Иван упирается грудью в бруствер окопа и в сотый раз осматривает лес. Светает. Рыжие сосновые стволы, мокрые от дождя, иссечены осколками и пулями. Хвоя осыпалась и густо покрывает воронки: мелкие – от мин, крупные – от снарядов. Бинокль Ивану не нужен – до опорника хохлов метров сто, а может, и меньше. Обе стороны, как могут, тщательно маскируют окопы. От наблюдателей, от снайперов и, самое главное, от коптеров. Гвоздь сидит рядом, прижавшись спиной к стенке окопа. Второй номер глубоко вздыхает, ему не нужно докладывать Ивану, тот сам слышит шорох. Ждет. Кто-то кладет ему руку на плечо, и Иван уступает место командиру Тёме, жмет ему руку и садится рядом с Гвоздем на туристический «поджопник».
Их наблюдательный пункт – двухместный окоп, сектора стрельбы обращены в сторону противника. Недавно танковый снаряд ударил под корень сосны, разметал пригорок – крепкий, вспоминает Иван, грибы такие любят. Воронка вышла несимметричная, ясно же – наш танк стрелял, ее и раскопали под НП. Потому с тыла окоп пологий, сверху – по-прежнему воронка. Один сектор стрельбы – аккурат под поваленным стволом, второй прикрыт мебельным щитом под толстым слоем песка и хвои. Все вокруг густо присыпано палыми сучьями. Чужак ненароком обязательно наступит и выдаст себя хрустом. Но сучья от многодневных дождей размокли – не хрустят.
Иван с удовольствием вытягивает ноги, скоро рассвет, облачность стала выше, значит, полетят коптеры. Иван еще раз осматривает окоп: нишу для боекомплекта – коробки с пулеметными лентами сухие, узкую щель – укрытие от обстрела, щит над головой – не капает. Оператор коптера даже с тепляком не разглядит никого сверху: воронка как воронка, бурелом как бурелом. Весь лес Серебрянского лесничества изуродован войной.
Иван дышит на кончики пальцев, согревает, зимние тактические перчатки он так и не стал носить, использует летние. «Вот и перезимовали», – думает он. Подтягивает ремешок каски. Извлекает из рюкзака термокружку. Чай за ночь остыл.
Тёма сползает спиной по стенке окопа, садится рядом, протягивает Ивану картонный планшет, к которому канцелярским зажимом прикреплен лист А4. На листке – передний край, рука у Тёмы твердая, рисунок – почти карта. Тёма постарался изобразить и завалы, и перепады высот – любая горка важна. Штрихами обозначены будущие сектора стрельбы. «Значит, в атаку идем, 79-й опорник, – размышляет Иван, – а я только настил на пол НП собрался постелить. И бревнышек подобрал одинаковых». Гвоздь занимает место наблюдателя у пулемета. Иван протягивает Тёме термокружку. За зиму тот отрастил бороду, но недавно подровнял ее. Темная густая щетина без малейшего проблеска седины делает Тёму старше.
Тёма – командир роты, Раизов – «двухсотый», Терьер – «трехсотый». Тёма пришел советоваться с Иваном, потому что следующим командиром роты быть ему. Аляска и так выбирал между ними двумя, но выбрал Тёму. Неважно! Место Ивана во второй тройке атакующих. С пулеметом. Первая тройка зайдет в окоп с правого фланга, начнет зачищать, двигаясь к центру навстречу второй штурмовой тройке. Иван с Гвоздем пойдут правее, с ними Заноза – сейчас он оператор антидронового ружья. Летом таких ружей не было.
Иван смотрит на схему атаки, нарисованную Тёмой, и уточняет:
– Вот тут лягу, вот тут – видно будет, нет, тут лягу, а вот тут мне некомфортно будет. Пусть лучше снайпер работает.
Иван видит значок снайпера на схеме, но понять, как тот станет двигаться, не может.
– Усиление будет? – спрашивает он.
– Миномет, самоходка и танк, обещали, – отвечает Тёма.
Они беспокойно умолкают. Тёма явно хочет что-то добавить. Иван помогает ему:
– Что-то больно жирное усиление.
– Дело пойдет, восьмидесятый опорник сразу возьмем. На плечах.
Иван смотрит на схему – второго ряда хохляцких опорников на ней нет. Надо бы достать смартфон, развернуть приложение с картой. Но никакая топографическая карта не покажет нужных в атаке подробностей. Здесь каждый бугорок важен.
– Ротный опорный пункт развернем, – мечтает Тёма.
Иван морщится:
– А соседи? – Он показывает правое пустое место за схемой.
– Второй батальон.
– Но у них редколесье.
Тёма отмахивается, возвращает кружку, забирает у Ивана планшет со схемой и сует его под броник:
– Говорят, Проза вернулся.
– Зачем? – Надвинутая на лоб каска мешает Ивану выразить недоумение.
– Книжку про нас написал, показать привез.
Иван не любитель книг, он вспоминает жену, вот она книги читает, наверняка заценит.
– Про нас?
Тёма пожимает плечами:
– Про Жуму он точно написал.
– Да, эту его работу тоже надо делать, – соглашается Иван. – Но лучше б коптеры приволок.
– Полный минивэн чего-то привез. И нам, и не нам.
Они на мгновение замолкают, прислушиваются. Жужжания коптера не слышно, лишь легкий ветер качает уцелевшие сосновые стволы.
– Сколько ж народу нам помогает! – Тёма вздыхает. – Никак нельзя без победы вернуться. В глаза им смотреть не сможем.
Проза с кружкой кофе выходит из комнаты командира полка в помещение штаба, где только что окончилось утренние совещание. По разные стороны стола сидят начальник штаба полка Дрозд, замкомандира полка Аргон. Зам по тылу Синица устроился за соседним столом, а зам по вооружению Кречет стоит и тычет пальцем в карту, расстеленную на столе Дрозда.
– Лужа второго батальона больше! – заявляет Кречет.
– У первого больше, а у второго глубже, – не соглашается Синица, – у меня там вчера КамАЗ чуть не утонул, еле вытащили.
Синица не смотрит на карту, а косится в беззвучно работающий телевизор на стене. Синица и Кречет одеты в камуфляжные штаны и флисовые крутки защитного цвета: Кречет в коричневую, Синица в ярко-зеленую. Очевидно, что зам по вооружению и зам по тылу пришли с улицы. Аргон и Дрозд в зеленых майках, у начальника штаба широкие подтяжки, которые он то и дело поправляет. Все командиры аккуратно выбриты.
На Прозу никто не обращает внимания, поэтому он предлагает:
– А давайте в Гугл письмо напишем! Попросим нанести на карту два озера. Названия я придумаю оригинальные: «Лужа второго батальона», «Лужа первого батальона». Американцы нам спасибо скажут.
Смеются только Дрозд и дежурный по штабу, который сидит за собственным столом в торце и в беседе участия не принимает.
У всех подполковников, кроме высокого Кречета, одинаковая царапина на лбу. Комендачи накосячили – забыли стесать сучок на косяке. Поэтому каждый, кто откидывает полог, чтобы выйти из землянки в темноту, натыкается лбом на сучок.
Сейчас бойцы комендантской роты заняты – вдвоем они бегают по огромной штабной землянке с пластмассовым тазиком. Пока один держит таз, второй гонит по потолку, подбитому пленкой, пузырь накопившейся за ночь воды. Оставлять пузыри нельзя. Вода тяжелая, пузыри имеют привычку внезапно лопаться. Если вода заливает спящего, как, например, замполита Пустельгу на прошлой неделе, это веселит окружающих. А вот если оргтехнику – тогда не до смеха. Стены и полы бревенчатые, потолок и верхняя часть стен обтянуты утеплителем и пленкой.
Удивительно, но все цилиндрическое: патроны, ручки – исчезает бесследно.
Проза видит, как чешуйка сосны планирует с потолочного перекрытия в его металлическую кружку, равнодушно допивает последний глоток кофе, выплевывает чешуйку и заявляет:
– Со спортом пора заканчивать – спина болит!
– Что случилось, Андрей Владимирович? – удивляется Аргон.
Комплекцией они шире остальных офицеров.
– Четыре футбольных матча в день – пролежни уже.
Все смеются, а Проза продолжает:
– И раскладушка кэпа скоро развалится подо мной. Приедет Аляска с ППУ, что я ему скажу?
– А вы напишете в своей книге про обнаглевшего сержанта? Который спит в комнате командира полка и смотрит футбол весь день?! – восклицает Дрозд.
– Да не поверит никто, – говорит Кречет.
– Но все равно пусть напишет, – поддерживает Дрозда Синица.
– Неправда, – дуется Проза, – я еще по лесу гуляю. Вчера, между прочим, 18 тысяч шагов нагулял! Знакомился с мобилизованными! И потом, у меня планов громадье!
Дрозд наклоняет голову, от беседы с Прозой начальника штаба отвлекает разговор дежурного по штабу полка по рации. Проза тоже прислушивается. Голос собеседника дежурного кажется знакомым.
– Кто это на связи?
– Сказка – командир первой роты. Вместо Раизова.
– Тёма?
– Да, – отвечает Дрозд.
– Откуда такой позывной?
– А вы прислушайтесь!
Проза прислушивается.
– Шато, я – Сказка. У меня на каждого бойца всего две бутылки воды! Дайте шесть! Прием!
– Сказка, я – Шато. Зачем тебе столько? Прием!
– Шато, я – Сказка, надо! Прием!
– Сказка, я – Шато, но все-таки? Прием!
– Шато, я – Сказка, я же не учу вас, как людьми командовать? И вы меня не учите!
– Видите, какой сказочник? – тихо спрашивает Дрозд. – Он знает, что его слушает весь полк! И сознательно засоряет эфир!
– О подчиненных заботится! – не соглашается Проза. – Вот с ним я и хочу встретиться.
– Не получится. Они на задаче. – Дрозд поправляет подтяжки.
– Я сейчас во второй отправляюсь. Поедете со мной? – предлагает Синица, имея в виду второй батальон. Зам по тылу встает.
– Конечно!
– Только не задерживайтесь, – говорит Кречет, – комдив после обеда приедет. Наверное.
– И в первом батальоне награждение, вам интересно будет, – добавляет Дрозд.
Смерть рокочет над крышами, гремит артиллерией, хлещет ракетами, тяжело подслеповато ворочается, щурится в просветы облаков, высматривает на земле человеческую жизнь.
Командирский УАЗ несется по окраинам Северодонецка. Проза сквозь грязное стекло изучает вывески. «Стоматология», «Эпиляция», «…стал», «Мин нет», «…моталогия», «Вы наши герои!», «Адвокат», «Продам…», «Мин нет – 200 м», «Капитал – 25 лет на рынке недвижимости». Кто здесь теперь способен покупать недвижимость?
Северодонецк выжжен. Закопченные фасады домов, сорванные балконы, разнокалиберные дыры в панелях многоэтажек, обрушенный авиабомбой подъезд, еще один. Гора бетонного мусора, бывшая когда-то торговым центром. Стойкий запах пожара. Неужели он выветрится когда-то? Уцелевшие ели все до единой лишены макушек. Почему? Что срывает головы елкам? Осколки?
И вдруг! Маршрутка на остановке. Остановка чистая, бордюры выровнены. Маршрутка новая. Из другого мира. Ждет пассажиров? Здесь кто-то живет?
– Которое здесь нормальное кафе? – спрашивает зам по тылу Синица водителя. – Левое или правое?
– Правое – нормальное!
Короткая остановка, не из-за пирожков, а из-за Wi-Fi. В Луганской Народной Республике мобильный интернет отключен. Wi-Fi есть только на заправках, в магазинах и кафе.
Проза внимательнее рассматривает обгоревшие фасады девятиэтажек. Замечает на седьмом этаже окна, заколоченные мебельными щитами. Люди живут? Без света, воды, канализации? Вот еще одно окно на первом этаже, тоже заколоченное. Люди живут! Есть кому ездить на маршрутках.
Рядом с кафе поваленные деревья, среди пожухлых листочков пробиваются белые цветы. Акации собираются цвести. Жизнь продолжается.