Записки PRофессионала - читать онлайн

1992

Я пришел в гости к поэту Илье Резнику.

Он пел частушки:

Или вот:

Потом в «Вечернем клубе» появился мой материал под названием «Мужчина, который пишет для женщины, которая поет» с анонсом и фотографией на первой полосе. По поводу же частушек Илья рассказывал такую историю:

– Я прошлым летом в Пицунде написал за два дня, на спор, 104 частушки…

А еще я ходил в нашу Крылатскую церковь и брал интервью у ее настоятеля отца Николая.

Когда мой приятель стал одним из первых людей, перешагнувших миллионный рубеж накоплений, я попросил его рассказать об этом на страницах «Вечернего клуба» – и появилась «Исповедь миллионера».

Раскопал подробности личной жизни супрефекта Владимира Смышникова, которого поймали на взятке и посадили. Публикацию признали лучшей за какой-то период, а мне дали премию.

Писал о московских банях, о проблемах таможни, об особенностях книготорговли; встречался с новоявленным «Христом» Виссарионом, разведчиком Олегом Тумановым, вдовой Николая Рыбникова Аллой Ларионовой; рассказывал про Бориса Гребенщикова и ходил в гости к Валерии Новодворской – мне было интересно все, и я «оттягивался» по полной программе. Тем более что рабочий график был свободным и отсиживать за столом положенное время не требовалось.

Запоздалое творческое развитие шло запредельными темпами, и вскоре, с благословения главного редактора «ВК» Валерия Евсеева, мы втроем – я, Игорь Панков и Федя Мозговой – стали выпускать стебно-«крутую» газету в газете – «ВК и сыновья». Благословляя нас, Валерий Петрович сказал: «Что хотите, то и делайте – лишь бы народ читал». Ну, мы так и поступили. В первом выпуске «ВК и сыновья» я сделал целую полосу под рубрикой «Очень крутые маршруты», а там – «Война и мир генерала Аушева» (про героя-афганца, а впоследствии президента Ингушетии Руслана Аушева), «Я зол, похабен и груб» (про артиста Петра Мамонова), «Снежные барсы штурмуют Аннапурну» (про моего товарища-альпиниста, мастера спорта международного класса Владимира Башкирова).

Руководству понравилось: «Давайте мы вас наградим. Может, съездить хотите куда-нибудь?».

И мы поехали в Питер. Квасить начали в поезде, потом гудели еще дня 3–4 в городе на Неве и далее по дороге обратно. После этого появился очередной выпуск «ВК и сыновья» под заголовком «Сыновья с приветом из Северной Пальмиры». А в нем трогательный рассказ о посещении митьков в их штаб-квартире, анекдоты от Юрия Никулина, рассказанные в питерской гостинице «Октябрьская»; мой огромный материал «Баллада о черном рыцаре. Миллион секунд из жизни Александра Невзорова» (я достал Александра Глебовича прямо в знаменитой тогда студии «НТК-600») с довеском от Игоря Панкова «С точки зрения мамы» (а он параллельно доставал маму героя).

А вот переговоры с народным артистом СССР Кириллом Лавровым и лидером группы «Наутилус Помпилиус» Вячеславом Бутусовым результативными встречами не увенчались. Но все равно успели много. А как же это сочеталось с балдежом? А так: молодость, задор, здоровье.

И такой отрыв продолжался аж целых полгода.

Летом 92-го я сидел в одной уютной квартире… ну, в общем, не один. Было хорошо, но денег оставалось катастрофически мало. Такие ситуации случались в моей жизни нередко, но подходил я к ним примерно одинаково: «Деньги – навоз, сегодня нету – завтра воз. Поэтому последнюю оставшуюся купюру надо оперативно пропить». Я побежал в магазин и купил две бутылки сухого молдавского вина. Думать о том, на что я буду покупать вино завтра, не хотелось. А хотелось вспомнить фильм «Семнадцать мгновений весны» со знаменитой и чрезвычайно загадочной фразой: «Они еще не знали…».

То есть и я не знал, что уже на следующей неделе мне придется плотно совместить журналистику с пиаром и освоить заветный рубеж объемом в миллион рублей. С нашими инфляциями-дефолтами-деноминациями вспомнить о том, что можно было купить на миллион в 1992 году, трудновато. Но с учетом того, что редакционные зарплаты колебались в пределах 5–10 тыс., сумма считалась неплохой. Что происходило в рамках этого миллиона, я теперь и расскажу.

Итак, две бутылки вина. И телефонный звонок. Звонила знакомая. Она излагала не очень желающему слушать мне историю о том, как готовится оперно-балетный фестиваль «Красная площадь приглашает», как для фестиваля на базе популярных тогда «Московских новостей» предполагалось выпускать специальную газету, как что-то там не склеивается. И предлагала взяться за это дело, используя упоминавшуюся уже «Точку зрения».

Следующим утром я сидел в хорошем двухэтажном номере безжалостно сметенной впоследствии с лица земли гостиницы «Интурист» на Тверской улице и беседовал с человеком по имени Омари Сохадзе, из визитки которого следовало, что он является генеральным директором фирмы «Интертеатр», она-то и организовывала фестиваль.

Что это за фирма? Как говорил сам Омари, «это агентская компания с филиалом в Лондоне, которая занимается международными контактами в области искусства». А сам он вроде бы окончил Тбилисскую академию художеств, преподавал в Московском архитектурном институте, занимался дизайном, писал пьесы и даже романы… А потом решил замахнуться на нечто более масштабное.

– Что вам нужно, чтобы быстрее начать работу? – спросил Сохадзе.

– Бюджет в… миллион рублей.

– Договорились. Что еще?

– Офис.

– Занимай соседний номер!

– Автомобиль.

– Э-э-э, дорогой, остальное сам решай.

Через неделю у меня работало 25–30 человек. Номер в «Интуристе» жужжал как улей. Стучали пишущие машинки (да-да, еще стучали, хотя сам я в Академии общественных наук уже привык и пристрастился к компьютеру и даже подумывал о покупке такового), люди бегали туда-сюда, в типографии «Московская правда» верстался макет. А я в одиночку определял содержание номера. Как в сказке про Курочку Рябу – не простого номера, а золотого; такого, чтобы его не просто интересно читать, но и чтобы он показывал все величие фестиваля «Красная площадь» вместе с организаторами.

Получалось? Во многом да. В первом номере, который удалось отпечатать вечером 3 июля, накануне открытия фестиваля, уже было интервью с одним из главных героев фестиваля – знаменитым испанским тенором Хосе Каррерасом, а рядом – с Игорем Моисеевым, Валентином Юдашкиным.

Во втором номере, который вышел через три дня, в разгар фестиваля, мы рассказывали о том, как фестиваль триумфально начался, как пели Евгений Нестеренко и Зураб Соткилава, танцевали Владимир Васильев и Екатерина Максимова, как гремели фейерверки и выражали свое удовлетворение именитые зрители.

Омари опять был доволен, заметив, однако, что номера надо активно продавать. На продажи я никогда не подписывался, не стал заниматься ими и на этот раз.

В третьем… Про третий Омари сказал, что его выпускать не надо. А я все равно оплатил все расходы и под занавес фестиваля выпустил. Хотя, может, и зря.

Еще надо сказать, что наряду со спецвыпусками «Точки зрения» я продвигал информацию о фестивале и в другие издания. А уж родной «Вечерний клуб» стал, разумеется, бессменным информационным партнером. PR мирно соседствовал с журналистикой, а иногда уступал ей пальму первенства.

Я и вовсе позабыл о пиаре, когда мне предложили (всего-навсего вдвоем с коллегой) поехать в аэропорт и встретить саму Майю Плисецкую. Она долгое время провела за рубежом, в конце 80-х – начале 90-х работала художественным руководителем балетной труппы «Театро лирико насиональ» в Мадриде. В Россию прилетела специально на фестиваль.

– Прибыл самолет из Мадрида, – буднично произнес голос из динамика. А в VIP-зале все спокойно: кроме нас с партнером, всего два человека – пожилая женщина да мужчина лет тридцати с небольшим. Родственники, знакомые?

В черных брюках, красной блузке со змеящейся золотой кистью. Рыжие волосы. Слегка напряжена: что за люди вокруг, как себя вести, на что настраиваться? Вручаю букет из 15 больших роз и начинаю спрашивать.

– …По поводу того, насколько много для меня значит отъезд в Испанию. Ничего не значит! Просто я работала в Испании, а теперь уже не работаю. В Испании больше нет классического балета, только модерн. Только без туфель, босиком – совершенно другой стиль. Им так нравится, но… это не мой профиль. Я люблю модерн, но не сильна в нем и тренером здесь не могла бы быть. Так что Испания – это уже прошедшее.

– Майя Михайловна, в одном из интервью Владимиру Васильеву задали вопрос: до каких же пор вы будете танцевать? А он ответил: видно, на том свете отдохнем. А ему уже шестой десяток…

– А мне седьмой. Так что ж, бросить? И чем прикажете заниматься?

– «Не знаю, кому на Руси жить хорошо, – говорили вы когда-то. – По-моему, никому». Изменилось ли что-то теперь?

– Я должна сначала все увидеть. Боюсь, что лучше не стало. Я слышу кругом только плохое. Но может быть… Я хотела бы, я очень хотела, я мечтала бы об этом… Если у вас есть такие букеты, не все потеряно.

– Вы сказали «у вас»?..

– Да у нас, конечно, у нас. У меня только эта культура, только этот язык. Родно мне только то, что тут. Поэтому и больно…

На следующий день она танцевала «Лебедя» на Красной площади. А в редакции «ВК» трепетно распечатывали сделанную наскоро в аэропорту черно-белую фотографию. На ней я был вдвоем с Плисецкой и… оказался слепым! Ничего, сказал ретушер (была и такая должность – никаких компьютерных технологий), мы тебе глазки откроем. И открыли – вышел сумасшедше-хитрый прищур. Зато Майя Михайловна получилась хорошо! И опять на первую полосу. Я на глазах становился знаменитым журналистом и… все больше углублялся в PR…

История с «Красной площадью» закончилась одновременно помпезно и прозаично. Мы отметили успех в банкетном зале Кремлевского дворца съездов. В честь главного гостя – Хосе Каррераса – из Испании самолетом подогнали шампанское Codornio. Среди гостей был даже старик Иван Козловский – бодрый и веселый в свои 90 с лишним лет. От власти присутствовал вице-мэр столицы Сергей Станкевич.

А потом Омари Сохадзе объявил себя банкротом. Из заветного миллиона я получил 700 тыс., чего хватило, чтобы расплатиться с нанятыми людьми и самому не думать хотя бы о том, на сколько бутылок еще хватит. И начал собирать рюкзак.

С конца 70-х годов я занимался горным туризмом, а позже альпинизмом. А настоящим крестным отцом для меня здесь стал человек-легенда, мастер спорта международного класса Владимир Кавуненко – о нем я также неоднократно и с удовольствием писал и в «ВК», и в других изданиях.

Владимир Дмитриевич был горазд придумывать альпинистские проекты, и очередной из них вызрел как раз к лету 1992 года: почему бы к 50-летию военных событий на Кавказе не встретиться ветеранам обеих сторон на Эльбрусе и не пожать друг другу руки?! Пусть с ними приедут дети и внуки, чтобы было кому продолжить традицию. И пусть эта акция – ее назвали «Эльбрусиадой примирения» – станет примером поколениям сегодняшним и будущим.

Сомнительно? Это на первый взгляд. А если разобраться…

Я разобрался. А после этого в течение нескольких месяцев, лет, да и по сей день пиарю (всегда бесплатно, заметьте!) эту самую «Эльбрусиаду», а вместе с ней – малоизвестные или неизвестные вовсе события Кавказской войны образца 1942 года. Для чего? Чтобы знали и не забывали, поскольку забывчивость в данном случае оборачивается потерей человеческих жизней!

Итак, заработал организационный механизм. Пользуясь давними связями между Краснопресненским районом Москвы и Баварией, провели переговоры с немцами – те приняли идею на ура. Презентация в Москве, в Доме дружбы народов под специально выученные бардами Олегом Митяевым и Костей Тарасовым альпинистские песни (Олег с Константином и на «Эльбрусиаду» с нами поехали); потом в Мюнхене, и вот уже готова программа, пик которой приходится на 18 августа 1992 года. В этот день по 50 человек с каждой стороны должны взойти на Эльбрус и установить на его вершине флаги России и Германии.

Стоит ли предполагать, что немцы забыли о событиях полувековой давности, а мы их вроде как разбудили? Нет, разговоры в ветеранских организациях Баварии шли давно. Не о помпезном восхождении и, конечно, не о флагах на вершине – о том, что России трудно сейчас, что в Приэльбрусье до сих пор есть объекты, не восстановленные после войны, а значит, надо помочь. Собирали деньги. И тут как нельзя кстати пришлась идея «Эльбрусиады примирения».

Так вот о мало- и неизвестном. 17 августа 1942 года группа немецких альпинистов, руководимая хауптманом 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс» Хайнцем Гротом (старик был жив и в 92-м)…

Впрочем, не будем спешить. Давно известно, что двуглавый Эльбрус является высочайшей вершиной Европы (5621 и 5642 м). Данное обстоятельство привлекало к нему внимание восходителей с начала XIX века. А в 30-е годы XX века счет восходителям пошел на тысячи – в рамках армейских и гражданских (включая колхозно-совхозные) альпиниад на Эльбрус восходили по несколько сотен участников одновременно. В 1940 году на территории СССР действовало 40 альплагерей, где ежегодно проходили подготовку до 30 тыс. альпинистов.

– В 1935 году мне исполнилось 17 лет. Я перешла в 10-й класс, но уже была инструктором по альпинизму, – рассказывала мне Любовь Кропф, мастер спорта по альпинизму, проводник-медсестра в период боев на Кавказе, жена одного из основоположников советской альпинистской школы Фердинанда Кропфа. – В августе мы проводили альпиниаду Кабардино-Балкарии. Вблизи Чегета разбили лагерь, куда каждый колхоз, совхоз доставлял свою команду, обеспечивая ее транспортом (ишаками), палатками, продуктами. Имелись у нас спасотряды, впервые на Эльбрусе использовались радиостанции. Четырьмя колоннами мы подняли на Эльбрус 638 человек…

Бывали здесь в ту пору и зарубежные «друзья» типа офицеров германского рейха. Все правильно у Высоцкого: «А до войны вот этот склон немецкий парень брал с тобою». Потом немецкий парень пришел сюда опять, но встретился уже не «с тобою», так как с началом мобилизации отечественных альпинистов стали призывать в армию на общих основаниях и они оказались рассеянными по разным фронтам и широтам. В Приэльбрусье же вошли 1-я горнострелковая дивизия «Эдельвейс» генерал-лейтенанта Ланца и 4-я горнострелковая генерал-майора Эгельзеера. Они комплектовались исключительно из альпинистов, горнолыжников, горных стрелков, имевших опыт ведения боевых действий в горах, оснащались специальным снаряжением и числились в ряду лучших соединений немецкой армии.

Кто им противостоял? Наши по названию горнострелковые, а на деле не приспособленные для войны в горах части. Отличие их от обычных частей заключалось лишь в том, что автомобильный транспорт частично заменялся на вьючный, а артиллерийское вооружение было несколько облегченным. Необходимая горная подготовка, снаряжение в этих соединениях отсутствовали. Полбеды, если необученные парни погибали в немногочисленных боях, но нередко дело не доходило и до боя: замерзали, проваливались в трещины, задыхались в лавинах.

В 42-м, в разгар горной войны, наступило «прозрение»: верховный главнокомандующий Иосиф Сталин отдал приказ собирать альпинистов по всем частям и отправлять на Кавказ. В полках появилось по 1–2 инструктора альпинизма на всех. Но время было упущено – немцы прочно встали на ключевых перевалах.

И, стало быть, 17 августа 1942 года Хайнц Грот вышел на перевал Хотютау. В бинокль увидели «Приют Одиннадцати» (небольшая гостиница: построена в 1939 году на высоте 4200 м, сгорела в 1999 году) и людей в военной форме на нем (на Приюте находилось отделение солдат во главе с лейтенантом и трое зимовщиков). А дальше Грот предпринял необычный ход: в одиночку и без оружия, с белым полотенцем, он, пересекая ледники, взобрался на Приют и начал жестами и рисунками разъяснять присутствующим, что обстановка сложилась неблагоприятная. В заключение предложил убираться на все четыре стороны, что и было сделано после бурных обсуждений без единого выстрела… Вскоре на вершине взвились штандарты со свастикой.

Но не это осталось в советской истории. Остался февраль 43-го, когда Приют вновь опустел. И тоже без выстрелов и кровопролитий поднялись сюда три особых отряда рабоче-крестьянской Красной Армии. Подпорченные ветром и снегом, на вершине еще трепыхались лохмотья былого величия: сняли, отправили в штаб Закавказского фронта, поставили взамен красные флаги.

Вот что говорится по этому поводу в одной из отечественных книг.

А вот как трактовал события участник «Эльбрусиады примирения», ветеран дивизии «Эдельвейс», бывший офицер 1-го горного дивизиона Георг Швильм.

Вслед за рассказом Швильма я слушал рассказ Алексея Немчинова, бывшего инструктора альпинизма 903-го полка, о том, как снимали с вершин фашистские флаги.

Зачем я вспоминаю мемуарные рассказы ветеранов давно прошедшей войны? Затем, что почти ставшие достоянием прошлого в 90-х альплагеря сейчас понемножку возрождаются, но даже уровня 1940 года не достигли (равно как и альпинистская подготовка в целом). Затем, что есть альпинизм громких российских рекордов, но нет альпинизма как серьезного элемента общевойсковой подготовки. Затем, что есть у нас интересы и на Кавказе, и в Средней Азии, где 5 человек на значимом перевале могут отражать атаки роты и батальона. Отсюда мемуары – и не мемуары вовсе, а самый настоящий PR. Вполне патриотичный притом.

А в 92-м все кончилось хорошо. Руководство Кабардино-Балкарии вызвало инициаторов «Эльбрусиады» в Нальчик и… запретило восхождение. А чтобы чего не вышло, послало к нам отряд милиции специального назначения. Спецназовцы поднялись по канатной дороге до высоты 3500 м и остановили кресельную дорогу, по которой можно было подняться еще на 300 м. Но одеты они были (история повторяется!) в легкую летнюю форму, и когда стало холодно, спустились вниз. А мы – пешком, с минимумом продовольствия – на Приют Одиннадцати, а оттуда, ночью, на восхождение.

Из 47 пришедших на Приют немцев Эльбрус покорили 35. Невероятно, но среди них был 78-летний Альфред Альтман, воевавший в составе «Эдельвейса» на Кавказе. И 65-летний Мишель Швейднер, получивший прозвище «гном-весельчак» за маленький рост и жизнерадостность. Юнцом он, покрываясь от ужаса холодным потом, жег американские танки во Франции, потом сидел в тюрьме. В 92-м Мишель – архитектор и заядлый альпинист. Пробовали еще несколько ветеранов, но сил не хватило.

Что касается наших участников войны, то претендовал и зашел (в кислородной маске) лишь один – известный фотожурналист и мастер спорта по альпинизму 65-летний Евгений Гиппенрейтер. Однако следующие поколения не подвели и забрались на вершину – среди них и Владимир Кавуненко, и автор этих строк.

Через пару дней мы праздновали победу на берегу Баксана. Горел костер, дымились шашлыки, чокались со звоном бутылки мюнхенского пива и русской водки, пели песни Олег Митяев и Костя Тарасов.

По «Эльбрусиаде» я сам написал и напечатал в московских и центральных газетах материалов двадцать.

Сколько всего уже вместил в себя 92-й! А на дворе всего-то сентябрь. А я дежурю выпускающим редактором «Вечернего клуба» и сижу в типографии «Московская правда» на улице 1905 года.

Входит Алексей Ситников, хорошо известный в PR-сообществе человек, много лет руководивший компанией «Имидж-контакт». Мы слышали друг о друге, даже учились в одной аспирантуре в Академии общественных наук, но ранее никогда не встречались. И наконец по телефону договорились о встрече – у Алексея было ко мне какое-то предложение.

Леша человек очень интересный – увлекающийся, увлекающий и способный даже рядовое событие представить в жанре интригующей сказки. Сказкой казалось и то, о чем он рассказывал в том сентябре. Что, мол, в Москве будет какой-то «Сити». Что на Красной Пресне вырастет новый город небоскребов, который увенчает 100-этажная башня. И новое метро. И монорельсовая дорога в аэропорт Шереметьево.

Но в 92-м, если кто помнит, все не строилось, а разрушалось. Люди торговали кто чем может и тем зарабатывали себе на жизнь. Отсюда у меня возникло не то чтобы недоверие, а полная уверенность в том, что речь идет об очередной «панаме».

Но я не стал обижать Алексея и только спросил:

– Все это здорово, но я-то тут при чем?

– А при том, что я иду в «Сити» советником президента, а тебе предлагаю место руководителя пресс-службы.

После того, как была названа зарплата, раз в пять превышающая ту, что я получал в «ВК», я ощутил реальность происходящего.

«Если звезды зажигают, значит это кому-то нужно», – писал когда-то Владимир Маяковский. Если вкладывают деньги – тоже.

– А вообще-то мы пиаром будем заниматься, – продолжал Алексей.

– Чем-чем?

– Да вот этим. – И Ситников протянул мне оранжевую книжечку англичанина Сэма Блэка с заголовком «Что такое паблик рилейшнз».

Именно так и именно тогда вошел в мою жизнь этот термин, хотя технологиями, его составлявшими, я занимался с середины 70-х годов.

С главным редактором «ВК» Валерием Евсеевым мы поговорили по-хорошему. Именно поговорили, но никак не расстались, поскольку я продолжал писать для «ВК» до конца ее дней. Но уже через неделю перешел в «Сити» – акционерное общество, только что созданное для реализации столь грандиозного проекта, что в его реальность полностью не верил тогда, вероятно, никто.

В одном из Красногвардейских проездов, недалеко от «Экспоцентра», рядом с заводом железобетонных изделий стояло типовое кирпичное пятиэтажное здание. Это была гостиница квартирного типа под названием «Союз-2». Здесь и расположился мой офис, представлявший собой трехкомнатную квартиру с кухней, ванной и прочими удобствами. Вскоре я получил продвижение и занял пост, официально зафиксированный в трудовой книжке как «руководитель службы паблик рилейшнз».

Вместе с Алексеем (он проработал в «Сити» около года) мы набрали людей и стали толкать проект.

Осенью 92-го я придумал одну из первых глобальных систем управления информацией, которая блестяще сработала тогда и продолжает работать по сей день.

С чего начинается работа такой системы? С того, что экономический, политический или иной субъект, имеющий целью занять, сохранить, усилить определенную позицию в обществе, должен организовать собственный информационный поток, не зависящий от общедоступного, традиционного, официального и т. п. На первом, «валовом» этапе потребителю дается максимальный объем информации. Не важно, кого вы представляете – правительство, политическую партию, банк или строительную фирму, – в любом случае необходимо попытаться захватить монополию на информацию о себе. Это достигается за счет регулярной, масштабной, оперативной поставки информации для СМИ (факс, электронная почта, прямая рассылка, раздача журналистам в ходе мероприятий) по любому поводу, включая незначительные и малоинтересные события.

Для чего? Пока только для того, чтобы вас узнали и к вам привыкли. Разумеется, одни выбросят ваше очередное сообщение в урну («Какое отношение к нам имеет эта информация?»), зато никто не упрекнет в сокрытии сведений.

Другие станут угадывать – а что вы, собственно говоря, хотите «протолкнуть». Но вы еще не преследуете такого рода целей, поэтому все догадки будут невпопад и вам не помешают.

Третьи выступят с какой-нибудь критикой, но она не представляет особой опасности, поскольку основана на ваших собственных источниках, а значит, вы всегда сможете ей противодействовать путем корректировки поставляемой информации.

Четвертые начнут предлагать варианты рекламных расценок за размещение ваших материалов – откажитесь от таких предложений и поясните, что вы всего лишь цивилизованно работаете с информацией, а публиковать ее или нет – дело самих СМИ.

Пятые запросят дополнительную информацию – выдайте ее незамедлительно без всяких условий. Во-первых, это первый тонкий мостик к перспективному информационному партнерству; во-вторых, не стоит провоцировать СМИ на то, чтобы они добывали информацию «с черного хода».

И еще: продемонстрируйте политику «открытых дверей», это создает предпосылки для благожелательного настроя.

Так все происходило на самом деле! Сначала мы выпускали пресс-релизы с базовой информацией, которую пресса охотно и бесплатно публиковала: общий замысел, создание акционерного общества, его учредители, совместная деятельность АО и правительства Москвы по реализации проекта.

Но о чем информировать дальше, если «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается»?! А в 92-м ничего такого, что можно было посмотреть и потрогать, вокруг «Сити» не происходило…

Ну и что? Можно рассказать о том, как подобные проекты реализовывались в Великобритании или Франции. Или… в России. Например, как в 1888 году возникло акционерное общество «Торговые ряды» – прообраз будущего ГУМа на Красной площади, которое (а это важно!) выпускало облигации для граждан: в 1889 году на 2 млн рублей, в 1891 – еще на 2 млн, в 1892 (а на дворе 92-й – как раз 100 лет назад!) – на миллион.

Иной раз фантазия иссякала. Мы листали проектные материалы и находили в них изыски типа витиевато нарисованных висячих садов. Может, сделаем пресс-релиз про висячие сады в будущем «Сити»? Отличная идея! Очередной пресс-релиз рассылался по изданиям, которые – представьте себе – такого рода информацию использовали.

Но зачем нужны фантазии и изыски? Какие задачи тем самым решались?

Вполне конкретные. Благоприятный информационный фон способствовал тому, что 12 ноября 1992 года АО «Сити» и правительство Москвы подписали договор, в соответствии с которым «Сити» получило в долгосрочную аренду участок земли в 13 гектаров; 25 декабря того же года – еще один договор, на управление проектом со стороны АО «Сити».

А 30 декабря Минфин зарегистрировал проспект эмиссии АО «Сити» на сумму 1,5 млрд рублей – деньги и по тем временам немалые. Теперь речь шла уже не о «фоне»: каждая публикация в печати, передача на телевидении оборачивались конкретными деньгами, которые москвичи – и физические, и юридические лица – потенциально могли выложить за выпущенные акции.

Теперь необходимость в «висячих садах» отпадала – требовалась информация, благодаря которой можно было бы поднять престиж акций.

И тут я расскажу о втором этапе работы информационной системы. Его смысл – в переходе от валового информационного потока к сегментированному, в подаче четко акцентированной информации, в формировании ограниченно-целевых информационных потоков, работающих не вообще, а на совершенно конкретную цель.

Оговорюсь, что в рамках такого рода деятельности существуют приемы, запрещенные действующим законодательством – главным образом законами Российской Федерации «О рекламе» и «О средствах массовой информации».

В частности, не допускаются прямой обман потребителей информации (использование заведомо ложных цифр и фактов); воздействие на подсознательные инстинкты (скрытые вставки в теле-, видео-, кинопрограммах, компьютерных файлах); оскорбление лиц или организаций, дискредитация товаров или услуг.

Но за пределами этих и некоторых других ограничений сегментирование информационного потока представляет собой цивилизованную игру-конкуренцию по существующим в обществе правилам, в процессе которой используются допустимые приемы работы с информацией. Среди них умолчание («выгодная» информация остается в материале, а «невыгодная» изымается); перестановка (малозначимые, но необходимые информационному субъекту позиции выносятся в начало материала, а действительно значимые отправляются в конец); подгонка опросов и рейтингов (подбирается и опрашивается совокупность таких людей, мнение которых работает на выполнение задачи, решаемой информационным субъектом); подбор цитат (предоставляются цитаты без комментариев, в комплексе работающие на требуемый результат); эмоциональная подпитка (использование эмоциональных материалов и оборотов в условиях нехватки конкретных фактов и цифр) и др.

Используя эти и другие приемы, субъект, владеющий технологиями данной игры, вместо информационного «вала» начинает выдавать всего лишь фрагменты, работающие на выполнение главных задач PR-кампании – повышение политической, экономической и иной привлекательности товаров, услуг, личностей и проектов. Причем переход от «вала» к фрагментам при тщательном следовании предложенной логике, скорее всего, останется незамеченным для большинства СМИ и ваших целевых групп.

Но оставим ненадолго «Сити». 92-й – этот удивительный по масштабам впечатлений год – вместил в себя еще одно PR-событие, никак не связанное ни с Красной площадью, ни со «стройкой века».

В октябре вместе с целым самолетом журналистов мы вылетели в Чечню. Кто был заказчиком этой акции? Думаю, что тогдашний президент Джохар Дудаев и люди из его окружения. Как формулировался заказ? Напишите (покажите) правду о Чечне. И пусть Россия не нападает на Чечню. Большей конкретики не было. Около недели мы жили в бывшем партийном санатории под Грозным и просто говорили, с кем бы хотели встретиться. Нам устраивали любые встречи. Например, когда мы захотели увидеть депутатов чеченского парламента, весь парламент во главе с председателем Хусейном Ахмадовым был немедленно собран.

А я стремился решить сразу три задачи. Во-первых, собственно пиаровскую – узнать и описать не совсем понятную правду. Во-вторых, научную (ведь меньше года назад я защитил диссертацию по конфликтологии) – понять суть конфликта вокруг Чечни и разработать рекомендации по его урегулированию. В-третьих, журналистскую – увидеть что-нибудь остренькое, интересненькое и выдать в прессу.

Начну с последней. Было известно, что в Грозном в то время жил бывший, свергнутый президент Грузии Звиад Гамсахурдиа. Вот к нему-то мы и поехали с двумя ребятами-телевизионщиками.

Дом из красного кирпича за высоким забором. Позвонили. Открылась калитка, появился лузгающий семечки джигит в тапочках и с автоматом.

– Нельзя ли сфотографировать резиденцию?

– Нет, нельзя.

– А встретиться с господином Гамсахурдиа?

– Давай документ, пойду спрошу.

Вскоре мы пересекаем большой двор, где гуляют парнокопытные (лани, косули?) и стоит «Чайка» с выбитыми фарами.

В вестибюле второй охранник обыскивает нас и просит подождать. Через несколько минут поднимаемся по лестнице в приемную.

Средних размеров кабинет с обычной рабочей мебелью. Видеодвойка, ксерокс. На столе – газеты, рукописи и толстая биография Джорджа Буша-старшего на английском языке.

– Я согласен на интервью, но сначала напишите мне заявление, что не будете искажать сказанное, – Гамсахурдиа кладет передо мной ручку и лист бумаги.

Дивясь необычному ультиматуму, принимаю условие.

– И еще одно. Обязуетесь ли вы называть меня в печати «господин президент»?

– Я обязуюсь называть вас Звиадом Константиновичем, вряд ли это будет неправильно. К тому же в Грузии прошли выборы…

– Никаких выборов не было! Это очередная дезинформация, которую распространяет ваша пресса. Во-первых, выборы незаконны и неконституционны. Когда баллотируется один человек и получает 95 % голосов – какие же это выборы?!

В Тбилиси на несколько показательных участков согнали людей угрозами. А в большинстве районов, если кто-то не приходил, то приводили людей насильно и устраивали фактически открытое голосование: под автоматами заставляли обвести карандашом фамилию Шеварднадзе[1]. У меня есть сотни и тысячи доказательств того, что никаких выборов в Грузии не было. Таким образом, легитимным президентом Грузии до сего дня остаюсь я. В изгнании действуют и другие законные органы – правительство, парламент.

– Звиад Константинович, я вот почитал издающуюся в Грозном на русском языке газету «Под небом Грузии» и увидел стихотворение «Тиран кровавый», посвященное Шеварднадзе:

Вы считаете такие методы политической борьбы приемлемыми?

– Стихотворение похабное и глупое, я за это порицал редакцию. Но не могу же я контролировать каждый материал!

– Здесь, в Грозном, вы живете в одиночестве?

– Нет, со мной супруга, двое детей.

– А кто финансирует президента в изгнании?

– Наш народ нас не отверг. Наш народ нам помогает и нас содержит…

Я интересовался мнением Гамсахурдиа по поводу Чечни, расспрашивал о событиях в Абхазии, Южной Осетии.

Кстати, о возможных обидах и обязательствах «не искажать». Никто и никогда не обижался на меня за написанное. Потому ли, что я был лоялен к интервьюируемому? Отнюдь! Оценку, описание проблемной ситуации можно давать не только через собственное мнение, а через столкновение разных точек зрения самого собеседника. Например, спрашиваю о Чечне, а он отвечает: каждая нация имеет право на самоопределение. Я продолжаю: и Южная Осетия? Он: они захотели независимой республики на нашей территории, а это гораздо больше того, что им полагалось…

Дальше читатель сам сделает выводы. А автору высказываний на что обижаться? На себя!

Теперь о чеченской правде. Октябрьской ночью к зданию санаторской столовой подкатил стального цвета легковой автомобиль. Из машины вышел подтянутый человек в модном двубортном костюме и белой в полоску рубашке с галстуком. Снял с головы и положил на сиденье шляпу, вынул из кармана черные четки.

У него генеральское звание, ордена Красного Знамени и Красной Звезды, русская жена Алла, трое детей, девять братьев и сестер.

– Вы хотите поговорить? Что ж, я готов, до четырех утра у меня свободное время.

Это был Джохар Дудаев.

– Джохар Мусаевич, с некоторых пор Вы перестали заявлять о газавате – священной войне. Означает ли это, что сегодня приоритеты Вашей политики смещаются с военных на экономические?

– Да, это так, хотя нас постоянно толкают на другой путь. Каждый день провокации, терроризм, вооруженные вторжения. Сплошной кошмар.

Нас провоцировали через Ингушетию, Грузию, Осетию, Дагестан, Абхазию. А все вышло наоборот: везде пожары, а нам удалось не только приостановить братскую кровь внутри республики, но и для других стать гарантом правового перехода к нормальным человеческим отношениям.

Мы ставим задачу нового экономического союза.

– С кем и на какой основе?

– Речь идет о создании собственного ОПЕКа, в котором нефтеносные районы, государства объединились бы не по религиозному, а по экономическому признаку.

– И все же вы строите исламское государство?

– Ислам – это Конституция плюс Коран, а закон – Шариат. В них заложены гуманные, человеколюбивые нравственные принципы. Мы к этому сегодня не готовы. Я бы и рад объявить исламское государство духовным и моральным. Но чтобы это государство имело реальную основу, нужно пройти многовековой путь. А мы имеем 75 лет бездуховной жизни. По конституции у нас советское государство…

– А как чувствует себя русское население внутри Чеченской республики?

– Хуже чеченского. У чеченцев традиционные связи с деревней, другими городами и странами. У русских же, как правило, только городская квартира и фиксированный заработок.

Сейчас наши банковские счета Россией закрыты. Не поступает ни рубля денег, нужных для выплаты пенсий старикам, ветеранам войны.

– Одна из газет опубликовала недавно пророчество Глобы[2] о том, что прискачет всадник с севера и свергнет Дудаева. Как вы к этому относитесь?

– Это пророчество – пропаганда будущего провокационного акта и прямой призыв к нему. Прискачет с севера… Кто? Естественно, брат-славянин со своим оружием. И долой Дудаева и дудаевщину! Это подготовка общественного мнения против нас…