Проснулась я от непонятной тяжести в ногах и, думая, что это от того, что я лежу в неудобной позе, попробовала перевернуться и сменить положение ног. Не открывая еще глаз, я почувствовала, что нечто сильно придавило мои ноги к кровати и не дает мне ими шевельнуть.
Я, как подорванная, подскочила в постели и пыталась в полумраке комнаты разглядеть, кто там на меня покусился и насколько мое положение обязывает меня готовиться к самообороне. Я даже не сразу сообразила, где я нахожусь, почему я очутилась в какой-то незнакомой мне комнате и где я вообще. Но потом рассмотрела очертания кота, который, недовольный тем, что его сон потревожили, лениво стал потягиваться, и вспомнила, что я в Питере, в гостях у своей одноклассницы. А «нечто», придавившее мне ноги своей тяжестью, было Перси.
«Да, котик тяжеленький, килограмм на восемнадцать потянет», – подумала я и решила, раз уж проснулась, посмотреть, который час.
Шторы были плотно задвинуты, но через них проступал какой-то смутный свет, хотя и непонятно было, то ли это луна так ярко светит, то ли на улице наблюдаются знаменитые питерские белые ночи, то ли уже наступило утро.
Оказалось, что уже утро, и мой телефончик показывал семь часов. Это говорило о том, что я проспала полных восемь часов. Вставать я привыкла рано, но тут торопиться было некуда (отпуск все-таки!), и я сладко и со знанием дела потянулась, растягивая все мышцы тела и тем самым доставляя себе удовольствие до конца почувствовать всю прелесть начинающегося дня, полного приятных прогулок и новых впечатлений.
Через открытую дверь до меня доносились ароматы свежезаваренного кофе, и неожиданно я вспомнила о вчерашнем вечере и о беспокойстве Василисы за своего мужа.
Я прошла в ванную, приняла душ, чтобы окончательно проснуться, заправила постель, согнав недовольного такой бесцеремонностью Перси, и отправилась на кухню. Когда я убирала в мешочек пролежавшие всю ночь на тумбочке кости, меня вдруг посетило смутное чувство. Не то чтобы тревога, но что-то такое, что подсказывало мне, что должно произойти что-то не очень приятное. Но я постаралась отогнать это чувство, хотя и знала – уж что-что, а интуиция-то меня никогда не подводила.
И оказалась права. На кухне одиноко, с телефоном в руке сидела Васька и горевала. А то, что она именно горевала, а не просто задумчиво сидела было написано на ее невыспавшемся лице так ясно, что я тут же забыла и про кофе, и про вчерашние предсказания.
При моем появлении Василиса оторвала взгляд от телефона и с горечью и со страхом в голосе сказала:
– Таня, Алик пропал. Я его всю ночь прождала, пробовала еще звонить…
И тут она не выдержала и заплакала. Так жалостливо и так обиженно одновременно, что у меня даже под ложечкой защемило.
– Василис, ты погоди расстраиваться, может, все еще нормально будет, и появится твой Алик целым и невредимым.
Васька шмыгнула носом и стала наливать кофе. Пили мы его в полном молчании и в задумчивости. Не знаю, о чем думала Василиса, но мне эта история с пропажей мужа все больше и больше не нравилась. Успокаивало лишь обещание гадальных костей, которые напророчили, что у меня все будет нормально. Было бы что-то страшное, они бы мне подсказали. Да и интуиция хоть и подавала мне тревожные звоночки, но не настолько, чтобы всерьез беспокоиться. Вот только как Ваське все это объяснить?
– Нет, я так больше не могу! – неожиданно прервала мои размышления одноклассница. – Буду звонить в полицию.
– И что ты скажешь? – Я попыталась успокоить подругу и направить ее мысли в разумное русло. – Муж не пришел домой ночевать! Тебя и слушать никто не будет. В полиции принимают заявления, только если человек отсутствовал больше суток и никто не знает, где он находится. То есть если его нет ни в больницах, ни в морге…
Вот, блин! Зачем только я это сказала! Глаза у Васьки полезли на лоб и наполнились такими крупными слезами, что казалось, будто сейчас из них прольется целый водопад.
– Эй, эй, – поспешила я ее обнять, – я не имела в виду, что он будет обязательно в… в этом учреждении, – пыталась выкрутиться я. – Просто нужно еще подождать немного…
Не успела я договорить, как где-то в глубине квартиры хлопнула входная дверь, и Василиса, опрокидывая все на своем пути, включая кота, понеслась вон из кухни. А я облегченно вздохнула – вернулся блудный муж. Но оказалось, что радовалась я рано, и все еще только начинается…
Первое, что я услышала, это было удивленное восклицание Василисы, засыпавшей мужа кучей вопросов:
– Алик, что случилось?! Где ты пропадал?! Что с твоим телефоном?
Потом наступила пауза, весьма выразительная. Я не стала выходить из кухни и решила подождать, когда меня позовут. А пока пусть там сами разбираются: что и кто, и где, и почему…
Перси тоже ушел встречать хозяина, и я сидела теперь в полном одиночестве и пила уже почти остывший кофе. Голоса в дальнем конце квартиры зазвучали снова, но уже приглушенно и невнятно. Мужской голос звучал глухо и словно бы просяще. Голос же Василисы был беспокойным и настойчивым. Потом голоса опять удалились в сторону входной двери и вскоре совсем смолкли. Я услышала щелчок захлопывающегося дверного замка, за которым наступила такая звенящая тишина, что я невольно поежилась.
Василиса долго не появлялась, и я вдруг подумала, что все ушли и оставили меня одну в этой огромной квартире. Но тут Васька тихонько вошла в двери и, прислонившись к косяку, усталым голосом сказала:
– Таня, ты извини, но Алик сказал, что плохо себя чувствует, и ушел к себе в студию. Я вас потом познакомлю, когда мы вернемся. Хорошо?
– Без проблем, – пожала я плечами. – Вась, если я мешаю, я могу опять в гостиницу перебраться, – предложила я.
– Ой, нет, что ты! Останься, пожалуйста, – попросила она умоляющим голосом. – Мне с тобой как-то проще все это, – она неопределенно махнула рукой, – переварить. Он не сказал, где был, – стала она внезапно рассказывать. – Но боже! В каком он явился виде! Я даже подумала, что он пьяный, но запаха не почувствовала… Весь помятый, всклокоченный, с опухшими глазами, словно… Как будто…
Она не успела договорить, как дверь, что вела на кухню из кабинета, распахнулась, и на пороге появился Васькин муж собственной персоной и в том самом виде, в котором она его описала. В глазах его, блуждающих и бесцельно шарящих по кухне, стояло что-то очень похожее на безумие. Уж я-то знаю такой взгляд, не раз наблюдала у своих клиентов.
– Где? – прохрипел Алик так, словно в горле его пересохло. – Василиса, где картина с котами?
– Картина? – растерялась та. – Какая картина, Алик? – Она непонимающе посмотрела на него, потом на Перси, а потом и на меня.
– Та, которую я на заказ рисовал, она сохла еще… – продолжал хрипеть художник, понемногу сползая вниз по косяку и высматривая своим безумным взглядом, где тут, на кухне, может прятаться похититель картины.
Василиса совсем растерялась и стояла, как столб, наблюдая, как муж без сил садится на пол. Тогда я решила взять инициативу на себя и, подхватив художника под мышки, резко поставила его на ноги. И сама себе удивилась – ну надо же, силища у меня, оказывается! Я, конечно, девушка тренированная и держу себя в форме, но поднять на ноги мужика весом за сто килограммов – это надо еще постараться.
– Так, – бодро начала я командовать. – Садитесь-ка, Александр, как там вас по батюшке, на этот стул. – И я плюхнула почти бесчувственного художника на стул возле стола. – Васька, хватит стоять, как соляной столб, неси нашатырь или, еще лучше, коньяку из вашего бара. – Я подтолкнула Василису к выходу.
Сама же стала искать рюмку или стаканчик, чтобы, значит, налить туда коньяку, но не нашла, и когда Василиса принесла пузатую бутылку с «Хеннесси», я налила изрядную порцию в обычную кофейную чашку и протянула Алику.
– Пейте залпом, – приказала я ему тоном, не терпящим возражения. – Василиса, нам бы тоже сейчас не помешало, – добавила я, посмотрев на бледную Ваську, и налила и нам по коньячку в чашечки.
Мы с ней выпили, закусили лимоном, а художнику я и давать ничего не стала. Пусть его торкнет как следует. Иначе, если так и дальше пойдет дело, то «Скорую» придется вызывать, чтобы его откачивать.
Однако, чуть погодя, Алик все же пришел в себя и даже стал проявлять признаки заинтересованности – посмотрел на меня, словно с трудом вспоминая, что ему вроде бы уже сообщали о присутствии гостей в доме.
– Таня Иванова, – представилась я, не дожидаясь, когда меня представит его жена. – Мы с Васькой, то есть с Василисой, вместе в одном классе в Тарасове учились.
Художник уже более осмысленно посмотрел на меня и кивнул.
– Александр, – сказал он.
Но тут он опять вспомнил о своей беде и, вскочив со стула, опять понесся в свою студию, крича:
– Картина! Моя картина исчезла! Я пропал! Что мне теперь делать?!
Не успели мы с Василисой отреагировать и пойти вслед за ним, как он снова появился в дверях и засыпал жену вопросами:
– Василисушка, что делать-то? Ты должна была слышать хоть что-нибудь! Кто к нам приходил? Ты кого-нибудь впускала незнакомого? Может, кто-то в студию заходил? – И снова: – Что делать? Я не представляю! Я пропал! Мне уже в эти выходные картину отдавать надо заказчику! Василиса, может, все-таки слышала что-то?
Василиса же на все его вопросы только растерянно качала головой и умоляла успокоиться.
Чтобы хоть как-то прекратить эти бессмысленные стенания, я громко и четко, чтобы меня услышали, сказала:
– Надо в полицию заявление написать о краже. Расскажите толком, – повернулась я к художнику, – какая-нибудь из входных дверей была взломана?
Тот молча помотал головой, как бы давая понять, что все двери целы.
– Василиса, – обратилась я к Ваське. – Что-то еще пропало в доме? Ты говоришь, что всю ночь плохо спала. Может, ты слышала что-то подозрительное? Ты из комнаты ночью не выходила?
Мы с Аликом уставились на Василису в ожидании ответов на мои вопросы. У Васьки после порции коньяка слегка порозовели щеки, и я поняла, что в обморок ни она, ни ее Алик падать уже не будут.
– Нет, все было тихо, и я ничего не слышала. И из комнаты я не выходила, – сказала Василиса. – Да и зачем? Ванная комната у нас в спальне отдельная, и воду в бутылке я всегда на тумбочке держу, если вдруг пить захочется. Я читала всю ночь и Алику пыталась дозвониться…
Повисло молчание. Никто из хозяев не знал, что делать дальше, поэтому мне снова пришлось брать ситуацию под контроль.
– Так что, в полицию звонить будем? – спросила я Алика.
Картина ведь его, и ему решать, как быть и что делать дальше.