Мы болтаем о футболе с Альберто и Лукой в их доме на холмах, возвышающихся над Турином. Они братья, и они оба забавные, хотя и непохожи друг на друга, как день и ночь.
Их мать – Клаудия, и в местном диалекте есть особое слово для таких людей, как она. Это слово «bogianen» и его буквальное значение близко к значению слова «непоколебимый». Оно подчеркивает стоицизм, непроницаемость, старомодную бескомпромиссность горцев, и оно здесь очень к месту. Клаудия не слишком склонна к путешествиям (как в буквальном смысле, так и фигуральном), потому что понимает, что в конечном итоге все равно окажется здесь. Это ее место, здесь она сформировалась как личность, и оно определяет то, кто она есть – нравится ей это или нет. Ей свойственен фатализм, но что тут поделать? Она ведь из Пьемонта – буквально с «подножия горы» – а горы куда больше ее. Она заложница природных сил – климата, геологии, истории, – над которыми она не властна. Говорят, что пьемонтцы предрасположены к vittimismo[1], а Клаудия – настоящая пьемонтка до мозга костей. Она находится в стесненном положении, прижатая к склону холма, и она знает, что ей нельзя переставать долбить этот холм изо всех сил. Ей невозможно не симпатизировать, так же как невозможно не симпатизировать ее маленькому сыну Луке.
В отличие от своих детей Клаудия несколько отстранена от повседневной психологической драмы, коей является calcio[2]. Однако негласно она является болельщиком клуба «Торино» – так же негласно, как ее муж им не является. Его зовут Гаэтано, и противоположности, как говорят, зачастую притягиваются. Если она причина того, что Лука – это Лука, то он явно главная причина того, что Альби, старший брат Луки – полная его противоположность.
Отец Гаэтано приехал сюда из Апулии во время экономического бума конца 1950-х. Как и бесчисленное множество южных итальянцев, он мечтал о la dolce vita[3], поэтому и забрался в душный, пропитанный потом и забитый до отказа поезд, решительно следовавший на север. Он сошел с него в Турине – с выпученными от изумления глазами и без единого гроша в кармане, – долго и внимательно разглядывал вокзал Порта Нуова, этот шедевр необарокко, а потом шагнул на свет. Именно там он, увидев эту жемчужину Турина с его длинным портиком, твердо решил, что однажды урвет кусочек этого великолепия и для себя. Очень быстро он нашел работу (или, точнее будет сказать, работа нашла его) и перестал по целым дням гнуть спину на засушливых южных полях, променяв их на засаленное дышло тяжелой промышленности.
Как там раньше говорилось про иммигрантов из Южной Италии? Знать их – значит любить их? Северяне не понимали диалекта Апулии, но он освоил их язык и подкатил к одной девушке. Они пережили пару субальпийских зим, а потом случилось то, что случилось, – в 1975-м на свет появился Гаэтано. Гаэтано появился, и он вместе со своей семьей стал частью истории этого итальянского столетия.
Как лучше всего описать Гаэтано? Мы воздержимся от того, чтобы называть его треплом, потому что он категорически не таков. Дело не только в том, что он, хотя и родился здесь, полностью соответствует стереотипу неприспособившегося южанина. Будет трудно спорить с утверждением, что он мозговитый, хотя при этом он явно не питает слабости к рефлексии. Впрочем, он знает, что знает, и на контрасте со своей бывшей женой совсем не чурается обсуждать свои достижения в жизни. Он не говорит ничего особенно глубокомысленного, но он открытый по характеру и не сдерживает себя, когда темой разговора становится он (кажется, что это всегда неизбежно).
Он большой фанат «Ювентуса», но я полагаю, что вы уже и сами сообразили.
Когда не мешает смог, отсюда можно увидеть весь город целиком. На небольшом расстоянии великая река По, ставшая основанием, на котором римляне возвели Аугустус Тауринорум, делает изгиб на юго-запад, к Альпам. Река некогда служила границей города, но потом, 300 лет назад, torinesi[4] прогнали французов и отметили это строительством нового моста через реку и грандиозной неоклассической церкви на другом берегу. Со временем церковь Великой Божией Матери станет одной из самых знаменитых достопримечательностей Турина, что подтвердит каждый, кто видел «Ограбление по-итальянски».
Фильм, если вы не обратили внимания, служит метафорой английского изоляционизма. Майкл Кейн и его флот «Mini» – это анти-FIAT, анти-Европа, анти-всё-и-вся, кого не отнести к лукавым английским остолопам-традиционалистам, пекущимся о самосохранении. Невзирая на тот факт, что Турин находится в тысяче километров от Сицилии, итальянский враг Кейна – mafioso. Однако его роль играет бывший полузащитник «Торино» Раф Валлоне, и это, учитывая, что предваряет ограбление футбольный матч, кажется вполне справедливым.
В сцене с Церковью Божией Матери Кейн и его подельники-луддиты обирают участников блестяще срежиссированной итальянской свадьбы. Они слетают на своих «Mini» вниз по ступенькам церкви, мчат на плотину через По и далее, по знаменитым туринским аркадам. Позже, украв итальянское золото, они бравируют своим комплексом неполноценности в погоне на низких скоростях на крыше громадного завода FIAT Линготто.
Как бы то ни было, Борго По, жилой квартал позади Церкви Божией Матери, стал очень модным местом. Жаждавшие одновременно жить и в городе, и вне его пределов представители туринского среднего класса начали строить здесь свои дома. Чем выше они строились, тем больше денег они платили, а чем больше они платили, тем более невозмутимый – воображаемо или на самом деле – характер приобретали дома. Некоторые из них очень красивы, а большинство изысканны, как и их обитатели.
Центр города, вычурный и линейный, населен старыми пьемонтскими семьями, владеющими старыми пьемонтскими деньгами. Это Савойя в чистом виде, и все же ее знаменитый символ – бывшая синагога. Не просто так Турин зовется Маленьким Парижем, а выдающаяся Моле Антонеллиана, превращенная теперь в чудесный музей кино, выглядит как предтеча Эйфелевой башни именно потому, что ей и является. Она оставалась самым высоким зданием Турина вплоть до 2011 года, когда банку разрешили испортить линию горизонта города небоскребом.
В восьми километрах к северу от Моле находится место под названием Лученто. Оно находится прямо на северо-западной окраине города, и это та самая Италия, о которой вам никогда не расскажут. Даже местные с трудом помнят, как оно называется, поэтому они просто говорят, что это Венария, потому что это самый ближний пригород, о котором они слышали.
Лученто выглядит невзрачно, но это место стало домом для современного итальянского символа поклонения. В 2003-м «Ювентус» приобрел у городского совета стадион «Делле Альпи», белый слон итальянского ЧМ’90 вместимостью 67 тысяч зрителей. Стадион был в кратчайшие сроки разрушен, а на его месте была построена гораздо более маленькая и гораздо более приятная арена. К ней добавили лучший спортивный музей Италии, громадный медицинский центр, торговый центр и международную языковую школу. В совокупности они образуют так называемую J-Village, но проект далек от завершения. Сейчас идет строительство пятизвездочного отеля, а также wellness-центра, а вскоре сюда из центра города переедет и штаб-квартира клуба. Стадион «Allianz» (права на название продают тому, кто предложит больше всех) – центральный элемент композиции. И хотя большинство старых torinesi, которых я знаю, и слышать ничего о нем не хотят, к нему ведет удобный съезд с автотрассы, и в этом явно кроется метафора.
Нравится им это или нет, но J-Village работает как часы. Это футбольный клуб полного погружения, изобретенный заново, как магазин «одного окна», и с точки зрения ухищрений спортивного брендинга/маркетинга он попросту уникален. Он спроектирован так, чтобы ощущаться комплексным и всеохватным, – и примитивная провинциальная Италия не знает ему аналогов.
Стадион «Торино», «Стадио Олимпико Гранде Торино», разглядеть отсюда гораздо сложнее. Он ближе к центру города, на углу Виа Филадельфия и Корсо Джованни Аньелли. Это трехлинейный бульвар, названный в честь основателя FIAT. Он ведет на юго-запад к Мирафиори, заводу FIAT, торжественно открытому Муссолини в 1939 году. Прямо через железнодорожные пути раскинулся Линготто, а потому «Торо» так или иначе окружены со всех сторон. Как и большинство в Турине, они подчиняются вертикали власти Аньелли и стадион свой арендуют у городского совета.
Комната маленького Луки слева, а комната Альби, гораздо большая по размерам, справа. У каждого из них есть альбом стикеров от Panini[5] на этот сезон, хотя Альби гораздо дальше продвинулся в части его заполнения. Его мама говорит, что он тот еще проныра и обладает энциклопедическими познаниями о том, кто есть кто. Он может полностью назвать заявку каждой команды Серии А на сезон, а также перечислить составы ведущих английских и испанских команд.
Лука заполняет свой несколько медленнее, потому что получает меньше карманных денег, но также потому, что часто теряет концентрацию. Альби находит это уморительным и время от времени – ведь он старший брат – поколачивает Луку. Но такова жизнь, и Лука с этим мирится. Все его любят, а его приятели всегда приходят поиграть с ним.
В общем, Альби впечатляет меня своим хозяйством Panini, и неизбежно мы начинаем говорить о футболе. Альби хороший игрок, потому что он атлетичен, жилист и быстро соображает, а еще потому, что он понимает, что футбол – серьезный бизнес. Лука же совсем этого не осознает, как кажется. Он просто бегает за мячом, как все остальные, а его мама говорит, что ему все равно, побеждает он или проигрывает.
Лука говорит, что поддерживает «Торино», потому что наделен fidùcia, верой по-нашему. Его мама сказала ему, что в жизни есть вещи гораздо более важные, чем победы, и ему не нравится «Ювентус», потому что они ничего не олицетворяют. Он также говорит, что болельщиков «Торо» становится все меньше, а некоторые из его приятелей переметнулись совсем недавно. Когда я спрашиваю у него почему, он отвечает, что потому что у «Юве» есть Роналду, Буффон и Дибала.
Альби сообщает брату, что тот выглядит нелепо, но Лука парирует: «А что такое «Юве»? Это ведь даже не место, так за кого ты болеешь?»
Альби говорит, что «Юве» – единственный клуб, способный соперничать с «ПСЖ», «Манчестер Сити» и «Барселоной». Он говорит, что «философия» – это победы. Он спрашивает, зачем вообще заниматься спортом, если ты относишься к делу как-то по-другому, и говорит брату, что болеть за «Торо» «бессмысленно». Это клуб-посмешище для настоящих sfigati[6]; мусорная команда, с которой никогда ничего не происходит. «Торо» никогда-никогда ничего не выигрывают, а их болельщики только и делают, что вспоминают Grande Torino. Они были величайшей командой в истории Италии, но это было 70 лет назад.
Ни Луке толком нечем ответить на такое, ни – буду с вами честен – кому-либо еще.
Если ты прав насчет чего-то, итальянцы говорят, что у тебя «есть рассудок», и тут Альби, бесспорно, прав.
Ha ragione, Alberto. Он чертовски прав, Альберто.