– Мать! И вот где она?
– Кто?
– Да собака твоя!
– Бегает где-то. Её разве удержишь…
По причине ли юного возраста, или весёлого, беззлобного характера, но собака была более, чем жива. Она не могла надышаться окружающим её миром, и старалась не просто запомнить звук любого, обращённого к ней слова, но постичь его смысл. Когда кто-нибудь окликал её, собака охотно подбегала, усаживалась напротив и с пристальным вниманием смотрела в глаза, дабы не пропустить ни единого побуждения сердца, что проскальзывает в приоткрытую щёлочку взгляда скорее слов.
Нюх, данный собаке при рождении, играл ею, насмехаясь над неопытностью. Завидев чей-нибудь след на снегу, собака, дабы лучше разобрать его, погружалась в сугроб, пряча голову за холодный воротник льдинок по самые уши, прямо до утоптанной морозом земли.
Вполне понятно, что она пока не понимала запахов, а просто запоминала их, чтобы при случае иметь понятие о том, кто это наследил возле её двора. Однажды, некий, один среди прочих других след, показался ей знакомым. Похожий на вмятину от разломанного надвое пряника, которым частенько баловала собаку хозяйка, его запах не был липким от чрезмерной сладости, однако напоминал… Он совершенно точно что-то напоминал, но что именно, собака не могла вспомнить никак, а посему сделала единственное, что умела, – уткнулась носом в ямку следа и побежала вперёд, оставляя позади себя борозду растревоженного снега.
Следы вели прямиком к поляне, истоптанной семейством оленей. Стоя поодаль один от другого, они обкусывали мелкие ветки кустарников и производили порядочно шума, но суета ветра, терзавшего лес, похожего на такой же, что играет обыкновенно волнами океанских и морских вод, словно находясь в сговоре с оленями, помогал им сохранять в тайне своё местонахождение, и в то же самое время, мешал им услышать возню других. Так что, встреча собаки с оленями оказалась неожиданной для всех.
Когда очередной след, по которому шла собака, оказался полным чьей-то ногой, она подняла, наконец, голову, и увидела обладателя запаха влажной шерсти, травы, мха и надкусанных веток. Собака и олень некоторое время с интересом рассматривали друг друга. В карих глазах обоих не было ни испуга, ни смятения. Собака внимательно обнюхала ногу оленя и, подняв голову, задышала часто. Хозяевам нравилось, как она делает это, они говорили, что её оскал весьма напоминает улыбку, и собака решила, что оленю тоже можно улыбнуться. Тот оценил дружелюбие и, наклонившись так низко, как сумел, дотянулся до собачьего уха, чтобы подышать в него, из одной только вежливости. От уха пахло щенками с выпачканными молоком носами, длинноногими нескладными оленятами и мышами, которые от рождения до старости малы, – в общем – детьми.
Собака не удержалась и лизнула оленя в нос, а тот, порешив, что это уж чересчур, подтянув свои белые штанишки повыше, неспешными прыжками удалился в чащу леса, прихватив и подружек, и интересные запахи с собой.
– Собака! Соба-а-ака!
Расслышав, что её зовут, собака, раскачиваясь всем телом и помогая себе головой, запрыгала по сугробам домой. Она бежала и улыбалась, ибо узнала нынче, чем пахнет один из множества следов, коими усеян этот прекрасный, необыкновенный мир, в который её забросила судьба. А впереди ещё ждали миска с тёплой кашей, тысяча поцелуев в нос от хозяйки, и множество самых разных запахов и следов.