Все дороги ведут в Рим

До приземления в Неаполе оставалось около двух часов. Самолёт гудел ровно и гулко, пассажиры бизнес-класса, укрытые пледами, подрёмывали в кожаных креслах, разморившись после бортового обеда.

Наталья скользила взглядом по облакам, проплывающим под самолётом, пытаясь разглядеть землю. Раскрытая книга лежала у неё на коленях, листы загнулись и смялись, но Наталья этого не замечала. Мыслями она была уже в Каподичино, в зале прилётов, выискивая среди встречающих трогательную мужскую фигуру с букетом цветов. Антонио, Тони, Антоша… При мысли о нём сердце забилось быстрее. Антонио был подарком судьбы, которого, достигнув тридцати лет, она уже, признаться не ждала.

Жизнь давно была спокойной и размеренной. Муж – успешный чиновник, дом – полная чаша, престижная работа в частной клинике; пациенты все сплошь преуспевающие солидные люди. Она относилась к ним с уважением и без заискиваний, а они, незримо ощущая её внутреннюю уверенность и достоинство, относились к ней как к равной. Некоторые пациентки даже стали её приятельницами, приняв в свой круг. Благодаря одной из них, жене главрежа крупнейшего музыкального театра страны, она и познакомилась с Антонио…

Наталья улыбнулась, вспомнив их первую встречу на кулуарном банкете после громкой музыкальной премьеры. Она была одна – во-первых, муж терпеть не мог эти «светские рауты», утверждая, что ему хватает протокольных мероприятий на службе, а во-вторых, он был тогда где-то заграницей. Простое, но элегантное чёрное платье оставляло открытыми её красивые руки и подчёркивало стройность фигуры, не испорченной родами. Наталья всё чаще думала о детях, но Бог видно не слышал её молитвы, а муж этой темы категорически избегал…

На приеме был весь музыкальный бомонд Москвы, несколько чиновников от культуры, театральные функционеры, критики, журналисты. Одной из звезд вечера был Антонио Кальдо, известный итальянский виолончелист, блеснувший сегодня своей виртуозной игрой. На вечеринке он казался гораздо более скромным, чем на сцене, где его пальцы вытворяли с виолончелью невероятные вещи, заставляя её издавать пронзительные звуки, от которых ныло внутри, хотелось сорваться с места и мчаться сломя голову туда, где бурлит жизнь, где нет фальши, нет пресных дней и ночей…

Во всяком случае, у Натальи от его музыки было именно такое чувство. Когда она смотрела на знаменитого музыканта с разметавшимися вокруг головы длинными волнистыми волосами и плотно сжатыми глазами и губами, ей казалось, что виолончель, залитая струйками его пота, поёт и стонет только для неё. От лица виолончелиста в момент игры невозможно было оторвать глаз…

И вот этот гениальный музыкант, этот небожитель, как обычный смертный ходит по банкетному залу с бокалом в руке, улыбается, разговаривает с людьми, пожимает руки каким-то деятелям. В какой-то момент их взгляды встретились, и Наталья улыбнулась ему как старому другу – а как иначе, после всего пережитого ею на концерте? Расценив её улыбку как предложение пообщаться, Антонио подошёл к ней.

Они представились друг другу, завязался лёгкий разговор. У виолончелиста оказался прекрасный английский, с мягкой итальянской ноткой и ей было невыразимо приятно слушать этот голос.

– Скажите, а какое имя Вы дали своей виолончели? – вдруг спросила Наталья.

Брови итальянца поползли вверх. Удивившись как ребёнок, он спросил в ответ, почему она решила, что у его виолончели есть имя. Наталья пожала плечами.

– Наверное, мне показалось, извините…

– Отчего же… Вы правы, Натали, у неё действительно есть имя… Но я об этом никому ещё не рассказывал.



Она ждала, что он продолжит фразу чем-то вроде «но для Вас я сделаю исключение» или «но если Вы обещаете хранить это в секрете»… Однако никакого «но» не последовало. Он задумчиво покачивал в пальцах бокал с виски, пауза затягивалась, и Наталья решила, что приличия требуют откланяться и уступить знаменитость другим гостям банкета…

– Извините меня за назойливое любопытство, Антонио, я не претендую на Ваши тайны. Мне достаточно Вашей музыки.

Улыбнувшись, она отошла в сторону.

Они больше не разговаривали, но она весь вечер ощущала на себе его тёплый изучающий взгляд. Ужасно хотелось посмотреть на него в ответ, но она сдерживалась, позволяя себе следить за силуэтом с лохматой верхушкой лишь краем глаза. Не хватало ещё выглядеть восторженной дурочкой-поклонницей! Ближе к концу банкета она не вытерпела и посмотрела на него в упор – и тут же получила ответный заинтересованный взгляд. Поймав её глаза он уже не собирался их отпускать. Пробившись к ней сквозь вязкую массу праздной публики, он сказал, понизив голос:

– Натали, позвольте украсть Вас с этого ивента. Мне кажется, мы уже пробыли тут достаточно, чтобы получить «зачёт» от тех, кто устроил праздник. Я всего второй раз в Москве, мой самолёт только завтра днём, давайте где-нибудь поужинаем вместе?

В этот момент она уже знала всё, что будет наперёд. Долгий ужин в дорогом ресторане, несколько рюмок виски в баре на вершине московского небоскрёба, страстная, несправедливо короткая ночь в гостинице и утреннее такси, вызвав которое он прильнёт к ней и прошепчет на ухо: «Я обязательно позвоню тебе! Пожалуйста оставь мне свой телефон».

Так всё и случилось. Голова кружилась, шутки сыпались, взгляды и прикосновения обжигали. Понимая, что гипнотическое очарование этой ночи и пьянящий морок внезапно вспыхнувших эмоций развеются промозглым московским утром, как только они один за другим покинут этот номер, она соврала, что оставила свою визитку на трюмо.

Повернувшись, чтобы уйти, она вдруг поняла, что не может… Что-то в нём было такое, что уже заняло часть её сердца, обосновавшись там всерьёз и надолго.

На секунду замешкавшись на пороге, она стянула с безымянного пальца широкое кольцо с изумрудом, которое досталось ей от бабушки, и вложила ему в ладонь. «Пожалуйста, думай обо мне иногда», – прошептала ему на ухо на прощанье и растворилась в неоновом прямоугольнике лифта…

В следующий раз они увиделись только через полгода. В Венской опере накануне католического рождества. Муж отпустил её с подругой в Европу на «новогодний шопинг» и они на неделю отправились в Вену, где буквально в первый же вечер она увидела знакомое лицо с круглыми, будто удивленными глазами. Губы были чуть тронуты улыбкой, а запомнившийся ей волнистый водопад волос сменила короткая стрижка, с которой он смотрелся строго и по-деловому.

«Всего два концерта в музыкальном сердце Европы, – гласила афиша, – Концерт для виолончели с оркестром, солист Антонио Кальди (Италия)». Наталья нетерпеливо читала афишу, а её сердце замирало на точках и запятых.

Она уговорила подругу пойти в оперу, мечтая снова увидеть его. Хорошие места были давно раскуплены, но в гостинице им помогли раздобыть два билета на балкон.

Взяв в гардеробе миниатюрный театральный бинокль, Наталья с замиранием сердца заняла своё место, вполуха слушая щебетанье подруги. Это было второе выступление маэстро, возможно уже завтра он возвращается в свою Италию. Но какое это имеет значение?

Он сидел на стуле спиной к оркестру и ждал, когда вступят скрипки. Взгляд его был сосредоточен и обращён в себя; в этот момент ему было не до публики. Чего нельзя было сказать о последней, которая готова была разглядеть каждую складку на его рубашке. Первые ряды щеголяли сверкающими колье и элегантными бабочками. Кое у кого из изысканной публики партера на коленях лежали букеты, ждущие своего часа. Публика, затаив дыхание, ждала мгновения, когда его смычок коснётся струн…

Наталья смотрела на Антонио не отрываясь. Как его рука лежит на грифе виолончели. Как он чуть шевелит губами, отсчитывая такты… Как изящно и крепко он держит смычок…

«Я чувствую себя по уши влюблённой», – эта мысль ворвалась в неё вместе с первыми звуками виолончели, заговорившей, наконец, в его руках. Наталья то прикрывала глаза, то в упор смотрела на виолончелиста, чувствуя, как его музыка опутывает и обволакивает, вытесняя все мысли и сводя с ума. Даже щебетунья-подруга затихла, поддавшись магии божественных звуков.

Вдруг глаз зафиксировал какую-то крошечную вспышку света. «Виолончель бликует», – мелькнула на окраине сознания отстраненная мысль, а руки уже подносили бинокль-игрушку к глазам. Когда взгляд сфокусировался на картинке, и передал её в мозг, быстрее мысли среагировало сердце. Его биение стало стремительно нарастать, как будто какой-то отчаянный звонарь что есть силы раскачивал невидимый колокол внутри. Кровь прилила к лицу, к шее, к груди, стало вдруг невыносимо душно.

Мизинец мировой звезды Антонио Кальди украшало скромное старинное кольцо с прямоугольным изумрудом. И именно он, поблёскивающий в свете софитов изумруд, вдруг подал пьянящую и безрассудную надежду той, которая носила его на своём пальце ещё полгода назад.

В антракте она оставила подругу в буфете и спустилась на первый этаж оперы, где приметила цветочный киоск. Купив скромный букет жёлтых роз, она вырвала листок из блокнота и написала неровным от волнения почерком «Вы так и не сказали мне, как зовут Вашу виолончель. Если Вам надоело хранить эту тайну в одиночку, сегодня вечером её с радостью выслушают в отеле Топаз. Наталия Г-я». Листок она свернула пополам и засунула в цветы. Шанс был один на миллион, но её уже было не остановить.

Подружка вытаращила глаза, когда Наталья вернулась с букетом, но списала его на эффект воздействия необыкновенно красивой музыки. «Вот она сила искусства!» пошутила она, допивая кофе с коньяком, и громко засмеялась, вызывая зависть окружающих белизной своих зубов.

Загрузка...