По-видимому, Пуаро рано ложился. Поэтому я пожелал ему спокойной ночи и направился вниз. По пути я остановился, чтобы перекинуться несколькими словами с его слугой Куртисом.
Он был флегматичен и медленно соображал, но был надежен и компетентен. Куртис служил у Пуаро с тех пор, как тот вернулся из Египта. Как он сказал мне, здоровье его господина было довольно хорошим, но иногда случались сердечные приступы, внушавшие беспокойство. За последние несколько месяцев сердце его ослабло. Как мотор, который постепенно сдает.
О, Пуаро прожил хорошую жизнь. Но тем не менее я горевал при виде старого друга, который так мужественно боролся за каждый шаг на пути, ведущем вниз. Даже теперь, когда он был инвалидом, его несокрушимый дух все еще побуждал его заниматься профессией, в которой он был непревзойденным мастером.
С тяжелым сердцем я спустился в гостиную. Невозможно было представить себе жизнь без Пуаро…
В гостиной как раз заканчивали роббер, мне предложили занять место выбывшего игрока. Подумав, что это могло бы меня отвлечь, я согласился. Бойд Каррингтон выбыл, и я сел за карты вместе с Нортоном, полковником и миссис Латтрелл.
– Ну как, мистер Нортон? – спросила миссис Латтрелл. – Мы с вами сыграем против них двоих? Наше партнерство было успешным.
Нортон любезно улыбнулся, но пробормотал, что, может быть, следует снять колоду, чтобы определить партнеров… не так ли?
Миссис Латтрелл согласилась, хотя, как я заметил, с недовольным видом.
Мы с Нортоном играли против Латтреллов. Миссис Латтрелл это определенно не нравилось. Она кусала губы, от ее приветливости, равно как и ее ирландского акцента, не осталось и следа.
Вскоре я понял, в чем дело. Позже я сыграл с полковником Латтреллом еще немало партий, в которых он показал себя не таким уж плохим игроком. Я бы сказал, что он был средним игроком, правда склонным к забывчивости. Благодаря этому он время от времени совершал грубые ошибки. Однако, играя в паре с женой, он делал одну ошибку за другой. Он явно побаивался ее и поэтому играл раза в три хуже, чем обычно. Миссис Латтрелл действительно была хорошим игроком, однако играть с ней не доставляло удовольствия. Она при любой возможности норовила схитрить, игнорировала правила, если ее противник их не знал, но настаивала на их соблюдении, как только это становилось выгодно для нее. Она также умела чрезвычайно ловко подглядывать в карты противника. Одним словом, она играла для того, чтобы выиграть.
Я вскоре понял, что имел в виду Пуаро, говоря о ее языке «как бритва». За картами выдержка изменяла миссис Латтрелл, и она поносила несчастного мужа за каждую его ошибку. Мы с Нортоном чувствовали себя весьма неловко, и я был рад, когда роббер подошел к концу.
Мы оба отказались сыграть еще одну партию, сославшись на поздний час. Когда мы вышли, Нортон довольно неосторожно дал выход своим чувствам:
– Послушайте, Гастингс, это было просто ужасно. Меня выводит из себя, когда над беднягой так издеваются. Причем он, полковник британской колониальной армии, все это безропотно сносит!
– Тсс! – предостерег я Нортона, который повысил голос: я боялся, что нас может услышать полковник Латтрелл.
– Но ведь это несносно!
Я сочувственно кивнул:
– Не удивлюсь, если он когда-нибудь ее зарежет.
Нортон покачал головой:
– Не зарежет. Он так и будет нести свой крест и твердить: «Да, моя дорогая, нет, моя дорогая, прости, моя дорогая», дергая себя за усы и кротко блея, пока не ляжет в гроб. Он не смог бы постоять за себя, даже если бы попытался.
Я печально покачал головой, поскольку Нортон, по-видимому, был прав.
Мы остановились в холле, и я заметил, что боковая дверь, ведущая в сад, открыта и оттуда дует.
– Следует ли нам ее запереть? – спросил я.
Нортон замялся:
– Ну… э… не думаю, что все уже дома.
Внезапно мне в душу закралось подозрение.
– Кого нет?
– Полагаю, вашей дочери… и… э… Аллертона.
Он старался произнести это небрежным тоном, но, вспомнив свой разговор с Пуаро, я встревожился.
Джудит и Аллертон. Конечно, Джудит, мою умную, рассудительную Джудит вряд ли сможет обмануть мужчина подобного типа. Разумеется, она его насквозь видит.
Я все время повторял это себе, пока раздевался, но какая-то смутная тревога не проходила. Я никак не мог заснуть и ворочался с боку на бок.
Ночные страхи всегда преувеличены. Меня захлестнуло острое чувство потери. Если бы только была жива моя дорогая жена! Я так много лет полагался на ее суждение. Она всегда была мудрой и понимала наших детей.
Без нее я чувствовал себя совершенно беспомощным. Ответственность за их безопасность и счастье легла теперь на меня. Справлюсь ли я с этой задачей? Видит бог, я не очень-то дальновиден. Я совершал ошибки. Если Джудит загубит свою жизнь, если она обречет себя на страдания…
В отчаянии я зажег свет и сел.
Нет, это никуда не годится. Я должен поспать. Встав с постели, я подошел к раковине и с сомнением взглянул на пузырек с таблетками аспирина.
Мне нужно что-нибудь посильнее аспирина. Вероятно, у Пуаро есть какое-нибудь снотворное. Я прошел через коридор к его двери и стоял, не решаясь постучать. Стыдно будить старика.
Вдруг я услышал шаги и оглянулся. По коридору шел Аллертон. Коридор был слабо освещен, и, пока он не подошел поближе, я не видел его лица и гадал, кто бы это мог быть. А когда увидел, то весь напрягся. Потому что он улыбнулся своим мыслям, и мне очень не понравилась эта улыбка.
Тут он взглянул на меня, приподняв брови.
– Привет, Гастингс. Еще не спите?
– Не могу заснуть, – отрывисто ответил я.
– И это все? Я вам помогу. Пойдемте со мной.
Я последовал за Аллертоном в его комнату, которая находилась рядом с моей. Под воздействием каких-то странных чар мне захотелось поближе узнать этого человека.
– Вы сами поздно ложитесь, – заметил я.
– Я никогда рано не ложусь, особенно когда есть чем развлечься. Такие прекрасные вечера жаль тратить на сон.
Аллертон засмеялся – и мне не понравился его смех.
Я последовал за ним в ванную. Открыв маленький шкафчик, он вынул пузырек с таблетками.
– Вот, пожалуйста. Настоящий наркотик. Будете спать как убитый и к тому же видеть приятные сны. Чудесное снадобье сламберил – так оно называется.
Энтузиазм, прозвучавший в его голосе, меня поразил. Значит, он еще и наркотики принимает? Я с сомнением спросил:
– А это… это не опасно?
– Только если примете слишком много. Это один из барбитуратов – его токсичная доза близка к эффективной. – Он улыбнулся, и уголки рта приподнялись, отчего лицо стало неприятным.
– Неужели его дают без рецепта врача? – спросил я.
– Нет, старина, не дают. Во всяком случае, вам не дадут. У меня есть блат.
Полагаю, это было глупо с моей стороны, но мне свойственна импульсивность. Я спросил:
– Думаю, вы знали Этерингтона?
Я сразу же понял, что задел некую струну. Взгляд у Аллертона сделался жестким и настороженным. Тон изменился – стал каким-то фальшиво-непринужденным:
– О да, я знал Этерингтона. Бедняга. – Потом, не дождавшись, что я заговорю, он продолжал: – Этерингтон принимал наркотики, конечно же, но он перестарался. Нужно знать, когда следует остановиться. Он не знал. Скверное дело. Его жене повезло. Если бы симпатии присяжных не были на ее стороне, ее бы повесили.
Он передал мне пару таблеток. Затем спросил небрежным тоном:
– Вы тоже знали Этерингтона?
– Нет. – Я говорил правду.
Он, по-видимому, растерялся, не зная, что еще сказать. Потом отделался легким смешком:
– Забавный малый. Он не отличался особым благонравием, но иногда с ним приятно было провести время.
Поблагодарив Аллертона за таблетки, я вернулся к себе в комнату.
Когда я улегся и выключил свет, то стал размышлять, не сделал ли глупость.
Потому что я почти не сомневался, что Аллертон – X. А я дал ему понять, что подозреваю его.