала включилась у Сары – ее восторженный возглас разбил тишину, затем и Льюис подал довольный голос. Оба стали переговариваться, не веря в то, что стоят под горячей водой. Восторг на грани истерики. А я все еще не могла шевельнуться. Мялась с ноги на ногу, осматривая свои руки и тело. Когда дрожащей рукой повернула кран, когда горячие струи воды ударили в спину – дрогнула, сжавшись. Почувствовала, как некстати вновь подкатили слезы. Запрокинула голову, подставляя лицо струям воды и убирая волосы назад. Оперлась ладонями о стену, закрывая глаза и беззвучно раскрывая рот, пока внутри всё сжималось и разрывалось на части.
– Шайер? – внезапно обеспокоенно окликнул Кристофер. – Ты в порядке?
Открыла глаза. Стиснула колотящиеся зубы. Выдохнула через нос.
– Да, да… – проговорила спешно, затем на секунду зажимая рот тыльной стороной ладони. – Все хорошо, просто не верится…
Словно не чувствовала себя. Горячая вода била плотными, упругими струями, почти обжигая кожу, но я снова и снова намыливала голову, тело, тщетно пытаясь смыть с себя тяжесть воспоминаний. Стараясь смыть с себя страх, боль, опустошение. И плакала вроде бы. Беззвучно, давясь всхлипами. И дыхание перехватывало. Чувствовала, как устала, как болит каждая мышца, каждый сантиметр кожи; а сердце рвется от тоски и обреченности. Я вновь и вновь поднимала лицо под горячие струи, надеясь смыть всё это навсегда. Избавиться от этого навсегда. Очиститься.
Вода успокаивала. Замереть бы так, простоять нескончаемое количество времени… Но надо идти дальше. Взять себя в руки. Перестроиться. Нужно было не дать отчаянию диктовать решения, и не принимать решения от отчаяния.
Я ведь знала себя: какие бы удары ни приходилось принимать – не сдавалась, продолжала бороться. Во все темные и тяжкие времена, когда рассветы казались пустыми, когда едва хватало сил встать с постели и сделать шаг навстречу новому дню. Стирала тени с лица, натягивала маску уверенности и шла вперед. Каждый раз. Всегда так было. А сейчас – будто предел. Точка невозврата. Последняя капля. Перейденный рубеж. А что за ним – непонятно. Словно спустя столько лет мнимого морального восстановления раскрыла глаза и увидела, что не вынырнула из болота, но еще сильнее и глубже погрузилась в трясину. Коллапс внешнего мира открыл завесу разрушенного внутреннего.
Зажмурилась. Замерла под бьющими струями воды. Дыхание размеренное, глубокое. Хотелось выпить хорошего кофе и завалиться в мягкую постель. Укрыться с головой и долго-долго спать без единого сновидения.
А еще лучше, вместо кофе позаимствовать у Нормана его волшебную фляжку с "целебным зельем".
Глухо хлопнула дверь одной из кабинок. Я не могла вспомнить, выходили ли уже со второй, потому решила поторопиться. Время, казалось, застыло; сама не знала, сколько еще простояла, почти не двигаясь. Наградой мне было несравнимое чувство чистоты и легкости.
Выключила воду, несколько секунд спокойно смотря вниз на то, как вода уходила в слив. Тишина. В этом коротком моменте было спокойствие, но затем всё нахлынуло разом. Горечь прорвалась наружу, и я зарыдала вслух. Заскулила, захрипела, давясь слезами. А потом разозлилась. С остервенением перехватила предплечья, ногтями вцепившись в кожу. Выругалась. В порыве ударила основанием ладони по перегородке, снова и снова, пока болью не отдалось в запястье. Выдохнула сдавленно, убрала волосы назад. Выдох.
Быстро вышла из душевой. Скоро оделась. Вискоза водолазки приятно облегала кожу; я провела ладонью по мягкому рукаву, обхватила себя за плечи, чувствуя, как сердце ровно бьется. Стало спокойно и легко.
Натянула плотные черные штаны, затянула шнуровку на берцах, собрала вещи и вылетела из душной кабины, затем замирая на месте. У раковин стояла Сара, облокотившись о стену и скрестив руки на груди:
– Крис попросил удостовериться, что ты в порядке, – спокойно доложила она, участливо всматриваясь в мое лицо. – И, судя по всему, ты немного приврала о своем состоянии.
Я нехотя подошла к запотевшему зеркалу, вытерла его, всматриваясь в отражение.
– Все в порядке, – ответила негромко, обернувшись к Саре. – Прости, – та цокнула.
– Ну, это звучит почти убедительно, – хмыкнула Карани, следом делая шаг ко мне и захватывая в крепкие объятия. – Котик, говорю нашим оболтусам, и тебе скажу: не держи эмоции в себе, хуже будет. Лучше выскажи, выкричи, выплачь. Не держи в себе. Если тебе понадобится плечо или просто пара ушей, я всегда рядом.
– Я бесконечно благодарна тебе, Сара. Правда, – я отпрянула от девушки, посмотрела ей в глаза. Улыбнулась искренне и мягко.
– По крайней мере, в этом ты честна, – лицо Сары смягчилось, и она лукаво прищурилась. – Крису, так понимаю, говорить о слезах мы не будем?
– Не будем. Знаю, сейчас всем нам страшно, сложно и больно. Все растеряны и опустошены. Но, глядя на вас, я пытаюсь держаться и соответствовать… – качнула головой. – Так сказать, следую завету Льюиса "не отчаиваться".
– Нужно иметь непоколебимую волю и крепко руководить собой, чтобы об этом завете хотя бы помнить. Следовать ему – заслуга вдвойне серьезная. Как бы там не было, мы ведь бойцы не по профессии, а по духу, верно? А потому все нам под силу.
Я обмерла, глядя на Карани. Она говорила именно то, что мне было нужно услышать.
– Прорвемся, – утвердительно кивнула я. – И со всем справимся. А теперь пойдем ко всем, боюсь, мы выбьемся из данного Робертом времени. И, если прямо совсем разоткровенничаться, нужно поспеть, пока Норман не опорожнил свою фляжку.
Поздним вечером, как Грин и обещал, мы были представлены выжившим. Мероприятие прошло в большой столовой, находившейся не в самой резиденции, но в примыкающем к ней здании (как раз в том, где и обосновалась большая часть проживающих здесь людей) – невзрачное трехэтажное сооружение вытянутой формы, соединенное со зданием резиденции общей галереей второго этажа. Скромное и утилитарное.
Пока Джон в сотый раз описывал, как здесь проживают спасшиеся, коих он неизменно называл резидентами, я этих самых людей жадно рассматривала. Здесь были все. Дети, подростки. Мужчины, женщины. Пожилые. Некоторые одеты с иголочки, в одежду, явно дорогую и утонченную, которую видно старались содержать в порядке, будто надеясь сохранить хоть что-то от прежней жизни. Некоторые держались замкнуто, молча наблюдая за происходящим с мрачной отстраненностью. Перешептывались. Бросали взгляды. Другие – абсолютно спокойные, с упрямством в глазах. Были и те, кто нас осматривал с большим интересом и скрупулезностью, чем мы их.
Джон представил ту темноволосую девушку, которая помогала нам с размещением – Виктория Кремер. В лучшие времена работала врачом, и теперь следила за медицинской комнатой. С горгоновцами она сразу попыталась найти общий язык. Крайне доброжелательно беседовала, представила нам близнеца Анри и миловидную младшую сестру Монику, которая, в отличие от брата с сестрой, могла похвастаться копной светлых кучерявых волос.
Грин указал и на свою юную дочь – Эмми; она держала в руках блокнот, в котором аккуратно вывела наши имена. Пока девушка записывала, я заглянула через ее плечо – не считая нас, в резиденции находилось пятьдесят восемь человек.
Самое удивительное, что эта книга с именами была единственным, что объединяло здесь проживающих. Дисциплина и контроль, ставшие для меня столь привычными из-за нахождения среди "Горгоны", здесь почти не поддерживались, а руководящая роль Грина существовала чисто номинально. Градоначальник, попытавшийся даже после конца света стоять во главе людей, не обладал силой. Градоначальник, потерявший власть. Что он чувствовал, насколько жгло его нутро расплавившееся золото инсигний? Все, чем Джон здесь заведовал, была книга с именами, да связка ключей от кабинетов. Резиденты жили по собственным правилам; у каждого свои припасы, каждый делал, что хотел и когда хотел: мог спокойно покинуть территорию, вернуться, когда заблагорассудится. Режим расхода электричества и воды, о котором нам внушали как об обязательном, соблюдался с переменным успехом. А когда Сборт узнал, что даже дежурства не назначаются, и вовсе помрачнел, хоть и промолчал.
С особенным интересом нас разглядывали дети – человек двенадцать, – которые сидели поодаль, за длинным столом. Судя по всему, их специально разместили подальше, ведь и взрослые посматривали на горгоновцев с опаской. Вскоре я поняла, что и на меня смотрят с таким же выражением, как и на военных. Я стояла с горгоновцами, была одета похожим на них образом. И если Сэм сидел улыбаясь, воодушевленный, благодарный и искренне счастливый, то я скорее настороженно осматривалась, анализируя окружающих и обстановку в целом.
Сборт был напряжен. С каждым движением Грина, с каждым шевелением среди собравшихся, с каждым новым словом или пояснением Роберт серьезнел. Последней каплей, как мне кажется, стала настоятельная просьба Джона, чтобы военные не передвигались на территории резиденции с оружием. Роберт ни то закашлялся, ни то засмеялся, а затем поднял в успокоительном жесте руки, качнув головой:
– Нет, – коротко и четко сказал он, и его полный внутренней силы голос в глухой акустике зала звучал куда убедительнее и влиятельнее, чем голос Джона. – В сложившихся условиях каждый имеет полное право носить оружие. Тем более если у вас не налажена система охраны от внешних и внутренних угроз, я считаю вполне обоснованным иметь при себе средство самозащиты, – Сборт говорил спокойно, с расстановкой. – Я не иду на конфликты и принимаю возможность дискуссии и нахождения консенсуса. Завтра с утра, на свежую голову, предлагаю обсудить все детали нашего сосуществования и прочие вопросы. А сегодня, Джон, мы побеседуем один на один; полагаю, нам есть что обсудить.
– Безусловно, безусловно. Но, все же, об оружии: у нас не так много правил, и потому я настоятельно призываю вас выполнять имеющиеся, – постарался вставить Грин, но он волновался, и его дрогнувший голос был…Чуть менее веским. – Твои люди будут передвигаться без оружия.
– Ваши правила не имеют никакого смысла без четкого их структурирования и ясной системы санкций за их нарушение, – Роберт чуть улыбнулся. – Стараясь контролировать в мелочах, вы теряете общую дисциплину, а это всегда грозит… Неприятностями, – осторожно добавил командир, окинув притихших людей доброжелательным взглядом. – К тому же, – Сборт вновь глянул на Грина, но твердо и холодно, – раз уж мы обозначаем основные правила, я хочу и тебе напомнить то, о котором тебе не следует забывать. Ты не можешь отдавать приказов моим людям.
– На правах бывшего градоначальника…
– На правах хоть кого, Джон. Горгоновцы подчиняются только мне. Я подчинялся только Главнокомандующему.
"Надеюсь, его душу Матерь упокоила", – услышала за спиной шепот Стэна и одобрительное мычание Нормана.
– В условиях нынешней ситуации вам нужна не только охрана и защита, – продолжал тем временем Сборт, – но и то, ради чего, собственно, вы и пригласили нас сюда. Но, опять же, я предлагаю обсудить сотрудничество детально и поэтапно. Есть даже незначительные вещи, которые стоит обговаривать без лишних ушей, – Сборт кивнул на малышню. Грин переглянулся с группой людей за ближайшим столом; те сдержанно, некоторые и нехотя, махнули одобрительно головами.
– Тогда обсудим все поэтапно, – выдохнул Грин, повернувшись к Роберту; горгоновец глянул на часы.
– Пятнадцать минут одиннадцатого, – почти про себя проговорил Сборт. – Джон, подойди к моему кабинету минут через тридцать. Остальным – до утра, – и, не одарив прочих собравшихся и взглядом, повернулся к горгоновцам. Махнул рукой, все спешно покинули свои места, скоро направляясь к дверям из столовой. Когда выходили, Роберт тихо сказал, чтобы услышали только мы, – сейчас все идёте за мной.