На мой взгляд, ничего нет печальнее разрушительного воздействия возраста.
Мой бедный друг! Я описывал его много раз, но теперь это был совсем другой человек. Болезнь сделала Пуаро неспособным ходить: он передвигался в кресле на колесиках. Когда-то полный, он сильно похудел. Теперь это был маленький худой старичок. Все лицо в морщинах. Правда, волосы и усы оставались по-прежнему черными как смоль, но, честно говоря, он напрасно продолжал их красить (хотя я ни за что на свете не сказал бы этого Пуаро, щадя его чувства). Наступает момент, когда подобные ухищрения становятся слишком очевидны. В свое время я и не подозревал, что столь черный цвет волос Пуаро достигается с помощью бутылочки с краской. Теперь же это бросалось в глаза и выглядело какой-то бутафорией, будто он надел парик и приклеил усы, чтобы посмешить детей!
Только глаза у него поблескивали по-прежнему и взгляд был проницательный, как всегда. Сейчас этот взгляд – да, в этом нет сомнения – был согрет чувством.
– Ах, mon ami Гастингс, mon ami Гастингс…
Я поклонился, а Пуаро, по своему обыкновению, тепло обнял меня.
Он откинулся назад и внимательно оглядел меня, слегка склонив голову набок.
– Да, точно такой же – прямая спина, широкие плечи, седина в волосах – très distingué[7]. Знаете, мой друг, вы совсем не меняетесь. Les femmes[8], они все еще проявляют к вам интерес? Да?
– Право же, Пуаро, – запротестовал я. – Должны ли вы…
– Но уверяю вас, друг мой, это критерий, безошибочный критерий. Когда очень молодые девушки подходят и разговаривают с тобой так нежно – о, так нежно, – это конец! «Бедный старик, – говорят они про себя, – с ним надо быть как можно любезнее. Ведь это ужасно – быть таким, как он». Но вы, Гастингс, – vous êtes encore jeune[9]. У вас еще есть перспективы. Это правда, и можете крутить усы и горбить плечи – все именно так, в противном случае у вас не был бы такой смущенный вид.
Я рассмеялся:
– Вы действительно невыносимы, Пуаро! А как вы сами?
– О, я, – с гримасой отмахнулся Пуаро. – Со мной все кончено. Я калека, совсем не могу ходить. Меня всего скрючило. К счастью, я еще могу сам есть, но что до остального – за мной приходится ухаживать, как за младенцем. Укладывать в постель, мыть и одевать. Enfin[10], это совсем невесело. Однако, хотя оболочка разрушается, сердцевина все еще здоровая.
– Да, в самом деле. У вас золотое сердце.
– Сердце? Возможно. Я имел в виду не сердце. Мозг, mon cher, – вот что я имел в виду, говоря «сердцевина». Мой мозг все еще великолепно функционирует.
Я убедился, что по крайней мере по части скромности никаких изменений в мозгу не произошло.
– А вам здесь нравится? – спросил я.
Пуаро пожал плечами.
– Тут сносно. Как вы понимаете, это, конечно, не «Ритц». Сначала меня поселили в комнате, которая была мала и неважно меблирована. Потом я перебрался сюда без повышения цены. А кухня здесь английская, в самом худшем варианте. Брюссельская капуста, огромная и твердая – англичане такую очень любят. Картошка либо недоваренная, либо переваренная. У овощей вкус воды, воды и еще раз воды. Полное отсутствие соли и перца во всех блюдах… – Он сделал выразительную паузу.
– Звучит ужасно, – посочувствовал я.
– Я не жалуюсь, – сказал Пуаро и продолжил это делать: – И еще эта так называемая модернизация. Ванные комнаты, повсюду краны – и что же из них течет? Чуть теплая вода, mon ami, большую часть дня. А полотенца! Такие тонкие, такие маленькие!
– Да, невольно вспомнишь старые времена, – задумчиво произнес я.
Я вспомнил облака пара, вырывавшиеся из крана с горячей водой в одной-единственной ванной комнате, где в центре гордо красовалась огромная ванна, обшитая красным деревом. Вспомнил я и огромные купальные полотенца, и сверкающие медные кувшины с кипятком, стоявшие в старомодной раковине.
– Но не следует жаловаться, – вновь повторил Пуаро. – Я согласен пострадать – ради благой цели.
Внезапно меня озарило.
– Послушайте, Пуаро, может быть, вы… стеснены в средствах? Я знаю, капиталовложения сильно пострадали из-за войны…
Пуаро сразу же разуверил меня:
– Нет-нет, мой друг. У меня вполне достаточно средств. Я по-настоящему богат. Меня привела сюда вовсе не необходимость экономить.
– Тогда все в порядке, – сказал я и продолжал: – Думаю, мне понятны ваши чувства. Когда стареешь, все сильнее хочется вернуться в прошлое. Пытаешься вновь пережить прежние чувства. В некотором смысле мне тяжело здесь находиться, и все же на меня нахлынуло множество чувств и мыслей, которые давно меня не посещали. Полагаю, с вами происходит то же самое.
– Ни в коей мере. Я не ощущаю ничего подобного.
– А хорошее было время, – печально покачал я головой.
– Говорите за себя, Гастингс. Для меня, когда я впервые оказался в Сент-Мэри-Стайлз, то была грустная и мучительная пора. Я оказался эмигрантом – раненым, изгнанным из дома и страны, существовавшим за счет благотворительности на чужбине. Нет, это было совсем невесело. Я тогда не знал, что Англия станет мне домом и я найду здесь свое счастье.
– Я об этом забыл, – виновато признался я.
– Вот именно. Вы всегда приписываете другим чувства, которые испытываете сами. Гастингс был счастлив – все были счастливы!
– Нет-нет, – засмеялся я.
– И это в любом случае неправда, – продолжал Пуаро. – Вы оглядываетесь назад и говорите со слезами на глазах: «О, счастливые дни. Я был молод тогда». Но на самом деле, мой друг, вы не были так счастливы, как вам кажется. Вы получили тяжелое ранение, вы горевали о том, что не сможете больше служить, вас терзали тягостные воспоминания о пребывании в госпитале. К тому же, насколько я помню, вы не могли разобраться в своих чувствах, влюбившись в двух женщин одновременно.
Я снова засмеялся и покраснел.
– Какая у вас память, Пуаро.
– Та-та-та – я и сейчас помню меланхолический вздох, который вы испустили, когда мололи всякий вздор о двух красивых женщинах.
– А вы помните, что вы сказали? Вы сказали: «И обе они – не для вас!» Но courage, mon ami[11]. Мы снова вместе выйдем на охоту, и тогда, быть может…
Я умолк. Потому что мы с Пуаро действительно отправились охотиться во Францию, и именно там я встретил ту единственную женщину…
Мой друг ласково погладил меня по руке.
– Я знаю, Гастингс, я знаю. Рана еще свежа. Но не думайте об этом все время, не оглядывайтесь назад. Лучше смотрите вперед.
Я сделал протестующий жест.
– Смотреть вперед? Чего же мне ждать?
– Eh bien[12], мой друг, нужно выполнить одну работу.
– Работу? Где?
– Здесь.
Я удивленно взглянул на него.
– Только что, – продолжал Пуаро, – вы спросили меня, почему я приехал сюда, и, возможно, не обратили внимания, что я не ответил. Сейчас я дам вам ответ. Я здесь для того, чтобы охотиться на убийцу.
Я посмотрел на него в еще большем изумлении. На минуту мне показалось, что он заговаривается.
– Вы действительно имеете это в виду?
– Ну конечно имею. По какой другой причине стал бы я убеждать вас присоединиться ко мне? Мои руки и ноги больше не служат мне, но мозг, как я уже говорил вам, не поврежден. Вспомните – я всегда придерживался одного правила: сядь и подумай. Этим я еще могу заниматься, по существу, это единственное, что мне осталось. Для осуществления более активной части кампании при мне мой бесценный Гастингс.
– Вы в самом деле имеете это в виду? – повторил я, не веря своим ушам.
– Разумеется. Вы и я, Гастингс, снова будем охотиться.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что Пуаро в самом деле говорит всерьез.
Хотя его заявление звучало фантастично, у меня не было оснований сомневаться в твердости его намерений.
Он произнес с легкой улыбкой:
– Наконец-то я вас убедил. Вначале вы вообразили – не правда ли? – что у меня размягчение мозга?
– Нет-нет, – поспешно возразил я. – Только мне кажется маловероятным, чтобы в таком месте, как это, оказался преступник.
– Ах, вы так думаете?
– Конечно, я еще не видел всех этих людей…
– Кого вы видели?
– Только Латтреллов, человека по фамилии Нортон – он кажется совсем безобидным – и Бойда Каррингтона, должен сказать, что он мне очень понравился.
Пуаро кивнул.
– Ну что же, Гастингс, когда вы увидите всех остальных, мое утверждение покажется вам точно таким же невероятным, как сейчас.
– Кто здесь еще?
– Франклины – доктор с женой, медсестра, которая ухаживает за миссис Франклин, ваша дочь Джудит. Есть еще некто Аллертон, сердцеед, и мисс Коул – женщина, которой за тридцать. Все они, признаюсь, очень милые люди.
– И один из них убийца?
– И один из них убийца.
– Но почему… каким образом… с чего вы взяли?..
Мне трудно было сформулировать вопросы, мысли путались.
– Успокойтесь, Гастингс. Давайте с самого начала. Прошу вас, подайте мне ту маленькую шкатулку с бюро. Bien[13], вот он, ключ, – так…
Отперев портфель, он достал кипу листов, отпечатанных на машинке, и газетные вырезки.
– Вырезки изучите на досуге, Гастингс, пока не будем ими заниматься. Это просто сообщения в прессе о различных громких процессах – порой неточные, иногда наводящие на размышления. Чтобы вы получили представление о них, предлагаю вам почитать краткое изложение, которое я сделал.
Сильно заинтересованный, я начал читать.
Леонард Этерингтон. Малоприятные привычки – принимал наркотики, а также пил. Тяжелый, садистский характер. Жена молода и привлекательна. Отчаянно несчастна с ним. Этерингтон умер – очевидно, от пищевого отравления. Доктор не удовлетворен. В результате вскрытия обнаружилось, что смерть вызвана отравлением мышьяком. Запас гербицида в доме, но заказан задолго до того. Миссис Этерингтон арестована по обвинению в убийстве. Незадолго до смерти мужа подружилась со служащим колониальной администрации в Индии. Никаких доказательств неверности, но есть свидетельства глубокой симпатии между ними. После возвращения в Индию молодой человек обручился с девушкой, которую встретил на пути в колонию. Некоторые сомнения относительно того, получила ли миссис Этерингтон письмо, где сообщается о помолвке, после или до смерти ее мужа. Сама она утверждает, что до. На суде вызвала всеобщее сочувствие из-за характера мужа и его плохого обращения с женой. В заключительной речи судьи, которая была в ее пользу, подчеркивалось, что не может быть никаких сомнений относительно решения суда.
Миссис Этерингтон была оправдана. Однако, по общему мнению, она была виновна. В дальнейшем она чувствовала себя очень несчастной, поскольку друзья и т. д. оказывали ей холодный прием. Умерла в результате приема слишком большой дозы снотворного через два года после суда. Вердикт о смерти от несчастного случая возвращен на расследование.
Пожилая старая дева. Инвалид. Сильно страдала от болей. За ней ухаживала племянница, Фреда Клей. Мисс Шарплз умерла в результате приема слишком большой дозы морфия. Фреда Клей признала, что допустила ошибку, дав своей тете больше морфия, чем следует, чтобы облегчить ее страдания, которые не в силах была видеть. Полиция заподозрила не ошибку, а злой умысел. Однако доказательства сочли недостаточными, чтобы возбудить дело.
Сельскохозяйственный рабочий. Заподозрил, что жена изменяет ему с их жильцом, Беном Крейгом. Крейг и миссис Риггз найдены расстрелянными. Оказалось, что выстрелы произведены из ружья Риггза. Риггз сдался полиции, сказав, что, по его предположениям, это сделал он, но не может вспомнить. По его словам, у него пробел в памяти. Риггз был приговорен к смерти, впоследствии смертную казнь заменили на пожизненную каторгу.
Завел роман с девушкой. Его жена обнаружила это, угрожала его убить. Бредли умер от цианистого калия, добавленного в пиво. Миссис Бредли была арестована по подозрению в убийстве. Призналась во время перекрестного допроса. Признана виновной и повешена.
Старый тиран. Четыре дочери жили с ним. Не позволял им никаких развлечений, не давал денег на расходы. Однажды вечером, когда он возвращался домой, на него напали у боковой двери его дома и убили ударом по голове. Позднее, после полицейского дознания, старшая дочь, Маргарет, пошла в полицейский участок и призналась в убийстве отца. По ее словам, она сделала это, чтобы ее младшие сестры получили возможность жить своей жизнью, пока не будет слишком поздно. Личфилд оставил большое состояние. Маргарет Личфилд была признана невменяемой и помещена в Бродмур, однако вскоре скончалась».
Я внимательно читал, однако недоумение мое все возрастало. Наконец я отложил лист и вопросительно взглянул на Пуаро.
– Итак, mon ami?
– Я помню дело Бредли, – медленно произнес я. – Читал о нем в то время. Она была красивой женщиной.
Пуаро кивнул.
– Однако вы должны меня просветить. Что все это значит?
– Сначала скажите мне, что вы об этом думаете.
Я был поставлен в тупик.
– То, что вы мне дали, – краткое изложение пяти дел о совсем разных убийствах. Они были совершены в разных местах и в разной общественной среде. К тому же между этими убийствами нет никакого внешнего сходства. То есть одно убийство из ревности; во втором случае несчастная жена пыталась избавиться от мужа; в другом мотивом послужили деньги; еще одно убийство совершено, можно сказать, из бескорыстных побуждений, поскольку убийца не пытался избегнуть наказания; и, наконец, пятое было откровенно зверским – вероятно, совершено под воздействием алкоголя. – Я сделал паузу и затем произнес с сомнением: – Нет ли между всеми этими случаями какого-нибудь сходства, которое я не заметил?
– Нет-нет, вы очень точно все подытожили. Единственное, что вы могли бы упомянуть, но не упомянули, – это что ни в одном из этих дел не оказалось альтернативного подозреваемого.
– Я не совсем понимаю.
– Например, миссис Этерингтон была оправдана. Тем не менее все были уверены, что убила она, и только она. Фреду Клей не обвинили открыто, но никто не подумал о каком-либо ином решении этого преступления. Риггз утверждал, что не помнит, как убивал жену и ее любовника, однако никогда не вставал вопрос, не сделал ли это кто-то другой. Маргарет Личфилд призналась. Вы видите, Гастингс, в каждом случае был лишь один явный подозреваемый, и никаких других.
Я наморщил лоб.
– Да, это верно, но я не понимаю, какие конкретные выводы вы отсюда делаете.
– Ах, Гастингс, но ведь я как раз подхожу к факту, который вам пока еще неизвестен. Предположим, что в каждом из этих случаев, которые я изложил, была одна особенность, присущая им всем.
– Что вы имеете в виду?
Пуаро медленно сказал:
– Гастингс, я буду очень осторожен в выражении своей мысли. Предположим, существует некая личность – X. Ни в одном из упомянутых случаев у X (очевидно) не было причин убивать жертву. В одном случае, насколько мне удалось выяснить, X действительно находился за двести миль от места преступления. И тем не менее я скажу вам вот что. X был в дружеских отношениях с Этерингтоном; X некоторое время жил в одной деревне с Риггзом; X был знаком с миссис Бредли. У меня есть фотография, на которой X и Фреда Клей вместе идут по улице. И, наконец, X находился возле дома, когда умер старый Мэтью Личфилд. Что вы на это скажете?
Я удивленно посмотрел на него, потом согласился:
– Да, это уж слишком. Совпадение могло быть в двух случаях, даже в трех, но пять – это многовато. Должна существовать какая-то связь между этими разными убийствами, как бы маловероятно это ни казалось.
– Значит, вы предполагаете то же самое, что и я?
– Что X убийца? Да.
– В таком случае, Гастингс, вам придется продвинуться с моей помощью еще дальше. Позвольте сообщить вам, что X в этом доме.
– Здесь? В Стайлз?
– В Стайлз. Какой логический вывод нужно из этого сделать?
Я знал, каков будет ответ, когда попросил:
– Так поделитесь со мной этим выводом.
Эркюль Пуаро мрачно произнес:
– Скоро убийство будет совершено здесь – здесь.