«…сынишка взлетел на броню, подхваченный крепкими руками счастливого отца. В сторонке, на обочине, пожилая женщина в простеньком, не по сезону пальтишке, из далекого украинского села, захлебывалась от рыданий, только сейчас узнав, что навсегда потеряла своего единственного сына.
…много уже сейчас разговоров вокруг Афганистана: слухов, кривотолков, негодований и возмущений. Однако, как бы ни складывалась наша жизнь, как бы ни менялись «официальные» точки зрения, никто не вправе подвергать сомнению мужество солдат, офицеров, живых и мертвых, честно выполнявших свой долг.
…без единого выстрела, с развернутыми боевыми знаменами армия шла навстречу пестрой, разноликой толпе, разукрашенной цветами, улыбками.
…за пограничным знаком… над тысячной толпой разворачивались… призывы на серой оберточной бумаге, кусках картона: «Запорожье. Олег и Саша!», «Владимир, Донецкая область, в/ч… п/п», «Худайбердыевы. Кундуз», «Сережа, сынок, я тут. Баграм». И была вся география страны. И была надежда в лицах…
Узбек двухметрового роста на наших глазах взял у худенькой девушки из Запорожья, она встречала младшего брата, плакат и поднял его выше других. С проходящих боевых машин что-то закричали, замахали, показывая: здесь он, здесь!
Рядового Виктора Мельника никто не встречал. И мы не стали донимать его вопросами. Солдат говорил сам: «Шесть раз я пересекал Саланг. Два дня назад – в последний раз. Да, плакал, завидев границу. И сейчас волнуюсь – состояние какое-то непонятное, приподнятое, что ли… Вдоль дороги на той стороне попадались «духи» с гранатометами на изготовку. Уже не таились. Нет, они не стреляли, как прежде, а кричали: «Уходите, шурави! А мы разберемся с Кабулом сами!» На серпантине накатанный снег, лавины… Но мы пробивались. Знали, куда идем. Я – водитель. Служил в Кабуле, хорошо знаю его районы. Ничего не скажу о других, но наш полк защищал город. Сам ездил в патруль, почти каждую неделю возил продукты по окраинам для афганцев. Горючее, мука, сахар – все это давали им бесплатно. Пусть что угодно говорят про Афган, но я там два года юности оставил, друзей своих там оставил… Вот это не забуду». Конечно, Витя не Гамлет, но его монолог впечатляет не меньше.
Позже мы побывали в полевом лагере, где остановилось подразделение, в котором служит рядовой Мельник. Солдатский телеграф сработал безотказно. Буквально через несколько минут нас обступили ребята с Украины, засыпав вопросами о том, что нового в Киеве, как там Винница, были ли мы в Ивано-Франковске, Коростене, Славуте… О многом мы переговорили с земляками, но ребята ни слова не сказали о том, что вместе с выходом из Афганистана с их плеч не упали тяготы и лишения пустынно-полевой жизни. На окраине города, на мертвой земле, в цементно-едкой пыли, они молча, как и прежде, разбивали палатки, зачем-то, хоть и миновала опасность обстрела, затягивали маскировочными сетями технику. Война врезалась в их образ жизни. Зарастет ли след?
Им нелегко задавать вопросы. Непросто потому, что можно нарваться на нестандартный в обычной мирной жизни ответ, неожиданный поворот.
– У вас есть девушки, невесты, подруги, которые ждали вас все эти долгие месяцы?
– Була… Пишла до другого, – тихо и горько прозвучал ответ винничанина Мартынчука. – Воны тилькы ждуть, калы проводжають, чи зустричають…
Вроде бы старо как мир: не дождалась подруга солдата, разлюбила. Но ведь это не просто солдат – он вернулся с войны. И не дождаться такого – значит предать. Когда теперь он сможет поверить в девичью верность? Быть может, когда увидит то, что видели мы. Когда молоденькая, черноглазая Фаина, сбивая с ног прохожих, со слезами на глазах летела к своему мужу лейтенанту, только что вернувшемуся «из-за речки». И не было у них в эту счастливую ночь иной крыши над головой, как бронетранспортер с отметинами пуль на холодной броне. На нем и увез лейтенант красавицу-жену. А всем, кто был рядом, оставили они светлый луч веры в то, что есть на свете большая любовь.
…из распахнутых настежь ворот ОКПП «Термез» выливалась стальная река. По-прежнему летели на броню букеты гвоздик, военный оркестр играл бравурные марши, а затем как-то непроизвольно сбился на «семь сорок».
У гигантской стелы, несущей на себе выполненные в бетоне гербы и флаги братских союзных республик, расположились бойкие местные кооператоры. Они лучше других знают, что в такую минуту цветы самый ходовой товар, а простояв на стылом ветру несколько часов подряд, очень хочется есть, тем более что вокруг на десятки километров не было ни одной общепитовской или военторговской точки.
Три гвоздики стоили 4 рубля. А порция сомнительного шашлыка 5 рублей. Проезд от города до ОКПП «Термез» в такси или «на частнике» 15 рублей. В очереди за «жеваным» шашлыком из лука и жилистой баранины стояли солдаты – воины-интернационалисты, те самые, которые вчера еще или несколько часов назад питались «сухпаем». Их манил дразнящий дымок мангала. Наших суточных командировочных не хватило бы на это «удовольствие». Выходит, последнее отдавал солдат кооператору.
В этой очереди мы и познакомились с Виталием Поздняковым, рядовым.
– Тот же Афган, – хмуро сказал он, кивая на дюжего шашлычника, ловко ворочающего шампуры над тлеющими углями. – Только и разница, что там «афошки» драли…
Будем справедливы, военторговские точки в этот день все же удалось лицезреть в нескольких километрах от моста, в полевом лагере мотострелков. Водители двух обшарпанных автофургонов успешно торговали сигаретами «Астра» и «Опал», твердокаменным печеньем «Привет» и виноградным соком по 60 копеек за двухсотграммовую баночку, с наклейки которой безмятежно улыбался почерневшим от усталости солдатам розовощекий младенец.
Как могло случиться, что люди, которых именуют героями, о достойной встрече которых так много говорилось и писалось, вернулись на родную землю в… холодные щитосборные домики без тепла и большей частью без воды, а то и вовсе в палатки? Там, в Афганистане, они оставили обжитые в бытовом отношении места…
…обстановка накалялась в связи с тем, что представитель Главного политического управления объявил: для встречи с командармом Громовым на мост будет допущено ограниченное количество представителей прессы. Журналисты вообще-то мирные ребята, но не в такой ситуации. Можно было понять коллег: прилететь за тысячи километров, просидеть 3–4 дня в нетопленых номерах гостиниц, а исторический момент не увидеть. Громова, идущего по мосту Дружбы, не задать ему хотя бы один вопрос…
Рождались и тут же опровергались слухи один сногсшибательнее другого о том, что командарм снимет обувь и ступит на родную землю босиком, что на ходу будет произносить ту самую «таинственную» речь, о которой так впечатляюще писала накануне «Комсомольская правда»…
…лихорадочно звонили по всем каналам два товарища, представляющие «Юность» и «Новый мир», по крайней мере, так они отрекомендовались. Бурно возмущались тем, что им не давали возможности посетить гарнизонную гауптвахту и поговорить с несколькими «афганцами», находящимися в камере для временно задержанных.
– Вы поймите, выходят войска, нервы у людей напряжены. Всякое бывает, – устало увещевал их подполковник И. Азаренок. – Ну, выпили люди, сорвались где-то…
– Мы хотим выяснить, понять, почему они вступили в драку на вокзале. У нас есть сведения, что с ними обошлись жестоко.
– Звоните начальнику гарнизона. Кроме него, никто не решит вашу проблему. Хотя напрасно вы это…
Да, на железнодорожном вокзале станции Термез в зале ожидания в этот вечер среди уволенных в запас военнослужащих неожиданно вспыхнула драка. Причины? Вот объяснения солдата, участника конфликта: «Десантура увидела на пехоте тельняшки. Конечно, под градусом были. И, естественно, возмутились: нечего наши «рябчики» напяливать. Тут и завертелось».
Высказал свое мнение и офицер. Ему пришлось в составе усиленного наряда патруля гасить пожар страстей: «С солдатами не оказалось ни одного офицера из их частей. Ребят привезли на вокзал за четыре часа до отправления поезда, предоставив самим себе… барыги этим воспользовались, зная, что у ребят есть карманные деньги. Начали из-под полы торговать спиртным».
В дни вывода войск из Афганистана местные советские и партийные органы строго запретили продажу спиртных напитков в магазинах города. Но винно-водочная мафия оказалась сильнее и хитрее: торговля успешно шла с рук. Бутылка водки в вечернее время стоила 25 рублей, и достать ее труда не составляло.
Ресторан гостиницы «Сурхан», когда мы возвращались в номер, напоминал осажденную крепость. Плотная толпа у входа, до взвода милиции и несколько военных патрулей вокруг. Офицеры и прапорщики в большинстве своем просто хотели поужинать – другие точки питания уже не функционировали. Но сделать это было непросто. А на террасе едва стоящий на ногах прапорщик рвал на груди тельняшку и кричал что-то невразумительное… Рядом с ним мелькали какие-то тени, фигуры, оглушительно бряцал оркестр.
В самой гостинице было тихо. По коридорам, холлам неприкаянно бродили простенько одетые женщины – матери солдат и офицеров, которые должны были завтра пересечь афгано-советскую границу, вернуться с войны. С некоторыми из них мы уже успели познакомиться, узнав о мытарствах, с какими они добирались сюда, переплачивая спекулянтам за билет от Ташкента до Термеза вдвое, а то и втрое.
– Выходит, сами давали взятку? – спросили мы у Гордейчук Татьяны, приехавшей из Запорожской области, и тут же пожалели об этом.
– Я не могла не встретить братика.
И была в ее ответе, в ее взгляде такая сила, что ничтожной показалась нам наша принципиальность, нам, получившим билеты по брони коменданта ВОСО. Война кончилась, а когда все же утихнут баталии, исчезнут коварство и обман у амбразур билетных касс?»