Группа людей со скорбными лицами и музыкальными инструментами. Впереди – бригадир – дирижёр. Звонок. Выходит жилец.
Бригадир (вежливо приподнимает шляпу). Ай-я-яй, мне уже говорили. Такое горе!
Жилец. Какое горе?
Бригадир. У вас похороны?
Жилец. Похороны?
Бригадир. Ришельевская, шесть, квартира семь?
Жилец. Да.
Бригадир. Ну?
Жилец. Что?
Бригадир. Будем хоронить?
Жилец. Кого?
Бригадир. Что значит «кого»? Кто должен лучше знать, я или ты? Ну, не валяй дурака, выноси.
Жилец. Кого?
Бригадир. У меня люди. Оркестр. Пятнадцать человек живых людей. Они могут убить, зарезать любого, кто не вынесет сейчас же. Маня, прошу.
(Толстая Маня, в носках и мужских ботинках, ударила в тарелки и посмотрела на часы.)
Жилец. Минуточку, кто вас сюда прислал?
Бригадир. Откуда я знаю? Может быть, и ты. Что, я всех должен помнить?
(Из коллектива вылетает разъяренный Тромбон.)
Тромбон. Миша, тут будет что-нибудь, или мы разнесём эту халабуду вдребезги пополам. Я инвалид, вы же знаете.
Бригадир. Жора, не изводите себя. У людей большое горе, они хотят поторговаться. Назовите свою цену, поговорим как культурные люди. Вы же ещё не слышали наше звучание.
Жилец. Я себе представляю.
Бригадир. Секундочку. Вы услышите наше звучание – вы снимете с себя последнюю рубаху. Эти люди чувствуют чужое горе, как своё собственное.
Жилец. Я прекрасно представляю.
Бригадир. Встаньте там и слушайте сюда. Тётя Маня, прошу сигнал на построение.
(Толстая Маня ударила в тарелки и посмотрела на часы.)
Бригадир (прошёлся кавалерийским шагом). Константин, застегнитесь, спрячьте свою нахальную татуировку с этими безграмотными выражениями. Вы всё время пишете что-то новое. Если вы её не выведете, я вас отстраню от работы. Фёдор Григорьевич, вы хоть и студент консерватории, возможно, вы даже культурнее нас – вы знаете ноты, но эта ковбойка вас унижает. У нас, слава богу, есть работа – уличное движение растёт. Мы только в июле проводили пятнадцать человек.
Теперь вы, Маня. Что вы там варите на обед, меня не интересует, но от вас каждый день пахнет жареной рыбой. Переходите на овощи, или мы распрощаемся. Прошу печальный сигнал.
(Оркестр играет фантазию, в которой с трудом угадывается похоронный марш.)
Жилец (аплодирует). Большое спасибо, достаточно. Но всё это напрасно. Наверное, кто-то пошутил.
Бригадир. Может быть, но нас это не касается. Я пятнадцать человек снял с работы. Я не даю юноше закончить консерваторию. Мадам Зборовская бросила хозяйство на малолетнего бандита, чтоб он был здоров. Так вы хотите, чтоб я понимал шутки? Рассчитайтесь, потом посмеёмся все вместе.
(Из группы музыкантов вылетает разъяренный Тромбон.)
Тромбон. Миша, что вы с ним цацкаетесь? Дадим по голове и отыграем своё, гори оно огнём!
Бригадир. Жора, не изводите себя. Вы же еще не отсидели за то дело, зачем вы опять нервничаете?
Жилец. Почём стоит похоронить?
Бригадир. С почестями?
Жилец. Да.
Бригадир. Не торопясь?
Жилец. Да.
Бригадир. По пятёрке на лицо.
Жилец. А без покойника?
Бригадир. По трёшке, хотя это унизительно.
Жилец. Хорошо, договорились. Играйте, только пойте:
в память Сигизмунд Лазаревича и сестру его из Кишинёва.
(Музыканты по сигналу Мани начинают играть и петь:
«Безвременно, безвременно… На кого ты нас оставляешь?
Ты туда, а мы – здесь. Мы здесь, а ты – туда».
За кулисами крики, плач, кого-то понесли.)
Бригадир (повеселел). Вот вам и покойничек!
Жилец. Нет, это только что. Это мой сосед Сигизмунд Лазаревич. У него сегодня был день рождения.