У каждого ребенка в детстве есть мечты. Мечты перед днем рождения, перед Новым годом, перед каким-то событием. Я не помню своих именин вплоть до шестнадцатилетия, я не мечтала ни о чем перед Новым годом, так как, кроме новогоднего подарка, в этот праздник мы ничего не получали, да и Дед Мороз к детям в моем детстве приходил только в детский сад и в школу. Но я помню до сих пор, как я мечтала играть на пианино.
Моей двоюродной сестре, которая была старше меня на четыре года, купили пианино «Кубань». Так как комнаты в наших домах были небольшие, пианино заняло половину зала. Мне было тогда 8 лет, и я впервые увидела этот сказочный инструмент. Мне даже разрешили притронуться к прохладной полированной поверхности клавиш.
Это было такое потрясающее впечатление, что я, не зная истинную цену этого сокровища, стала умолять родителей купить мне пианино. К сожалению, слезы тут оказались бессильны: у нас просто не было денег. Я сдалась и стала брать уроки музыки у сестры, которую отдали в музыкальную школу, находящуюся в 35 км от нашего села. К детям два раза в неделю из этой музыкальной школы приезжала учительница. Очень скоро я бойко играла «Собачий вальс», «Во поле береза стояла», «Если б я был султан» и другие простенькие песни.
Через год обучения моя сестра категорически отказалась продолжать свою музыкальную карьеру, и пианино накрыли красивой белой вышитой скатертью, под которой оно простояло лет двадцать.
А вскоре семья моего дяди переехала в поселок городского типа, и инструмент, ради которого я каждый день бегала к ним, увезли с собой.
Когда подросли мои дети, недосягаемую мечту моего детства отдали мне с радостью, так как ни дети сестры, ни дети ее брата обучаться музыке не желали, а выбросить инструмент рука не поднималась. Трое моих детей закончили музыкальную школу, но никто из них не притрагивается к пианино, а я иногда открываю тяжелую для детских рук крышку дорогого мне инструмента и играю навсегда заученные мелодии.
После школы я мечтала поступить в институт, да не в какой-нибудь, а в институт кинематографии. Да, в наше время тоже девочки хотели стать артистками, тем более внешность у меня была (простите за нескромность!) всем на зависть: идеальная фигура, чистая кожа, огромные серые глаза, русые волосы.
И я вот такая вся изящная поехала в Москву, чтобы стать артисткой. Интернета тогда не было, позвонить я не догадалась. Взяв аттестат с отличием и выучив прозу, стихи и басни, в конце июня 1974 года полетела я в Москву, но прием во ВГИК был уже окончен. Вахтерша посочувствовала мне и проводила с сожалением из дверей института.
На другой день я улетела домой, твердо решив поступать на следующий год. И вскоре вышла на работу в качестве секретаря директора большого совхоза.
Директором был мужчина лет 40, высокий, стройный, отец троих детей. Это сейчас я понимаю, что Николай Иванович был молодым и успешным мужчиной, но мне он тогда казался чуть ли не стариком.
Я довольно быстро усвоила свои обязанности, бойко печатала на машинке, все специалисты ко мне были внимательны, потому что секретарь в то время – это любая напечатанная бумажка, которая была нужна каждому. Например, секретарь парткома за то, что я печатала протоколы его собраний, мне лично доплачивал за работу.
Но я отвлеклась. Итак, прошло месяца два моей трудовой деятельности, и однажды, занеся на подпись документы директору и переворачивая листы, я почувствовала его руку на моей руке и вопросительный взгляд, направленный на меня.
Отведя взгляд и осторожно освободив свою руку, я вышла из кабинета, услышав вслед: «Прости».
Больше никаких намеков со стороны Николая Ивановича не было никогда, хотя я проработала с ним целый год.
Сейчас я думаю о том случае всякий раз, когда читаю, что секретарши современные исполняют не только свои рабочие обязанности, но и обязанности интимного характера в обязательном порядке.
Это ж до какой степени изменилась мораль за каких-то 40 лет, чтобы в открытую нанимать секретаря с оказанием интимных услуг. Тьфу!
И еще: в наше время даже слова «секретутка» не было. Вот так.
Когда-то, еще в советские времена, я работала заведующей небольшого детского сада. Была молода, воспитана пионерско-комсомольской организацией, посреди ночи назубок могла процитировать все заветы Ильича, но ничего не знала о Библии, не ходила в церковь, даже не крещена была, а икону, которая досталась от бабушки, засунула поглубже на шифоньер, чтобы «не позориться». Но был в моей жизни случай, за который мне до сих пор стыдно.
В детском саду было 50 деток и человек 10 (точно не помню) обслуживающего персонала: воспитатели, нянечки, повар, прачка и завхоз на полставки.
Завхоз Мария Васильевна была женщиной опытной, знающей подход ко всем маленьким и большим начальникам, поэтому наш детский садик ни в чем не нуждался, тем более что он был на содержании очень крупного и богатого советского хозяйства. Однажды Мария Васильевна получила большую партию постельного белья: детских размеров простыни, пододеяльники и наволочки.
Как-то после обеда мы сидели с ней за беседой, обсуждали разные производственные вопросы, да и не производственные тоже, и вдруг она меня решительно так спрашивает: «Вам сколько комплектов белья завернуть?»
Я опешила, стала говорить о том, что оно мне вовсе и не нужно, что у меня и кроватей таких нет и своего белья достаточно. Но она меня не слушала и туго сворачивала 5 комплектов не нужного мне постельного белья, а потом засунула его мне в сумку. «Все берут, а вы что, не такая, что ли? – выговаривала она мне по дороге домой. – Целый день крутитесь на этой работе и не заслужили?»
Я принесла проклятое белье домой, сложила в шифоньер, оно долго лежало без дела, но через несколько лет я все-таки его использовала на всякие нужды по дому, и муж машину пододеяльниками мыл и вытирал насухо (тогда нанотряпок еще не было).
Вскоре я рассчиталась с работы в связи с переменой места жительства и больше с материальной частью отношений никаких не имела.
Но сейчас, глядя на то, как бесстыдно люди, оказавшиеся у общего пирога, отщипывают себе куски, я думаю: «Наверное, я все-таки дура, если мне и сейчас стыдно за тот поступок». А вот многим не стыдно. Работая в какой-нибудь конторе и получая небольшую зарплату, женщины могут позволить себе еженедельный маникюр-педикюр, новую машину, еще одну квартиру, наряды из бутиков, путешествия и т. д.
Мужчины на хлебной должности всегда при деньгах и с любовницей. В народе про таких людей говорят: «Умеют жить», а в Интернете их называют коррупционерами.
Я так и не научилась «жить».
Я в церковь хожу очень редко. Это, конечно, не значит, что я некрещеная и что не верю в Бога. Но не хожу потому, что есть на это причины.
Мне было, наверное, лет 40, когда я впервые захотела зайти в храм. Мы зашли с мужем. Перед входом в храм я накинула на голову платок. Зашла, купила свечи и стала ставить их перед иконами. Когда я подошла к иконе Николая Чудотворца, то услышала, как одна старушка сквозь зубы мне прошипела: «Приперлась с накрашенными губами, бесстыдница!» Старушка была из тех, которые постоянно прислуживают при храме.
Умер мой старший брат 5 лет назад. Младший сын поехал за священником в Буденновск, а когда вез его обратно, то священник предложил освятить его машину (она была новая).
– Всего 700 рублей, сын мой, – ничуть не смущаясь, предложил отец.
Есть у нас в селе небольшой приход, расположенный в бывшем Доме быта. Старушки там убрали, нанесли икон, повесили на окна занавески. Каждое воскресенье приезжает батюшка из Буденновска. Старушки с пустыми руками в церковь не ходят, но зимой им опять приходится скидываться на отопление этой комнатушки, так как никто им денег не выделяет. Если денег не хватает, то они ходят по дворам и просят жителей, чтобы те помогли.
Между тем все знают, как живут церковные функционеры, на каких машинах ездят, какие часы носят.
Всем, я думаю, известна версия о том, что все люди на Земле связаны между собой через шесть рукопожатий, т. е. все люди знают друг друга.
В сентябре я убедилась в этом. Я была в санатории в г. Ессентуки. Первые два дня я блаженствовала в комнате одна, а на третий день ко мне подселили женщину из Тольятти.
Мы познакомились и, как это бывает, стали рассказывать друг другу о себе, о родственниках, о детстве, о своей малой родине.
И когда мы дошли до последнего, оказалось, что Валя в детстве бывала летом у своей тети, которая жила от нас через три дома. Я тетю Лушу прекрасно помнила, так как они дружили с моей мамой, а потом мы вспомнили с Валей, что играли вместе, ходили на пруд, рвали в колхозном саду черешню.
Мы вспомнили всех подруг и мальчишек, которые в детстве дергали нас за косы и мешали играть в классики.
Валя уехала в Тольятти сразу после школы, я всю жизнь прожила на Кавказе, а все-таки мы встретились.
Почему именно ее ко мне подселили? Думаю, что это не случайно. Хотя уверена, что если бы подселили кого-нибудь другого, мы все равно нашли бы общих знакомых.
Теперь мы с Валей видимся каждый год, так как она приезжает сначала ежегодно в санаторий, а потом к нам.
Мой брат, Ваня, был старше меня на 17 лет. В 1968 году после окончания института он вместе с женой и сыном уехал покорять Сибирь. Работал Ваня инженером на Братском алюминиевом заводе. Почти каждый год они приезжали в отпуск домой. Но мама все равно очень скучала по ним и просила меня писать почаще письма. Я писала под мамину диктовку, так как она была безграмотная. Мама диктовала долго, рассказывая любимому сыну обо всем. Бывало, я исписывала двойной тетрадный листок, а мама все диктовала.
Потом мы с ней запечатывали письмо в конверт АВИА, и письмо летело самолетом к Ване (так думала мама).
В ответ сын тоже присылал подробные письма, рассказывая о Сибири, о городе Братске, о семье, о работе. Так что читать мне приходилось долго, иногда по несколько раз.
Однажды (мне было тогда 13 лет) мама, получив письмо из Братска, попросила меня написать ответ. Я пообещала ей, что напишу сама и сразу же отнесу на почту. Меня ждала подруга, мы собирались с ней гулять. Я вырвала листок из тетради и написала буквально следующее: «Здравствуйте, Ваня, Лида и Олежек! У нас все хорошо. Мама не болеет, папа тоже. Папа работает, получил недавно зарплату, мне купили босоножки и платье. Я учусь хорошо. Вчера смотрела в клубе индийский фильм, много плакала. Погода у нас теплая, уже начинают распускаться листья на деревьях. У тети Любы, дяди Лени, Раи и Саши тоже все хорошо. До свидания. Целуем, мама, папа и я».
Письмо я старалась писать крупными буквами, но оно все равно заняло полстранички, я его повертела в руках, потом запечатала и отнесла на почту.
С подругой мы пошли в гости к нашей однокласснице, долго болтали на лавочке и к вечеру разошлись по домам.
Через две недели приходит письмо от Вани. Мама приготовилась слушать. Я распечатываю конверт и понимаю, что мне придется сейчас читать мое письмо. Брат только поменял имена и о погоде написал, что в Братске мороз.
Меня окатило холодом, тем самым, который был в Сибири, где жил мой брат. Я, конечно, не стала ничего придумывать и честно все рассказала маме. Она заплакала. Мама всегда плакала, когда ей было стыдно и обидно, в конкретном случае, за то, что я ее обманула.
Буквально на следующий день почтальон принес от Вани еще одно письмо. Оно было на двух страницах, а в конце письма брат обратился ко мне с вопросом, сделала ли я выводы.
Вывод я сделала на всю оставшуюся жизнь: никогда не отмахиваться от родных, выполнять их просьбы, быть внимательной и заботливой.
А еще я никогда не дарю ненужных подарков, всегда долго думаю, что бы подарить такое, что будет и полезно и радостно для родного человека. Этому меня тоже научил брат. Когда он приезжал в отпуск с женой, то привозил подарки всем только те, которые носились с удовольствием, которых ни у кого не было, которые обязательно нужны были в селе.
Вот такой жизненный урок преподнес мне брат.
Это случилось почти 40 лет назад. Я стала студенткой педагогического института в 1976 году, и с первого курса мы стали изучать не только педагогику, но и медицину, причем изучали не менее серьезно, чем педагогику. У нас преподавали кандидаты медицинских наук и практикующие врачи, которые часто водили нас по больницам, показывали своих больных и рассказывали о различных болезнях. Мы учились выполнять функцию медицинской сестры и выходили из института не только учителями, но и медсестрами с военным билетом.
Это было не первое наше посещение больницы. Я уже видела и 3-летнего ребенка, который опрокинул на себя чайник с кипятком, и парня в диабетической коме, которого при нас вытащили с того света, и мужчину с открытыми переломами обеих ног, и многое другое. Все эти случаи все больше утверждали меня в том, что врачом я никогда не смогла бы работать, так как была очень впечатлительной.
Но то, что я увидела в 4-й городской больнице летом 1977 года, навсегда осталось в моей памяти. Если бы я была художником, я бы и сейчас в деталях нарисовала и палату, и больного, и нас, студентов, которых привела преподавательница в эту палату, чтобы показать «смертельно больного раком человека». Это были последние слова, которые я слышала.
В палате царил полумрак, и в этом полумраке я разглядела кровать, которая стояла почему-то посередине. На кровати лежал труп. Это был мужчина, от которого остались кожа и кости. Костлявые руки были сложены крестом на изможденной волосатой груди, так как он был только наполовину прикрыт белой простыней. Глаза были закрыты, и, как мне показалось, он уже не дышал.
Страх сковал меня, и я помню, что преподавательница подталкивала нас к кровати с больным. Помню, что некоторые уже подошли очень близко, а я стояла в последнем ряду и не могла сдвинуться с места.
И вот, когда преподавательница стала зачитывать диагноз, мужчина вдруг открыл глаза и замахал руками. Я увидела смерть в его мутном взгляде. Она почти полностью овладела его телом, но никак не могла овладеть его сознанием. Смерть не хотела видеть посторонних, ей не нужны были свидетели, она была в ярости и отчаянно нас выгоняла из палаты.
Помню, что я чуть не потеряла сознание. Кто-то из сокурсников вывел меня из палаты, принесли воды, и мне стало легче. Потом мне эта картина несколько раз снилась, она долго не отпускала меня. Я боялась ходить в больницы, а в операционную вообще ни разу не зашла, сколько меня ни уговаривали.
Пожалуй, кроме октября, нет больше месяца в году, который бы сыграл такое огромное значение в моей жизни. Я помню до мельчайших подробностей некоторые дни октября. Когда наступает второй месяц осени, я и грущу, и радуюсь одновременно.
3 октября 1983 года. В наших теплых краях было очень холодно, дул сильный ветер, деревья выли и стонали, а я выла вместе с ними, потому что осталась сиротой, так как рано утром умер мой папа. Всю ночь он звал меня, я вставала и к нему, и к трехмесячному сыну, выбилась из сил и помню, как с досадой сказала ему, чтобы не звал меня больше, а утром он умер. Мне было 26 лет.
14 октября 1977 года умерла мама. Мне было 20. В тот год октябрь тоже был холодным, в середине месяца начались морозы и шел снег, и когда маму хоронили, снежинки падали на ее лицо и не таяли. Она лежала в ситцевой кофточке с длинным рукавом, а мне все время казалось, что ей очень холодно, и хотелось ее чем-нибудь накрыть.
После похорон боль немного отпустила, но не проходила до конца. Я еще не знала, что боль утраты никогда не уйдет и с каждым годом будет все сильней и сильней. Иногда она отпускает меня, в том числе и в октябре, потому что именно в октябре я родила своего первого сына и назвала его так, как просила мама.
37 лет назад, а будто это вчера было. Помню, что с утра я клялась себе, что рожать больше в жизни не буду, что это очень больно и долго, а вечером уже мечтала о том, что обязательно рожу дочку, потому что большего счастья, чем рождение ребенка, для женщины нет.
В октябре родилась моя любимая внучка, рядом с которой я забываюсь и боль уходит из моей души. Мы с ней беседуем, играем, рисуем, готовим обеды, поем песни, и моя боль понимает, что надо спрятаться и не тревожить меня.
В октябре я встретила своего будущего мужа. За неделю до маминой смерти. А когда я приехала с похорон, он так крепко прижал меня к себе, что я поняла: этот парень меня не отпустит никогда. Позже муж мне признался:
– Когда я увидел твои глаза, я понял, что никогда не смогу тебя обидеть и ни за что не хочу потерять.
Я знаю, что встреча наша была не случайной. Это мама своими молитвами выпросила у Бога мне счастливую судьбу.
Она всегда молилась за нас, детей, перед старенькой иконой, которая висела у нас всегда в красном углу, убранная восковыми цветами по всему киоту, старому и темному, и только стекло киота поблескивало в углу. Когда я просыпалась, то видела это поблескивающее стекло и мамину спину. Она шептала молитву очень тихо, слов разобрать было нельзя, а потом крестилась и кланялась. Я не знала, о чем она разговаривала с Богом, и даже никогда не задумывалась. Позже жена моего старшего брата скажет мне: «Мама молилась за вас, а мы вот за своих детей не молимся, отсюда и беды все».
Вот такой у меня октябрь, с утратами и приобретениями, с печалями и радостями.
Вчера позвонила невестка и пригласила нас отметить день рождения сына на природе, так как сегодня у нас замечательный день, теплый, яркий, тихий, сладкий. Почему сладкий? Потому что не может быть горьким день, когда рождается ребенок. Каждый 8-й день октября вот уже 37 лет для меня сладкий и счастливый!
Сегодня я весь день по дому хлопотала. Только вечером открыла ноутбук и стала читать новости.
На одном из сайтов наткнулась на интересную статью о том, как люди обманывают смерть. Она уже близко, но перед мужеством или случаем отступает, и человек остается жить. В нашей семье был подобный случай, и я о нем хочу вам рассказать сейчас.
Это было во время Великой Отечественной войны. Моя мама осталась с двумя маленькими детьми. Жила она в маленьком домике, продуваемом всеми ветрами, и зимой мой старший брат, которому в то время было 3 года, заболел.
Мама пыталась его лечить, но он с каждым днем таял у нее на глазах. Когда ребенок перестал открывать глазки, мама позвала одну бабушку, чтобы посоветоваться с ней, что еще можно предпринять, чтобы спасти сына.
Эта бабушка глянула на мальчика, который лежал на кровати неподвижно, и сказала, что ему уже ничем не поможешь. А потом, немного помолчав, добавила:
– Единственное, что осталось, это попробовать смерть обмануть.
– Как это? – спросила мама сквозь рыдания.
Бабушка ничего ей не сказала, а пошла к одному старику по имени Кузьма. Тот пришел, снял мерку и стал колотить маленький гробик. А маме бабушка приказала шить рубашку на смерть.
Когда гробик был готов, бабушка надела рубашку на ребенка, прочитала молитву, сняла с брата рубашку и положила в гробик.
Дед Кузьма взял гроб и понес на кладбище, где уже была вырыта могила.
Все эти действия проходили днем, а вечером мальчик открыл глазки и попросил покушать. Мама попробовала его лобик: температуры не было. Вскоре мой брат поправился и прожил 69 лет, полноценных и интересных: стал инженером, покорял Сибирь, работал в Египте, писал стихи, вырастил сына и дождался внуков.
Вот такая история. Мама мне часто ее пересказывала, но поскольку мамы уже почти 40 лет нет на свете, она забылась, а сегодня вспомнилась, когда я прочла о тех, кто смог обмануть свою смерть.
Сегодня у меня много впечатлений и о многом хочется написать. Вот хотя бы такое наблюдение.
Остановились мы с мужем возле машины с арбузами и дынями. Это была «Газель». Торговал молодой парень, как оказалось, ногаец. Дыни – 25 рублей, арбузы – 8 рублей.
Как же не купить арбуз у земляка? Мы подошли ближе и стали в очередь. Торговля шла бойко!
Парень ловко клал дыню или арбуз в пакет, подавал покупателю, покупатель взвешивал ягоду на безмене, который висел на заднем борту «Газели».
– Сколько? – спрашивал парень.
– Семь с половиной, – сказал пожилой мужчина, хотя весы показывали почти 8.
Таким же образом была взвешена дыня, и тоже мужчина на полкило занизил вес. Парень совершенно спокойно стал считать на калькуляторе и назвал сумму. Мужчина расплатился и ушел.
Следующей покупала женщина, и опять взвешивала арбуз она сама. Парень быстро назвал сумму, и женщина тоже без слов расплатилась.
У меня была дыня на 3,5 кг и арбуз 7-килограммовый.
– 163 рубля с пакетом. Давайте 160.
Муж забрал ягоды, я расплатилась с парнем и, сев в машину, стала восхищаться проворностью парня и его доверительным отношением к покупателям.
– Сколько ты отдала за арбуз и дыню? – спросил меня муж.
– 160 рублей, – ответила я, ничего не подозревая.
Он достал калькулятор.
– Ты переплатила парню 17 рублей. Даже если учесть стоимость пакета, ты все равно отдала ему на 14 рублей больше.
Вот такая арифметика! Я засмеялась. Честное слово, мне не жаль было этих денег. Парень у всех покупателей вызывал положительные эмоции, и я почему-то думаю, что никто из покупателей не вернулся, даже если обнаружил бы обман.